На чем было написано завещание ивана даниловича
На чем было написано завещание ивана даниловича
Александр Сергеевич запись закреплена
Злой московит
Разбор завещания Ивана Калиты.
«Духовная грамота (завещание) была составлена заранее. Она дошла до наших дней в двух экземплярах, которые различаются лишь тем, что во втором упомянуто несколько больше сел и волостей. Историки до сих пор спорят о том, один ли это документ в двух вариантах – или два самостоятельных акта, составленных в разное время. Как бы там ни было, вполне очевидно, что оба экземпляра грамоты уже существовали весной 1339 года, когда Иван был в Орде.
Начало грамоты дышит христианским смирением: «Во имя Отца и Сына и Святаго Духа, се аз, грешный худыи раб Божий Иван, пишу душевную грамоту, ида в Орду, никим не нужен (то есть никем не принуждаем. – Н. Б.), целым своим умом, в своем здоровьи. Аже Бог что розгадает о моем животе, даю ряд сыном своим и княгини своей».
Насколько известно, в таких смиренных тонах не писали свои завещания великие князья ни до, ни после Калиты.
Иван завещает: «Приказываю сыном своим очину свою Москву». Это значит, что Москва и ближайшая округа в радиусе около 40 км от столицы оставалась в совместном владении Семена, Ивана и Андрея Ивановичей. Каждый из них имел в городе свою треть, и потому каждый был кровно заинтересован в благосостоянии Москвы, в ее защите от врагов. Мудрое решение Калиты стало примером для его потомков.
Сложнейшей задачей было распределение между наследниками сосредоточенных в руках Ивана Даниловича земель, сильно различавшихся по их военно-стратегическому значению, юридическому статусу и хозяйственной ценности. Раздел должен был устранить возможные поводы для споров между сыновьями Калиты, а также обеспечить имущественные интересы их мачехи – княгини Ульяны с ее двумя дочерьми. Исследования духовной грамоты показывают, что Калита сумел найти удачное решение. Его завещание не стало поводом для раздоров (как, например, завещание Дмитрия Донского), а, напротив, послужило основой для сплочения московского княжеского дома. Примечательно, что доля старшего сына Семена (получившего из городов Можайск и Коломну) превосходила уделы младших братьев. В этом проявилась дальновидность Калиты. Явное материальное превосходство старшего брата сдерживало младших от мятежей. Последующие московские князья не только придерживались этого принципа, но и постоянно увеличивали надел старшего сына.
Важной частью наследства была движимость: парадные княжеские одежды и украшения, инсигнии власти, драгоценные сосуды для торжественных приемов. Здесь у Калиты скопилось, по-видимому, достояние всех его умерших бездетными братьев. Всем этим он и наделяет своих сыновей, тщательно обозначая каждый предмет.
«А при своем животе дал есмь сыну своему Семену: 4 чепи золоты, 3 поясы золоты, 2 чаши золоты с женчуги, блюдце золото с женчугом с каменьем. А к тому еще дал есмь ему 2 чума золота болшая [По разъяснению К. В. Базилевича „чумом у монголов называется чаша, имеющая коническую форму, например, чаша из рога“ ]. А из судов (сосудов) из серебрьных дал есмь ему 3 блюда серьбрьна».
«А из золота дал есмь сыну своему Ивану: 4 чегш золоты, пояс болшии с женчугом с каменьем, пояс золот с капторгами [Капторгами у татар назывались металлические футлярчики для мелких вещей, подвешенные к поясу], пояс сердоничен золотом окован, 2 овкача золота [Овкач – ковш особой формы], 2 чашки круглый золоты; блюдо серебрьно ездниньское [Ездниньское – персидское], 2 блюдци меншии».
«А из золота дал есмь сыну своему Андрею: 4 чегш золоты, пояс золот фрязьскии с женчугом с каменьем [„Фряги“ – итальянцы. „Фрязьскии“ – итальянский], пояс золот с крюком на червчате шелку, пояс золот царевьскии [„Царевський“ – сделанный в Царьграде, византийский], 2 чары золоты, 2 чумка золота меньшая; а из блюд, – блюдо серебрьно, а 2 малая».
