Магический реализм что это такое

Магический реализм

Магический реализм представляет собой направление живописи, в котором фантастические элементы вписаны в реалистичное изображение мира. Стиль объединяет алогичные черты сюрреализма и прочные традиции классицизма и романтизма. Мастера магического реализма создают окно в мир, в котором зритель может увидеть нечто неожиданное, не вписывающееся в привычные каждодневные сюжеты. Магический реализм предполагает изображение жизни так, что материальный мир, предметная действительность сохраняют конкретный правдивый облик, но вместе с тем приобретают потустороннее значение, лежащее за пределами повседневной, бытовой, рационально постижимой системы ценностей.

Черты стиля начали оформляться, когда общество потеряло интерес к экстравагантным и непонятным произведениям экспрессионистов, появилось желание насладиться эстетикой старых школ живописи, а также набирали популярность народные верования, философия и экзотические традиции доколумбовых индейских цивилизаций. Христианская средневековая эстетика уступила место магически-суеверному мировосприятию американских аборигенов, которое оказалось привлекательным для европейцев. Впервые парадоксальный термин «магический реализм» применил в 1925 году немецкий критик Франц Рох при описании возвращения живописцев к традициям реализма. На протяжении XX века направление искусства включало в свои произведения все новые достижения научно-технического прогресса и сюжеты писателей-фантастов.

Главная отличительная черта произведений магического реализма заключается в тщательной, тонкой, техничной прорисовке деталей сцен, объектов, предметов. Это позволяет максимально погрузить зрителя в изображение, поверить в правдивость происходящего. Композиция составляется с «движением вперед» для усиления ощущения пространства и расстояния. Взгляд зрителя ныряет в бесконечное пространство полей, холмов, неба и облаков, сознание погружается в сюжет картины. Изображение содержит фольклорные, фантастические или необъяснимые элементы, символы и образы, которые взаимодействуют между собой. Сюжеты подчеркивают эмоциональную и сексуальную стороны человеческой жизни при помощи детального изображения мимики, обнаженной натуры, поз и жестов. Герои и объекты нарушают законы физического мира, паря в пространстве. Тщательно прорисованные миниатюрные предметы вырастают до пугающих размеров и помещаются в макро-пространство. Цветовая палитра полотен по богатству и глубине не уступает классическим школам живописи.

Главным принципом магического реализма стал контраст: между прошлым и будущим, субъектом повествования и объектом изображения, причиной и следствием, душевными порывами героев и первопричиной страданий. Яркие цветы распускаются среди заснеженных холмов, персонажи и объекты свободно перемещаются в «нефиксированном» пространстве, а юные красавицы страдают прежде, чем потеряют возлюбленного. При этом художники тщательно контролируют и дозируют степень проявления фантастического компонента в картинах, чтобы не нарушить способность к реалистическому восприятию и позволить зрителю раскрепостить сознание.

Картины магического реализма:
«Истина» 1905, «Рай» 1909 Микалоюса Чюрлёниса; «Художник над Витебском» 1978 Марка Шагала; «Мир Кристины» 1948, «День сурка. Кухня Карла Кёрнера» 1949, «Пэйнтерс Фулли» 1989 Эндрю Уайета; «Вариация печали» 1957 Рене Магритта; «Портрет Барбары» 1989 Ганса Рудольфа Гигера.

Источник

Иллюзорный камуфляж

Истинное воображение требует гениального знания.

Модаявление переменчивое и капризное. Литература не исключение. Казалось, еще совсем недавно любое заметное произведение бестрепетной рукой критика зачислялось в постмодернизм. Но ветер моды переменилсяныне в фаворе уже магический реализм. Как частенько случается, этот термин прошел многолетний путь, несколько раз трансформируясь, меняя значение и содержание. Попробуем разобраться в истории и современности магреализма.

В 1925 немецкий искусствовед Франц Ро наградил группу молодых художников-авангардистов звучным именем «магические реалисты». Применительно к разновидности живописи термин используется до сих пор. Спустя год «магический реализм» добрался и до литературы — в одной из своих статей термин употребил итальянский критик и писатель Массимо Бонтемпелли. Понятие активно применялось несколько лет, но затем отошло на второй план.

