На чем построен питер
Болота и зайцы: Главные мифы и легенды об основании Санкт-Петербурга
Северной столице исполнилось 318 лет!
Фото: ТАСС / Роман Пименов
Петру I помог орел
Одна из самых популярных легенд про основание Северной столицы связана с парящим орлом. Часто ее можно услышать от экскурсоводов, особенно во время посещения Петропавловской крепости. По легенде, во время обхода Заячьего острова государь срезал два пласта дерна, сложил их крест на крест и объявил, что с этого места начнется Санкт-Петербург. В тот момент над Петром I пролетел орел, он воспринял это как хороший знак.
Фото: РИА Новости / Михаил Озерский
На самом деле, императора не было на Заячьем острове 27 мая 1703-го, утверждают историки. Петр I на закладке крепости не присутствовал, а скорее всего находился на Лодейном поле, где на реке Свирь закладывали корабли для будущего Балтийского флота. В августе того же года с верфей сошло первое судно — 28-пушечный фрегат «Штандарт». Да и орлы в той местности не обитают.
Санкт-Петербург построен на безлюдных болотах
Много вопросов вызывает климат местности, где Петр I начал строить город. Многие жители и гости Санкт-Петербурга убеждены, что город основан на безлюдных болотах. Но до того как земли отошли Российской империи, они были шведской провинцией. Возле Большеохтинского моста в устье реки Охта в 1300-м построили крепость Ландскрона, а в 1611-м на ее место возвели крепость Ниеншанц (сейчас там располагается мемориал — Прим.ред.). На противоположном берегу стоял крупный торговый город Ниен.
Фото: РИА Новости / Алексей Даничев
На месте, где сейчас располагается Смольнинский муниципальный округ, было село Спасское. В современном историческом центре Санкт-Петербурга стояло более 40 поселений. Также жили и на Васильевском острове и вдоль реки Фонтанки, где существовала деревня Каллила. Именно в честь поселения назвали возведенный в будущем Калинкин мост. А что насчет болот? Они и правда были, но на одной пятой территории будущей имперской столицы. Например, их осушили в месте, где сейчас стоит Инженерный замок и в районе Думской улицы. От болот избавлялись до 1780-го: тогда Неву окончательно заключили в гранит.
Заячий остров назван в честь зайцев
Еще одна легенда вокруг острова связана с его названием. Есть несколько версий. Первая утверждает, что когда Петр I плыл на лодке, на его сапог запрыгнул спасающий от наводнения заяц, поэтому император решил назвать остров в честь животного. Вторая — якобы в тот год в окрестностях будущей столицы империи обитала большая популяция ушастых. Третья легенда звучит еще романтичнее: заяц, убегая от хищника, запрыгнул государю прямо на руки. Причем произошло это именно в тот момент, когда Петр I ругал плотников за плохую работу. Зверек настолько умилил и развеселил его, что он перестал гневаться на подданых. Туристы охотно верят в эти легенды, когда видят на входе в Петропавловскую крепость памятник зайцу, установленный в 2003-м в честь 300-летия Санкт-Петербурга.
Фото: РИА Новости / Алексей Даничев
Впервые название Заячий остров объяснил российский историк XIX века Михаил Пыляев в своей книге «Старый Петербург. История былой жизни столицы Российской империи». Он считал, что до завоевания местности русскими, остров назывался Jänissaari (Заячий остров в переводе с финского языка — Прим.ред.). До прихода Петра I Ингерманландию населяли не только шведы, но и финны, и карелы.
Этнограф и литературовед Алина Отти была уверена, что Заячий остров — это путаница при переводе с финского на русский язык и зайцы там вряд ли водились. Исследования Отти показали, что когда Петр I решил основать Петропавловскую крепость, его подручные неправильно расслышали оригинальное название острова. Им вероятно показалось, что местность называется Jänissaari. Разделив слово на две части — janis (заяц) и saari (остров), они пришли к выводу, что он заячий. На самом деле название острова на финском — Jäänisaari (Ледяной остров).
Санкт-Петербург назван в честь Петра I
Фото: Репродукция ТАСС
Медный всадник вылит из меди
После смерти Петра I в 1752-м, спустя 30 лет, в его честь возвели монумент на Сенатской площади, который прозвали «Медный всадник». Из-за названия можно подумать, что он вылит из меди, но на самом деле он бронзовый. В XVIII все, что производилось из медных сплавов называлось именно медью. Как известно, бронза — это сплав меди и олова.
Фото: ТАСС / Петр Ковалев
Стоит на костях: правда и ложь о строительстве Питера.
7
просмотров
1. Петербург был основан на глухих безлюдных болотах
Начнем с того, что территория нынешнего Санкт-Петербурга была «бойким местом». В 1300 здесь была построена шведская крепость Ландскрона, а в 1611 на ее месте появилась крепость Ниеншанц, окруженная городком Ниен.
Валентин Серов. Петр I, 1907. Из собрания Третьяковской галереи
В XVII столетии Ниен стал крупным торговым центром – благодаря удачному расположению возле моря и на слиянии нескольких судоходных рек. Именно поэтому Петр Первый решил строить новый город здесь, когда в 1703 году в ходе Северной войны взял Ниен. Даже когда Петербург в 1712 стал столицей, он формально все еще находился на шведской территории, которая была присоединена к России только в 1721 году.
