Музыканты сапковский про что
Анджей Сапковский: Музыканты
Здесь есть возможность читать онлайн «Анджей Сапковский: Музыканты» весь текст электронной книги совершенно бесплатно (целиком полную версию). В некоторых случаях присутствует краткое содержание. категория: Фэнтези / на русском языке. Описание произведения, (предисловие) а так же отзывы посетителей доступны на портале. Библиотека «Либ Кат» — LibCat.ru создана для любителей полистать хорошую книжку и предлагает широкий выбор жанров:
Выбрав категорию по душе Вы сможете найти действительно стоящие книги и насладиться погружением в мир воображения, прочувствовать переживания героев или узнать для себя что-то новое, совершить внутреннее открытие. Подробная информация для ознакомления по текущему запросу представлена ниже:
Музыканты: краткое содержание, описание и аннотация
Предлагаем к чтению аннотацию, описание, краткое содержание или предисловие (зависит от того, что написал сам автор книги «Музыканты»). Если вы не нашли необходимую информацию о книге — напишите в комментариях, мы постараемся отыскать её.
Анджей Сапковский: другие книги автора
Кто написал Музыканты? Узнайте фамилию, как зовут автора книги и список всех его произведений по сериям.
Возможность размещать книги на на нашем сайте есть у любого зарегистрированного пользователя. Если Ваша книга была опубликована без Вашего на то согласия, пожалуйста, направьте Вашу жалобу на info@libcat.ru или заполните форму обратной связи.
В течение 24 часов мы закроем доступ к нелегально размещенному контенту.
Музыканты — читать онлайн бесплатно полную книгу (весь текст) целиком
Ниже представлен текст книги, разбитый по страницам. Система сохранения места последней прочитанной страницы, позволяет с удобством читать онлайн бесплатно книгу «Музыканты», без необходимости каждый раз заново искать на чём Вы остановились. Поставьте закладку, и сможете в любой момент перейти на страницу, на которой закончили чтение.
Там, где практически кончался город, за трамвайной петлей, за подземными железнодорожными путями и пестрыми квадратами огородных наделов протянулось холмистое ухабистое поле, замусоренное, изрытое, ощеренное клыками колючей проволоки, заросшее чертополохом, пыреем, полевицей, осотом и одуванчиком.
Полоса ничейной земли, фронтовая зона между каменной стеной новостроек и дальним темно-зеленым лесом, казавшимся синим сквозь дымку смога.
Люди называли это место Долами. Но то было не настоящее название.
Эта окраина всегда была пустынна, даже непоседливые детишки лишь изредка забегали сюда, по примеру родителей предпочитая для игр места, скрытые в безопасных железобетонных каньонах. Только временами, да и то у самого края, устраивались тут пьянчужки, коих атавистически тянуло к зелени. Больше на Долы не забредал никто.
Кошек было полно по всей округе, но Долы были их царством, неоспоримым доменом и убежищем. Оседлые псы, регулярно облаивавшие кошек по приказу своих хозяев, останавливались на границе пустыря и тут же удирали, поскуливая и поджимая хвосты. Они покорно принимали жестокие побои за трусость — Долы были для них страшнее боли.
Людям тоже на Долах было как-то не по себе. Днем. Ибо ночью на Долы не забредал никто.
Таящиеся и осторожные днем, ночью кошки кружили по Долам мягким крадущимся шагом, совершали необходимую коррекцию численности местных крыс и мышей, будили жителей приграничных домов пронзительным мявом, возвещавшим любовь или кровавую драку. Ночью кошки чувствовали себя на Долах безопасно. Днем — нет.
