На колыму что значит
Полюс холода и жестокости: как в архипелаге ГУЛАГ появился самый страшный «остров»
«Ну, будете у нас на Колыме — милости просим!» Все помнят ту реакцию, которую вызвала у героя Андрея Миронова оброненная в ресторане безобидная на первый взгляд фраза. В самой известной советской комедии эта шутка зафиксировала сложившийся в общественном сознании образ той далекой земли. В 1968 году, когда вышла «Бриллиантовая рука», название пусть и крупной, но одной из многих рек северо-востока страны уже прочно ассоциировалось со страданиями, каторжным трудом, отвратительным климатом, ощущением беспросветного и безнадежного существования. Освоение «Колымы» стало, возможно, крупнейшим инфраструктурным проектом ГУЛАГа, символом созданной в СССР репрессивной системы, который, с одной стороны, предоставил стране крайне необходимые ей природные ресурсы, но с другой — сделал это ценой десятков тысяч жизней. Onliner рассказывает, как рождалась беспощадная Колыма, давшая уран для атомного проекта, олово, вольфрам и, конечно, золото, очень много золота, но взявшая взамен лучшие человеческие чувства.
Золотая река
Его нашли зимой 1916—1917-го. На краю шурфа в полусогнутом положении сидел мертвый старатель. «Все его снаряжение состояло из топора, сильно сработанного кайла, деревянного лотка и двух жестяных банок из-под консервов, видимо, служивших ему котелком и кружкой», — писал геолог Борис Вронский. Причину смерти несчастного так и не установили, но нашедшие его тело обнаружили главное: в одежде Бориски лежал мешочек с золотом. Бориска — Бари Шафигуллин, татарин, старатель-одиночка, сперва работавший на Ленских приисках, но сбежавший оттуда после известного расстрела рабочих в 1912 году в верховья Колымы. Именно он перед самой своей загадочной смертью нашел на Среднекане, одном из колымских притоков, то, что давно предсказывалось геологами, — золотоносные жилы, часть гигантской драгоценной дуги, протянувшейся из Забайкалья через Колыму и Клондайк в саму Калифорнию.
Слухи о колымских богатствах быстро распространились в старательской среде. В огне революций, Первой мировой и Гражданской войн умирала одна страна, на ее обломках рождалась другая, но ни белым, ни красным было не до далеких ледяных пустынь, скрывавших в себе желтый металл. А лихим людям во всеобщем хаосе было даже спокойнее: одиночками и целыми артелями они потянулись к богом забытым приполярным рекам за длинным золотым рублем.
Лишь в конце 1920-х годов уже новое, ставшее на ноги государство вновь обратило внимание на свой почти безжизненный северо-восточный угол. На Колыму и ее притоки потянулись геологи, экспедиция за экспедицией, а в обратном направлении, в Москву, полетели телеграммы, раз за разом подтверждавшие: золото есть, и его много. Геолог Юрий Билибин, впоследствии получивший за открытие этих месторождений Сталинскую премию I степени, уверял правительство: к концу 1930-х одна Колыма будет давать в четыре раза больше драгметалла, чем вся страна в начале десятилетия.
Эти доводы звучали убедительно и оказались как нельзя кстати. В конце 1920-х годов СССР вступал в новый период своего развития. Начиналась форсированная индустриализация, а для ее успешного проведения требовались современные технологии и оборудование. Закупить их можно было только за советскими границами, а платить, кроме золота, фактически было нечем. Прогнозы, сделанные геологами на Колыме, впечатляли, и на фоне стагнации старых приисков разработка новых месторождений становилась вопросом стратегической важности.
Однако одно дело было послать туда, к этим потенциальным бесценным ресурсам, геологическую экспедицию, или вести добычу силами небольшой полуавтономной артели. Масштабное освоение богатств Колымы, которое было необходимо стране, предполагало принципиально иной фронт работ, участие в них десятков тысяч человек, которых необходимо было туда привезти, где-то поселить, чем-то кормить, организовать доставку нужного оборудования и вывоз руды.
Северо-восток СССР представлял собой практически безлюдные пространства, изолированные от остальной территории страны, с тотальным бездорожьем и максимально не подходящим для жизни и тяжелой работы климатом. Это был настоящий остров на материке, добраться до которого по земле было крайне трудно, и вот именно здесь, среди поросших редколесьем сопок, окруженных болотами, в убивающие морозы требовалось срочно наладить добычу десятков тонн золота ежегодно. В начале 1930-х годов в Москве сложилось мнение, что единственным способом сделать это было создание мощнейшей, подчиненной непосредственно центру организации, вертикально интегрированного суперконцерна, контролировавшего бы все аспекты жизни на этой территории — от экономики до малейших нюансов быта.
«Дальстрой»
13 ноября 1931 года в соответствии с подписанным Сталиным постановлением ЦК ВКП(б) был создан «Дальстрой» — Государственный трест по дорожному и промышленному строительству в районе Верхней Колымы. Перед этим комбинатом были поставлены две крупные задачи: во-первых, организовать форсированную разведку и добычу полезных ископаемых (золота и олова), а во-вторых, заняться сооружением дорожной сети от побережья Охотского моря до разрабатываемых приисков. Для этого «Дальстрою» были даны беспрецедентные полномочия. Чем-то они напоминали условия деятельности старых торгово-промысловых монополий, Русско-Американской компании или Британской Ост-Индской компании, имевших не только эксклюзивные права на экспорт колониальных богатств и получение за счет этого прибыли, но и фактически управлявших подконтрольными территориями, к примеру Русской Америкой или Индией.
«Дальстрою» также была выделена конкретная территория, площадь которой постоянно росла по мере появления очередных рапортов об успехах геологов. К 1951 году в управлении комбината находилось 3 млн квадратных километров, седьмая (!) часть всей территории Советского Союза. Здесь «Дальстрой» имел монопольные права на использование имевшихся природных ресурсов, не только золота и олова, но и вообще всего, включая лес. Но главным было даже не это. Территория «Дальстроя» была фактически изъята из подчинения партийных и хозяйственных органов существовавших административных единиц, куда она формально входила (Дальневосточного края и Якутской АССР).
Вся полнота власти, включая права на сбор налогов и распоряжение прочими доходами (включая даже выручку от реализации алкогольных напитков и табачных изделий), суд, исполнение наказаний, не говоря уже об осуществлении экономической деятельности, — все это находилось в непосредственном управлении треста и его подразделений. Главным же отличием от торгово-промышленных монополий прошлого был статус «Дальстроя». Если Ост-Индская или Русско-Американская компания были акционерными обществами, то советский комбинат являлся полностью государственной организацией, напрямую подчинявшейся Москве, ЦК ВКП(б), а затем СНК (правительству) и НКВД.
Директор (позже начальник) «Дальстроя» был для его территории вождем, любимцем всех детей, поводырем и карающей десницей. Первым руководителем комбината, ставшего фактически государством в государстве, был назначен Эдуард Берзин, бывший латышский стрелок, а затем секретарь Дзержинского и кадровый чекист.