Новое рождение «магического реализма» наступило благодаря венесуэльскому критику А. Услару-Пьетри, который в 1948 обозначил так отдельных представителей южноамериканской литературы. Очень долго «магическими реалистами» называли писателей только из Латинской Америки.

Под сенью Южного Креста

Классический южноамериканский «магический реализм» имеет свою специфику. Его герои, как правило, индейцы либо негры — выразители латиноамериканской самобытности, которые отличаются от европейцев типом мышления и восприятия действительности. В книгах латиноамериканских магреалистов присутствуют элементы откровенной фантастики, однако ничего общего с традиционной НФ или фэнтези здесь нет. Все заимствования элементов европейской фантастической литературы приспособлены для выражения латиноамериканского мифологического коллективного сознания. Фантастико-сюрреалистический кошмар индивидуалиста-европейца сменяется в магреализме мифом, реально существующим в мире индейца или негра. Мифом, который не поддается рациональному осмыслению.

Писатель Алехо Карпентьер обосновал право автора выстраивать повествование так, чтобы «магическое», рожденное народным воображением, переплеталось в нем с действительностью, отражающей объективные закономерности развития латиноамериканского общества.

Я верю в магию реальной жизни. Я думаю, что «магическим реализмом» Карпентьер называет то чудо, каким является реальность, точнее, реальность именно Латинской Америки.

Габриэль Гарсиа Маркес

В 1950-70-е годы латиноамериканский роман ворвался в жизнь миллионов людей: мировую известность завоевали книги Алехо Карпентьера, Мигеля Анхеля Астуриаса, Карлоса Фуэнтеса, Жоана Гимараэнса Розы, Аугусто Роа Бастоса, Хулио Кортасара, Габриэля Гарсиа Маркеса, Марио Варгаса Льосы, Хорхе Луиса Борхеса. Основным признаком философии и художественного метода латиноамериканских писателей стало их мифологическое мышление.

Гватемальский писатель Мигель Анхель Астуриас еще в юности проявлял большой интерес к жизни и культурному наследию индейцев майя. Первый сборник Астуриаса «Легенды Гватемалы» (1930) был авторской обработкой индейского фольклора. Идею своего знаменитого романа «Люди маиса» (1949), ставшего манифестом магреализма, Астуриас также заимствовал из фольклора: индейцы Гватемалы считали, что человек сотворен из маиса, священного источника жизни. Конфликт романа развертывается между аборигенами, для которых маис не просто пища насущная, и белыми колонистами, коим глубоко плевать на местные верования. А в романе «Ураган» (1950) повествуется о жизни сельскохозяйственных рабочих и их борьбе против американской банановой компании. Финал романа символичен: вызванный индейским шаманом ураган сметает плантации ненавистных янки.

По следам Эдгара По.

Аргентинец Хулио Кортасар в гораздо большей мере, чем многие другие магреалисты, использовал литературный и культурный опыт Европы. Его сборник рассказов «Бестиарий» (1951) написан под явным влиянием фантастики Эдгара По. Стремление к необъяснимому характерно и для других сборников Кортасара — «Конец игры» (1956), «Секретное оружие» (1959), «Кто-то там бродит. » (1978). Так, персонаж «Другого неба» живет одновременно в двух эпохах и в двух городах — в Париже конца 19 века и в Буэнос-Айресе 1940-х. А герой новеллы «Ночью на спине, лицом кверху» одновременно умирает в больнице современного европейского города и на алтаре ацтекских жрецов доколумбовой Америки.

В новаторском романе «Игра в классики» (1963) Кортасар активно экспериментирует с литературной формой. Книга состоит из двух внешне независимых частей. Чтобы лучше понять идейный замысел романа, обе части следует читать «зигзагами», как при игре в «классики». Материал второй части представляет собой дополнительные эпизоды из жизни героев, отрывки из чужих книг, выдержки из газет, фрагменты из записок какого-то сумасшедшего, рассуждения некоего писателя. На протяжении всего романа Кортасар постоянно нарушает временную последовательность повествования, экспериментирует с синтаксисом, пунктуацией, орфографией.

