Мама говорит что я плохая дочь
Часто ругаемся с мамой. Чувствую себя ничтожеством. Я плохая дочь?
Добрый день, Анастасия!
мама начинает ругаться по поводу и без.
Я стараюсь изо всех сил, но видимо недостаточно
Как вы ведете себя в такие ситуации и какие прикладываете усилия?
Думаю, что это выплеск эмоций. В таких ситуациях я обычно начинаю злиться. Я говорю о своей усталости и пытаюсь объяснить это ей, но в ответ она может сказать, что я пустословка или что-то в этом духе. Мама говорит порой очень неприятные вещи. Все заканчивается тихими рыданиями в ванной или на кровати. После этого она может легко сказать или написать «я тебя люблю» будто бы она не говорила ничего буквально несколько часов назад
Я стараюсь идти на компромисс. Да, мы поругались, но я иду и делаю, что она просит. Я всегда ее прощаю, ведь это мама, но осадок остаётся, к сожалению
Анастасия, такое отношение со стороны матери может быть для вас достаточно негативным и губительным в эмоциональном плане. Более того, вы можете со временем привыкнуть постоянно идти на встречи в эмоционально не уравновешенных ситуациях, когда вы по факту не виноваты, и не заметить, как попадете в подобные губительные отношения со стороны других людей.
Маму, конечно, нужно любить и она в любом случае остается близким человеком, Но и к себе нужно относится с вниманием и заботой, иначе у вас просто не останется сил на взаимодействие с другими людьми.
Поэтому, у вас есть возможность:
Как мне сделать так, чтобы она общалась со мной адекватно?
Мама, когда ты меня называешь ленивой, я очень расстраиваюсь, потому что мне очень важно делать для нас все возможно. Пожалуйста, не называй меня больше так? + можно добавить условие: если ты не перестанешь этого делать, я не буду тебе больше помогать / с тобой общаться
Но нужно иметь в виду, что по скольку вы общаетесь со взрослым человеком, у которого навыки общения несколько отстают и уже научиться им заново будет крайне сложно, вам придется каждый раз прикладывать усилия, чтобы повторять свои просьбы и не реагировать на них эмоционально. Возможно, ваша мама захочет прислушаться и изменить что-то, но возможен также исход, когда другого человека невозможно будет изменить против его воли, и тогда вам нужно будет действительно отсепарироваться от маминого влияния и общения, так как это может серьезно влиять на вас дальше.
Я плохая дочь
Автор Виктория1234,
14 февраля, 2020 в Родители и дети
Рекомендуемые сообщения
Для публикации сообщений создайте учётную запись или авторизуйтесь
Вы должны быть пользователем, чтобы оставить комментарий
Создать учетную запись
Зарегистрируйте новую учётную запись в нашем сообществе. Это очень просто!
Войти
Уже есть аккаунт? Войти в систему.
Похожий контент
Мой вопрос:
как я могу помочь сестре, маме и племянникам, учитывая что мои подходы разбора ситуаций не помогают, к психологу они не хотят категорически, жить отдельно сейчас не могут.
Что я могу сделать? что говорить, как реагировать? может я могу помочь как то отдельно племянникам (2 и 6 лет)?
Я понимаю что тут есть мои проблемы, типа тебе должно быть всё равно, если тебя это цепляет значит у тебя что то не проработано. Всё понятно. Мой вопрос сейчас в другом.
Благодарю если прочитали всё!)
Добрый день! Не знаю, отнести свою проблему к теме «отношения» или «родители и дети».
Аня из Калининграда, 18 лет, живу с родителями, т.к. учусь в 11 классе. Недавно осознала, что пострадала от родительского воспитания, «впитала в себя» ужасное поведение матери, (мать-нарцисс). Отсюда начались проблемы в отношениях с людьми. Теперь постоянно сталкиваюсь с большим их количеством:
– Неконтролируемый поток агрессии с сторону близкого человека, оскорбления, использование того, что мне когда-то доверили против собеседника. (Мать поступает также со мной).