Уже 4 февраля 1932 года, спустя менее трех месяцев после создания «Дальстроя», в бухту Нагаева в Охотском море зашел пароход «Сахалин». На его борту находились не только Берзин собственной персоной и другие руководители комбината, но и первая группа вольнонаемных работников, а также около сотни заключенных и сопровождавшая их военизированная охрана. Еще в 1929 году советское правительство выпустило постановление «Об использовании труда уголовно-заключенных», в соответствии с которым в целях «колонизации» отдаленных районов и «эксплуатации их природных богатств» там создавались новые (или расширялись существующие) концентрационные лагеря. Этот документ стал отражением решения Политбюро ЦК ВКП(б), потребовавшего ускорить освоение северных окраин через сосредоточение там контингента заключенных. Они должны были не только «перевоспитываться», но и по возможности оставаться там же после освобождения, заселяя безлюдные территории. Фактически речь шла об их колонизации, которая включала бы прежде абсолютно не используемые земли в хозяйственную жизнь страны.
Вслед за пароходом «Сахалин» в бухту Нагаева один за другим потянулись корабли с будущими «колонистами». В 1932 году на Колыму завезли около 9 тыс. заключенных, в 1933-м — 21 тыс. К концу 1936 года в Севвостлаге (Северо-Восточном исправительно-трудовом лагере), ставшем фактически производственным подразделением «Дальстроя», было сосредоточено свыше 60 тыс. «з/к» и около 10 тыс. вольнонаемных работников. Этот первый период — «эпоха Берзина» — был относительно либеральным, насколько этот термин мог быть применим к крупнейшему острову архипелага ГУЛАГ. В первые годы заключенные были расконвоированными, то есть их, по сути, никто не охранял, в том числе и потому, что преобладали среди них осужденные на небольшие сроки. Многие из них (квалифицированные специалисты) получали заработную плату на уровне свободных вольнонаемных работников (к примеру, заключенный горный инженер получал 650 рублей). Рабочий день был ограничен «щадящими» 8—10 часами, и выдаваемый паек был несравним с тем, что получали в конце десятилетия.
Варлам Шаламов, писатель, проведший в лагерях «Дальстроя» почти 20 лет и оставивший после себя знаменитые «Колымские рассказы», так писал о жизни Севвостлага в этот период: «Эдуард Петрович Берзин пытался, и весьма успешно, разрешить проблему колонизации сурового края и одновременно проблемы „перековки“ и изоляции. Зачеты, позволявшие вернуться через два-три года десятилетникам. Отличное питание, одежда, рабочий день зимой 4—6 часов, летом — 10 часов, колоссальные заработки для заключенных, позволяющие им помогать семьям и возвращаться после срока на материк обеспеченными людьми».
В этот начальный период первые «колонисты» занимались преимущественно подготовительными работами, в первую очередь строительством автодорог — крайне необходимым элементом освоения этой территории. В общей сложности к началу Великой Отечественной войны на Колыме были сооружены около сотни грунтовок (общая протяженность — 3100 километров), электростанции с линиями электропередач, аэродромы и порты, десятки колхозов и совхозов, прочая инфраструктура.
Рядом с этими объектами, а также с будущими горнодобывающими предприятиями, шахтами и приисками возводились и многочисленные поселки. В бухте Нагаева же параллельно рос центр «Дальстроя», получивший название Магадан. На месте деревянных хат уже к 1941 году появились монументальные здания управления треста и театра, другие важные объекты. Будущий областной центр стал воротами Колымы в мир.
Пять металлов
«Серый каменный берег, серые горы, серый дождь, серое небо, люди в серой рваной одежде — все было очень мягкое, очень согласное друг с другом. Все было какой-то единой цветовой гармонией — дьявольской гармонией».
Таким впервые увидел Колыму Варлам Шаламов, попавший сюда как раз в 1937-м.
Лучше всего условия содержания описал все тот же Шаламов: «В лагере для того, чтобы здоровый молодой человек, начав свою карьеру в золотом забое на чистом зимнем воздухе, превратился в доходягу, нужен срок по меньшей мере от двадцати до тридцати дней при шестнадцатичасовом рабочем дне, без выходных, при систематическом голоде, рваной одежде и ночевке в шестидесятиградусный мороз в дырявой брезентовой палатке, побоях десятников, старост из блатарей, конвоя. Эти сроки многократно проверены. Бригады, начинающие золотой сезон и носящие имена своих бригадиров, не сохраняют к концу сезона ни одного человека из тех, кто этот сезон начал, кроме самого бригадира, дневального бригады и кого-либо еще из личных друзей бригадира. Остальной состав бригады меняется за лето несколько раз. Золотой забой беспрерывно выбрасывает отходы производства в больницы, в так называемые оздоровительные команды, в инвалидные городки и на братские кладбища».
Полиавитоминоз, массовая дистрофия, туберкулез, воспаление легких и острые желудочно-кишечные инфекции ежегодно сводили в могилу тысячи человек. Шаламов писал: «…Если ко всему этому прибавить чуть не поголовную цингу, выраставшую, как во времена Беринга, в грозную и опасную эпидемию, уносившую тысячи жизней; дизентерию, ибо ели что попало, стремясь только наполнить ноющий желудок, собирая кухонные остатки с мусорных куч, густо покрытых мухами; пеллагру — эту болезнь бедняков, истощение, после которого кожа на ладонях и стопах слезала с человека, как перчатка, а по всему телу шелушилась крупным круглым лепестком, похожим на дактилоскопические оттиски, и, наконец, знаменитую алиментарную дистрофию — болезнь голодных, которую только после ленинградской блокады стали называть своим настоящим именем. До того времени она носила разные названия: РФИ — таинственные буквы в диагнозах историй болезни, переводимые как резкое физическое истощение, или, чаще, полиавитаминоз, чудное латинское название, говорящее о недостатке нескольких витаминов в организме человека и успокаивающее врачей, нашедших удобную и законную латинскую формулу для обозначения одного и того же — голода».
Но такая античеловечная эксплуатация людей людьми давала результат. В 1936 году на Колыме добыли 33 тонны золота, в 1937-м — 51 тонну, а в 1940 году был установлен рекорд — более 80 тонн. Колыма для остальной страны была землей пяти металлов. Кроме золота, она в конце 1930-х стала главным источником олова, прежде импортировавшегося, а после окончания Великой Отечественной войны здесь началась промышленная разработка вольфрама и кобальта. Наконец, в 1945-м «Дальстрой» стал одним из участников «Битвы за уран».