Кубинец Алехо Карпентьер — создатель концепции «чудесной» или «магической» реальности как способа отражения латиноамериканской действительности. В предисловии к повести «Царство земное» автор сформулировал свое видение «чудесной реальности» Латинской Америки, в основе которой лежат девственность континента, где возможны самые невероятные вещи, а также особое мифологическое сознание населяющих его народов. Повесть посвящена истории Гаити на рубеже 19 века, когда бывшую французскую колонию сотрясали восстания рабов. Главный герой, черный раб Ти-Ноэль, воспринимает мир через призму языческой религии, для которой чудеса естественны, из-за чего история Гаити, увиденная его глазами, приобретает мифологический характер.

Одинокие генералы Габриэля Гарсиа Маркеса.

Колумбиец Габриэль Гарсиа Маркес — самый яркий представитель современной латиноамериканской литературы. В центре его знаменитого романа «Сто лет одиночества» (1967) — история шести поколений семьи Буэндиа, живущей в маленьком, затерянном в сельве городке Макондо. В зашифрованном манускрипте волшебника-цыгана Мелькиадеса предсказана гибель последнего потомка Буэндиа в тот момент, когда записи будут прочитаны. Книга предсказаний хранится в семье со времен ее родоначальника — авантюриста Хосе Аркадио Буэндиа Первого. Через сто лет волшебную рукопись прочитывает Аурелиано Буэндиа Последний. Результат — его вместе с Макондо уничтожает чудовищный ураган, который символизирует угасание семьи.

Жанр романа не поддается точному определению — семейная хроника, историческая эпопея, сказочная притча с элементами литературной пародии? На примере одной семьи писатель создал образ всей Латинской Америки от эпохи конкистадоров до наших дней. Маркес применил новаторский ход, когда в начале романа события 16 и 19 веков сплавлены воедино, но по мере развития сюжета движение времени и событий постепенно ускоряется.

Еще один знаменитый роман Маркеса «Осень патриарха» (1975) — история об одиночестве абсолютной власти. Образ героя строится Маркесом на фантастическом гротеске. Диктатор-патриарх умирает в возрасте почти 200 лет после неоднократных воскресений, внешне он похож на гибрид человека и чудовища. Генерал — собирательный образ-карикатура латиноамериканского диктатора, коих в истории континента имелось предостаточно. Особый поэтический стиль, присущий «Осени патриарха», характерен для магреализма карибских стран с их причудливым смешением рас, цивилизаций и религий.

Борхес и его фантазмы.

Особое место в магреализме занимает творчество аргентинца Хорхе Луиса Борхеса, фактического родоначальника постмодернизма. Он написал не так много, в основном сборники рассказов, среди которых детективы и специфическая фантастика. Произведения Борхеса ближе к европейскому сюрреализму, чем к традиционному латиноамериканскому магреализму. В знаменитой «Вавилонской библиотеке» показано гигантское книгохранилище, где хранятся абсолютно все книги, даже те, которые хотя бы могли быть написаны, вроде истории будущего и автобиографий архангелов. А чего стоит идея «горячечной Библиотеки», когда одни тома случайным образом превращаются в другие, «смешивая и отрицая все, что утверждалось, как обезумевшее божество».

Сонм литературных критиков изобретательно превращает магический реализм в доступный лишь «избранным» изощренный кроссворд. Пусть их. Но как обычному читателю хотя бы на глазок определить — а что такое попало ему в руки?