– Невозможность принять человека, который меня искренне любит, постоянный поиск подвоха и того, что меня вот-вот бросят. (На почве внезапных маминых обид, игнорирования).
– Восприятие любви только когда я добиваюсь, а меня отвергают. Если меня приняли, то становится неинтересно и скучно. (Проблема «борьбы» за любовь матери, которая обращала своё внимание только на какие-нибудь весомые достижения. Но потом всё равно обесценивала их и обижалась).
– Сравнение своих отношений с чужими. Невозможность порадоваться за «подружку», постоянное сравнение или даже соперничество с другими. (Как делала это мать со мной).
– Манипуляции близкими людьми, упор на то, чтобы поступали именно так, как хочу я, иначе ‐ обида. Раньше это называли настойчивостью, но сейчас понятно, что абъюз. (Думаю, не надо пояснять, кто так делал).
Краткий перечень того, что беспокоит больше всего. Пожалуйста, подскажите, в каком направлении искать информацию о том, как преодолеть это всё? Как вести себя с матерью дальше и как остановить собственную проекцию этого на других людей?
Понимаете, мне сейчас очень сложно об этом говорить. вчера мой старший брат после ссоры с мамой, уехал с другом на мотоцикле, и разбился. мама в истерике, плачет постоянно. обвеняет себя в случившемся. я не знаю как её успокоить и помочь ей. (брату было 17)
Здравствуйте. Я не люблю свою мать. К этому пришла уже достаточно давно, но острее всего ощущаю именно сейчас, поскольку с недавних пор живем в одном городе. Раньше было много проще: виделись раз в месяц, общение складывалось, в основном, в телефонных разговорах. Сейчас его стало больше и для меня это огромный дискомфорт. Корень всего, как я чувствую, идет из детства. В далеких восьмидесятых, она повторно вышла замуж. Мне, на тот момент, было 2,5 года. Все это по «великой любви». Ее супруг, человек другой национальности, вроде, принял меня. Но за любую провинность, будь то не вынесенный мусор или немытая посуда, следовало физическое наказание: от подзатыльника до избиения ремнем или просто руками. Помню момент, мне, наверное, было лет 10, когда он ударил меня по лицу. Наутро под глазом появился синячина, я неделю не ходила в школу, потом мать замазывала мне остатки синяка «балетом». там еще куча всего было: и пластиковая хлопалка для ковра-я тогда вся была сплошной синяк в виде рисунка от нее, и избиение ремнем на полу, в зале, с ее истошными криками «(имя отчима) только между ног не бей», и. продолжать можно долго. Эти воспоминания, которые с возрастом никуда не исчезают, отравляют жизнь. Это тяжело. Я не могу простить ее за то, что не защитила своего ребенка, что позволила всему этому ужасу свершиться. И не хочу прощать-наверное, правда в этом. С этим человеком, кстати, спустя 30 с лишним лет совместной жизни, они развелись (он инициатор). Она переехала в другой город. И тут я совершила серьезную ошибку, уехав следом. Пожалела ее-она все это переносила болезненно. На тот момент я была уверена, что все наладится, что на новом месте будет гораздо лучше. Так и произошло: у меня хорошая работа, сын нормально учится в школе, супруг тоже нашел свое место. Но морально становится только хуже: сейчас она требует к себе гораздо больше внимания, чем раньше, со всеми вытекающими. К этому я не готова. Я пыталась «договориться» с собой, убедить, что это мать и т.д., но без толку. Как жить с этим дальше, не знаю. Спасибо, что выслушали. Буду рада любым советам.