Местные жители не любили кошек. Учитывая, что тех созданий, которых они любили и которых держали в своих каменных гнездах, у них было в обычае время от времени зверски истязать, определение «не любили» в отношении кошек обретало соответствующее мрачное звучание. Случалось, кошки размышляли, в чем кроется причина этого состояния. Взгляды разнились — большинство кошек полагало, что виной всему те мелкие, на первый взгляд незначительные мелочи, что медленно, но верно приканчивали людей и вели их к помешательству: острые смертоносные иголки асбеста — их люди носили в своих легких, убийственная радиация, исходящая от бетонных стен их домов, губительный кислый воздух, неизменно висящий над городом. Что ж удивительного, говорили кошки, если кто-то, балансирующий на краю гибели, отравленный, разъедаемый ядами и болезнями, ненавидит витальность, ловкость и силу? Если кто-то, издерганный, не знающий покоя, яростью и бешенством реагирует на теплый, пушистый, мурлычущий покой других? Нет, не было в этом ничего, чему следовало удивляться.
Следовало держаться настороже, убегать со всех ног, во всю прыть, едва завидев двуногий силуэт — большой или маленький. Следовало остерегаться пинка, палки, камня, собачьих клыков, автомобильных колес. Следовало вовремя распознать жестокость, скрытую за цедимым сквозь сжатые зубы «кис-кис». И только.
Были, однако, среди кошек и такие, кто полагал, что причина ненависти — в чем-то другом. Что лежит она в Давних Временах.
Давние Времена. Кошки знали о Давних Временах. Образы Давних Времен являлись на Долы ночами.
Ибо Долы не были обычным местом. Ясными лунными ночами кошкам виделись образы, доступные только кошачьему зрению. Туманные, мерцающие образы. Хороводы длинноволосых девушек вкруг странных сооружений из камня, безумные завывания и подскоки близ изувеченных тел, свисающих с деревянных опор, ряды людей в капюшонах с факелами в руках, пылающие дома с башнями, увенчанными крестами, и такие же кресты, только перевернутые, воткнутые в черную, пульсирующую землю. Костры, колья и виселицы. И черный человек, выкрикивающий слова. Слова, которые были — кошки знали — истинным именем места, называемого Долами.
В такие ночи кошкам бывало страшно. Кошки чувствовали, как дрожит Завеса. Тогда они припадали к земле, впивались в нее когтями, открывали безгласно усатые пасти. Ждали.
И тогда раздавалась музыка. Музыка, заглушающая непокой, утишающая страх, несущая блаженство, возвещающая безопасность.
Ибо, кроме кошек, на Долах жили Музыканты.
День начался, как и все другие дни — холодный рассвет разогрелся и разленился теплым осенним предполуднем, озарился в зените сполохами бабьего лета, разъяснился, потускнел и начал умирать.
Анджей Сапковский «Музыканты»
Музыканты
Язык написания: польский
Перевод на русский: — Е. Барзова, Г. Мурадян (Музыканты) ; 1999 г. — 9 изд. — С. Легеза (Музыканты) ; 2015 г. — 1 изд. — Е. Вайсброт (Музыканты) ; 2019 г. — 1 изд.
Они те, кто склеивают Завесу, за которой страх, боль и ужас — что-то, что не оставляет надежды. Но не всегда они могут удержать Завесу. Они Музыканты.
| лауреат | Премия Игнотуса / Premio Ignotus, 2003 // Зарубежный рассказ (Польша) |
Издания на иностранных языках:
Это не визитная карточка творчества Сапковского. Не венец его литературного наследия. И, соб-но, «Музыканты» — это тот рассказ, который находится вне рейтингового топа пана Анджея. Но, на мой субъективный взгляд, — не заслуженно не раскрученная вещь в формате малой прозы. Очень интересный, ни на что не похожий аскетичный и самобытный сказ с великолепным стилем и главами миниатюрами, — написанными яркими флэшами полу бредовых фантазий угасающего разума.
И как бы то ни было это не переписанная на иной лад история братьев Гримм с обиженными животными/бродячими музыкантам, что держат путь в поисках нового дома в немецкий город Бремен.
Сапковский пошёл в своих фантазиях много дальше, вплетая золотую нить тонких аллюзий из образов Давних Времён.