Предположим, вы читаете рассказ, герой которого видит. летящую по небу свинью, хотя обычно хрюшки не имеют такой возвышенной привычки. Далее все зависит от объяснения феномена. Допустим, свинку подхватил смерч (такие случаи бывали не раз) или герой упился «в зюзю» домашнего самогона — тогда перед нами обычный либо чернушный реализм. Но вдруг свинья — замаскированный инопланетянин? Или просто домашний зверек с Гаммы Центавра — ну, выглядит они так. А может, безобидная с виду хавронья — объект зловещих генетических экспериментов мясной мафии или к ней прикреплен антигравитатор? Тогда это научная фантастика. Ну, а если свинья — обитатель сказочного мира? Может, это заколдованная злобным колдуном прекрасная принцесса? Фэнтези, ежу понятно! Но вот ежели никакого внятного объяснения нет, а военные, мафия, пришельцы и колдуны не при делах. Случилось Чудо, не имеющее причины, — свинья просто взяла и полетела. Ну захотелось ей! Вот это и есть евро-магреализм — Чудо без причины и оправданий, невероятное в очевидном. Хотя с таким примитивным объяснением можно и поспорить.

На грани чудесного

Бум латиноамериканской прозы, возникший в Европе и США 1960-х, постепенно привел к тому, что термин «магический реализм» стали употреблять применительно к творчеству и тех авторов, чья нога никогда не ступала на землю Южной Америки. Евро-американский магический реализм заметно отличается от латиноамериканского, ибо откровенно размещается на грани фэнтези и реалистического мейнстрима. Расшифровывается термин примерно так: «Волшебный взгляд на наш реальный мир». Еще одно определение: «Волшебство в магреализме должно быть естественно и не поддаваться никакому контролю». Авторитетные фантастоведы Джон Клют и Джон Грант соотносят с магреализмом фантастическое направление «абсурдистская НФ». Главные критерии евро-американского магреализма — действие, как правило, происходит в нашем мире, странное волшебство не поддается законам и логике, при этом не вызывая удивления у окружающих, которые чаще всего даже не обращают внимания на происходящие чудеса.

Мания Кэрролла — странные собаки.

Хорошим примером может послужить роман Джонатана Кэрролла «Страна смеха» (1980). Главный герой — ярый фанат писателя Маршалла Франса, автора неординарных детских сказочных страшилок. Протагонист отправляется в родной город своего кумира, надеясь написать его биографию. Две трети романа — чистой воды реализм с элементами «черного юмора». Однако постепенно у героя книги и ее читателя появляется подспудное чувство тревоги от чего-то странного, незримо происходящего в, казалось бы, обычном маленьком американском городке. Поэтому когда с героем заговаривает собака, это выглядит вполне закономерным. Далее обыденный мир стремительно смешивается с ирреальным, события несутся вскачь, причем откровенно фантастические элементы не имеют ни рационального, ни волшебного объяснения. Никаких древних магов, параллельных миров и сказочных королевств — просто Чудо, которое скоро оборачивается убийственным кошмаром. Финал романа открыт, его можно толковать двояко. Возможно, с героем действительно произошла чудесная метаморфоза? Или же он просто спятил от пережитого.

К магреализму можно отнести и роман Чайны Мьевилля «Крысиный король» (1998), который по форме напоминает «городское» фэнтези, смешанное с кровавым триллером. Герой оказывается втянут в древнюю вражду Повелителей крыс, птиц и пауков с загадочным Крысоловом, который уже много веков охотится за ними. Кто это люди? Да и люди ли они? Какова природа их силы? На глазах читателя разворачиваются странные и ужасные события, у которых есть начало и конец, так и оставшиеся за гранью повествования. В отличие от традиционного фэнтези, роман Мьевиля не дает абсолютно никаких ответов.

На грани фэнтези и иллюзии.

Канонам европейского магреализма отлично соответствует роман Марка Хелприна «Зимняя сказка» (1983), лежащий на грани реальности и фантазии. Город Нью-Йорк здесь — центр мироздания, где в «волшебном лабиринте белых пустынных улиц» встречаются все персонажи — пришельцы из разных эпох и миров.