Ядерная гонка, которую начали США бомбардировкой Хиросимы и Нагасаки, в СССР сопровождалась недостатком урана — металла, без которого создание атомной бомбы было невозможно. Первые, экспериментальные потребности были закрыты месторождениями, оказавшимися в советской зоне оккупации, на территории Чехословакии и ГДР, но их было недостаточно. Геологи отчаянно искали соответствующие залежи в пределах Советского Союза и в конечном итоге добились своего. Но пока не были открыты крупные запасы урана в Забайкалье и Средней Азии, важное значение имели даже месторождения, на которые в другой ситуации не обратили бы внимания. Комбинат по извлечению урана из черного сланца строился в Эстонии, россыпи урана были обнаружены и на Колыме.
Эти залежи были достаточно бедными. Тонна руды давала лишь 1—2 килограмма нужного атомному проекту металла, но потребность в нем была такова, что его добыче все равно было уделено первостепенное внимание. Сразу три рудника «Дальстроя» были переведены на его разработку, в том числе и «Бутугычаг» в Магаданской области, прежде специализировавшийся на олове. Важность этого объекта лишь подчеркивали созданные для его работников условия, контрастировавшие с другими рудниками комбината. «Бывшие заключенные урановых объектов Чукотки вспоминают, что питание у них было очень хорошим, в том числе мясные консервы, масло, селедка бочками свободно стояла около столовой», — говорилось в исследовании «Волчий камень (Урановые острова архипелага ГУЛАГ)». Осужденным даже хлеб выдавался без меры, многие из них впервые смогли попробовать американскую тушенку и крабов. Облегчен был и режим содержания, улучшены его бытовые условия, работникам вновь начала платиться зарплата. За семь лет разработки (1948—1955) «Дальстрой» отгрузил 150 тонн уранового концентрата, и лишь после начала разработки богатых месторождений Средней Азии добыча металла на Колыме была быстро свернута по причине своей нерентабельности.
Новое в блогах
Колыма – особый остров ГУЛАГа
Колыма – особый остров ГУЛАГа
Колыма была особым островом в системе существовавшего в Советском Союзе в 30-50-е годы ГУЛАГа. Этот «остров» занимал к середине 1941 года 10-ю часть, а в 1951 г. – 7-ю часть территории СССР (соответственно, 2,3 и 3 миллиона квадратных километров). А находился он на северо-востоке страны, включая в себя территорию нынешней Магаданской области, Чукотку, северо-восточную часть Якутии, часть Хабаровского и Приморского краев. До начала 30-х годов большая часть территории этого региона была не обжитой и не исследованной. Да и в последующие годы многие высокогорные и таежные участки оставались белым пятном на карте страны. И даже сегодня существуют места, куда еще не ступала нога человека…
К великому сожалению и сегодня большинство россиян, не говоря уже об иностранцах, не многое знают о прошлом Колымы. Поэтому, видимо, в большинстве своем, как отечественные, так и зарубежные журналисты СМИ публикуют в периодических изданиях множество неправдоподобных, выдуманных или услышанных из третьих, а то и четвертых уст небылиц. И главной из них является количество заключенных, прошедших через лагеря Колымы. Авторы публикаций называют цифры от 2,5 до 5, а то и больше миллионов человек, из которых, якобы, было расстреляно и умерло в лагерях до миллиона человек. Все эти цифры недостоверны. Однако они воспринимаются многими как истинная правда.
Более того, большинство пишущих на лагерную тему, а также чиновников Российской государственной власти, выступающих на страницах газет и с экранов телевизоров, утверждают, что в СССР велось целенаправленное уничтожение народа в лагерях. С этими доводами я не совсем согласен хотя бы потому, что «целенаправленно» можно уничтожить человека (преступника) на месте, не везти его за 10 тысяч километров на Колыму, чтобы расстрелять. В данном материале будут правдивые архивные сведения о лагерной Колыме, обнаруженные в Государственном архиве Магаданской области, Центре хранения современной документации Магаданской области, некоторых других архивных источниках магаданским историком Александром Григорьевичем Козловым (к сожалению, покойным). Его книга, «Дальстрой и Севвостлаг ОГПУ-НКВД СССР в цифрах и документах. Часть 1. (1931-1941)», написанная вместе с коллегой по работе И.Д. Бацаевым, и изданная тиражом всего в 200 экземпляров в Северо-Восточном комплексном научно-исследовательском институте в Магадане, проливает истину на суровую и трагическую действительность прошлого Колымы. Увы, многим книга из-за малого тиража просто недоступна. Я постарался выбрать из этого 380 страничного труда, на мой взгляд, главное, что и послужит опровержением всех мифов о Колыме, доселе выходивших в российских и зарубежных СМИ. И, конечно же, назову более или менее реальные цифры, как численности заключенных колымских лагерей, так и умерших и расстрелянных на Колыме в период с 1932 по 1956 годы.
Следует пояснить, что всю территорию к западу и югу от Магаданской области колымчане называют «материком». Так «большую землю» называли первые заключенные, ибо Колыма в те годы была действительно подобна острову, куда можно было добраться только морем. Никакой другой транспортной связи с «материком» в 30-50-е годы прошлого века не было…
На протяжении многих лет территория, называвшаяся емким словом Дальстрой, представляла собой как бы государство в государстве, ибо по уровню властных полномочий Дальстрой находился вне даже формального подчинения и контроля со стороны органов власти граничивших с ним Дальневосточного края и Якутской АССР. Все решения о его деятельности принимались на уровне ЦК ВКП(б), Совета Народных Комиссаров, Совета Труда и Обороны, Наркомата внутренних дел и носили секретный характер.
Дальстрой формировался как огромный, жестко централизованный, индустриальный лагерь, основу рабочей силы которого составляли заключенные. Во главе этой структуры стоял директор Дальстроя, являвшийся уполномоченным партийных, исполнительных и репрессивных органов, который сосредотачивал всю полноту власти на Колыме.
В тресте существовали собственные судебные и карательные органы, он получил право на монопольное использование всех природных ресурсов, на взимание государственных налогов, сборов и т. д. Северо-Восточный ИТЛ (Севвостлаг), организованный приказом ОГПУ № 287с от 1 апреля 1932 года, в административном, хозяйственном и финансовом отношениях также подчинялся директору Дальстроя…
Жесткая централизация власти, сращивание партийного аппарата с репрессивно-карательными органами и передача ОГПУ-НКВД хозяйственных функций при тотальной идеологизации общества определяли формы и методы развития экономики страны в целом и Севера в частности.
Комиссия Политбюро ЦК ВКП(б) 15 мая 1929 г. подчеркивала, что «…мы имеем огромные затруднения в деле посылки рабочих на север. Сосредоточение там многих тысяч заключенных поможет нам продвинуть дело хозяйственной эксплуатации природных богатств севера. » и «…рядом мер как административного и хозяйственного содействия освобожденным мы можем побудить их оставаться на севере, тут же заселяя наши окраины. » (Журнал «Исторический архив». 1997 г. № 4. Стр. 145).
