Мечтатели в чем смысл
Плененные. «Мечтатели», режиссер Бернардо Бертолуччи
«Мечтатели» (I sognatori)
 |
По роману Гилберта Адаира Автор сценария Гилберт Адаир Режиссер Бернардо Бертолуччи Оператор Фабио Чанкетти Художник Жан Рабасс Звукорежиссер Стюарт Уилсон
В ролях: Майкл Питт, Луи Гаррель, Ева Грин, Робин Ренуччи и другие
Recorded Picture Company, Fiction Films, Hachette Premiиre, Peninsula Films
Великобритания — Франция — Италия
«Мечтатели», фильм-медитация Бернардо Бертолуччи на тему собственной юности, снят в жанре чистого синефильского удовольствия. А поскольку «кино говорит по-французски» (заметил режиссер в 1962 году группе итальянских журналистов, отказавшись беседовать с ними на родном языке), то и действие его, как и молодость Бертолуччи, не могло развернуться нигде, кроме Парижа. Он впервые оказался в этом городе в нежном восемнадцатилетнем возрасте аккурат во времена расцвета «новой волны», когда Париж и кино отразились друг в друге, как полоски на скатерти со стола парижских интеллектуалов в зажигалке Мэтью, несмышленого протагониста «Мечтателей». И — продолжили друг друга во времени-пространстве по закону космической гармонии, который тот для себя открыл. «Everything fits together» — «Все со всем сочетает- ся» — Париж и кино, кино и революция, революция и чувственная энергия, проецируемая черно-белым экраном и поглощаемая телами разинувших рты юнцов. То, что революцию делают именно крепкие, здоровые, раскованные тела, а из интеллигентских комплексов и подавленного либидо не растет ничего, кроме фашизма, Бертолуччи популярно объяснил в размашистых своих кинофресках (ортодоксы коммунистической морали с ним, понятно, не согласились). Сейчас, окончательно разуверившись в «больших формах», постановщик «самого мощного эротического и наиболее раскрепощающего фильма в истории кино» (так Полин Кейл говорила о «Последнем танго в Париже») вновь сузил себя до нескромного «камер-шпиле» а-труа, в котором лишь гул исторических событий за окнами напоминает о невозможной по нынешним бескрылым временам третьей части «ХХ века»1.
Имея немного общего с реальной биографией постановщика, «Мечтатели» на сюжетном уровне являют собой его, так сказать, «духовный автопортрет». Канву романа Гилберта Адаира, положенного в основу фильма, раздвинули (при этом благоразумно оставшись на втором, для посвященных, плане) любимые Б.Б. с юности кадры, фрагменты музыки к фильмам «новой волны», их визуальные мотивы — источники вдохновения к лучшим его картинам, а также переоцененные политзаблуждения и памятные, запечатленные в сердце места…
Вступительные титры идут поверх вертикальной панорамы Эйфелевой башни, взятой непривычно крупно. Коллизия «итальянец в Париже» заменена в «Мечтателях» более расхожей: главным героем стал чистенький юный американец, впрочем, перед этим городом все равны. Обязательная туристическая программа быстро исчерпана, и добро пожаловать в святая святых Бертолуччи и Адаира, Cinйmathиque Franзaise: «Мечтатели» начинаются с просмотра главными героями — «синематечными крысами» Мэтью, Тео и сестрой его Изабель — «Коридора ужаса» Николаса Рея.
Впрочем, на «синематечных крыс», как мы их знаем и любим, они непохожи: одежду носят приличную, зубы чистят даже в отсутствие щетки — пальцем, шевелюры имеют обильные, а лица — приятные, без очков, чрезмерных признаков интеллекта. Такими в ностальгическом преображении видятся Бертолуччи запойные синемаголики той поры — добровольно замуровавшими себя в стенах прокуренного кинозала и выходившими из него готовыми на творческие, политические и прочие свершения стильными молодыми людьми вроде Годара или Трюффо. Способными не только до остервенения спорить о превосходстве Китона над Чаплином (или наоборот) и без конца долдонить, как мантру: «Шаброль, Риветт, Ромер» (первые звуки, слетающие с губ Тео), но и «коктейль Молотова» во фликов метнуть, и любимого Ланглуа на баррикадах отстоять, и по морде дать, и по морде получить.