Из под его пера вышла мрачная ода нечеловеческой боли и страданию вне всякой логики и здравого смысла. Все человеческое и предсказуемое здесь лишь разменная монета в фэнтезийной авторской игре. И в «Музыкантах» определённым образом едва уловимо скользит аллюзия на «Ночь в одиноком октябре» от Р. Желязны.
Концепт Открывающих и Закрывающих пан Анджей развил по своему, — самобытно и неповторимо. Там где Желязны в антураже кантри экшна на волне тонкого юмора ведёт своё фэнтези от главного персонажа обаятельного пса, — Сапковский в контексте городского фэнтези жёстко, хлёстко и мрачно выбрал своими ведунами кошек. И не случайно именно эти животные попали под «нож естествоиспытателя» его авторского воображения: в своей сакральной сущности они считаются проводниками в потусторонний мир и умеют видеть призраков и привидения. Образы Давних Времён на Долах, — месте обитания кошек, — и причина ненависти, по которой эти животные вынуждены бояться человека, — всё это недвусмысленной иронией скользит по главам «Музыкантов».
Витальность, ловкость и сила как противовес закостенелому и балансирующему на краю гибели человечеству.
Locus terribilis. Лунные ясные ночи с видениями, доступными только кошачьему зрению. Смещенные во времени образы значимых событий с центральной фигурой чёрного человека, выкрикивающего слова и заклинания. Костры, кресты и виселицы. Пылающие дома с башнями. Мерцающие и туманные фрагменты изувеченных тел.
У природных стихий и сакральных ключей нет понятий хорошо или плохо; гуманно или бесчеловечно; нет позиции моралите или венца победителя. Есть лишь голос истязуемого зверя. Голос отчаяния, безысходности, страха и боли, превосходящей всё.
PS Каждый читатель сам подберёт нужные ключи к этому тексту. Сапковский дал от себя достаточно аллюзий и подсказок для того, чтобы эти колкие фрагменты боли и отчаяния сложились в один пазл фундаментальных философских проблем нашего бытия.
PPS И почему-то в унисон финала «Музыкантов» на ум приходит великолепная цитата-афоризм Х. Л. Борхеса: «. Нет ничего, что бы не оказалось отражением, блуждающим меж никогда не устающих зеркал. Ничто не случается однажды, ничто не ценно своей невозвратностью. Печаль, грусть, освящённая обычаями скорбь не властны над Бессмертными.»
WDKeeper, 18 сентября 2012 г.
Наверное сильнейший рассказ, попадавший ко мне в руки. Возможно потому, что доводилось держать завесу с помощью музыки. И видеть воистину жуткое, саморазрушительное противодействие со стороны мира, которому до понимания каких-то там завес очень далеко. У Сапковского всегда потрясает реализм образов, будто он действительно видел, то о чем пишет. Может и действительно видел нечто похожее, или делал. В любом случае, это вызывает глубокое уважение.
Гениально. Опять же, не всем понятный рассказ ( отсюда низкие баллы у фанатов А.С., которые в ступоре, ведь здесь нет Ведьмака 🙂 ). Фантастическая версия Бременских музыкантов в мрачных психоделических тонах. Если понравилось, прочтите еще рассказ Юрия Погуляй «Лосепес».
Сильно. Животные защищают этот мир от вторжения извне. Учитывая мистическую подоплеку древних религий вполне возможно. Учитывая также отношение к животным большей части человечества однажды они могут перестать это делать. Или не смогут, или не захотят — не суть важно. И тогда придет Бородавчатый и мир падет.
Написано как всегда — качественно.
Очень смутно, очень неопределенно, ужас на физиологическом уровне, как в фильме «Звонок» — и великолепно. Совершенно не похоже на конкретного и натуралистичного Ведьмака, будто другой автор писал. Такой он разный, Сапковский, что поражаешься. Я в восторге.