Принятые Политбюро ЦК ВКП(б) в первой половине 1929 г. изменения, касающиеся карательной политики и состояния мест заключения, разрешали формирование целой системы исправительно-трудовых лагерей, ставших основой ГУЛАГа, в ведомственном отношении подчинявшегося ОГПУ СССР. По положению, утвержденному Постановлением СНК СССР от 7 апреля 1930 г., в исправительно-трудовые лагеря теперь направлялись осужденные к лишению свободы на срок не менее трех лет.
Первая группа заключенных для отправки на Колыму (в количестве не менее 100 чел.) была сформирована во Владивостоке в конце 1931 г. А 4 февраля 1932 г. они прибыли в бухту Нагаева на пароходе «Сахалин» вместе с другими вольнонаемными работниками гостреста и стрелками военизированной охраны.
Заключенных рассредоточили, в основном, как обслугу по учреждениям и предприятиям Дальстроя на должности сторожей, дворников, конюхов и т. п. В числе первых, прибывших на Колыму заключенных, было около десяти специалистов и практиков горнодобывающей промышленности, осужденных по политическим мотивам, которых в течение весны 1932 г. почти всех этапировали на небольшие прииски «Среднекан» и «Утинку», находившиеся в глухой тайге в 500-600 километрах от бухты Нагаева.
Оставшиеся заключенные обустраивались на берегу бухты, возводили жилища в строящемся Магадане, куда ожидалось более массовое прибытие заключенных. Охраняла, если можно так сказать, этот контингент военизированная охрана в количестве 10 стрелков…
С открытием навигации 1932 г. на Колыму стали прибывать новые этапы заключенных. Этапировались они из специально организованного Владивостокского пересыльного пункта, а для перевозки использовались суда Дальневосточного морского торгового флота.
В общей сложности в 1932 г. на Колыму было завезено более 9 000 заключенных, называемых в отчетных документах «организованной рабочей группой», «орграбсилой», «рабсилой». Непосредственным исполнением занятости заключенных занимался сектор труда и рационализации Дальстроя. Через секцию кадров этого сектора оформлялись все заявки на используемую рабочую силу. Заключенные, распределенные по заявкам на строительство какого-либо объекта, в первую очередь обязывались беспрекословно выполнять распоряжения ответственного за него прораба. Начальник командировки при этом должен был ему активно содействовать. Подобное положение являлось характерным для периода лета-осени 1932 г. и, по мнению руководства Дальстроя, соответствовало осуществлению принципа единоначалия и хозяйственно целесообразного использования рабсилы.
По роду занятий все работающие заключенные были расконвоированными, т. е. неохраняемыми, и проживали в подавляющем большинстве вне лагерных командировок. Такое положение диктовалось не только малочисленностью военизированной охраны, но и тем, что большинство заключенных были осуждены за бытовые преступления на небольшие сроки и даже назывались «социально близкими», ибо являлись выходцами из рабочей и крестьянской среды. Поэтому их разрешалось даже зачислять стрелками военизированной охраны, они также становились сотрудниками оперативно-следственных органов Севвостлага.
На положении расконвоированных находилась и «квалифицированная рабочая сила», то есть специалисты своего дела, осужденные по 58-й статье и считавшиеся «политическими». «Политические» служили и работали во всех подразделениях Дальстроя и Севвостлага. Нередко они занимали довольно ответственные, ключевые должности, требующие определенных знаний и опыта. Так, в конце 1932 г. репрессированный Ц.М. Крон заведовал планово-финансовой секцией планово-финансового сектора Дальстроя, Е.М. Раппопорт был заместителем начальника сектора снабжения Дальстроя, а Ф.Д. Михеев – главным врачом Центральной больницы по обслуживанию заключенных.
Выработка норм регламентировалась устанавливаемым на летний и зимний периоды 8-10-часовым рабочим днем. Подобный распорядок касался всех заключенных, независимо от их срока и статьи. Предполагались также выходные дни, но их обычно переносили или вообще не давали, мотивируя сложившимися обстоятельствами.
Установленный в период организации Севвостлага режим содержания заключенных характеризуется как сравнительно «мягкий», «щадящий». Этому способствовали суровые климатические условия Колымы, ее неосвоенность, отдаленность от центральных районов страны, что, как считалось, должно исключать возможность побегов. Поэтому четко обозначенных и обустроенных зон с колючей проволокой, вышками, охраной с собаками тогда еще не было.
В целях интенсификации и стимулирования труда заключенных была также установлена целая система зачетов, по которой сокращались сроки заключения в Севвостлаге и производилось досрочное освобождение. Решение о досрочном освобождении принимала Центральная аттестационная комиссия Управления Севвостлага.
В отличие от «среднеобщепроизводственных норм лагерника» 1932 г. месячные нормы в 1933 г. утверждались в размере: 24 кг хлеба, 2,7 кг крупы, 6,5 кг рыбы, 1,3 кг мяса, 800 г сахара, 200 г растительного масла, 800 г сухих овощей, 300 г фруктов, не менее одной банки мясных консервов. Вольнонаемные дальстроевцы должны были получать 24 кг хлеба, 2 кг крупы, 7 кг рыбы, 1,4 кг мяса, 1,3 кг сахара, 1,1 кг растительного масла, 600 г сухих овощей, 900 г фруктов, не менее четырех банок консервов и 400 г макарон.
Согласно отчету Дальстроя за 1932 г., вся золотодобыча производилась исключительно мускульным трудом вольных старателей. В 1933 г. труд заключенных незначительно использовался на золотодобычи. Более широкое применение их было еще впереди…
В 1932 г. на пяти приисках, существовавших в Дальстрое, было добыто всего 500 кг золота.
В 1933 г. золотодобыча немного увеличилась, но всего лишь до 800 кг.
В Дальстрое хронически не хватало квалифицированных кадров, поэтому в подразделениях постоянно создавались трех-пятимесячные курсы по подготовке шоферов, дорожных десятников, прорабов, коллекторов, топографов, горных смотрителей, счетоводов, бухгалтеров, электромонтеров и т. д. Курсанты-заключенные учились с отрывом от производства, им выплачивалась стипендия в размере 50-100 руб. в месяц. Кроме того, в лагерных подразделениях работали школы ликбеза и школы малограмотных, в которых обучались заключенные…
28 июля 1934 г. была утверждена «Инструкцию о служебных командировках и перемещениях работников гостреста «Дальстрой». В инструкции указывалось, что командированными могут являться не только вольнонаемные работники, но и работники из состава заключенных, командировки которых подлежали обязательному оформлению через учетно-распределительный отдел (УРО) Севвостлага. При командировках на территории Дальстроя заключенным выдавались суточные (согласно занимаемым должностям) в размере от 3 до 5 руб. в сутки, а при командировках за пределы Дальстроя – в размере от 6 до 10 руб.