Я не такая, как надо. Что думают о себе нелюбимые дочери
Пег Стрип писательница
Плохие отношения с матерью у взрослых дочерей — не редкость. Желание держаться от матери подальше и общаться как можно реже обычно вызывает осуждение окружающих: ты должна, она же твоя мать. «Нет, не должна», — считает автор книги «Нелюбимая дочь». Если вас не любили в детстве, вы несете во взрослую жизнь столько разрушительных моделей поведения, что надо сначала разобраться со своим психологическим состоянием.
Что вы думали о себе — и может быть, думаете и сейчас
В детстве нелюбимая дочь обычно приходит к определенным выводам, неверным, но влияющим на ее самовосприятие и переживания. Какие из этих мыслей и чувств присутствовали у вас в детские и последующие годы?
Я не заслуживаю любви. Нелюбимая дочь безуспешно пытается найти способы завоевать материнскую любовь, с одной стороны, и объяснить ее отсутствие, с другой. Первое объяснение, к которому приходит большинство детей, — что они не достойны любви — приводит их в ужас и лишает веры в себя. Избавиться от этой мысли — одна из главных задач на пути к исцелению, поскольку она глубоко укоренилась в личности и лежит в основе страхов и сомнений даже во взрослые годы.
Я одинока. Почти каждая несчастная дочь считает — и не только в детстве, что она единственная нелюбимая девочка на свете. Ребенком она боится кому-нибудь в этом признаться: ей кажется, что она испорчена, ужасна и чем меньше людей будет знать об этом, тем лучше. В подростковые годы потребность поделиться проблемой блокируется стремлением быть как все; она хочет казаться одной из тех счастливиц, которых мамы берут с собой за покупками и осыпают воздушными поцелуями из окна машины.
Во взрослой жизни лишь немногие поймут ее историю в силу культурного мифа о безусловности материнской любви. Ее ждут отклики вроде «теперь-то у тебя все в порядке» или «ты преувеличиваешь», что лишь усугубляет ее одиночество. Размер семьи, судя по всему, не имеет значения: единственный ребенок не более одинок, чем тот, кто имеет братьев и сестер, к которым мать относится иначе.
Я сама виновата. Перекладывание вины — это форма злоупотребления властью, характерная для сверхкритичных и враждебных нелюбящих матерей («Ты невозможная, с тобой нет никакого сладу, неудивительно, что я видеть тебя не могу!»), причем дочери трансформируют эту вину в чрезмерную самокритичность. Усвоение перекладывающих вину утверждений («Ты гадкая девчонка, никто не станет с тобой дружить») или экстраполяция действий и языка тела («Мамочка кричит на меня, потому что я плохая») оказываются тяжким грузом для юной личности и в большинстве случаев источником неверия в себя и даже ненависти к себе.
Я, наверное, ненормальная. В позднем детском и подростковом возрасте дочь может более отчетливо воспринимать и понимать характер отношений с матерью. Но любая попытка усомниться в матери отбрасывается, отрицается или высмеивается, и часто девочка — как и я в семь или восемь лет — приходит к выводу, что они с матерью стоят на кардинально разных позициях и что кто-то из них двоих не прав — хуже того, «спятил».
Я ничья, и у меня нет своего места в этом мире. Нелюбящая мать отнимает у дочери чувство сопричастности. Если вы не любимы человеком, который привел вас в этот мир, и не являетесь частью семьи в подлинном смысле слова, с кем вы вообще связаны и к чему принадлежите? Самоощущение «лишней», аутсайдера преследует многих нелюбимых дочерей, особенно тех, кто становится «козлом отпущения» или объектом травли со стороны других детей в семье.
Многие дочери, воспитанные агрессивными матерями — воинственными или сверхкритичными, считают, что цена принадлежности слишком высока и, возможно, дело того не стоит.
Жертвы отвергающей или ненадежной матери могут вообще нигде не чувствовать себя в безопасности. Многие нелюбимые дочери тратят всю жизнь на то, чтобы обрести чувство сопричастности.