По подсчету К. В. Базилевича, Калита завещал наследникам 12 золотых цепей, 9 поясов и 13 золотых предметов посуды. Вместе с цепями пояса составляли наиболее ценную часть великокняжеской казны. Им придавалось особое, символическое значение. И в Орде, и в Византии они были в ту пору признаками социального статуса человека, его «визитной карточкой». Материал, из которого сделаны сам пояс и его накладки, количество бляшек и подвесок – все имело определенное значение. На Руси в XIV – XV веках золотой пояс был необходимым знаком княжеского достоинства, а «золотая шапка» и бармы – великокняжеского. Примечательно, что в XVI веке, когда и Орда, и Византия уходят в историю, пояс перестает быть для русских символом верховной власти.
Семейные ценности и знаки власти, перечисленные в духовной грамоте Ивана Калиты, вовсе не свидетельствуют о его «богатстве». Все эти вещи были фамильными, наследственными и практически неотчуждаемыми. Они представляли собой своего рода «лежачую казну», то есть ценности, изъятые из оборота. Князь Иван берег свой «золотой запас» приумножал его, но тратить мог только в случае крайней, катастрофической необходимости.
В раздел пошли и парадные одежды Калиты. «А ис порт моих сыну моему Семену: кожух черленыи жемчужьныи, шапка золотая [Видимо, это „шапка золотая“ – будущая „шапка Мономаха“]. А Ивану, сыну моему: кожух желтая обирь с женчугом и коц [Коць или кочь – накидка, длинный княжеский плащ, в более раннее время – корзно] великий с бармами [Бармы – нагрудные украшения из нанизанных на цепь золотых бляшек]. Андрею, сыну моему: бугаи соболий с наплечки с великим женчугом с каменьем [Бугай – по-монгольски бык. Так называли и непромокаемый плащ из бычьей кожи, который изнутри подбивался мехом], скорлатное портище сажено з бармами [Скорлатное портище сажено – одеяние из французского сукна, унизанное жемчугом]. А что есмь нынеча нарядил 2 кожуха с аламы с женчугом [Алам – серебряная бляха, окаймленная жемчугом], а то есмь дал меншим детем своим, Марьи же Федосьи, ожерельем».
Поделив между наследниками различные доходные статьи, обязав их совершить справедливый передел земель в случае, если какие-то волости будут отняты татарами, Иван переходит к следующей теме – о «численных людях». «А численыи люди, а те ведают сынове мои собча, а блюдут вси с одиного».
Название этой довольно загадочной категории населения происходит от термина «число». Так называли на Руси ордынскую перепись 1257 года, определившую размер дани с каждой территории. Полагают, что московский князь, стремясь упорядочить сбор ордынского «выхода», выделил особую категорию податного населения – «численных людей». Их численность при всех обстоятельствах должна была оставаться неизменной, а собранные с них налоги шли только для уплаты ордынского «выхода». Сумма этих налогов была приравнена к сумме «выхода». Согласно другому объяснению, численники занимались обслуживанием сбора ордынской дани.
Как бы там ни было, «численники» находились под особой опекой властей: их благосостояние было гарантией своевременной выплаты дани татарам. Калита приказывает сыновьям вместе заботиться о «численных людях». Из этого можно сделать два вывода: во-первых, сумма «выхода» исчислялась со всего Московского княжества, а во-вторых, князь Иван делал все, чтобы связать сыновей общими интересами.
Особо перечисляет князь Иван во второй, «пространной», версии своей духовной грамоты села, купленные им в других русских землях: в Новгороде, Владимире, Ростове и Костроме. Они также идут в раздел между сыновьями.
Значительную часть своего движимого имущества Иван Калита, заботясь о спасении души, завещал духовенству. «А что моих поясов серебрьных, а то роздадять по попьям. А что мое 100 руб. у Ески, а то роздадять по церквем. А что ся остало из моих судов из серебрьных, а тым поделяться сынове мое и княгини моя. А что ся останеть моих порт, а то роздадять по всим попьям и на Москве. А блюдо великое серебрьное о 4 колця, а то есмь дал святей Богородици Володимерьскои».
Княжеские пояса и одежды («порты») раздавались попам московских церквей, конечно, не для использования по прямому назначению. Известно, что еще в домонгольский период великие князья Владимирские завещали часть своих церемониальных одежд Успенскому собору, где они хранились как реликвии, напоминавшие об умерших благодетелях.