Читал давно, помню только ощущения — крик-Ваал над пустырём, привязанная к столу кошка и хомяк Пасибурдук. Правда, вспоминаю это и дрожь берёт. Значит, рассказ сильный, надо перечитать! А пока — 9 из 10
Осовремененная история о Бременских музыкантах, жестокая и горькая. И, как мне кажется, Сапковский намеренно ее такой сделал, да еще и концовку совсем «закопал», чтобы никакими «хеппиэндами» и не пахло. Получилось мощно, и на мой взгляд, справедливо. Страшны не те сущности, что прорвали «завесу». Страшны люди, которые этого заслужили. И поэтому не оставил автор своим людским персонажам надежды.
«Прыщавый прошел сквозь разодранную Завесу»
Браво мэтру, если в «Ведьмаке» красной нитью идет антивоенная идея, то здесь автор показывает последствия бессмысленных издевательств над животными. Животные в свою очередь выглядят разумнеее и человечнее людей. А та отвратительная мгла, которая имеет свойство прорывать завесу и материализовываться — ничто иное как концентрат человеческой жестокости.
Сложно что-нибудь добавить к нижесказанному.Поэтому просто напишу свои мысли по-поводу этого рассказа,не взирая на то,повторяюсь я или нет.
Начиная говорить об очередном произведении Сапковского,я не удержусь и повторю,что меня поражает насколько это разноплановый и разнообразный автор.В его творческом репертуаре есть всё от фэнтези до альтернативной истории.И самое удивительное,что любой жанр покоряется Сапковскому одинаково хорошо и в каждый он вносит что-то своё неповторимое,свой авторский стиль.И не смотря что у него действительно уникальный стиль,я не смогу точно охарактеризовать его.Настолько он неповторим в разных произведениях.И в данном случае,я бы тоже вряд ли признал бы автора,если бы не знал заранее.
Рассказ «Музыканты» это чистокровный мистический хоррор.И (хоть я и не очень разбираюсь в этом жанре) таким и должен быть хороший ужастик.Он должен пугать нас не кровавыми подробностями,а ужасом неизбежности,сознанием собственной вины в случившимся кошмаре,пугать мраком сердец самих людей.Ведь люди сами виноваты в случившимся:они почувствовали себя королями мира,почувствовали вседозволенность,но за это пришлось платить перед высшими силами.
Как всегда у Сапковского всё очень неоднозначно.Разумеется читатель сочувствует людям,так как нечто пришедшее из-за Завесы ужасно и оно безусловно Зло,но с другой стороны кара справедлива,человечество это заслужило,хоть это и горько сознавать.И на этом фоне особенно выделяется трагедия Музыкантов,которые поддерживали Завесу,защищали людей,которые этого не заслуживали.И вот теперь они почувствовали всю бессмысленность этой миссии.Люди не заслуживают защиты.
Подводя итог:действительно жуткий хоррор,под кровавой оболочкой которого,скрывается глубокий смысл.
И ещё немного 🙂 :рассказ является вольной трактовкой сказки о бременских музыкантах.Такой пугающей трактовки знаменитой сказки я ещё не встречал и не ожидал.
Страшная история. Вдвойне пугающая оттого, что получилась она весьма атмосферной. Здесь больше эмоций, ощущений, чем прямого действия. Тем более, что действие это непонятно, недосказанно и необъяснимо.
Зло порождает еще большее Зло. Жестокость порождает жестокость. Убивая животных, человек убивает себя.
Брементские музыканты+лавкрафтиана? Получилось неожиданно шикарно. И атмосферно, и интересно, и оригинально. Безысходность нагнетена до небес, выхода нет — всё по канонам. Вообще очень неожиданная для Сапковского вещь, прочитал с удовольствием.
Один из самых крутых рассказов «Дороги без возврата», творчества автора, непривязанного к циклу о ведьмаке Геральте, да и вообще польских фэнтезийных вещей малой формы. Рассказ получился жутким. Действительно жутким и очень атмосферным, пронизанным жестокостью и цинизмом.