Продолжительность рабочего дня во многом зависела от климатических условий. Для работающих на открытом воздухе, то есть на горных работах, лесозаготовках, дорожном строительстве, рабочий день с декабря 1933 г. по февраль 1934 г. составлял 8 часов без перерыва на обед – с 8 час. до 16 час. (с обеспечением заключенных горячим завтраком до начала работ). С февраля 1934 г. предписывалось производить все виды работ с 8 час. до 17 час., исключая перерыв на обед. Поездка Э.П. Берзина на строительство Колымской трассы привела к изменению сложившегося графика. С 16 марта 1934 г. на всех открытых работах в Дальстрое вводился 10-часовой рабочий день, который сохранялся весь летне-осенний период и с ноября сокращался до 8 часов, с декабря – до 7 часов…
В 1934 г. четырехтысячный контингент заключенных, вместе с тысячей вольнонаемных дальстроевцев, работавших в горной промышленности, добыл 5,5 т химически чистого золота.
К концу 1935 г. в лагерях Колымы содержалось более 44 600 человек…
В числе этапированных на Колыму оказалась и группа ленинградских чекистов, осужденных «за халатность» по делу об убийстве С.М. Кирова. После нескольких перемещений по службе и указанию сверху они были назначены на довольно высокие должности. Так, бывший начальник Ленинградского УНКВД Филипп Демьянович Медведь возглавил образованное 5 сентября 1935 г. Южное горнопромышленное управление Дальстроя, его бывший заместитель – Иван Васильевич Запорожец был назначен начальником Управления дорожного строительства. Еще девять осужденных чекистов, были назначены также на руководящие должности в горнодобывающей промышленности, в лагерных подразделениях и НКВД по Дальстрою…
Перевозимые на пароходах заключенные часто попадали в недостаточно подготовленные и оборудованные трюмы, страдали от духоты, холода, недостатка пищи и воды, отсутствия медицинской помощи. Были случаи, когда их доставляли в б. Нагаева совершенно больными, инвалидами, а некоторые погибали в пути. При пополнении лагкомандировок и содержании заключенных на приисках нередко наблюдались факты бездушного отношения и голого администрирования со стороны лагерной администрации и стрелков ВОХР.
В августе 1935 г. во время этапирования на дорожные командировки у заключенных некоторых этапов были отмечены отсутствие обуви, палаток, медикаментов, горячей пищи, недостаток хлеба. Во время остановок, в течение нескольких дней, им выдавалась только мука, из которой приходилось выпекать лепешки, используя обыкновенные лопаты и котелки. Это привело к тому, что среди этапируемых появилось много больных цингой и дизентерией. («Дальстрой и Севвостлаг ОГПУ-НКВД СССР в цифрах и документах. Часть 1. 1931-1941 гг.». Стр. 218. И.Д. Бацаев, А.Г. Козлов. Магадан. СВКНИИ. 2002 г.).
В сентябре 1935 г. очень острое положение с продовольствием сложилось на приисках «Партизан», им. Водопьянова (где работало 1,5 тыс. чел.) и «Штурмовой» Северного горнопромышленного управления Дальстроя. Здесь, в буквальном смысле слова, сидели только на одной муке, испытывая нужду во всем необходимом. Да и то, что имелось в наличии, разворовывалось уголовниками, бытовиками, не доходило до основной массы заключенных. («Дальстрой и Севвостлаг ОГПУ-НКВД СССР в цифрах и документах. Часть 1. 1931-1941 гг.» Стр. 215. И. Д. Бацаев, А.. Г. Козлов. Магадан. СВКНИИ. 2002 г.).
Систематическое недоедание, антисанитарные условия содержания и удлиненный рабочий день, когда, например, работающие на прииске им. Водопьянова могли утолять жажду только случайной водой, привели к тому, что здесь в первой половине октября 1935 г. началась вспышка брюшного тифа. В результате переболели и выжили 72 чел., а 17 умерли. Среди них были как вольнонаемные, так и заключенные. («Дальстрой и Севвостлаг ОГПУ-НКВД СССР в цифрах и документах. Часть 1. 1931-1941 гг.» Стр. 215. И.Д. Бацаев, А.Г. Козлов. Магадан. СВКНИИ. 2002 г.).
28 января 1936 г., в день закрытия Второй межрайонной партийной конференции Дальстроя, в Магадане открылось Первое вселагерное совещание стахановцев Колымы, проходившее три дня. Было отмечено, что количество лучших производственников-заключенных, систематически выполняющих нормы на 150-200%, составляет свыше 1300 чел. За весь 1935 г. заключенные Севвостлага внесли 424 предложения рационализаторского и изобретательского характера, из которых было внедрено не менее одной трети. («Дальстрой и Севвостлаг ОГПУ-НКВД СССР в цифрах и документах. Часть 1. 1931-1941 гг.» Стр. 218. И.Д. Бацаев, А.Г. Козлов. Магадан. СВКНИИ. 2002 г.).
При отсутствии нормальной механизации, когда основными орудиями труда являлись кирка, лопата, лом, тачка, усовершенствования заключенных, повышающие производительность труда, были не только крайне необходимы, но и очень просты…
К концу 1936 г. количество заключенных Севвостлага увеличилось до 62 703, а количество вольнонаемных Дальстроя – до 10 447. В то же время в течение года число вольнонаемных работников Дальстроя возросло за счет освободившихся из лагерей заключенных на 2 397 чел., и теперь их общее количество составляло 4 072 чел., т. е. 43,3% от всех вольнонаемных. Кроме того, к концу 1936 г. в Дальстрое насчитывалось 1 047 колонистов. Большинство из них проживало в колонпоселках Охотского побережья: Веселая, Темп и Ударник и продолжало заниматься сельским хозяйством и рыбным промыслом.
К началу 1937 г. Севвостлаг включал в себя лагерные пункты: Северного горнопромышленного управления (СГПУ), Южного горнопромышленного управления (ЮГПУ), Управления горнопромышленного строительства (УГПС), Управления дорожного строительства (УДС), Управления автомобильного транспорта (УАТ), Колымского речного управления (КРУ), Приморского управления сельского и промыслового хозяйства во Владивостоке (ПУСиПХ), Колымского управления сельского и промыслового хозяйства (КУСиПХ). При существующем единоначалии руководителями отдельных лагерных пунктов (ОЛП) в этот период являлись начальники управлений, хотя у каждого из них были заместители по лагерной линии.
На начало 1937 года в лагерях Севвостлага содержалось 48% заключенных, осужденных по бытовым статьям.
После открытия навигации 1937 г. в б. Нагаева было завезено 41 577 заключенных и 1 955 вольнонаемных, а вывезено во Владивосток 18 360 бывших заключенных и 2 391 вольнонаемный.
В связи с усилением репрессий в стране контингент заключенных, завозимых на Колыму, стал изменяться в сторону увеличения «контрреволюционеров» и «бандитствующего элемента». Исходя из ограничений, связанных с содержанием данных категорий заключенных, по инструкциям ГУЛАГа их в подавляющем большинстве отправляли за пределы пограничной зоны для работ на строительстве Колымской трассы, на золотодобывающих приисках и оловодобывающих рудниках.