Какие черты характера мешают жить тем, кого не любили в детстве
Возможно, вашим сегодняшним взаимоотношениям с людьми вредят свойства личности, которые вы приобрели, будучи нелюбимым ребенком. Что из этого списка актуально для вас?
Неуверенность. Нелюбимая дочь не знает, что заслуживает любви и внимания; она выросла в среде, где ее игнорировали, не слышали или критиковали по малейшему поводу. В ее голове звучит голос матери, сообщающий, какой она не является — умной, красивой, доброй, любящей, дельной. Этот голос так и будет отравлять ей радость от достижений и мешать раскрываться талантам, если не заставить его умолкнуть.
Недоверчивость. Восприимчивая и любящая мать учит свое дитя, что мир безопасен, что это место, где его нужды удовлетворяются, вопросы не остаются без ответов и кто-нибудь поддержит в случае неприятностей или трудностей. Дочери с надежной привязанностью нетрудно положиться на людей, она не чувствует себя уязвимой, доверяя другим в силу своего мировосприятия и уверенности в собственных суждениях.
Перед нелюбимой дочерью мир предстает совершенно иным — полным угроз и населенным людьми, способными ранить или подвести. «Я всегда удивлялась, — признается одна женщина, — почему кто-то хочет со мной дружить. Я не могла избавиться от мысли, нет ли здесь подвоха, а во время психотерапии узнала, что все это идет из детства». Проблема с доверием проистекает из чувства фундаментальной ненадежности отношений с матерью и распространяется как на дружеские, так и на любовные связи.
Сложности с установлением границ. Восприимчивые матери с младенчества учат детей здоровой мере зависимости и независимости, уважая их эмоциональное и физическое личное пространство, в которое не вторгаются. Это подкрепляет как самостоятельное «я» ребенка («ты это ты, и это хорошо»), так и ощущение надежной связи («если ты упадешь, мамочка будет рядом и поможет тебе»).
Напротив, нелюбимой дочери, которую игнорировали, сложно почувствовать себя независимой личностью, поскольку она слишком сосредоточена на том, чтобы добиться внимания матери. Ту же роль она зачастую играет во взрослой жизни, самозабвенно ублажая других и страдая от неспособности сказать «нет». Она буквально растворяется в отношениях, потому что не понимает, как функционируют границы между людьми.
Неадекватная самооценка. Мы узнаем, кто мы, наблюдая, с каким выражением лица смотрят на нас другие люди, особенно матери, и как они реагируют на нас, наши слова и поступки. Один за другим эти сигналы с самого раннего детства формируют самовосприятие. Любящая и чуткая мать помогает ребенку не только составить позитивное представление о самом себе, но и принять себя. Принятие позволяет видеть себя как целостную личность со всеми достоинствами и недостатками. Главное, вы можете очень многого добиться, не будучи совершенством, потому что знаете, что вас в любом случае будут любить и принимать.
К сожалению, ничего этого не происходит, если мать не любит свою дочь. Поскольку поведение матери непосредственно влияет на самовосприятие ребенка, всем нелюбимым дочерям сложно взглянуть на себя объективно. Многие впитали материнское пренебрежение и уничижение, став чрезмерно самокритичными — привыкнув объяснять любую неудачу или проблему не обстоятельствами, а особенностями своей личности и чертами характера, и считая себя ничтожествами или неудачницами.
Гиперчувствительность. Для многих дочерей слова и жесты являются эмоциональными триггерами, заставляющими вспомнить, как с ними обращались в детстве. Чувствительность к пренебрежительному отношению, реальному и воображаемому, и острая реакция на любую критику чрезвычайно непродуктивны и сильно осложняют жизнь. Женщина может воспринимать добродушное подшучивание как критику, одержимо прокручивать в уме случайно брошенную фразу. В силу своего детского опыта она склонна видеть тайный смысл в ничего не значащих ситуациях и ошибочно трактовать намерения и мотивы других людей.