Главная проблема евро-американского магреализма в том, что, поддавшись моде, критики, журналисты и издатели буквально впихивают туда любые произведения, которые выходят за рамки реалистического мейнстрима или фантастики. От шедевров признанной классики вроде «Мастера и Маргариты» Михаила Булгакова и «Замка» Франца Кафки до опусов новомодных авторов, таких как Стив Эриксон или Харуки Мураками. Под магреализм оправданно и не слишком подгоняются некоторые произведения Анджелы Картер, Пола Остера, Салмана Рушди, Кобо Абэ, Кристофа Рансмайра, Питера Акройда, Умберто Эко, Чарльза Маклина, Тадеуша Конвицкого, Дмитрия Липскерова. Да почти любого писателя, который не замыкается в клетку откровенно «жанровой» литературы, но допускает в своем творчестве отход от традиционных реалистических канонов. А где чего-то слишком много — там сплошные разброд и шатания.

Магический реализм — фиговый листок, выдуманный интеллектуалами, которых несколько смущает чтение фэнтези, ужасов или чего-то еще с элементами сверхъестественного. Я на самом деле никогда не признавал этот ярлык настоящим жанром — это всего лишь два противоречивых слова.

Адские желания Анджелы Картер.

Похоже, известный британский писатель, автор знаменитой «Зубной феи», недалек от истины. Пожалуй, евро-американский магический реализм — действительно не более чем эстетский камуфляж, придуманный литературными снобами, которые не желают признавать достоинств нестандартных представителей таких «низменных», в их представлении, жанров, как НФ или фэнтези.

Мигель Анхель Астуриас «Люди маиса»

Габриэль Гарсиа Маркес «Сто лет одиночества»

Хорхе Луис Борхес «Вавилонская библиотека» (и другие рассказы)

Джонатан Кэрролл «Страна смеха»

Марк Хелприн «Зимняя сказка»

Кристофер Прист «Престиж»

Эдвард Уитмор «Синайский гобелен»

Одри Ниффенгер «Жена путешественника во времени»

Источник

Иллюзорный камуфляж

Истинное воображение требует гениального знания.

Модаявление переменчивое и капризное. Литература не исключение. Казалось, еще совсем недавно любое заметное произведение бестрепетной рукой критика зачислялось в постмодернизм. Но ветер моды переменилсяныне в фаворе уже магический реализм. Как частенько случается, этот термин прошел многолетний путь, несколько раз трансформируясь, меняя значение и содержание. Попробуем разобраться в истории и современности магреализма.

В 1925 немецкий искусствовед Франц Ро наградил группу молодых художников-авангардистов звучным именем «магические реалисты». Применительно к разновидности живописи термин используется до сих пор. Спустя год «магический реализм» добрался и до литературы — в одной из своих статей термин употребил итальянский критик и писатель Массимо Бонтемпелли. Понятие активно применялось несколько лет, но затем отошло на второй план.

Новое рождение «магического реализма» наступило благодаря венесуэльскому критику А. Услару-Пьетри, который в 1948 обозначил так отдельных представителей южноамериканской литературы. Очень долго «магическими реалистами» называли писателей только из Латинской Америки.

Под сенью Южного Креста

Классический южноамериканский «магический реализм» имеет свою специфику. Его герои, как правило, индейцы либо негры — выразители латиноамериканской самобытности, которые отличаются от европейцев типом мышления и восприятия действительности. В книгах латиноамериканских магреалистов присутствуют элементы откровенной фантастики, однако ничего общего с традиционной НФ или фэнтези здесь нет. Все заимствования элементов европейской фантастической литературы приспособлены для выражения латиноамериканского мифологического коллективного сознания. Фантастико-сюрреалистический кошмар индивидуалиста-европейца сменяется в магреализме мифом, реально существующим в мире индейца или негра. Мифом, который не поддается рациональному осмыслению.

Писатель Алехо Карпентьер обосновал право автора выстраивать повествование так, чтобы «магическое», рожденное народным воображением, переплеталось в нем с действительностью, отражающей объективные закономерности развития латиноамериканского общества.

Я верю в магию реальной жизни. Я думаю, что «магическим реализмом» Карпентьер называет то чудо, каким является реальность, точнее, реальность именно Латинской Америки.