Среди распоряжений Ивана Даниловича, относящихся к церкви, особо выделяется пожалование трех сел «святому Александру собе в поминанье». По-видимому, речь идет о небольшом Александровском монастыре, который, как можно понять из другого фрагмента завещания, был куплен Иваном Даниловичем «на Костроме» и завещан «княгини своей». В источниках нет никаких сведений об этом монастыре. Однако и сам контекст, в котором он упомянут, и его посвящение позволяют догадываться о причинах особой любви Ивана Даниловича к этой забытой обители, которой он поручил самое главное – вечный помин своей души. «А что село Павловское, бабы нашее купля, и Новое селце, что есмь купил, и Олександр святыи, что есмь купил на Костроме, даю княгини своей».
Под «бабой нашей» (то есть «бабушкой, бабкой») князь Иван разумеет жену Александра Невского Александру – мать Даниила Московского. В логической связи с этим воспоминанием стоит и Александровский монастырь – либо основанный самим Александром, либо поставленный в память о нем и его супруге. Обители и храмы с таким посвящением были крайне редки в ту эпоху. Подобное посвящение могло объясняться только мемориальным значением храма.
Все это позволяет обрисовать историю «святого Александра» следующим образом: князь Иван Данилович, получив великое княжение и став хозяином в Костроме, выкупил у прежних владельцев, благоустроил, а в конце жизни завещал своей жене Ульяне Александровский монастырь, связанный с именем Александра Невского. Заметим, что Калита тогда был последним из оставшихся в живых внуков Александра Невского. Это возлагало на него особую ответственность за сохранение памяти Невского героя. Возможно, подражая деду, Иван Данилович завещал обитель своей вдове, которая и поддерживала вечное поминовение деда и внука. Если допустить, что монастырь был женским, можно думать, что вдова Калиты приняла здесь постриг.
Завершается завещание Калиты строгим наказом старшему сыну Семену: «А приказываю тобе, сыну своему Семену, братью твою молодшую и княгиню свою с меншими детми, по Бозе ты им будешь печалник. А кто сю грамоту порушит, судить ему Бог»
На чем было написано завещание Ивана Калиты?
Завещание (духовная грамота) Ивана Калиты была выполнена в нескольких экземплярах на пергаменте. Духовные грамоты представляли последнюю волю князя, хранились тщательно и поэтому хорошо сохранились. Они представляют большую ценность для истории, так это подлинники документов, которых с тех времен сохранилось не так много. В те времена утверждением князей занимались ханы из Золотой Орды, при этом каждая поездка князя могла стать для него последней. Перед каждой поездкой князья составляли духовные грамоты, чтобы передать в них свою последнюю волю. Духовная грамота Ивана Калиты была составлена в 1339г. перед поездкой к хану Узбеку, который отличался особенной жестокостью по отношению к русским князьям.
Завещание, или как говорили в то далекое время, духовная грамота царя Ивана Даниловича по прозвищу Калита, было последним предсмертным волеизъявлением государя, а следовательно документом официальным и имеющим большое историческое значение. Прежде всего в этом документе Иван Калита перечислил все, чем владел и подтвердил свое духовное здоровье на момент составления завещания. Потом он отписал все имущество своим сыновьям, впервые введя в практику передачу наследства не старшему оставшемуся в живых брату, а непосредственно своим потомкам. Завещание было написано в нескольких экземплярах на достаточно чистом пергаменте и заверено личной печатью Калиты, а также печатью хана Узбека. Сейчас экземпляр этого завещания хранится в государственном архиве древних актов.
Насколько мне известно, Иван Калита написал своё завещание на пергаменте. Кстати, Иван Калита сделал всё это сразу в нескольких экземплярах, а также затем заверил своей личной печатью, поскольку в итоге данное завещание заверил своей личной печатью ещё и хан Узбек.
Если она хорошо воспроизведена в музее, кинофильме. Если остались живые носители этой культуры. Если времена 17-19 века мы еще вполне можем воспроизвести, времена 9 века гораздо сложнее, то быт и уклад жизни времен бронзового века почти невозможно. Если же от прошедшей эпохи ничего не осталось ни в памяти людей, ни в археологических слоях, то воспроизвести её никак не возможно, даже представить что она и себя представляла.
И поскольку стразы ярко блестят и сильно выделяются на фоне платья, богословы и делают акцент именно на редких исторических совпадениях.
Столицей Королевства Нидерланды считается город Амстердам, при этом правительство и парламент страны, а также королевский двор и иностранные поосльства находятся в Гааге.