Откуда же взялась история про болота? И правда, в 1705, спустя два года после основания города, одна пятая часть его нынешней площади была болотом. Огромный омут, например, был на месте Инженерного замка; Думская улица вообще была непроходима.
Модель Ниенской крепости
Но Питер (кстати, это сокращение появилось тогда же, в начале XVIII века) строили европейские инженеры. Они завозили в город землю и песок для укрепления местных почв. Почвовед Елена Сухачева рассказывает, что русла рек и ручейков заваливались песком и гравием, а болота одно за другим осушались. Все это происходило постепенно, вплоть до 1780-х годов, когда Нева была окончательно одета в гранит.
2. Орел парил в небесах, когда Петр закладывал первый камень Петропавловской крепости
Петропавловская крепость была основана 16 мая 1703 года. Популярная легенда гласит, что, когда Петр закладывал первый камень, в небесах над ним повис орел.
Это просто сказка. Согласно журналу Петра Великого, в день закладки крепости Петр находился в укреплении Шлотбург, на месте бывшей крепости Ниеншанц на Охтинском мысу, и никуда оттуда не уезжал – все его письма в мае и июне 1703 помечены Шлотбургом. Наконец, орлы в Ингерманландии никогда не водились.
3. Город стоит на костях
Георгий Песис. Петр I на строительстве Санкт-Петербурга
Петр I якобы приказал сотням тысяч крестьян явиться на место строительства города. Их не кормили, не обогревали, а трупы их сваливали в ямы и закидывали негашеной известью.
Строительство и вправду велось крестьянами, но им не просто «приказали» явиться в Петербург. В 1704, например, на стройке находилось 40 тысяч человек, в основном государственные и помещичьи крестьяне. Они работали в трехмесячных сменах, после каждой из которых могли или остаться, или уйти домой. Большинство – оставались: правительство платило стабильные рубль в месяц, что было обычной оплатой труда столичных строителей в то время. Для крестьян из дальних краев это была выгоднейшая работа.
После 1717, вместо найма крестьян правительство ввело общий налог на строительство Петербурга, на деньги от которого стало нанимать более квалифицированных работников.
Что касается смертности среди работников, она составляла 7-8 процентов и была обычной для тех времен. В 1950-е годы советские историки провели раскопки на месте крупных строек ранних лет Петербурга и не нашли массовых захоронений. Наоборот, они в основном натыкались на ямы с костями и объедками, то есть, работников регулярно и сытно кормили.
4. Васильевский остров должен был быть с каналами, но Меншиков украл деньги
План Санкт-Петербурга 1705 года. Историческая реконструкция 1850-х гг.
Якоб фон Штелин (1709-1785), академик Петербургской академии наук, утверждает в своей книге «Подлинные анекдоты о Петре Великом», что Петр хотел сделать Васильевский остров в Петербурге «маленьким Амстердамом», в котором вместо улиц были бы каналы, и поручил это задание своему соратнику Александру Даниловичу Меншикову, князю, вышедшему из простонародья. Но Меншиков, первый вор страны, растратил все фонды, поэтому каналы получились узкими, такими, что по ним даже не проходила лодка. Кроме того, петербуржцы закидали каналы мусором и залили нечистотами. Узнав, что вышло из его идеи, Петр был в ярости. Каналы пришлось закопать.
Александр Меншиков
На самом деле, каналов на Васильевском не было даже в 1723 году. Только в 1727-1730, уже после смерти Петра, вырыли четыре канала, которые были засыпаны по приказу Екатерины II в 1767 году.
5. «Петербургу быть пусту!»
Евдокия Лопухина, первая жена Петра I
Петр не любил первую жену, Евдокию Лопухину. Она была человеком XVII века, не желала изменять себе и не разделяла страсти Петра к европейской культуре. Мать несчастного царевича Алексея, лентяя и алкоголика, она воспитала сына в оппозиции к отцу. А когда царь увлекся Анной Монс, Евдокия стала привечать противников Петра. Всеведущий царь быстро раскрыл заговор и сослал Лопухину в монастырь. По преданию, во время насильного пострижения в монахини Евдокия кричала: «Петербургу быть пусту!»
Вряд ли в 1698 году, еще до начала Северной войны, Евдокия могла что-то знать о Петербурге. Да и слова-то такого не было – Петр завоюет Ниен только через 5 лет. И тем более Евдокия не могла иметь в виду, что Питер будет часто подтапливать из-за наводнений – а ведь именно так интерпретировалось впоследствии ее «предсказание».
Федор Алексеев. Петербургское наводнение 1824 Царевич Алексей Петрович, впрочем, в 1718 году, когда его допрашивали по делу о государственной измене, повторил эти слова – уже как расхожий слух. Ну а «закрепил» легенду в памяти историк Сергей Соловьев уже в XIX веке. Петербург, между тем, все стоит, и народу в нем все больше и больше. Правда, наводнения случаются и по сей день-но они сдерживаются построенной дамбой..