Увеличение общего количества заключенных Севвостлага помогло и в 1937 г. справиться Дальстрою с выполнением планов по основному производству. В это время в составе горнодобывающих предприятий находились 18 золотодобывающих приисков и 2 первых оловодобывающих рудника («Кинжал» и «Бутугычаг»). И если в 1936 г. на Колыме было добыто немногим более 33 т химически чистого золота, то в 1937 г. – 51,5 т.
С принятием 2 июля 1937 г. решения Политбюро ЦК ВКП(б) «Об антисоветских элемента», в ЦК национальных компартий, крайкомов, обкомов была направлена телеграмма, предписывающая взять на учет всех возвратившихся по истечении срока высылки кулаков и уголовников с тем, чтобы наиболее враждебные из них были арестованы и расстреляны в порядке проведения дел через тройки, а остальные, менее активные, но все же враждебные элементы, были бы отправлены в другие районы по указанию НКВД. В связи с этим ЦК ВКП(б) предлагал в 5-дневный срок представить в ЦК состав троек, а также количество подлежащих расстрелу и высылке.
Приказ, известный под № 00447, предписывал осуществить операцию «по репрессированию бывших кулаков, антисоветских элементов и уголовников» в зависимости от региона с 5 по 15 августа 1937 г. и закончить в 4-месячный срок. В Дальневосточном крае, а значит, и в Дальстрое, операция проводилась в числе последних. Все репрессированные делились на две категории: подлежащих немедленному аресту и расстрелу и подлежащих заключению в лагеря и тюрьмы сроком от 8 до 10 лет.
На основании данных о количестве «антисоветских элементов», присланных с мест, всем республикам, краям и областям были даны лимиты по каждой категории. Всего предписывалось арестовать 259 450 чел. и из них 72 950 расстрелять, но эти цифры являлись неокончательными, ибо из ряда регионов страны требуемая НКВД СССР информация до конца не поступила. В то же время, как и предполагалось, для решения судеб арестованных на местах создавались тройки, куда должны были входить нарком или начальник УНКВД, секретарь соответствующей партийной организации и прокурор республики, края или области. 31 июля 1937 г. приказ НКВД СССР был утвержден и стал руководством к действию.
Документы свидетельствуют, что это сразу коснулось Дальстроя. Уже 1 августа в Магадан пришла телеграмма из Москвы с требованием немедленного исполнения приговора отделения Дальневосточного краевого суда по Севвостлагу от 1-18 марта (утвержденного Верховным судом РСФСР) над руководителями так называемого контрреволюционного центра на Колыме, и буквально на следующий день были расстреляны руководители этого «центра» Ю.А. Барановский, И.М. Бесидский, С.О. Болотников, М.Д. Майденберг, С.Я. Кроль. («Дальстрой и Севвостлаг ОГПУ-НКВД СССР в цифрах и документах. Часть 1. 1931-1941 гг.» Стр. 217. И.Д. Бацаев, А.Г. Козлов. Магадан. СВКНИИ. 2002 г.).
Последующие события показывают, что эти немаловажные обстоятельства (в первую очередь, неясность с количеством и выполнением лимита, с составом тройки) и то, что руководство Дальстроя в конце промывочного сезона выступило против увеличения контингента заключенных на Колыму за счет почти одних «троцкистов, контрреволюционеров и рецидивистов», привело к очень быстрой смене этого руководства. Начальнику Дальстроя Эдуарду Берзину был официально предоставлен отпуск. Для его замещения и принятия дел в Магадан 1 декабря 1937 г. прибыл старший майор госбезопасности Карп Александрович Павлов.
После передачи дел Эдуард Берзин 4 декабря 1937 г. выбыл из Магадана во Владивосток, а затем – в Москву. Недалеко от столицы 19 декабря 1937 г. на станции Александров Берзин был арестован. В предъявленном обвинении говорилось, что он «шпион», «враг народа», организатор и руководитель «Колымской антисоветской, шпионской, повстанческо-террористической, вредительской организации».
Через несколько дней после отъезда Берзина с Колымы, в Магадан прибыла специальная «московская» бригада НКВД СССР в составе четырех чекистов: капитана госбезопасности М.П. Кононовича, старшего лейтенанта госбезопасности М.Э. Каценеленбогена (Богена), лейтенантов госбезопасности С.М. Бронштейна и Л.А. Виницкого. Бригада была подчинена начальнику УНКВД по Дальстрою В.И. Сперанскому (члены которой на разных руководящих должностях вошли в состав данного управления), но фактическим ее руководителем являлся начальник Дальстроя К.А. Павлов.
Используя методы фальсификации, провокации, прямого физического воздействия, «московская» бригада стала главным ядром тех, кто сфабриковал дело о «Колымской антисоветской, шпионской, повстанческо-террористической, вредительской организации». Правда, первые аресты по ордерам, подписанным начальником УНКВД В.М. Сперанским, начались чуть раньше прибытия в Магадан чекистов из Москвы – 4-5 декабря 1937 г. Однако после этого аресты стали еще более частыми.
В последующей справке по делу о «Колымской антисоветской, шпионской, повстанческо-террористической, вредительской организации», составленной к началу лета 1938 г., отмечалось, что уже арестованы и осуждены 3 302 заключенных Севвостлага. В их число входило троцкистов и правых 60%, шпионов, террористов, вредителей и других «контрреволюционеров» – 35%, бандитов и воров – 5%. Последующие репрессии увеличили количество арестованных. («Дальстрой и Севвостлаг ОГПУ-НКВД СССР в цифрах и документах. Часть 1. 1931-1941 гг.» Стр. 218. И.Д. Бацаев, А.Г. Козлов. Магадан. СВКНИИ. 2002 г.).
Из более позднего архивного документа, датированного второй половиной 1939 г., явствует, что новое руководство Дальстроя, возглавляемое К.А. Павловым, вновь обратилось в НКВД СССР по вопросу, касающемуся лимита, исходящего из приказа № 00447. Согласно высказанной просьбе, такой лимит был дан Дальстрою – 10 000 чел. подлежали аресту. Во исполнение этого лимита при НКВД была создана новая тройка (К.А. Павлов, В.М. Сперанский, Л.П. Метелев или М П. Кононович), которая занялась рассмотрением дел на арестованных «контрреволюционеров», «заговорщиков» и «саботажников». («Дальстрой и Севвостлаг ОГПУ-НКВД СССР в цифрах и документах. Часть 1. 1931-1941 гг.» Стр. 218. И.Д. Бацаев, А.Г. Козлов. Магадан. СВКНИИ. 2002 г.).