Повторение связи с матерью во взрослых отношениях. Поиск зоны комфорта, в которой нет ничего комфортного, вынуждает нелюбимую дочь стремиться к связям, в которых она чувствует себя так же, как в детстве. «Честно говоря, я вышла замуж за свою мать, — говорит одна женщина. — Он казался полной противоположностью моей матери, но в конце концов стал обращаться со мной так же, с той же непоследовательностью, и снова я не знала, как со мной обойдутся. Как и моя мать, он был то равнодушным, то чутким, беспощадно критичным или неопределенно-одобряющим». Многие из вас согласятся, что не только эта женщина выбрала партнера по образцу матери.
«Плохая дочь» – моменты истины
У меня есть одна старая знакомая, назову ее Галиной. То, что вы прочтете ниже – ее монолог, вернее, несколько монологов, несколько наших с нею разговоров. Она согласилась на мою редакцию и публикацию при условии анонимности. Галине 39, по образованию она филолог, до недавнего времени преподавала в вузе, а теперь – младший воспитатель (читай – нянечка) в детском саду. Прихожанка одного из наших храмов.
– Детский садик – это находка, – говорит Галя, – во-первых, в двух шагах от дома, во-вторых, заведующая – очень хороший человек, она знает мою ситуацию и всегда идет навстречу, когда у меня с мамой проблемы – подменяет, отпускает.
Мама Галины больна. Тяжело и безнадежно. До недавнего времени передвигалась еще по квартире – хотя и с трудом; а теперь уже и не встает.
Вот уже четыре года, как жизнь Галины подчинена маминой болезни
Кроме дочери, ухаживать за больной некому. Денег на сиделку нет. Вот уже четыре года, как жизнь Галины подчинена маминой болезни. Галя смертельно устала.
– Наверное, я плохая дочь…
Ну да. С этого каждый раз начинается разговор. А дальше…
– Я регулярно исповедуюсь в эгоизме. И очень часто – в раздражении на маму. Раньше батюшка что-то мне в ответ говорил, что-то советовал читать – сейчас уже не советует. Видимо, он понял, что ситуация моя – хроническая и безнадежная. На самом деле я не так уж мало читала об этом – ну, ты понимаешь – о скорбях, о терпении, о служении, о кресте… Читала и святителя Игнатия, и игумена Никона (Воробьева), и Паисия Святогорца, и других…Что-то выписывала в блокнот, какие-то галочки на полях ставила. Я знаю, всё это правильно – и то, что кресты наши Богом посланы ради нашего спасения, и что каждому эта ноша подобрана так, чтобы именно его грехи уврачевать, и то, что Богу доверять нужно. Всё так, только мне, грешной, хочется – ты понимаешь? – поехать в Крым недельки на две и тупо полежать там на камушках у моря. Или какой-то старинный русский город увидеть, побродить по нему – ты знаешь, как я люблю эти старые города, церкви, монастыри… Мне необходимо переключиться, отдохнуть, а я не могу это сделать, я ни на день оставить маму не могу. И у меня просто нет сил жить по этим словам, по этим мудрым духовным правилам. Моя психика им не подчиняется, она отказывается на них реагировать, хотя я ведь верующий человек и без веры, без Церкви себя не мыслю. Но на меня наваливается уныние. Я и в нем тоже аккуратно исповедуюсь. Только оно от этого не проходит. Я выхожу из храма, и у меня опять то же, что и вчера, и позавчера: аптека, шприцы одноразовые, скорей домой, как она там одна. Суп куриный, каша манная, утка резиновая, мечта заветная – чтобы ночь спокойно прошла, без вызова «скорой».