Ну, очевидно, что «легенда о костях» сильно преувеличила реальные данные. Разумеется, люди гибли на этих строительствах, умирали и от болезней, и от климатических сюрпризов и проч. Но не в таких умопомрачительных цифрах все это исчислялось…
Тогда откуда что взялось? Первое и оно же, очевидно, главное – это нежелание наших соотечественников строить новую столицу и жить в ней. Отсюда все присказки о гиблом месте, о дурном климате, о безобразной почве, о тысячах погибших. Ну, как же, православные, разве можно жить в таких условиях?
Но все-таки можно попробовать назвать основные аргументы:
С 1723 года царским указом начинается высылка в новую столицу московских дворян, она продлится несколько месяцев, по этому поводу заведут целое архивное дело в Сенате. В этих мероприятиях была даже предусмотрена опись имущества для тех бедолаг, кто попробовал ослушаться царского указа…
А теперь смотрите – раз уж дворяне не желали ехать в неизвестный и «мутный» край нового Парадиза и не представляли себе цели этой новой столицы? Что тогда говорить о простых смертных и о том, как простолюдины ухитрялись саботировать «высочайшее распоряжение»?
Вот кому и нужна была вся эта мифология и россказни об ужасах и страстях неизвестной грядущей жизни.
А вольнаемные? И им тоже такие расклады, разумеется, были на руку. В таких случаях «тарифы» на оплату работы как-то очевидно увеличивались…
НУ А ТЕПЕРЬ О КОЛИЧЕСТВЕ ПОГИБШИХ ПРИ СТРОИТЕЛЬСТВЕ ГОРОДА ПЕТРА
Исследователь Научно-исследовательского центра Фонда «Меншиковский институт» Е.А. Андреева (СПбИИ РАН)
Первые строители Петербурга и их судьба
Одним из многочисленных и наиболее устойчивых мифов, сложившихся о Петербурге начальных лет его существования, является всеобщая убежденность в том, что Северная столица воздвигнута на многочисленных костях ее первых строителей. Иностранцы, современники петровской эпохи, сообщают основанные на бытовавших слухах огромные цифры людских потерь вплоть до 300 тысяч человек. Подробный обзор этих сведений см. в монографии: Беспятых Ю.Н. Иностранные источники по истории России первой четверти XVIII в. (СПб., 1998. С. 397-398). Как подчеркивает названный автор, «все эти цифры легендарны и проверке не поддаются».
Возникает вопрос, почему при огромном интересе к истории Петербурга, исследователи до сих пор не установили истинной численности жертв. Ответ, видимо, заключается в том, что данные о петербургских работниках первой четверти XVIII в. находятся в различных фондах петербургских и московских архивов и рукописных отделов библиотек, что чрезвычайно затрудняет ознакомление с этими разрозненными сведениями. Причем нет никакой гарантии, что, собрав их, можно получить результат. Ведь неизвестно, существовали и дошли ли до нашего времени сведения о смертности рабочих в дельте Невы. Изучив соответствующие материалы в фондах Российского государственного исторического архива (СПб.), Российского государственного архива древних актов (Москва), Российского архива военно-морского флота (СПб.), Архива Санкт-Петербургского Института истории РАН и Рукописных отделов Российской национальной (СПб.) и Российской государственной (Москва) библиотек, я попытаюсь установить степень достоверности прочно утвердившегося в умах мифа.
Чтобы ответить на вопрос о том, много ли людей погибло при создании Петербурга, важно иметь представление, сколько работников возводило город. Первое сообщение о строителях дерево-земляной крепости на Заячьем острове, основанной 16 мая и законченной к середине сентября 1703 г., встречается в русской газете «Ведомости», за 24 августа 1703 г., где говорится, что на ее возведении работало 20 тысяч «человек подкопщиков». Хотя это первое упоминание о петербургских строителях легендарно, ведь неизвестно на каких сведениях оно основывалось, однако это свидетельство сразу же опровергает мнения иностранных описаний о многих десятках и даже сотнях тысяч погибших на сооружении Петербургской крепости.
П.Н.Петров в свое время подверг сомнению приведенную в «Ведомостях» цифру: «двадцати тысяч и со всеми полками, бравшими Ямы-город (по шведски Ямбург), не могло быть в наличности; а самое большое число работников не солдат не превышало четырех тысяч – и с пленными, тут же работавшими в первое время». Но в исторической литературе (Г.И. Тимченко-Рубан, А.В. Предтеченский, В.В. Мавродин, Г.А. Некрасов и др.) укоренилось мнение именно о 20 тысячах человек, возводивших крепость на Заячьем острове, из которых 15 тысяч – солдаты, а 5 тысяч – работные люди. Так как по подсчетам Г.И.Тимченко-Рубана, например, «под Ниеншанц явилось с Шереметевым 18 полков, общею численностью в 16 000 человек. Подошли вскоре… и войска Петра Апраксина, у которого было три драгунских полка… низовая конница да дворянское конное ополчение, всего до 7000» человек, и после того, как отряд Шереметева был отправлен «под Копорье… в лагере под Шлотбургом (по взятии Ниеншанца 1 мая 1703 г., он был переименован Петром в Шлотбург. – Е.А.), оставалось войска свыше 15 000 человек». Скорее всего, по крайней мере часть войска, оставшегося в дельте Невы после взятия Ниеншанца, была привлечена к строительству крепости. Так, Г.И. Головкин в письме к царю от 22 августа 1703 г. упоминает, например, об участии в работах солдат гвардейских Преображенского и Семеновского полков.