Не «крысы», а «уроды». Именно с персонажами фильма Тода Браунинга горделиво идентифицируют себя неидентичные близнецы Тео и Изабель, познакомившиеся с одиноким мечтателем Мэтью на демонстрации протеста против увольнения директора Синематеки (легенда гласит, что именно с этого инцидента и начались волнения 1968 года: сказано ведь, кино и революция «fit together»). Похожая сразу на всех кинозвезд девушка, символически приковавшая себя цепями к воротам Синематеки, и ее воинственный брат, считающий Мао величайшим из режиссеров, — один организм, наподобие сиамских сестер из фильма Браунинга. Те с независимым видом назначали свидания разным мужчинам и «приглашали друг друга в гости», но при этом одна заходилась от удовольствия, когда другую гладил по руке безуспешно искавший интима кавалер. Связанные общим кровообращением «фрики»-близнецы и страшатся неизбежного разъединения взрослой жизнью, и жаждут его, опасаясь нависшего над ними вопросом инцеста (Бертолуччи, впрочем, настаивает на абсурдности этого термина по отношению к героям, которые уже были одним целым в утробе матери).
Операция по расчленению «сиамских близнецов» должна пройти под маской игры: так не страшно. Игра начнется у ворот Синематеки, когда Изабель попросит подвернувшегося американца вынуть из ее ярких губ сигарету, и продолжится на квартире, откуда своевременно слиняли родители2, в череде синефильских забав, инициатором которых тоже станет неистощимая Изабель3. Кажется, никогда еще в истории кино любовь к этому виду искусства не становилась столь неотъемлемой частью сюжета, столь важной чертойв характеристике персонажей. Герои режиссеров постгодаровского розлива, в том числе самого Бертолуччи4, могли говорить о кино, снимать кино, смотреть кино. «Мечтатели» живут кино, спят с ним, лепят себя с него, потребляют на ужин, обед и завтрак, черпают из него сюжеты для своих бурных игрищ, используют в качестве пикантных уловок для достижения своих целей…
И уж, само собой, никогда раньше синефилия не осознавалась родом… нет, не половых извращений — на дворе все-таки либеральный 68-й год! — но сексуальной активности, не хуже и не лучше других «филий»5.
Совершить ее будет дозволено Мэтью, однако не ранее чем он пройдет ряд испытаний и докажет, что тоже «урод». Как порядочная девушка с кем попало на немытый пол в кухне под звуки стреляющей глазуньи Иза, понятно, не ляжет. Апофеозом этих проверок на киноманскую вшивость становится повторение «мечтателями» подвига героев годаровской «Отдельной банды», пробежавших Лувр навылет за 9 минут 45 секунд6. Ненадолго покинувшей насиженную квартиру тройке (Мэтт рискует больше всех, поскольку иностранец) удается побить рекорд на целых 17 секунд. Экзамен сдан. «We accept you one of us!» — «Мы принимаем тебя в свои ряды!» — долго скандируют близнецы под дождем устрашающую реплику безруких, безногих, дебильных и убогих персонажей Браунинга, принимающих в свои ряды складную красивую гимнастку с трапеции.
Впрочем, полностью справиться с возложенной на него миссией Мэтью не в состоянии. «Нормальные» поцелуи в последнем ряду кинотеатра с минимальным вниманием на экран проблему, начисто погубившую брата и сестру из висконтиевских «Туманных звезд Большой Медведицы», все-таки не решат. В ответ на подобное разъединение Тео приведет к себе в комнату постороннюю девицу и включит ей песню «La mer», что-то вроде гимна их детских бесчинств, чем доставит Изабель ни с чем не сравнимые страдания ревности. Как брессоновская Мушетт в воду, Иза начнет скатываться в безумие…
Удар булыжника в форточку, подарив глоток кислорода, не только вернет героев из кокона в реальный мир, но и вновь превратит его в кино — неснятую Бертолуччи третью часть «ХХ века». Толпа марширующих под красными знаменами с революционными песнями, на широком дыхании поставленный эпизод стычки с полицией — все в финале «Мечтателей» напомнит о прежнем Бертолуччи. Теперь он другой, однако по-прежнему полагает, что поэзия равна петиции и наоборот. Мир изменился, время революций осталось в прошлом, и даже ностальгические воспоминания о них не модны7. И хотя стычки с полицией, кажется, единственное, что неизменно, бутылки с «коктейлем Молотова», возможно, были крайностью.