В XIII веке в нижней части реки Амстел появляется рыбацкая деревушка. Своё название Амстердам, т.е. «плотина на реке Амстел», деревня получила благодаря построенной поблизости плотине. Рядом с деревней находилось Флевонское озеро, которое в 1287 году в результате наводнения превратилось в залив Северного моря, получив новое название — Зёйдерзе. Это сделало обычную рыбацкую деревушку морским портом, создав предпосылки для её развития как центра морской торговли. Уже вскоре деревня становится городом. В начале XIV века в Амстердаме появляется первая церковь, естественно посвящённая покровителю моряков Святому Николаю, который одновременно становится и покровителем молодого города, строится сразу две гавани. В конце XV века Ганза предоставляет Амстердаму право свободно торговать на Балтике, что способствует росту города.
Значение Амстердама резко выросла после затянувшейся на 80 лет войны за освобождение Голландии от Испании и образования Республики Соединённые провинции Нидерландов. Южные провинции Нидерландов и главный центр торговли и мореходства страны Антверпен были разорены и опустошены за время войны, кроме того, испанцы в отместку перекрыли для судоходства реку Шельду, на которой стоял Антверпен. Благодаря этому Амстердам, на два века избавившийся от конкурентов, становится крупнейшим портом Нидерландов и, постепенно,. Процветанию города способствовало то, что в начале XVII века Голландия начинает формирование своей колониальной империи. К концу XVII века Амстердам, ставший к тому времени главным центром европейской торговли, превращается в один из самых больших, богатых и красивых городов Европы.
Неудивительно, что Амстердам, как самый большой и развитый город Нидерландов, становится их столицей, хотя функции административного центра достались Гааге.
Хотя Лукас Подольски может сыграть и на фланге, как атакующий полузащитник, но там отлично играли Гетце, Ройс, Озил или Кросс.
Духовная грамота Ивана Даниловича Калиты
Князь, известный своими дипломатическими талантами, сумел добиться доверия Узбек-хана, а вместе с тем и ярлыка на сбор дани с Руси.
Во имя отца и сына и святого духа. Я грешный, ничтожный раб божий Иван, пишу духовную грамоту, идя в Орду, никем не принуждаем, в здравом своем уме, в полном здоровье. На случай, если бог что решит о моей жизни, даю завещание сыновьям моим и княгине моей.
Завещаю сыновьям своим отчину свою Москву, а раздел учинил им такой. Дал я сыну старшему Семену: Можайск со всеми волостями, Коломну со всеми Коломенскими волостями, Городенку, Мезыню, Песочную и Середокоротну, Похряне, Устьмерску, Брошевую, Гвоздну, Ивани деревни, Маковец, Левичин, Скульнев, Канев, Гжель, Горетову, Горки, село Астафьевское, село на Северске в Похрянском уезде, село Константиновское, село Оринйнское, село Островское, село Ко-потенское, сельцо Микульское, село Малаховское, село Напрудское у города. А при своей жизни дал я сыну моему Семену: 4 цепи золотых, 3 пояса золотых, 2 чаши золотых с жемчугами, блюдце золотое с жемчугом, с драгоценными камнями, 2 ковша золотых больших; и из посуды серебряной дал ему 3 блюда. серебряных.
Даю сыну моему Ивану: Звенигород, Кремичну, Рузу, Фоминское, Суходол, Великую слободу, Замошскую слободу, Угож, Ростовцы, Окать-еву слободку, Скирминовское, Тростну, Негучу; а села: Рюховское, село Каменецкое, село Рузское, село Белжинское, село Максимовское, село Андреевское, село Вяземское, село Домонтовское, село в Замошской слободе, село Семчинское. А из золота я дал сыну моему Ивану: 4 цепи золотых, пояс золотой большой с жемчугом, с драгоценными камнями, пояс золотой с застежками, пояс, украшенный сердоликом, золотом окованный, 2 ковша золотых, 2 чашки круглых золотых, блюдо серебряное ездинское, 2 блюдца малых.
Я дал сыну моему Андрею: Лопасню, Северскую, Нарунижское, Серпухов, Нивну, Темну, Голичихи, Щитов, Перемышль, Ростовец, Тухачев; а села: село Талежское, село Серпуховское, село Колбасинское, село Нарское, село Перемышльское, село Битяговское, село Труфо-новское, село Ясиновское, село Коломенское, село Ногатинское. А из золота я дал сыну моему Андрею: 4 цепи золотых, пояс золотой фряжский с жемчугом, с драгоценными камнями, пояс золотой с крюком на багряном шелке, пояс золотой золотоордынский, 2 чаши золотые, 2 ковшика золотых малых, а из блюд—блюдо серебряное и два малых.