Вопрос обеспечения строительства в дельте Невы рабочей силой встал с первого дня основания петровского «парадиза». Государственная отработочная повинность получила широкое распространение в Русском государстве XVI и XVII вв. В первые годы правления Петра I силами работников, ее отбывавших, обеспечивались государственные стройки Воронежа, Азова, Таганрога и других городов и крепостей. Такие же работники, присылавшиеся на определенный срок в порядке отбывания государственной отработочной повинности, использовались и на строительстве Петербурга в 1703-1721 гг.
Неизвестны указы о присылке работных людей в дельту Невы за 1703 г. Однако П.Н. Петров отмечал, что «вызов людей в 1703 г. на петербургские работы сделан быть не мог за поздним временем, а для возведения земляных валов Петропавловской крепости взята была часть рабочих из Шлиссельбурга». (Завоеванная русскими 11 октября 1702 г. крепость Нотебург, переименована Петром I в Шлиссельбург). Это мнение вслед за П.Н. Петровым повторяют и позднейшие исследователи. Однако в письме петербургского губернатора А.Д. Меншикова от 27 июля 1703 г. комиссару У.А. Сенявину сообщается об отправке из Петербурга в Шлиссельбург «на работу» 1002 человек. Таким образом, в первый год строительства крепости на Заячьем острове работные люди присылались из Петербурга в Шлиссельбург, а не наоборот, как принято считать в исторической литературе.
За этот год сохранилось всего несколько документов, упоминающих возводивших Петербургскую крепость работников. Так, приближенные государя Г.И. Головкин 3 июля и А.Д. Меншиков 25 июля сообщали ему из Петербурга, что «работные люди и в городовом уже многие пришли и непрестанно прибавляются…». 9 августа Г.И. Головкин оттуда же писал государю: «Как у солдат, так и у работных людей нынешней присылки болезнь одна – понос и цынга», а 22 августа – «после тово та ж болезнь в салдатах и в работных болше уменшаетца, изволь помыслить, не лутче ли болных работных людей отпустить, а хотя их и продержать, пользы от них никакой не будет, только хлеб едят, а когда наступят дожди и стужи, выходить им будет трудно».
Для начала XVIII в., тем более в условиях болотистой местности, отличавшейся сложными климатическими условиями, приведенные в письме болезни (дизентерия и цинга) были смертельны. Проведший в Петербурге в 1726 г. месяц, французский путешественник О. де ла Мотрэ отмечал, что при строительстве дома английского купца Эванса на углу современного нам Невского проспекта и набережной р. Фонтанки «было найдено множество черепов несчастных людей, что погибли при рытье этого протока». Как отмечал француз, дом Эванса находился «более чем в версте от Петербурга». (А в первые годы существования города Фонтанка, несомненно, была довольно дальним пригородом). Может быть, именно здесь в 1703 г. погребали умерших на острове или отпущенных домой и скончавшихся по дороге работных людей, обнаруженные захоронения которых и дали начало мифу о построенном на костях городе.
Указ Петра I от 8 мая 1704 г. повелевал выслать «в новозавоеванные в Шлюшин (то есть в Шлиссельбург. – Е.А.) и Питербурх» 40 тысяч работных людей на три перемены по два месяца по 13 тысяч 333 человека в каждой перемене. Таким образом, всего в Петербурге в 1704 году должно было работать 20 тысяч человек в три смены по 6666 работников. Каждая смена длилась два месяца: первая – с 25 марта по 25 мая, вторая – до 25 июля, третья – до 25 сентября.
Строившие Петербургскую крепость летом 1704 г. люди должны были приходить на работу, «как после полуночи 4 часа ударит или как ис пушки выстрелят» и трудиться до 8 часов, после получасового перерыва работа продолжалась до 11, далее – перерыв до 13 часов, после чего «иттить им на работу, взяв с собою хлеба» и работать до 16 часов, после получасового перерыва, «иттить им на работу и быть на той работе, покамест из пушки выстрелено будет», видимо, до 19 или 20 часов. Таким образом, трудовой день работников, возводивших крепость на Заячьем острове, длился 15 или 16 часов, из которых 12 или 13 часов отводилось на работу и 3 – на отдых. Видимо, такой же распорядок дня был в то время и на других строительных объектах. Как естественно предположить, люди старались уклоняться от работы, и это подтверждается настойчивыми требованиями государя и петербургского губернатора в указах к подчиненным, «чтоб мастеровые и работные люди у тебя без дела не были», или «чтоб никогда без работы никто из них не был».