Габриэль Гарсиа Маркес

В 1950-70-е годы латиноамериканский роман ворвался в жизнь миллионов людей: мировую известность завоевали книги Алехо Карпентьера, Мигеля Анхеля Астуриаса, Карлоса Фуэнтеса, Жоана Гимараэнса Розы, Аугусто Роа Бастоса, Хулио Кортасара, Габриэля Гарсиа Маркеса, Марио Варгаса Льосы, Хорхе Луиса Борхеса. Основным признаком философии и художественного метода латиноамериканских писателей стало их мифологическое мышление.

Гватемальский писатель Мигель Анхель Астуриас еще в юности проявлял большой интерес к жизни и культурному наследию индейцев майя. Первый сборник Астуриаса «Легенды Гватемалы» (1930) был авторской обработкой индейского фольклора. Идею своего знаменитого романа «Люди маиса» (1949), ставшего манифестом магреализма, Астуриас также заимствовал из фольклора: индейцы Гватемалы считали, что человек сотворен из маиса, священного источника жизни. Конфликт романа развертывается между аборигенами, для которых маис не просто пища насущная, и белыми колонистами, коим глубоко плевать на местные верования. А в романе «Ураган» (1950) повествуется о жизни сельскохозяйственных рабочих и их борьбе против американской банановой компании. Финал романа символичен: вызванный индейским шаманом ураган сметает плантации ненавистных янки.

По следам Эдгара По.

Аргентинец Хулио Кортасар в гораздо большей мере, чем многие другие магреалисты, использовал литературный и культурный опыт Европы. Его сборник рассказов «Бестиарий» (1951) написан под явным влиянием фантастики Эдгара По. Стремление к необъяснимому характерно и для других сборников Кортасара — «Конец игры» (1956), «Секретное оружие» (1959), «Кто-то там бродит. » (1978). Так, персонаж «Другого неба» живет одновременно в двух эпохах и в двух городах — в Париже конца 19 века и в Буэнос-Айресе 1940-х. А герой новеллы «Ночью на спине, лицом кверху» одновременно умирает в больнице современного европейского города и на алтаре ацтекских жрецов доколумбовой Америки.

В новаторском романе «Игра в классики» (1963) Кортасар активно экспериментирует с литературной формой. Книга состоит из двух внешне независимых частей. Чтобы лучше понять идейный замысел романа, обе части следует читать «зигзагами», как при игре в «классики». Материал второй части представляет собой дополнительные эпизоды из жизни героев, отрывки из чужих книг, выдержки из газет, фрагменты из записок какого-то сумасшедшего, рассуждения некоего писателя. На протяжении всего романа Кортасар постоянно нарушает временную последовательность повествования, экспериментирует с синтаксисом, пунктуацией, орфографией.

Кубинец Алехо Карпентьер — создатель концепции «чудесной» или «магической» реальности как способа отражения латиноамериканской действительности. В предисловии к повести «Царство земное» автор сформулировал свое видение «чудесной реальности» Латинской Америки, в основе которой лежат девственность континента, где возможны самые невероятные вещи, а также особое мифологическое сознание населяющих его народов. Повесть посвящена истории Гаити на рубеже 19 века, когда бывшую французскую колонию сотрясали восстания рабов. Главный герой, черный раб Ти-Ноэль, воспринимает мир через призму языческой религии, для которой чудеса естественны, из-за чего история Гаити, увиденная его глазами, приобретает мифологический характер.

Одинокие генералы Габриэля Гарсиа Маркеса.

Колумбиец Габриэль Гарсиа Маркес — самый яркий представитель современной латиноамериканской литературы. В центре его знаменитого романа «Сто лет одиночества» (1967) — история шести поколений семьи Буэндиа, живущей в маленьком, затерянном в сельве городке Макондо. В зашифрованном манускрипте волшебника-цыгана Мелькиадеса предсказана гибель последнего потомка Буэндиа в тот момент, когда записи будут прочитаны. Книга предсказаний хранится в семье со времен ее родоначальника — авантюриста Хосе Аркадио Буэндиа Первого. Через сто лет волшебную рукопись прочитывает Аурелиано Буэндиа Последний. Результат — его вместе с Макондо уничтожает чудовищный ураган, который символизирует угасание семьи.