У меня просто нет сил жить по этим словам, по этим мудрым духовным правилам
А у меня самой бывают приступы острой жалости к себе, такой, что, кажется, сейчас разревусь… И тут я себя жестко останавливаю. И говорю себе: Галя! Тебе хочется в Крым, это понятно. А маме твоей, как ты полагаешь, не хочется – просто встать на ноги? Снова стать здоровой, хотя бы относительно? И молодой. Ей очень этого хочется, уж будь уверена. Но этого с нею никогда уже не будет. Так что сделай для нее что можешь, пожертвуй своим Крымом или Суздалем. И я сглатываю этот комок и прилежно записываю в свой церковный блокнотик – что мне опять необходимо исповедать эгоизм и саможаление. Вот так и живу – плохая дочь…
Я защищала от «непонимающей» мамы свой внутренний мир
А мама у меня хорошая. Терпеливая, не эгоистичная, сознательная – понимает мою ситуацию, старается, насколько может, ее облегчить. Я знаю, что другим с подобными больными гораздо тяжелее. Я должна быть маме благодарна. Почему во мне нет благодарности. Если и есть, то чисто рассудочная, не в сердце. А может быть, я просто мало маму люблю. Вот эта мысль – она, пожалуй, самая тяжелая. Ведь если бы я любила ее по-настоящему – всё для меня было бы совсем по-другому. Я не тяготилась бы своей ношей, я вообще не думала бы о себе – только о том, чем мне ее утешить, чем ее страдания облегчить, и это было бы для меня – радостью. Трудной, но радостью. Я не искала бы ничего лучшего для себя, я была бы – хоть и в слезах, но счастлива своим служением. Да и слезы были бы совсем иными… Эта ее болезнь, она просто обнажила мою сухость, косность и мою неспособность оставить долги – как в молитве Господней говорится. Какие долги. Обиды юности мятежной. С этих моих обид у нас начался разлад: я задрала голову и демонстративно ушла в свою жизнь, она – замкнулась по-своему. Я не придавала этому значения. Мне казалось – ну и что, всё равно ведь мы никуда друг от друга не денемся. Я защищала от «непонимающей» мамы свой, как мне казалось, внутренний мир. Я вообще ранима и болезненно горда, а с мамой это почему-то особенно остро проявлялось – потому, может быть, что это всё равно человек близкий, самый близкий, и ты, как бы там у вас ни складывалось, все равно перед нею в долгу, то есть заведомо перед нею виновата, и это чувствуешь, и этому сопротивляешься. Я сопротивлялась; мне было нетрудно попросить прощения – если я видела в чем-то свою вину – у кого угодно, у любого человека, только не у мамы: здесь я сжималась в комок… И так понемногу пересыхала и скукоживалась во мне любовь, а теперь, когда маме так плохо… Почему она не оживает?
Потому, наверное, что она так просто, по одному только моему хотению, ожить не может. Для того чтобы она ожила, нужно смирение, а смирение требует долгого терпеливого труда… и долгой молитвы. Помнишь, у Иоанна Кронштадтского – почему наша молитва должна непременно быть продолжительной, неотступной? Чтобы размягчить окаменелые сердца. Работа, принимаемая со смирением, без ропота – это та же молитва, и если бы я действительно смогла свою работу, свой уход за мамой сделать молитвой – мое сердце в конце концов размягчилось бы. Наверное, для того мне это все и дано. Вот видишь, опять к тем самым мудрым книгам возвращаемся – крест вручен каждому человеку Богом, и именно такой, какой ему нужен для уврачевания его язв.
Все понимаю, как видишь, но – устала и хочу в Крым. Или в Суздаль. Или хотя бы – опять преподавать то, чему училась, а не работать нянечкой в детском саду.