За 1704 г. сведения о работных людях встречаются в переписке А.Д. Меншикова с главой основанной в 1703 г. Канцелярии городовых дел У.А. Сенявиным, петербургским обер-комендантом Р.В. Брюсом, олонецким комендантом И.Я. Яковлевым, псковским обер-комендантом К.А. Нарышкиным и другими. И хотя в ней нет общей численности присланных в Петербург и в Шлиссельбург работников, но можно с уверенностью заключить, что людей не хватало, так как они не всегда присылались в назначенные сроки и в нужном числе, а многие присланные зачастую сбегали. Так, о неприсылке работных людей с Олонецкой верфи в Шлиссельбург неоднократно сообщал У.А.Сенявин. На его просьбу отправить туда людей из Петербурга губернатор отвечал следующее: «А работных людей прислать к тебе отсюды неково, потому что здесь дела много… однако ж работных людей пять сот человек отпущено к тебе будет вскоре». О неприсылке людей в будущую Северную столицу писал также Р.В.Брюс: «…а равелин за оскудением работных людей строить начать невозможно…». Шлиссельбургский комендант В.Н.Порошин сообщал, что хлебные амбары «отделывать некому», так как олонецкие работники все сбежали, пошехонцы – заболели, а больше работников «ни откуды» не прислано. Нам известны повеления А.Д.Меншикова о присылке людей с Олонца и Пскова в Шлиссельбург и в Петербург соответственно. На которые И.Я.Яковлев и К.А.Нарышкин отвечали, что «за дальним расстоянием» не могут их отправить в указанные сроки.
О заболевших и умерших работниках за рассматриваемый год обнаружены данные только по Шлиссельбургу. Так, на 9 мая из присланных из Ржевы Володимеровой, Романова, Белоозера и с Олонецкой верфи 1267 работных людей 272 заболели и 38 умерли. Это составляет 21,47 % больных и 3,00 % умерших. На 19 июля из 808 каменщиков было 237 заболевших (29,33 %) и 46 умерших (5,69 %); из 375 кирпичников 101 болен (26,93 %) и 36 умерли (9,60 %); из присланных с Каргополя, Белоозера и Ржевы Володимеровой 1525 работных людей 610 заболели (40 %) и 202 умерли (13,25 %). Глава Монастырского приказа И.А. Мусин-Пушкин 14 марта сообщал из Москвы А.Д.Меншикову об отправке в Петербург по царскому указу из монастырей тысячи человек каменщиков и кирпичников, а 24 марта извещал, что послал еще 58 человек, «для того, что дорогою естли хто занеможет или умрет из указного числа». Итак, предполагалось, что еще по дороге в Петербург из 1000 человек заболеет или умрет десятков шесть человек (5,80 %). Следовательно, трудно говорить об определенном проценте смертности работных людей в 1704 г., так как даже в двух разных документах он колеблется от 3 до более чем 13 %, а процент больных – от 21,5 до 40 %. Однако, условия жизни в Шлиссельбурге все же были несколько лучше, чем на необжитых островах дельты Невы, а значит и процент больных и погибших в Петербурге в 1704 г., скорее всего, был выше.
Поскольку в приведенных документах говорится о болезнях среди работников, то возникает вопрос, каковы были возможности и средства для их лечения. В архивных источниках сохранилось на сей счет всего несколько упоминаний. Так, в царской резолюции 1704 г. стольнику Ф.П. Вердеревскому, находившемуся при строительстве Петербургской крепости, было указано заболевших работных людей отсылать из города «в особые учрежденные им места», сообщать о них коменданту и отмечать их имена в росписях. Отсюда можно заключить, что уже через год после основания города здесь имелись какие-то подобия лазаретов.
Упоминания о лекарях и аптеках встречаются в письмах к А.Д.Меншикову 1704 года. Так, Иван Бутурлин отвечал из Москвы, что не может выслать «немедленно» по приказу губернатора «шесть человек мастеров, которые делают на Преображенских салдат перевязи», поскольку у него их только двое. Доктор Г.М.Карбонари сообщал из Шлиссельбурга, что он с молодым лекарем «трудится день и ночь, и ходит за больными сколько возможно; теперь уже большая часть встали (то есть поправились. – Е.А.)», и просил прислать туда для больных аптекаря с лекарствами, а также рейнского вина и «иных вещей». И.Я.Яковлев сообщал с Сясьского устья, что иностранные кораблестроители «многие больны», двое уже умерли, и так как находившийся там лекарь болен, просил прислать нового. В.И.Порошин сообщал из Шлиссельбурга, что они делают бочки из сосновых верхушек и отдают их «дохтуру к лекарствам»; и по просьбе доктора «к лекарствам болных салдат дано вина… девяносто пять ведр»; и «болным салдатом за божиею помощию от болезни легче является». Известно также, что с целью борьбы с дизентерией, аптекарь Леевкенс изобрел водку из сосновых шишек, которая продавалась по 4 рубля 32 копейки ведро и в 1705 г. ее в Петербурге продали 231 1/2 ведра. Итак, можно заключить, что в первые годы существования города нехватало докторов и лекарств и лечили, в основном, солдат рейнским вином, а работных людей – настойкой из сосновых шишек.
В 1705 г. царским указом от 1 февраля велено было 40 тысяч работных людей, разделив на три перемены, отправить «поровну» в Петербург и Нарву. Следовательно, как и в указе 1704 г., в Петербург должны были прислать 20 тысяч человек, разделив на три перемены по 6666 человек.