Музыканты сапковский про что
Там, где практически кончался город, за трамвайной петлей, за подземными железнодорожными путями и пестрыми квадратами огородных наделов протянулось холмистое ухабистое поле, замусоренное, изрытое, ощеренное клыками колючей проволоки, заросшее чертополохом, пыреем, полевицей, осотом и одуванчиком.
Полоса ничейной земли, фронтовая зона между каменной стеной новостроек и дальним темно-зеленым лесом, казавшимся синим сквозь дымку смога.
Люди называли это место Долами. Но то было не настоящее название.
Эта окраина всегда была пустынна, даже непоседливые детишки лишь изредка забегали сюда, по примеру родителей предпочитая для игр места, скрытые в безопасных железобетонных каньонах. Только временами, да и то у самого края, устраивались тут пьянчужки, коих атавистически тянуло к зелени. Больше на Долы не забредал никто.
Кошек было полно по всей округе, но Долы были их царством, неоспоримым доменом и убежищем. Оседлые псы, регулярно облаивавшие кошек по приказу своих хозяев, останавливались на границе пустыря и тут же удирали, поскуливая и поджимая хвосты. Они покорно принимали жестокие побои за трусость – Долы были для них страшнее боли.
Людям тоже на Долах было как-то не по себе. Днем. Ибо ночью на Долы не забредал никто.
Таящиеся и осторожные днем, ночью кошки кружили по Долам мягким крадущимся шагом, совершали необходимую коррекцию численности местных крыс и мышей, будили жителей приграничных домов пронзительным мявом, возвещавшим любовь или кровавую драку. Ночью кошки чувствовали себя на Долах безопасно. Днем – нет.
Местные жители не любили кошек. Учитывая, что тех созданий, которых они любили и которых держали в своих каменных гнездах, у них было в обычае время от времени зверски истязать, определение «не любили» в отношении кошек обретало соответствующее мрачное звучание. Случалось, кошки размышляли, в чем кроется причина этого состояния. Взгляды разнились – большинство кошек полагало, что виной всему те мелкие, на первый взгляд незначительные мелочи, что медленно, но верно приканчивали людей и вели их к помешательству: острые смертоносные иголки асбеста – их люди носили в своих легких, убийственная радиация, исходящая от бетонных стен их домов, губительный кислый воздух, неизменно висящий над городом. Что ж удивительного, говорили кошки, если кто-то, балансирующий на краю гибели, отравленный, разъедаемый ядами и болезнями, ненавидит витальность, ловкость и силу? Если кто-то, издерганный, не знающий покоя, яростью и бешенством реагирует на теплый, пушистый, мурлычущий покой других? Нет, не было в этом ничего, чему следовало удивляться.
Следовало держаться настороже, убегать со всех ног, во всю прыть, едва завидев двуногий силуэт – большой или маленький. Следовало остерегаться пинка, палки, камня, собачьих клыков, автомобильных колес. Следовало вовремя распознать жестокость, скрытую за цедимым сквозь сжатые зубы «кис-кис». И только.
Были, однако, среди кошек и такие, кто полагал, что причина ненависти – в чем-то другом. Что лежит она в Давних Временах.
Давние Времена. Кошки знали о Давних Временах. Образы Давних Времен являлись на Долы ночами.
Ибо Долы не были обычным местом. Ясными лунными ночами кошкам виделись образы, доступные только кошачьему зрению. Туманные, мерцающие образы. Хороводы длинноволосых девушек вкруг странных сооружений из камня, безумные завывания и подскоки близ изувеченных тел, свисающих с деревянных опор, ряды людей в капюшонах с факелами в руках, пылающие дома с башнями, увенчанными крестами, и такие же кресты, только перевернутые, воткнутые в черную, пульсирующую землю. Костры, колья и виселицы. И черный человек, выкрикивающий слова. Слова, которые были – кошки знали – истинным именем места, называемого Долами.