А княгине моей с меньшими детьми даю: Сурожик, Мушкину гору, Радонежское, Бели, Ворю, Черноголовль, на Воре слободку Софронов-скую, Вохну, Дейково, Раменье, Данилищеву слободку, Машев, Сельну, Гуслицу, Раменье, что было за княгинею; а села: село Михайловское, село Луцинское, село у озера, село Радонежское, село Дейгунинское, село Тыловское, Рогож, село Протасьевское, село Аристовское, село Топастенское, село Михайловское на Яузе, 2 села Коломенских. А из городских доходов даю княгине моей осмничее, а тамгою и другими доходами городскими поделятся сыновья мои; также и проездными торговыми пошлинами, которые у кого в уезде, то — тому, а оброком городским Васильцева веданья поделятся сыновья мои.
А что касается моих бортников и оброчников купленных, то которые у кого в росписи (значатся), то—тому.
А если, по моим грехам, татары будут доискиваться каких волостей и отнимут у вас, сыновей моих и у княгини моей, поделитесь вы опять этими волостями вместо тех.
А численных людей пусть ведают сыновья мои сообща, а моими людьми, купленными, в большом свертке, пусть поделятся сыновья мои.
А золото княгини моей Елены я отдал дочери своей Фетинье—14 обручей и ожерелье матери ее, монисто новое, что я сковал, а чело (головной убор) и гривну (обруч на шею) я дал при себе.
А что я добыл золота, что мне дал бог, и коробочку золотую, то отдал княгине моей с меньшими детьми.
А из одежд моих сыну моему Семену кожух красный жемчужный, шапку золотую; а сыну моему Ивану—кожух желтого шелка с жемчугом, епанчу большую с оплечьями; моему сыну Андрею—бугай (верхняя одежда) соболий с наплечниками, с крупным жемчугом, с драгоценными камнями, суконную одежду с оплечьями.
А 2 кожуха с нагрудьями, с жемчугом, что я теперь сделал, то дал меньшим детям своим Марии и Федосье с ожерельем.
А мои пояса серебряные пусть раздадут их попам.
А мои 100 рублей у Ески пусть раздадут по церквам.
А что осталось из моей посуды серебряной, тем пусть поделятся сыновья мои и княгиня моя.
А что останется из моих одежд, то пусть раздадут по попам и на Москве. Блюдо большое с 4 кольцами отдаю святой богородице Владимирской. Я сыну моему Семену дал стадо, а другое—Ивану, другими стадами моими пусть поделятся сыновья мои и княгиня моя. Кроме московских сел, даю сыну моему Семену села свои купленные: село Аваковское в Новгороде на Улале, а другое во Владимире— Борисовское.
А села, что я купил, Петровское, Алексинское, Вседобричь и Павловское на Масе (половину купил, а половину выменял у митрополита) и сельца на Масе, что я купил у Афинея, то даю сыну моему Ивану.
А что я купил села Варварское и Меловское у Юрьева, что выменял на Матвеищевское село, то даю сыну моему Андрею.
А село Павловское (купля бабки нашей) и новое сельцо, что я купил, и Александр святой, что я купил в Костроме, то даю княгине своей.
А село, что я купил в Ростове,—Богородицкое, то отдал Бориску Воркову, если он будет служить какому-либо сыну моему, село будет ва ним, а если он не будет служить детям моим, пусть отнимут (у него) село.
А сельцо на Кержаче, что я купил у игумена Прокофия, другое— Леонтьевское, третье Шараповское, то отдаю святому Александру для своего поминовения.
А завещаю тебе, сыну моему Семену, братьев твоих младших и княгиню мою с меньшими детьми: после бога ты будешь о них заботиться.
А кто эту мою грамоту нарушит, пусть судит его бог.
А на это свидетели: отец мой духовный Ефрем, отец мой духовный Феодосии, отец мой духовный поп Давыд.
На чем было написано завещание ивана даниловича
Константин Александрович Аверьянов
Загадка завещания Ивана Калиты
Присоединение Галича, Углича и Белоозера к Московскому княжеству в XIV в.
Новейшие исследования по истории России
История формирования единого Русского государства всегда была одним из главных предметов внимания отечественных историков. Тем не менее необходимо признать, что целый ряд важных сторон процесса централизации страны все еще остается своего рода белым пятном и требует своего изучения. Одним из подобных вопросов, породившим массу всевозможных догадок и предположений исследователей, на протяжении уже двух столетий является вопрос о так называемых «куплях» Ивана Калиты.