Переписка А.Д.Меншикова с подчиненными за 1705 г. свидетельствует, что работников в Петербурге и окрестностях постоянно не хватало, поскольку их не приводили вовремя и в указанном числе, а часть присланных сбегала. Например, об их недосылке сообщал петербургский обер-комендант: «Городовая работа и иные дела в Санкт-Питербурхе и в Нарве зело медленно идут за неприходом работных и посошных людей, которые приходят порознь по малому числу и не на указные сроки и не полное по наряду число людей», а И.Я. Яковлев писал: «Работных людей, государь, у нас (на Олонецкой верфи. – Е.А.) в Санкт-Питербурхе малое число, а взять где, не ведаем» и «которые работные люди (1000 человек. – Е.А.) были на Тосне реке и карабельные всякие леса готовили ныне все от нашествия неприятельских людей разбежались…». Однако не обнаружено сведений об общем числе работавших в Петербурге в 1705 г. О заболевших и умерших нам известно лишь из писем И.Я.Яковлева А.Д.Меншикову: «Присланные государь с Москвы и из городов прошлых годов разных дел мастеровые люди многие померли, а иные хворают…» и «плотниками в работе зело имеем оскудение понеже многия своя сроки отжив померли». Но эти документы не дают нам точное число погибших. Известно, что на воронежской верфи с 1 июля по 3 августа 1705 г. из 1098 плотников умерли 549, то есть 50 % человек. Но трудно судить, такой же процент смертности в 1705 г. был на Адмиралтейской верфи в Петербурге или нет.
На 1706 г. Петром I было определено прислать в Петербург и Нарву «поровну» на три перемены 46 тысяч человек. Итак, в Петербург всего должно было прийти 23 тысячи, а в одну перемену работать – 7 666 человек. Известна роспись людей первой перемены, по которой в Петербург должны были собрать с 12 городов 8 330 человек, из которых 664 человека (7,97 %) «сверх указного числа… для пустоты», а в Нарву – с 16 городов 8 322 человека, из которых «для пустоты» 656 человек (7,88 %). Следовательно, запланированная государем цифра заболевших, умерших и сбежавших по дороге составляла около 8 %.
Однако указы государя конца марта – начала апреля того же года дьяку Поместного приказа А.И. Иванову показывают, что первая смена работников не была прислана к положенному сроку – 25-му марта. В них Петр I повелевает выслать в Петербург работных людей «как возможно скоро», так как в них «ныне немалая там есть нужда». На что 4 апреля А.И. Иванов сообщает о посланных к воеводам грамотах, по которым «иные» выслали работных людей, а «из ыных городов пишут, что уездные люди выбиты все поголовно к линейному делу, а в работники имать неково».
Согласно ведомости о количестве «плотников у разных дел» при Адмиралтейском дворе в 1706 г. числилось 529 плотников, из которых один человек умер, пятеро были в бегах и 33 болели. Итого умерло 0,19 %, заболело 6,24 % и сбежало 0,95 % человек. Таким образом, процент умерших плотников в Петербургском адмиралтействе в 1706 г. намного ниже, чем в 1705 г. на воронежской верфи.
По царскому указу от 19 ноября 1706 г. в Петербург в 1707 г. должны были прислать на две перемены 30 тысяч человек, то есть по 15 тысяч в каждой «с тех мест, которыя к Питербурху ближе», а с остальных мест собрать на этих работников деньги, причем работников должны были приводить сами воеводы. Первая смена должна была работать с 1 апреля по 1 июля, вторая – с 1 июля по 1 октября. Велено было также из 15 тысяч – 9 тысяч отдать главе Канцелярии городовых дел, а 6 тысяч – петербургскому обер-коменданту. Кроме того, повелевалось тысячу человек прислать уже в середине декабря 1706 г. «к каменной ломке». Итак, можно заключить, что, во-первых, начиная с 1707 г. работные люди посылались в один только Петербург, во-вторых, видимо учитывая опыт прежних лет, их число было меньше на 10-16 тысяч по сравнению с прошлыми годами, и теперь они присылались только с ближних к Петербургу городов.
По указам от 11 декабря 1707 г. и 7 января 1708 г. о высылке работников на 1708 г. и от 26 апреля 1708 г. о том же на 1709 г. повелевалось прислать в Петербург уже 40 тысяч работных людей на две перемены по 20 тысяч каждая. Из каждой перемены 8 тысяч человек определялось Р.В.Брюсу, а 12 тысяч – обер-комиссару У.А.Сенявину.