Можно годами ходить в храм и не задавать себе вопроса, веришь ли ты по-настоящему
А больше ничего не хочу. Да, всего того, о чем сама только что тебе говорила: смирения, размягчения сердца, оживания любви – на самом деле не хочу, нет у меня к этому подлинного стремления. Есть – ну разве что чисто теоретическое осознание того, что вот это мне нужно… если я христианка. А я христианка? Интересный вопрос… Нет, я не о том уже сейчас, что я грешу эгоизмом и так далее. Быть христианином вовсе не значит быть безгрешным. Но это, бесспорно, означает – верить. Верю ли я? – это такой же, по сути, вопрос, как – люблю ли? Понимаешь, можно годами ходить в храм и не задавать себе вопроса, веришь ли ты по-настоящему, уверен ли до конца. А вот такая ситуация, как сейчас у меня, она задает человеку этот вопрос. Так же, как угроза мученичества, страдания за веру. Если ты не уверен до конца, вряд ли ты согласишься страдать. Теплохладные, хотя и называющие себя христианами, люди бессознательно не принимают мученичества, оно им не ко двору. Не потому ли у нас и настоящего народного почитания новомучеников нет, помнишь, мы с тобой об этом говорили – что они неизвестными святыми для нас, по сути, остаются.
А я вот теперь частенько себе о них напоминаю. И говорю: Галя, ты устала и хочешь в Крым, это понятно, но ты не в тюрьме и не в лагере. Те, кто там был, кто там десятки лет провел, кто умирал там – им бы твои трудности… Но они верили. А ты – веришь? Ты не можешь поехать в желанный Суздаль, но у тебя есть возможность участвовать в Литургии, в Евхаристии каждое воскресенье – а много ли ты от этого получаешь? Чувствуешь ли ты, стоя в храме, подлинную радость – такую, в которой человек ничего другого уже не желает? Помнишь эту молитву из Псалтири: «Ты бо еси, Господи, свет паче всякого света, радость паче всякия радости, упокоение паче всякого упокоения, жизнь истинная…» Паче, понимаешь – больше! Больше от Него радость должна быть, чем от поездки в Суздаль или Крым. Почему же я, так желая этих поездок, встречи со Христом желаю гораздо меньше.
…Вот так я себя воспитываю, варя манную кашу для мамы или помогая ей приподняться, чтобы перестелить постель. И – видишь, по замкнутому кругу ходим – опять прихожу к тому, что не зря, не так просто мне этот крест дан…
… Прихожу, да, но только разумом, не сердцем. Сердце цепенеет еще и от страха перед будущим. Стоит только подумать, что вот так я буду жить, что вот по этому пятачку между домом, детсадом и церковью я буду метаться – и завтра, и через месяц, и, возможно, через год, и через два…
А дальше – содрогание: Галина, ты что. Что у тебя в голове. Ты матери своей смерти желаешь. «Да нет же, нет, нет. » И понимаю, что какой-то частью своего существа – да…
…Боюсь сказать на исповеди. Напоминаю себе – «…сугуб грех имаши». Произношу-таки – немеющими губами. Батюшка: «Это помысл…». В общем, смысл такой, что я как бы и не очень виновата в том, что помысл этот во мне возникает. Но я-то понимаю, что он во мне возникает, а не в ком-то другом. И что я на самом деле вовсе не такова, какой себе кажусь – все равно кажусь ведь, при всех моих исповедях в эгоизме и прочем…
Дело вот в чем: когда человек говорит «я», он всегда имеет в виду – не всего себя, а лишь небольшую, наиболее просвещенную, организованную и контролируемую разумом часть своего существа. Такую окультуренную делянку, за которой сразу начинаются мрачные дикие дебри. И вот я увидела, что может из моих дебрей выползти. И я говорю себе: Галя, видишь, насколько правильно то, что тебе всё это дано – мамина болезнь, необходимость ухода… Какую страшную черную язву внутри себя ты призвана уврачевать – терпением, кротостью, самоотвержением, да, вот главное – самоотвержением. Благодари Бога за эту возможность – трудного, да, но исцеления!