Всего было подготовлено на тройку УНКВД по Дальстрою 10 000 дел, из них рассмотрено более 3 000 по 1-й категории (расстрел) и свыше 4 000 – по 2-й категории (срок до 10 лет). Расстрелы заключенных проходили в Магадане, на так называемой «Серпантинке», недалеко от Хатыннаха, на прииске «Мальдяке» Западного ГПУ. Причем они часто являлись массовыми, устраивались для устрашения прямо на глазах вольнонаемных работников приисков.
Один из них, наиболее известный и документально зафиксированный, в результате которого (по двум актам) расстреляли 159 чел., был проведен на прииске «Мальдяк» 13 августа 1938 г. Тела всех расстрелянных затем были «зарыты в землю в районе 3-й командировки прииска «Мальдяк».
Террор, связанный с выполнением спущенного лимита, продолжался почти до конца 1938 г. Но лимит полностью выполнен не был. Директива СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 15 ноября 1938 г. запретила рассмотрение дел на тройках. Вслед за этим «московскую» бригаду НКВД СССР отозвали в Москву. Последующая проверка, проведенная одним из отделов Севвостлага, выявила, что решения тройки УНКВД по Дальстрою большинству осужденных сообщались только устно, а некоторой части не были сообщены вообще. В связи с этим было установлено, что из более чем 4 000 чел., осужденных ею в 1938 г. по 2-й категории, приговор об увеличении срока был объявлен только 1 925 заключенным. («Дальстрой и Севвостлаг ОГПУ-НКВД СССР в цифрах и документах. Часть 1. 1931-1941 гг.» Стр. 219. И.Д. Бацаев, А.Г. Козлов. Магадан. СВКНИИ. 2002 г.).
Террор по отношению к «контрреволюционерам», «заговорщикам», «саботажникам» и другим «врагам народа» на Колыме осуществлялся наряду с ужесточением всего лагерного режима. Во исполнение приказов К.А. Павлова уже к середине июня 1938 г. продолжительность рабочего дня заключенных была увеличена с 10 до 16 час, а обеденный перерыв сокращен до минимума.
Еще ранее была отменена заработная плата заключенным. Вместо этого 27 декабря 1937 г. было утверждено положение о выплате так называемого премвознаграждения. Теперь оно выплачивалось согласно делению всех работающих на десять производственных разрядов. Наибольшее премиальное вознаграждение начислялось по десятому разряду. Для «сдельщиков з/к» оно составляло 2 руб. 88 коп. в день плюс 75 руб. в месяц, для «повременщиков з/к» – 2 руб. 15 коп. в день плюс 56 руб.
С 1 февраля 1938 г. в Севвостлаге было введено положение о новых нормах лагерного питания и ларькового довольствия. В зависимости от выполнения производственных норм устанавливалось 6 категорий питания заключенным: особая – от 116% и выше, повышенная – от 131 до 160%, улучшенная – от 111 до 130%, производственная – от 100 до 110%, общая – от 75 до 99% и штрафная – до 74%. В перечень продуктов для лагерного питания (для «единого котла») заключенным включались только хлеб, чай и сахар. Остальные продукты должны были входить в завтрак и обед из двух блюд, который предписывалось выдавать в горячем виде.
Утвержденное положение коснулось и колонистов Дальстроя, вопрос о которых был пересмотрен К.А. Павловым. Специально созданная комиссия деколонизировала 288 чел. (в том числе 19 женщин), осужденных «за контрреволюционные преступления, бандитизм, вооруженные ограбления», которых тут же водворяли в лагерь, а их семьи высылались на «материк». Ужесточение лагерного режима особенно сказалось на положении «контрреволюционного элемента» Севвостлага, состоявшего из заключенных среднего и пожилого возраста, представителей интеллигенции. Они не могли освоиться в суровых климатических условиях Колымы, не могли справиться с тяжелой физической работой и выполнением установленных производственных норм, что вело к зачислению на штрафной паек, приводивший к истощению организма, росту заболеваемости, инвалидности, смертности.
В «Заключении по эксплуатации золотых россыпей Дальстроя», составленном членами комиссии НКВД СССР, горными инженерами А.П. Бахваловым и Ф.И. Кондратовым, отмечалось, что «резкое снижение производительности труда в 1938 г. в сравнении с 1937 г., наравне с явно неудовлетворительной организацией труда, объясняется резким увеличением состава контрреволюционеров. К последним относятся те 40%, которые выполняют технорму в пределах 5-20%». (ГАМО. Ф. р-23сч, оп. 1, д. 654, л. 50).
В то же время общее количество заключенных, не выполняющих нормы в Севвостлаге, было еще значительно выше. К концу 1938 г. оно составляло более 70%, а по отдельным приискам свыше 90%. Одновременно увеличилось количество умерших. В связи с этим один из современников событий отмечал: «…Распространились болезни, лагерь истощился, люди стали умирать как мухи. Если обратиться к цифрам смертности 1938 года, то получится, что за все годы существования Дальстроя столько людей не умерло. Умирали главным образом от истощения и общего обмораживания. В иные дни ни прииске умирало по 10-15 человек…». ( ГАМО. Ф. р-23сч, оп. 1, д. 35, л. 33).
Документы, хранящиеся в Центре хранения современной документации Магаданской области, свидетельствуют, что в 1938 г. умерло 10 251 заключенный Севвостлага. При всем несовершенстве лагерной статистики с этими цифрами можно согласиться.
Численность работающих на основном производстве – золотодобыче, строительстве дорог, лесоповале – сокращалась в виду гибели заключенных. Однако на их место прибывали новые этапы осужденных. Всего в навигацию 1938 г. в б. Нагаева из Владивостока было завезено более 70 тыс. заключенных, а общее их количество в Севвостлаге составило 93 976 чел.
К.А. Павлов стремился выполнить план золотодобычи в основном за счет привлечения как можно большей мускульной силы. Поэтому только в III квартале 1938 г. на золотодобывающие прииски было направлено на 16 906 чел. больше, чем предусматривалось планом, которые (согласно лагерной документации) выработали (из расчета 90 рабочих смен в квартал на одного человека) 1 521 180 чел./дней…
Дальнейшая реорганизация, проведенная согласно приказам К.А. Павлова от 1 сентября и 1 октября 1938 г., привела к образованию еще двух горнопромышленных управлений Дальстроя, Западного с центром в Сусумане и Юго-Западного с центром в Усть-Утиной. В соответствии с этим были созданы ОЛПы ЗГПУ и Ю-ЗГПУ, а на входящих в их состав приисках и рудниках – подлагпункты и командировки.
В 1939 году в состав Севвостлага входило 8 лагерей: Севлаг, Заплаг, Ю-Злаг, Транслаг, Юглаг, Дорлаг, Стройлаг, Владлаг…
По состоянию на 1 января 1939 г. в розыске на Колыме находилось 607 заключенных. В течение I квартала 1939 г. из Севвостлага бежали 504 чел., во II – 629 чел., в III – 669 чел. За этот же период было задержано: в I квартале 498 заключенных, во II – 769 и в III – 535 заключенных. По состоянию на 10 сентября 1939 г. общее количество незадержанных беглецов из Севвостлага составляло 746 чел…
Конвоирование заключенных, согласно инструкциям ГУЛАГа, являлось одной из нерешенных проблем ВОХРа Севвостлага. К осени 1939 г. военизированная охрана состояла из 7 отдельных дивизионов с числом военизированной охраны в 6087 чел., которые охраняли 147 502 заключенных Севвостлага.