Жанр романа не поддается точному определению — семейная хроника, историческая эпопея, сказочная притча с элементами литературной пародии? На примере одной семьи писатель создал образ всей Латинской Америки от эпохи конкистадоров до наших дней. Маркес применил новаторский ход, когда в начале романа события 16 и 19 веков сплавлены воедино, но по мере развития сюжета движение времени и событий постепенно ускоряется.

Еще один знаменитый роман Маркеса «Осень патриарха» (1975) — история об одиночестве абсолютной власти. Образ героя строится Маркесом на фантастическом гротеске. Диктатор-патриарх умирает в возрасте почти 200 лет после неоднократных воскресений, внешне он похож на гибрид человека и чудовища. Генерал — собирательный образ-карикатура латиноамериканского диктатора, коих в истории континента имелось предостаточно. Особый поэтический стиль, присущий «Осени патриарха», характерен для магреализма карибских стран с их причудливым смешением рас, цивилизаций и религий.

Борхес и его фантазмы.

Особое место в магреализме занимает творчество аргентинца Хорхе Луиса Борхеса, фактического родоначальника постмодернизма. Он написал не так много, в основном сборники рассказов, среди которых детективы и специфическая фантастика. Произведения Борхеса ближе к европейскому сюрреализму, чем к традиционному латиноамериканскому магреализму. В знаменитой «Вавилонской библиотеке» показано гигантское книгохранилище, где хранятся абсолютно все книги, даже те, которые хотя бы могли быть написаны, вроде истории будущего и автобиографий архангелов. А чего стоит идея «горячечной Библиотеки», когда одни тома случайным образом превращаются в другие, «смешивая и отрицая все, что утверждалось, как обезумевшее божество».

Сонм литературных критиков изобретательно превращает магический реализм в доступный лишь «избранным» изощренный кроссворд. Пусть их. Но как обычному читателю хотя бы на глазок определить — а что такое попало ему в руки?

Предположим, вы читаете рассказ, герой которого видит. летящую по небу свинью, хотя обычно хрюшки не имеют такой возвышенной привычки. Далее все зависит от объяснения феномена. Допустим, свинку подхватил смерч (такие случаи бывали не раз) или герой упился «в зюзю» домашнего самогона — тогда перед нами обычный либо чернушный реализм. Но вдруг свинья — замаскированный инопланетянин? Или просто домашний зверек с Гаммы Центавра — ну, выглядит они так. А может, безобидная с виду хавронья — объект зловещих генетических экспериментов мясной мафии или к ней прикреплен антигравитатор? Тогда это научная фантастика. Ну, а если свинья — обитатель сказочного мира? Может, это заколдованная злобным колдуном прекрасная принцесса? Фэнтези, ежу понятно! Но вот ежели никакого внятного объяснения нет, а военные, мафия, пришельцы и колдуны не при делах. Случилось Чудо, не имеющее причины, — свинья просто взяла и полетела. Ну захотелось ей! Вот это и есть евро-магреализм — Чудо без причины и оправданий, невероятное в очевидном. Хотя с таким примитивным объяснением можно и поспорить.

На грани чудесного

Бум латиноамериканской прозы, возникший в Европе и США 1960-х, постепенно привел к тому, что термин «магический реализм» стали употреблять применительно к творчеству и тех авторов, чья нога никогда не ступала на землю Южной Америки. Евро-американский магический реализм заметно отличается от латиноамериканского, ибо откровенно размещается на грани фэнтези и реалистического мейнстрима. Расшифровывается термин примерно так: «Волшебный взгляд на наш реальный мир». Еще одно определение: «Волшебство в магреализме должно быть естественно и не поддаваться никакому контролю». Авторитетные фантастоведы Джон Клют и Джон Грант соотносят с магреализмом фантастическое направление «абсурдистская НФ». Главные критерии евро-американского магреализма — действие, как правило, происходит в нашем мире, странное волшебство не поддается законам и логике, при этом не вызывая удивления у окружающих, которые чаще всего даже не обращают внимания на происходящие чудеса.

Мания Кэрролла — странные собаки.