Последнее танго в Париже, наверное, лучше народных танцев «ХХ века» (кому как). Занятия любовью лучше занятий политикой. Но, как и Эдит Пиаф, пропевшая на заключительных титрах свою песнь песней, бывший мечтатель Б.Б. ни о чем не жалеет.
1 В несостоявшемся путешествии Бертолуччи по узловым событиям второй половины прошлого века Париж 1968 года должен был стать одной из остановок его «машины времени» (для режиссера ею является кино: в какие одежды ни рядилось бы экранное действо, оно всегда современно зрителю). Но: «В 1968 году мы засыпали с мыслью о том, что проснемся не завтра, а в будущем. Это чувство неизвестно современным рагацци», — говорил Бертолуччи в Венеции. Продолжение утопического «ХХ века» стало невозможным, может быть, и потому, что в будущем, в котором по буржуазным интеллигентам проехал коммунистический поезд, никто и не хотел проснуться. В том числе и сам Бертолуччи.
2 Квартира, точно, без намека на пошлый лоск обжитая художником Жаном Рабассом, станет не просто местом действия опасных эротических игр (мотив, связывающий «Мечтателей» с «Последним танго в Париже»), но и вместилищем основного массива исторической информации. Интерьер, его стены и заключенный промеж ними воздух говорят об «атмосфере тех лет» куда больше почти обязательной в таких случаях кинохроники.
3 Образ роскошной, стильной, невульгарно порочной юной прогрессистки, перешедшей порог воспитания, но за оболочкой роковой загадочности и мелкого хулиганства скрывающей трепет и уязвимость невинной девушки, пришел в «Мечтателей» прямиком из классических картин Бертолуччи, в которых его воплотила Доминик Санда. Очередное открытие Бертолуччи, Ева Грин, тоже имеет в своем облике печать парижского шика (она дочь французской кинозвезды Марлен Жобер). Как сыгравший ее брата Луи Гаррель (сын режиссера Филипа Гарреля) — печать парижского интеллектуала. Компанию разбавляет уроженец разночинного Нью-Джерси Майкл Питт (Мэтью) — злой интернет-язык даже назвал его помесью Джеймса Дина и Маколея Калкина. Но он-то и представляет тип «естественного» человека, у которого возведенные в ежедневную норму мелкие перверсии и общий декаданс вызывают вполне определенные чувства.
4 Жан-Пьер Лео (появляющийся в «Мечтателях» и в молодом, и в нынешнем своем возрасте) сыграл в «Последнем танго в Париже» юного режиссера Тома, снимавшего свою невесту Жанну для документальной нетленки «Портрет девушки». В то время как в свободное от съемок время ее «с маслом» и без наворачивал циничный «умирающий слон» Пол Марлона Брандо. Исполнитель роли Тео Луи Гаррель, кстати, фактурно чем-то напоминает Лео.
5 Хотя синефильство Б.Б. никогда не носило столь фетишистский характер, уже в «Луне» (1979) была вполне «мечтательная» сцена: в римском кинотеатре четырнадцатилетний герой-американец и его итальянская подружка стаскивали друг с друга штаны во время демонстрации «Ниагары» с говорящей по-итальянски Мэрилин Монро. «Когда она успела выучить итальянский?» — язвительно комментировал юный американец.
6 Бертолуччи всегда был горазд на детали, далекие от пошлой символики. Становящиеся плотью персонажей и времени, из которого они родом, эти детали, к счастью, означают только то, что означают.
7 В Сан-Себастьяне, две недели спустя после премьеры фильма в Венеции, Б.Б., осмыслив реакцию публики и прессы, удивлялся: «Для многих слово «ностальгия», оказывается, наполнено негативным смыслом, — как «идеология».
Летать кверху жопой: реалист и мечтатель
Есть два типа людей, которые встретятся тебе жизненном на пути. Это реалисты и мечтатели. Никому не нравится, что их пытаются поделить на группы, виды и как-то классифицировать. Особенно это не нравится тем, кто любит сам классифицировать людей. Видимо, это происходит от того, что его классификация не совпадает с предложенной, или он чувствует конкуренцию.