Однако и в эти годы работные и мастеровые люди не присылались вовремя и в необходимом количестве. Так, У.А.Сенявин 20 мая 1708 г. писал в Преображенский приказ, что по высылке из городов в Петербург «каменщики и кирпичники многие не явились и по ведомостям стольников и дворян, которые их собрав, в Санкт-Питербурх отводили, те каменщики с дороги бежали». А 24 апреля 1709 г. Р.В. Брюс сообщал А.Д. Меншикову: «По наряду в нынешнее лето работным людям велено ко мне быть к городовому строению апреля к 1 числу 8000 человек, ис которых по нижеписанное число токмо пришло к нам 1569 человек», то есть почти через месяц после начала работ у строительства Петербургской крепости находилось от указного числа 19,61 % человек. А У.А.Синявин 26 июня писал ему же: «На заводех, государь, кирпичных у нас малолюдство, а на каменной ломке еще нет ни одного человека» и сообщал, что работных людей у него вместо определенных 12 000 человек – 6830 (56,91 %), из которых, первой перемены – 5579, второй – 751 человек и присланных от Р.В.Брюса 500 работников; 10 июля докладывал, что работных «первой и второй перемены в приходе» всего лишь – 3510 человек, то есть 29,25 % от назначенного числа работников. Кроме того, 18 июля после шлиссельбургского наводнения Р.В. Брюс отправил туда на ремонт больверков 1000 работных людей. Всего же в 1709 г. по данным С.П.Луппова вместо запланированных 40 тысяч в Петербурге работало лишь 10 374 человека (7448 – в первой смене и 3286 – во второй), что составило 25,94 % от определенного государем числа работников.
Нет данных о числе скончавшихся или заболевших работников за 1708-1709 гг., но некоторое представление о заболеваемости в эти годы может дать ведомость Р.В.Брюса от 25 июня 1709 г., по которой из 6928 бывших на Котлине о. урядников и рядовых разных полков, больных – 128 человек, что составляет всего 1,85 %.
Согласно указам генерал-адмирала Ф.М.Апраксина от 20, 27 мая и 22 июля 1708 г. рабочий день на верфи и других адмиралтейских объектах начинался в пятом часу утра и длился до 11, после чего наступал обеденный перерыв, длившийся летом 3 часа, весной и осенью – 2, а зимой – 1 час. Летом предписывалось работать до 19 часов и после получасового перерыва, до вечернего, пушечного сигнала, то есть до 21-22 часов, зимой рабочий день было короче. Таким образом, рабочий день длился не менее 13-14 часов. Видимо подобный распорядок дня был и у строителей Петербургской крепости и других городских объектов.
Царским указом от 31 декабря 1709 г. на 1710 г. также повелевалось прислать в Петербург 40 000 работников на две перемены по 20 тысяч. Из них 4 тысячи должны были предоставить Р.В.Брюсу, а 16 тысяч – У.А.Сенявину. Кроме того, из первой смены предполагалось выслать «наперед» к обер-коменданту – тысячу, а к обер-комиссару – 3 тысячи человек, которым предписывалось работать с 1 февраля по 1 мая. Но, как и в предыдущие годы, указаное число людей не присылалось. Так, одна лишь Московская губерния из надлежащих 15816, недослала 3753 человек (23,73 %). А с Казанской губернии из назначенных 5000 татар и чувашей было недослано 2682 человека, то есть больше половины (53,64 %).
Сведения о работавших в дельте Невы в 1710 г. немногочисленны. Так, по ведомостям петербургского коменданта полковника Дениса Бильса на 3 августа Кронверк строили 1335 «работных посошных людей», из которых больных – 79 (5,92 %), а в Адмиралтейской крепости работало 1027 человек; на 9 августа из 164 работных посошных людей, заготовлявших лес, больных было 27 человек (16,46 %); и, наконец, на 11 декабря в Адмиралтействе находилось 456 плотников.
Как известно, в 1709 г. в Лифляндии появилась «моровая язва» (чума), продолжавшаяся до весны 1710 г. В Петербург моровое поветрие не дошло, из-за срочно предпринятых мер предосторожности, таких как выставление застав, проведение карантинных мероприятий, запрет на передвижение и проч., однако из-за прекращения подвоза продовольствия, многие работные люди гибли от голода. (Сведения любезно предоставлены И.Г. Дуровым) Но губернатор пристально следил за состоянием здоровья жителей «парадиза», о чем говорят донесения к нему подчиненных. Так, согласно именной росписи петербургских больных «мужеска и женска полу» доктора Франца Густафа Шнедлера, на 5 октября 1710 г. заболевших было 85 человек, среди болезней чаще других назывались «огневая» и лихорадка. Поскольку в 1710 г. в городе насчитывалось свыше 8 тысяч жителей, то процент больных по этой росписи составил примерно 1,06 % от общего населения города.
По ведомости Р.В. Брюса за ноябрь 1710 г. в Петербурге умерло 15, а в Шлиссельбурге 11 солдат, итого – 26 человек; согласно же его декабрьскому донесению, в ведении У.А. Сенявина от «огневой болезни» умерло двое работных людей, и болело ею – 7 человек. Все же эти цифры не могут дать общей картины смертности солдат и работников, так как неизвестна общая численность находившихся в обоих городах полков и присланных к У.А.Сенявину людей. Следует также иметь в виду, что нам известна лишь небольшая часть документов того времени, и, вероятно, петербургский обер-комендант регулярно, может быть даже еженедельно, посылал губернатору отчеты о заболевших и скончавшихся в городе. Однако если учесть, что на Канцелярию городовых дел распределялось в одну перемену 16 тысяч человек, даже если реально было прислано на 24 % меньше (на сколько меньше работников было прислано с Московской губернии), то данные о двух умерших и семи заболевших составляют ничтожно малый процент. Естественно также предположить, что если бы работники и солдаты гибли сотнями или тысячами, то Р.В. Брюс вряд ли стал бы сообщать второму человеку в государстве светлейшему Римского и Российского государств князю генералу-фельдмаршалу и кавалеру А.Д. Меншикову о скончавшихся 26-ти солдатах и 2-ух работниках.