Хорошим примером может послужить роман Джонатана Кэрролла «Страна смеха» (1980). Главный герой — ярый фанат писателя Маршалла Франса, автора неординарных детских сказочных страшилок. Протагонист отправляется в родной город своего кумира, надеясь написать его биографию. Две трети романа — чистой воды реализм с элементами «черного юмора». Однако постепенно у героя книги и ее читателя появляется подспудное чувство тревоги от чего-то странного, незримо происходящего в, казалось бы, обычном маленьком американском городке. Поэтому когда с героем заговаривает собака, это выглядит вполне закономерным. Далее обыденный мир стремительно смешивается с ирреальным, события несутся вскачь, причем откровенно фантастические элементы не имеют ни рационального, ни волшебного объяснения. Никаких древних магов, параллельных миров и сказочных королевств — просто Чудо, которое скоро оборачивается убийственным кошмаром. Финал романа открыт, его можно толковать двояко. Возможно, с героем действительно произошла чудесная метаморфоза? Или же он просто спятил от пережитого.

К магреализму можно отнести и роман Чайны Мьевилля «Крысиный король» (1998), который по форме напоминает «городское» фэнтези, смешанное с кровавым триллером. Герой оказывается втянут в древнюю вражду Повелителей крыс, птиц и пауков с загадочным Крысоловом, который уже много веков охотится за ними. Кто это люди? Да и люди ли они? Какова природа их силы? На глазах читателя разворачиваются странные и ужасные события, у которых есть начало и конец, так и оставшиеся за гранью повествования. В отличие от традиционного фэнтези, роман Мьевиля не дает абсолютно никаких ответов.

На грани фэнтези и иллюзии.

Канонам европейского магреализма отлично соответствует роман Марка Хелприна «Зимняя сказка» (1983), лежащий на грани реальности и фантазии. Город Нью-Йорк здесь — центр мироздания, где в «волшебном лабиринте белых пустынных улиц» встречаются все персонажи — пришельцы из разных эпох и миров.

Главная проблема евро-американского магреализма в том, что, поддавшись моде, критики, журналисты и издатели буквально впихивают туда любые произведения, которые выходят за рамки реалистического мейнстрима или фантастики. От шедевров признанной классики вроде «Мастера и Маргариты» Михаила Булгакова и «Замка» Франца Кафки до опусов новомодных авторов, таких как Стив Эриксон или Харуки Мураками. Под магреализм оправданно и не слишком подгоняются некоторые произведения Анджелы Картер, Пола Остера, Салмана Рушди, Кобо Абэ, Кристофа Рансмайра, Питера Акройда, Умберто Эко, Чарльза Маклина, Тадеуша Конвицкого, Дмитрия Липскерова. Да почти любого писателя, который не замыкается в клетку откровенно «жанровой» литературы, но допускает в своем творчестве отход от традиционных реалистических канонов. А где чего-то слишком много — там сплошные разброд и шатания.

Магический реализм — фиговый листок, выдуманный интеллектуалами, которых несколько смущает чтение фэнтези, ужасов или чего-то еще с элементами сверхъестественного. Я на самом деле никогда не признавал этот ярлык настоящим жанром — это всего лишь два противоречивых слова.

Адские желания Анджелы Картер.

Похоже, известный британский писатель, автор знаменитой «Зубной феи», недалек от истины. Пожалуй, евро-американский магический реализм — действительно не более чем эстетский камуфляж, придуманный литературными снобами, которые не желают признавать достоинств нестандартных представителей таких «низменных», в их представлении, жанров, как НФ или фэнтези.

Десять книг магического реализма

Мигель Анхель Астуриас «Люди маиса»

Габриэль Гарсиа Маркес «Сто лет одиночества»

Хорхе Луис Борхес «Вавилонская библиотека» (и другие рассказы)

Джонатан Кэрролл «Страна смеха»

Марк Хелприн «Зимняя сказка»

Кристофер Прист «Престиж»

Эдвард Уитмор «Синайский гобелен»

Одри Ниффенгер «Жена путешественника во времени»

Источник

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Десять книг магического реализма