Классификация «реалист и мечтатель» проста и понятна. Она примерно такая же, как «курящий и некурящий» (человек, который курит редко и под пиво, все равно курящий). У каждого из этих типов есть твердые убеждения, стремления и цели. Иногда в этом плане сложно классифицировать как себя самого, так и других людей. Мы можем проявлять на публике черты одного типа, а внутри при этом быть совершенно другими. Приведу простой пример: со стороны я абсолютный реалист. Я практически трудоголик и без работы жизни своей не представляю. У меня есть конкретные цели в жизни, конкретные планы, стремления, хобби, я пытаюсь зарабатывать больше денег и никогда не сидеть на месте. Мне нравятся конкретные девушки и конкретные вещи. Но вот в душе я мечтатель. Я чаще думаю о людях лучше, чем они есть на самом деле. Я люблю фантастические произведения, нарисованные миры, люблю представлять себе что-то и думать, какое будущее ждет нас. Я думаю и о приземленных вещах: о поездке куда-нибудь со своей второй половинкой, о перспективах карьерного роста, о желании стать лучше и избавиться от своих косяков, про которые я и так знаю.
Вне независимости от типа личности, люди должны последовательно работать, чтобы улучшать себя. Вырасти над собой легче, если знать, кто ты: преимущественно реалист или мечтатель. Сложно быть и реалистом, и мечтателем одновременно, как нельзя быть одновременно курящим не некурящим. Есть разные оттенки градации, но так или иначе в одном человеке больше либо того, либо другого.
Стоит отметить, что наименования были выбраны весьма произвольно. Можно назвать реалиста хоть рационалистом, хоть занудой, хоть иксом, а мечтателя — хоть романтиком, хоть летающим кверху жопой, хоть игреком. Это просто названия.
Реалист
У реалистов всегда всё распланировано. Или они думают, что у них всё распланировано. Пусть внешне они выглядят беспокойными, внутри у них всё просто. Стресс — это стезя реалиста, он считает, что так или иначе «нормальный человек» — тот, кто постоянно в стрессовой ситуации на пике атаки. Строить из себя того, кто находится под давлением, у них получается всегда, возможно, они так развлекаются или стараются привлечь внимание к своей ситуации. Это достаточно распространенная черта реалистов, но есть и другие, которые встречаются значительно чаще.
Каждый реалист обожает фразу «нормальный человек». У них четкие представления по этому поводу (у каждого — свои), но надо отдать им должное: реалисты могут легко договориться друг с другом. Понять, что нормы не существует, для реалиста невозможно. Для него норма есть всегда. Норма относительно того, как должен выглядеть нормальный человек; как выглядит нормальный эклер; как выглядит нормальный народ и всё такое прочее. Если реалист придерживается традиционных ценностей типа найти женщину и вступить в ипотеку, он никогда не поймет человека, неприхотливого в быту, который вполне доволен съемной квартирой и не задумывается о будущем. Для реалиста единственный способ взаимодействовать с непонятными и чуждыми ему людьми и взглядами — это покрутить у виска пальцем.
У каждого реалиста найдется план на будущее. Его жизнь — это расписание. Даже среди детей можно встретить реалистов, которые очень удивляются, когда их просят рассказать о своем возможном будущем не в духе: «Школа, универ, работа, пенсия, смерть». Реалист всегда планирует свою жизнь — в этом и его сила, и его слабость. С одной стороны, планы — это хорошо, но с другой, когда подобных реалистов не получается завести семью в промежутке между 25 и 28 годами, это бросает их в пучину отчаяния. Абстрактно рассматривать аспекты своей жизни реалист не может. В то время как мечтатели больше подвержены хаосу и импульсу, реалисты делают всё упрямо и по плану. У них тоже есть мечты, но их мечты — это и есть амбиции и планы. Список целей, которые должны быть достигнуты в течение некоторого времени. Даже если они думают о будущем, это выглядит весьма конкретно: будет ли холодный синтез, будут ли летающие машины и сколько они будут стоить. Они умеют делать всё точно в срок и не беспокоиться о выживании, ответственности, налогах и арендной плате.
Мечтатели
Если мечтатель не обрел связь с землей в свои 20 лет, всё будет плохо. Если ты видишь на улице 40-летнего любителя КСП, походов и книжек Лукьяненко, это тот самый чувак, которого стоит только пожалеть. До 20 лет можно и нужно творить разную хреноту, только без сильного вреда здоровью. Не плох тот человек, который не творил глупостей, — плох тот, кто до сих пор не смог осознать это и исправиться. После 20 лет вполне можно остаться мечтателем — главное, конечно, держаться за поручни, чтобы не улететь куда-нибудь.