Суть его заключается в следующем. Составляя в 1389 г. свою вторую духовную грамоту (завещание), великий князь Дмитрий Иванович Донской сделал следующие распоряжения: «А сына своего благословляю, князя Юрья, своего деда куплею, Галичем, со всеми волостми, и с селы, и со всеми пошлинами, и с теми селы, которые тягли к Костроме, Микульское и Борисовъское. А сына своего, князя Андрея, благословляю куплею же деда своего, Белымозеромъ, со всеми волостми, и Вольским съ Шаготью, и Милолюбъскии езъ, и съ слободками, что были детии моих. А сына своего, князя Петра, благословляю куплею же своего деда, Оуглечим полем, и что к нему потягло, да Тошною и Сямою»[1].
В тексте завещания наше внимание привлекает троекратное указание на то, что данные города являлись для Дмитрия Донского «куплями» его деда, которым, как известно, являлся живший на полстолетия раньше великий князь Иван Данилович Калита. До наших дней сохранились его две духовные грамоты, дошедшие, что важно, в подлиннике. Но в них нет ни малейшего намека на то, что Калита владел упомянутыми его внуком городами[2]. Что же имел в виду Дмитрий Донской, когда называл Галич, Белоозеро и Углич «куплями своего деда»? Этот вопрос интересовал историков еще со времен Н.М. Карамзина.
Стремясь хоть как-то объяснить отмеченное выше противоречие, Н.М. Карамзин предположил, что Калита приобрел указанные города незадолго до своей кончины, и тем самым они просто не попали в составленное несколькими годами раньше завещание московского князя[3]. Однако здесь его подстерегала другая трудность: до нас дошли духовные грамоты сыновей Калиты — Семена Гордого и Ивана Красного, но и в них опять-таки нет ни одного слова про Галич, Углич и Белоозеро[4].
Для объяснения этого парадокса Н.М. Карамзин нашел довольно остроумный выход. По его мнению, эти города вплоть до эпохи Дмитрия Донского «не были еще совершенно присоединены к Московскому княжению»[5]. Как известно, в XIV в. московские князья одновременно занимали два княжеских стола — собственно московский, являвшийся для них родовым владением, и великокняжеский во Владимире, право на который они получали по ханскому ярлыку. По мнению историографа, Калита приобретением этих трех городов расширял не собственно московские владения, а великокняжеские пределы: «сии уделы до времен Донского считались великокняжескими, а не московскими: потому не упоминается об них в завещаниях сыновей Калитиных»[6]. Действительно, хотя и Иван Калита, и его сыновья являлись великими князьями Владимирскими, в их завещаниях никогда не определялись судьбы великого княжения, распоряжение которым зависело исключительно от воли хана, а лишь упоминались отдельные княжеские села на его территории. И только внук Калиты, через несколько лет после знаменитой Куликовской битвы, ознаменовавшей начало заката ордынского влияния, смог включить в текст своего завещания 1389 г. многозначительную фразу: «А се благословляю сына своего, князя Василья, своею отчиною, великим княженьем»[7]. Именно сразу после нее идет процитированный выше нами текст о Галиче, Белоозере и Угличе. Тем самым Дмитрий Донской ясно показывал, что теперь не хан, а московский князь имеет полное право распоряжаться как всем великим княжением, так и отдельными его частями.
Однако эта внешне очень логичная и стройная схема, казалось бы полностью объяснявшая отсутствие упоминаний об этих трех городах в завещаниях Калиты и его сыновей, имела один небольшой изъян, на который указал С.М. Соловьев: «Карамзин делает предположение, что эти прикупы принадлежали не к Москве, но к великому княжению Владимирскому. Но как мог Калита прикупать к великому княжению, которое вовсе не принадлежало в собственность его роду и по смерти его могло перейти к князю Тверскому или Нижегородскому? Это значило бы обогащать других князей на свой счет». Он же обратил внимание и на другое обстоятельство — на протяжении почти всего XIV в. русские летописи продолжают по-прежнему упоминать самостоятельных галичских и белозерских князей, что поневоле создается впечатление, что никаких покупок их стольных городов Калита не совершал. На взгляд историка, «дело объясняется тем, что Калита купил эти города у князей, но оставил еще им некоторые права владетельных, подчиненных, однако, князю Московскому, а при Дмитрии Донском они были лишены этих прав»[8].
Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей XIV–XVI вв. М.; Л., 1950. № 12. С. 34 (далее: ДДГ). Выделено нами.