И сама себе в ответ: да, все правильно, только… Если бы у меня была сейчас возможность хоть немного передохнуть – пусть без Суздаля и Крыма, просто посидеть с хорошей книжкой в кресле где-нибудь на даче среди леса хотя бы денек-другой – я бы нашла в себе силы по-настоящему, от всего сердца поблагодарить Бога за всё. Но сейчас у меня этих сил нет…
Комментарий священника:
чего не хватает человеку, который всё уже знает.
И я решила показать свою запись иерею Михаилу Богатыреву, настоятелю храма в честь Покрова Божией Матери в Яхроме (Московская епархия).
– Батюшка, что бы вы сказали этой прихожанке, приди она со своей проблемой к вам?
– Действительно, трудно сказать что-то человеку, который, кажется, и сам всё знает – по крайней мере, теоретически. И даже не только теоретически, не только из книг – размышляя (и, действительно, честно размышляя) о себе, о своей душе и духовной судьбе, Галина, по сути, сама, опытно пришла к тому самому евангельскому Если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною (Мф.16,24). Но чего же ей тогда не хватает? Почему при разговоре с нею не возникает ощущения, что человек обрел основание на камне (ср. Лк.6,48) – истину? Почему нет радости, а есть только уныние, подавленность, жалоба, стон? Только ли в усталости здесь причина.
С одной стороны, усталость, хроническое переутомление – это такая вещь, которую со счетов не сбросишь, это действительно серьезное испытание. С другой – в усталость можно спрятаться, объяснив ею нечто иное, а именно – отсутствие решимости. Решимости всецело предать себя Богу – того, о чем говорили и преподобный Серафим Саровский, и святой праведный Иоанн Кронштадтский.
Идти крестным путем – вот здесь и нужна решимость личного выбора
Мы ведь все нынче много знаем. Церковь проповедует без всяких ограничений, духовная литература доступна, ее много, есть интернет, есть православные телеканалы, словом, информации хоть отбавляй, и мы ее усваиваем, хотя и с переменным успехом. Но одно дело – усваивать, другое – жить так, как жили святые, в реальности идти крестным путем. Вот здесь и нужна решимость. Решимость личного выбора.
К подвигу нельзя принудить. Подвиг, жертва – это свободный выбор человека. Что я сказал бы Галине? Я просто напомнил бы ей, что она свободна. Обратите внимание, она все время настаивает на некоей своей несвободе, все время повторяет «не могу» или «не хочу» в смысле – «не могу захотеть». В этом заключается, возможно, неосознанное малодушие: ведь свобода означает ответственность за себя, а несвободный человек, он и не в ответе. Беда, когда мы остаемся в неопределенности – с одной стороны, тянемся к истине (понимая, что это истина на самом деле, и что она спасительна), а с другой – боимся до конца ее принять. По-моему, это и происходит с Галиной: сложившаяся в ее жизни ситуация – совсем не самая тяжелая, не самая трагическая, что она, впрочем, тоже знает – просто обнажила это обстоятельство. Галине нужно понять, что она на самом деле свободна сделать выбор и принять все то, что она уже знает – как единственно возможный смысл и содержание ее жизни.
Но этот выбор она должна сделать сама. К сожалению, очень часто бывает так, что человек приходит к священнику и говорит ему: батюшка, сделайте что-нибудь, чтобы я стал другим, начал жить иначе. То есть прихожанин хочет, чтоб священник за него его изменил. Но священник не может сделать выбор за другого человека. Выбирать нужно самому. Едва ли не любому священнику известны случаи, когда просто истрачены уже все слова, и остается одно-единственное слово: выбирай. Самый классический случай – алкоголик. Ты ему уже всё сказал, что мог, и понимаешь, что повторы бесполезны, нужно просто сказать: всё, хватит, иди и выбирай – жить или погибнуть. Просто иди и выбирай, я за тебя выбирать не буду. Галина, слава Богу, не алкоголик, у нее ясный ум и здоровая воля, но и ей я в конечном итоге сказал бы одно-единственное слово: выбирай.