В такие ночи кошкам бывало страшно. Кошки чувствовали, как дрожит Завеса. Тогда они припадали к земле, впивались в нее когтями, открывали безгласно усатые пасти. Ждали.
И тогда раздавалась музыка. Музыка, заглушающая непокой, утишающая страх, несущая блаженство, возвещающая безопасность.
Ибо, кроме кошек, на Долах жили Музыканты.
День начался, как и все другие дни – холодный рассвет разогрелся и разленился теплым осенним предполуднем, озарился в зените сполохами бабьего лета, разъяснился, потускнел и начал умирать.
Это случилось совсем неожиданно, внезапно, без предупреждения. Вееал разодрал воздух, вихрем пронесся по сорной траве, умножился эхом, отразившимся от каменных стен многоквартирных домов. Ужас вздыбил полосатую и пеструю шерсть, прижал уши, оскалил клыки.
Завеса! Завеса лопнула!
Сирены машин нахлынули на огороды только потом. Только потом появились обезумевшие, снующие люди в белых и голубых одеждах. Кошки смотрели из укрытия, спокойные, равнодушные. Это уже их не касалось.
Люди бегали, кричали, ругались. Люди уносили изуродованные тела убитых, и сквозь белые простыни сочилась кровь. Люди в голубых одеждах отталкивали от проволочного ограждения других, тех, что подбегали со стороны жилого квартала. Кошки смотрели.
Один из людей в голубых одеждах выскочил на открытое пространство. Его вырвало. Кто-то закричал, закричал страшно. Яростно захлопали дверцы машин, потом снова взвыли сирены.
Кошки тихо мурлыкали. Кошки слушали музыку. Все это их уже не касалось.
Захваченный в сети тонов, соединяющих и склеивающих разорванную Завесу тончайшей пряжей музыки, Бородавчатый отступал, разбрызгивая вокруг себя капельки крови, стекающей с когтей и клыков. Отступал, исчезал, пойманный клейким вяжущим веществом; в последний раз, уже из-за Завесы, дохнул он на Музыкантов ненавистью, злобой и угрозой.
Завеса срослась, затянулся последний след разрыва.
Музыканты сидели у покореженной, черной от копоти печки, врытой в землю.
– Удалось, – сказал Керстен. – На этот раз удалось.
– Да, – подтвердил Итка. – Но в следующий раз… Не знаю.
– Будет следующий раз, – прошептал Пасибурдук, – Итка? Будет следующий раз?
– Вне всяких сомнений, – проговорил Итка. – Ты их не знаешь? Не догадываешься, о чем они сейчас думают?
– Нет, – сказал Пасибурдук. – Не догадываюсь.
– А я догадываюсь, – проворчал Керстен. – Еще как догадываюсь, потому что знаю их. Они думают о мщении. Поэтому мы должны ее отыскать.
– Должны, – сказал Итка. – Должны ее наконец отыскать. Только она может их удержать. У нее есть с ними контакт. А когда она уже будет с нами, мы отсюда уйдем. В Бремен. К другим. Так, как велит Закон. Мы должны идти в Бремен.
Голубая комната жила собственной жизнью. Дышала запахом озона и разогретого пластика, металла, эфира. Пульсировала кровью электричества, жужжащего в изолированных проводах, в маслянисто лоснящихся выключателях, клавишах и штепселях. Мигала стеклянным мерцанием экранов, множеством злых, красных детекторных глазков. Похвалялась величием хрома и никеля, важностью черного, достоинством белого. Жила.
Деббе шевельнулась в путах ремней, распластавших ее на покрытом простыней и клеенкой столе. Ей не было больно – иглы, вбитые в череп, и зубастые бляшки, пристегнутые к ушам, уже не причиняли боли, только давил плетеный венец проводов – все это уродовало, позорно стесняло, но уже не причиняло страданий. Тусклым, остановившимся взором Деббе смотрела на герань, стоящую на подоконнике. Герань была в этой комнате единственной вещью, живущей собственной, независимой жизнью.