Мечтатели, в отличие от реалистов, страдают от неумения обнаружить свое место в мире. Не потому, что у реалистов лучше получается его найти, а потому, что реалисты куда меньше парятся об этом, а их нереализованные стремления и амбиции вылезают на свет божий значительно позже и с куда худшим эффектом. Если мечтатель не может осознать, что нельзя одновременно вести беззаботную жизнь и ту, к которой лежит сердце, ему будет очень плохо. Если мечтатель осознает этот факт и поймет, что ходить по грешной земле и выносить мусор — нормальное дело, он будет обладать тем, чего реалистам обычно недостает, — гибкостью.
Несмотря на то, что он мечтатель, адекватный мечтатель лучше всех понимает концепцию «жить настоящим моментом» и «ценить то, что у тебя есть» — это дает им гибкость. Умение бросаться в пучину страстей с головой и переживать буйство чувств — то, чего реалист лишен. Если реалист упрям, мечтатель часто не видит фейла и может повторять одно и то же с таким задором, что реалист сдохнет от зависти. Но всё это зависит от вдохновения: у мечтателя всё зависит от вдохновения.
Если реалист не понимает мечтателей и считает их вредными чудиками, мечтатель до боли в паху ненавидит черствого реалиста, особенно если реалист чистый, как слеза комсомолки, а мечтатель лучезарный аки реклама социального страхования. Если мечтатель пытается объяснить реалисту, что жить ипотекой и желанием завести семью недостойно настоящего человека, а реалист категорически этого не понимает, удивляясь, как же нельзя хотеть постоянную крышу над головой, мечтатель может его искренне и со всем душевным жаром возненавидеть. Поэтому чем более реалист собственно реалист, а мечтатель — мечтатель, тем сложнее этим двоим понять друг друга.
Умение делать всё быстро, импульсивно и принимать решения сразу же, надеясь на «авось», — сильная и слабая черта мечтателя. Это не значит, что мечтатель никогда ничего не планирует: он не делает этого долго, потому что, если отсутствие планов не угрожает чьей-то жизни, он считает планирование бессмысленным.
И реалисты, и мечтатели видят свет в конце туннеля, но по-своему. Главное — не отрываться от реальности, чем грешат и реалисты, и мечтатели.
Мечтатели в чем смысл
В ГЛАВНЫХ РОЛЯХ:
Майкл Питт
Ева Грин
Луис Гаррел
Анна Ченселлор
Робин Ренуччи
Jean-Pierre Kalfon
Жан-Пьерр Лео
Florian Cadiou
Pierre Hancisse
Valentin Merlet
1968 год. Париж гудел как разбуженный улей, и он был совершенно непохож на самый волшебный в мире город. Ненастная ночь, пустынные улицы, стук капель холодной воды, бутылка с зажигательной смесью громко разбивается где-то там по ту сторону баррикад, вспыхивают языки пламени, рваным пакетом пролетая над городом. Но это скорее так – пшик, косметика. Ведь внезапно из поворота выходят разъяренные студенты – в воздухе витает революция. Наутро весь Париж будет только и делать, что говорить об этой демонстрации. Это было время, когда пикеты у здания Синематеки стали началом уличной войны, которая привела к политическому кризису во Франции; удивительно, но в знак солидарности с молодежью был впервые в истории прерван Каннский кинофестиваль.
Но, давайте, сейчас ваш покорный слуга оставит это полузабытое опьяненное время, когда кино было эпицентром политической жизни, и всего лишь поведает историю мечтателя, стоящего под черным куполом неба, усеянного звездами. Судя по спартанской обстановке, американский студент Мэттью, учащийся в Париже, не был готов к такому неожиданному повороту событий: ливень хлещет по щекам, а то здесь, то там загораются огни. Но иногда прошлое возвращается неожиданно. Стук в дверь – и судьба предстала перед нашим героем в облике красавицы брюнетки Изабель и ее брата Тэо. Мечты, как известно, рождаются лишь, когда полностью угасают…
Но самое главное, Мэттью – это не главный герой этой истории. На нем не завязаны все события. Наоборот, они развиваются вокруг него. И это лишь усиливает воздействие атмосферы ледяного равнодушия, вечной грусти по утерянному духу так и не случившихся перемен. Кульминационный момент – бунтующий Париж. Вой ветра, ленивое пламя огня, дым от факелов, крики солдат, сиплый кашель повстанца, орущего матюгами на нерадивых напарников – почти как у Чака Паланика вещи живут сами по себе – мы им не нужны.