В общей сложности в 1939 году было добыто 66,3 т химически чистого золота и 507,4 т олова…
В сентябре 1939 г. начальник Дальстроя Карп Александрович Павлов серьезно заболел, и в срочном порядке выехал в Москву.
19 ноября 1939 г. в должность начальника Дальстроя вступил комиссар, старший майор госбезопасности 3-го ранга Иван Федорович Никишов. В январе 1940 г. он утвердил новую структуру и штаты Севвостлага…
В преддверии нового горнодобывающего сезона с 1 апреля 1940 г. в Севвостлаге были введены видоизмененные категории питания для заключенных. По-прежнему соизмеряемые с выполнением производственных норм, они теперь делились на особую (для работающих стахановскими методами труда) – от 130% и выше, 1-ю – от 100 до 129%, 2-ю – от 71 до 99%, 3-ю – до 70%. При выработке до 70% норма выдачи хлеба составляла 600 г в день, от 70 до 90% – 800 г, от 100 до 130% – 1200 г, а от 130% и выше – добавлялось еще 200 г хлеба. В дневной паек штрафника включалось 400 г хлеба, 400 г картофеля, 75 г рыбы, 35 г крупы, 5 г муки, 4 г чая.
Для стимулирования труда дальстроевцев СНК СССР Постановлением № 647 от 4 мая 1940 г. разрешил наркомату НКВД учредить знак (значок) «Отличнику-дальстроевцу», что и было исполнено приказом по наркомату № 378 от 23 мая 1940 г. Чуть позднее для заключенных Севвостлага, систематически показывающих образцы высокой производительности труда и дисциплины, разрешили вновь применять такие льготы (чуть ранее отмененные), как сокращение сроков заключения и досрочное освобождение из лагеря.
В связи с этим по ходатайству руководства Дальстроя решением наркома НКВД СССР от 13 августа 1940 г. от дальнейшего отбывания в лагере были досрочно освобождены 72 заключенных, осужденных по различным бытовым статьям УК РСФСР. За активное участие в выполнении плана 1940 г. 25 бывших заключенных, работающих на горнодобывающих предприятиях, награждены значком «Отличнику-дальстроевцу».
К концу 1939 г. в Дальстрое работало 163 475 заключенных, а к началу 1941 г. число заключенных возросло до 176 685 чел…
Руководство Дальстроя по-прежнему уделяло минимум внимания вопросам, связанным с общелагерными проблемами строительства жилья, улучшения быта, питания, медицинского обслуживания и т. д., что способствовало не прекращавшемуся увеличению заболеваемости, смертности, групповых побегов. Например, в первой половине января 1941 г. в лагере «Дусканья» Теньлага палатки заключенных находились в антисанитарном состоянии. 85 чел. не работали в основном из-за полного истощения, а 140 сделаны операции после обморожения рук и ног. В силу скудного питания (на складах прииска имелись только овсяная сечка, горбуша и лук) из 14 работающих бригад, план выполняли только 4.
В приказе № 028 от 29.03. 1941 г. И.Ф. Никишов отметил, что в Чай-Урлаге неработающая часть заключенных достигла 18,6% списочного состава. По данным начальника Управления Севлага В.Е. Ващенко, во всех его подразделениях на март 1941 г. было освобождено от работы по болезни 16,5% чел. и умер 361 чел. За апрель – соответственно 10,2% и 100 чел…
В заключение мне хотелось бы вернуться к началу данного материала, в котором шла речь о количестве заключенных, прошедших через лагеря Колымы, а также умерших и расстрелянных. Данные, которыми я мотивирую, на сегодня самые достоверные в отличие от всех приводившихся ранее в различных публикациях. Они получены уже упоминавшимся выше магаданским историком Александром Григорьевичем Козловым, имевшим доступ в магаданские архивы, и работавшим с оригиналами документов в течение 15-20 лет – до самой смерти в мае 2006 года. Так вот, он разыскал в архивах документы, в которых имелись сведения о рейсах проходов, приходивших на Колыму в период с 1931 года до середины 50-х годов, с указанием количества этапируемых заключенных. Суммировав эти сведения, Александр Григорьевич определил, что за четверть века через колымские лагеря прошло около 870 тысяч заключенных. Из этого числа в разные годы умерло от болезней, голода, холода, непосильного труда и т. п. 127 тысяч человек, наконец, официально расстрелянных он насчитал чуть больше 11 тысяч…
Материал подготовил Иван Паникаров,
председатель Ягоднинского общества
«Поиск незаконно репрессированных»
по архивам магаданского историка А.Г. КОЗЛОВА,
а также по книге «Дальстрой и Севвостлаг
ОГПУ-НКВД СССР в цифрах и документах»,
авторами которой являются вышеупомянутый историк и
его коллега, сотрудник Северо-Восточного комплексного
научно-исследовательского института И.Д. Бацаев.
посетивший данный сайт пусть будет спокоен и сдержан в оценках прочитанного и увиденного – что было, то было… Мы и сегодня не знаем всего того, что творится втайне от нас и, может быть, спустя годы тоже ужаснемся и вспомним (или наши внуки вспомнят былые дела наши), как неустанно пели многие из нас хвалебные рулады не только «правителям» государства, но и «князькам» на местах, то есть главам администраций всех уровней, руководителям всевозможных заведений и учреждений, лидерам партий и т. д. Нашим детям, а особенно внукам, не понять нас, родившихся в 40-70-х годах, то есть в эпоху «развитого» социализма. У наших потомков сегодня совсем другие материальные, да и моральные, ценности. К сожалению, как не печально, но у большинства из них впереди своя беспросветная, почти рабская жизнь. Жаль, что все мы так ловко одурачены. Кем? Да многими, тоже гордо называющими себя, «россиянами». И виноваты в этой страшной беде целой нации – мы сами. Поэтому-то и нищенствуем, стонем под игом зла, и безрассудно продолжаем верить тем, кто нас обманывает. И будет это продолжаться до тех пор, пока какая-либо другая нация не завоюет нашу страну, а нас сделает безропотными рабами. Это вполне возможно, если… Впрочем, я надеюсь, что такого не случится, поэтому и посвятил себя истории, судьбам человеческим и взаимоотношениям людей, о чем и рассказываю простым языком всем тем, кто творит ДОБРО и ЗЛО…
Статья историка Александра ДУГИНА
Если не по лжи
«Память Колымы» Сайт Ивана Паникарова. Эти страницы посвящены.