На 1711 г. предписывалось прислать в Петербург 40 тысяч работных людей на две перемены по 20 тысяч в каждой. Согласно ведомостям главы Канцелярии городовых дел, на 17 июня работников первой перемены было выслано – 17062 (85,31 %), по дороге сбежали или заболели – 2348 (33,25 % из высланных), скончались – 46 (0,27 %), пришли в Петербург – 14 668 (85,97 % из высланных и 73,34 % из указных), недосланы – 7094 (35,47 %). На 24 сентября всего работников, исключая наряда с Петербургской губернии, назначено было прислать – 30448, выслано – 28121 (92,36 %), по дороге бежало или заболело 3605 (12,82 % из высланных), умерло – 67 (0,24 %), прибыло в Петербург – 24449 (86,94 % из высланных и 80,30 % из указных), недослано – 5932 (19,48 %). Кроме того, на 24 сентября уже в самом Петербурге с работ бежали 958 человек.
На 1711 г. также повелевалось прислать в Петербург со всех губерний 2180 мастеровых людей (каменщиков, кирпичников, каменоломщиков, гончаров и черепичников). Из которых на 7 апреля было прислано 815 человек (37,39 %), к 17 июня – 1282 (58,81 %), к 1 сентября – 1485 (68,12 %). Итак, назначенное число мастеровых людей в 1711 г. не было прислано. Кроме того, по донесению У.А.Сенявина от 19 сентября, из этих 1485 человек, 34 – «присланы больные и дряхлые, а иные на работе заболели и по свидетельству лекарей, вылечить их невозможно». Таким образом, процент заболевших и, видимо, вскоре скончавшихся мастеровых людей – 2,29 %.
Видимо, на Адмиралтейское ведомство назначались отдельные наряды работных и мастеровых людей. Так, по государевым указам от 12 и 30 апреля 1711 г. повелевалось прислать туда к 1 июня на 3 месяца из Петербургской губернии 2032 работных людей. Однако по ведомости на 5 июня этих работников еще не прислали и «до присылки их в Адмиралтействе в Санкт-Питербурхе, в Ладоге и на Олонецкой верфи у карабельного строения работают плотники и работники» прежнего наряда – 2500 человек. В этой же ведомости сообщается, что к строению петербургской таможни было выслано 136 человек, из которых 45 плотников и 91 работник. Из этого числа по дороге один заболел и трое «на мосте потонуло».
Итак, сохранившиеся архивные документы о строителях Северной Пальмиры за первые восемь лет ее существования позволяют прийти к следующим выводам. Во-первых, в разные годы в Петербург определялось довольно различное число работников (от 20 до 40 тысяч на сезон). Во-вторых, в реальности число присланных и работных, и мастеровых людей всегда было меньше указнóго, вследствие чего их постоянно не хватало. Как показывают процитированные выше документы, прислать людей либо не могли вовсе, либо не успевали вовремя собрать нужное их число; были даже случаи, когда работные люди, набранные в той или иной местности, разбегались из-за нашествия неприятельской армии. Кроме того, некоторые заболевали, бежали или умирали по дороге уже на работах в Петербурге. Поэтому естественно предположить, что отвечавшие за те или иные объекты должностные лица старались сберечь имевшихся у них работников. Об этом свидетельствует, например, учреждение лазаретов, упоминаемых уже под 1704 г.
В-третьих, наличные исторические источники не могут дать общего числа погибших при создании петровского «парадиза» людей, а содержат лишь фрагментарные сведения. Процент смертности в них колеблется от 0,19 до 13,25 %, а заболевших – от 1,06 до 40 %. Но по этим сведениям невозможно вычислить общее число погибших или заболевших, поскольку, например, самый большой процент смертности (13,25 %) был в июле 1704 г. среди 1525 работников, присланных в Шлиссельбург из Каргополя, Белоозера и Ржевы Володимеровы, тогда как смертность среди присланных туда же в мае из Ржевы Володимеровы, Романова, Белоозера и с Олонецкой верфи 1267 работников составила всего 3 %. Всего же в Шлиссельбург по указу на 1704 г. должны были прислать 20 тысяч человек. Таким образом, у нас есть данные лишь о 14 процентах из определенного числа людей, по которым невозможно судить, какова была смертность всех бывших в Шлиссельбурге в 1704 г. работных людей. За первые восемь лет существования Петербурга сведения по всем работным людям имеются только за 1711 год, в котором по дороге в «парадиз» умерло 0,24 % человек, но неизвестно, сколько работников скончалось уже в самом городе.
Таким образом, цифры, приводимые иностранными описаниями и создавшие миф о сооружении Петербурга на костях его первых строителей, действительно, весьма и весьма завышены. Однако имеющиеся в нашем распоряжении документальные архивные материалы фрагментарны и не в состоянии дать обобщающих сведений о числе погибших при создании Северной столицы в ее начальные годы.