Надлежало погибнуть непорочности что значит
ЖизньКлассное чтение:
10 эротических сцен
из школьной программы
Что мы пропустили, скучая на уроках литературы
К началу нового учебного года Wonderzine вспоминает эротические эпизоды литературных произведений из обязательной школьной программы, которые в свое время здорово повлияли на наше восприятие сексуальных отношений. Если вы постигали науку страсти нежной не на уроках литературы, а где-то еще, смотрите, что вы пропустили.
А. С. Пушкин
«Руслан и Людмила»
Хазарский царь Ратмир, соперник Руслана, отправляется на поиски Людмилы, но не доезжает, окруженный полунагими южными девами, которые предлагают ему отдохнуть с дороги, перекусить и попариться в бане. Наверное, этот отрывок учит пятиклассников целеустремленности и настойчивости в достижении цели. Словом, не надо терять голову: важно помнить, зачем вы отправляетесь в путешествие.
В молчанье дева перед ним
Стоит недвижно, бездыханна,
Как лицемерная Диана
Пред милым пастырем своим;
И вот она, на ложе хана
Коленом опершись одним,
Вздохнув, лицо к нему склоняет
С томленьем, с трепетом живым,
И сон счастливца прерывает
Лобзаньем страстным и немым…
Н. М. Карамзин
«Бедная Лиза»
Она бросилась в его объятия — и в сей час надлежало погибнуть непорочности! Эраст чувствовал необыкновенное волнение в крови своей — никогда Лиза не казалась ему столь прелестною — никогда ласки ее не трогали его так сильно — никогда ее поцелуи не были столь пламенны — она ничего не знала, ничего не подозревала, ничего не боялась — мрак вечера питал желания — ни одной звездочки не сияло на небе — никакой луч не мог осветить заблуждения. — Эраст чувствует в себе трепет — Лиза также, не зная отчего — не зная, что с нею делается. Ах, Лиза, Лиза! Где ангел-хранитель твой? Где твоя невинность?
И. С. Тургенев
«Отцы и дети»
29 лет — не тот возраст, в котором стоит предаваться безумствам в объятьях нигилистов. Деревня, хозяйство, размеренная жизнь, карты с соседом и учебники по экспериментальной физике Гано — вот что должно составлять тихую размеренную жизнь женщины после 25-ти.
Одинцова протянула вперед обе руки, а Базаров уперся лбом в стекло окна. Он задыхался; все тело его видимо трепетало. Но это было не трепетание юношеской робости, не сладкий ужас первого признания овладел им: это страсть в нем билась, сильная и тяжелая — страсть, похожая на злобу и, быть может, сродни ей. Одинцовой стало и страшно и жалко его.
— Евгений Васильич, — проговорила она, и невольная нежность зазвенела в ее голосе.
Он быстро обернулся, бросил на нее пожирающий взор — и, схватив ее обе руки, внезапно привлек ее к себе на грудь. Она не тотчас освободилась из его объятий; но мгновенье спустя она уже стояла далеко в углу и глядела оттуда на Базарова. Он рванулся к ней.
— Вы меня не поняли, — прошептала она с торопливым испугом. Казалось, шагни он еще раз, она бы вскрикнула. Базаров закусил губы и вышел.
Л. Н. Толстой
«Война и мир»
Когда перечитываешь эпизод соблазнения Анатолем Курагиным Наташи Ростовой, не можешь не удивиться тому, как мало изменилась техника соблазнения за два столетия: слова, жесты, флирт с напряженными душными паузами и волшебная сила недоговаривания. Но что еще более поразительно — эти нехитрые приемы, эта манящая ложь работают четко, по щелчку. И снова, и снова, и снова. И в 15, и в 25, и в 30.
Потом она помнила, что попросила у отца позволения выйти в уборную оправить платье, что Элен вышла за ней, говорила ей смеясь о любви ее брата и что в маленькой диванной ей опять встретился Анатоль, что Элен куда-то исчезла, они остались вдвоем, и Анатоль, взяв ее за руку, нежным голосом сказал:
— Я не могу к вам ездить, но неужели я никогда не увижу вас? Я безумно люблю вас. Неужели никогда. — И он, заслоняя ей дорогу, приближал свое лицо к ее лицу.
Блестящие большие мужские глаза его так близки были от ее глаз, что она не видела ничего, кроме этих глаз.
— Натали?! — прошептал вопросительно его голос, и кто-то больно сжимал ее руки.
«Я ничего не понимаю, мне нечего говорить», — сказал ее взгляд.
Горячие губы прижались к ее губам, и в ту же минуту она почувствовала себя опять свободною, и в комнате послышался шум шагов и платья Элен.
8 волнующих сцен соблазнения в русской литературе
Пьер Безухов и Элен Курагина
«Элен нагнулась вперед, чтобы дать место, и, улыбаясь, оглянулась. Она была, как и всегда на вечерах, в весьма открытом по тогдашней моде спереди и сзади платье. Ее бюст, казавшийся всегда мраморным Пьеру, находился в таком близком расстоянии от его глаз, что он своими близорукими глазами невольно различал живую прелесть ее плеч и шеи, и так близко от его губ, чтоб ему стоило немного нагнуться, чтобы коснуться до нее.
И, раз увидев это, он не мог видеть иначе, как мы не можем возвратиться к раз объясненному обману».
Анна Одинцова и Евгений Базаров
«Отцы и дети», Иван Тургенев
«— И вы желали бы знать причину этой сдержанности, вы желали бы знать, что во мне происходит?
— Да, — повторила Одинцова с каким-то, ей еще непонятным, испугом.
— И вы не рассердитесь?
— Нет? — Базаров стоял к ней спиною. — Так знайте же, что я люблю вас, глупо, безумно. Вот чего вы добились.
— Евгений Васильич, — проговорила она, и невольная нежность зазвенела в ее голосе.
Он быстро обернулся, бросил на нее пожирающий взор — и, схватив ее обе руки, внезапно привлек ее к себе на грудь. Она не тотчас освободилась из его объятий; но мгновенье спустя она уже стояла далеко в углу и глядела оттуда на Базарова. Он рванулся к ней.
— Вы меня не поняли, — прошептала она с торопливым испугом. Казалось, шагни он еще раз, она бы вскрикнула. Базаров закусил губы и вышел».
Анна Каренина и Алексей Вронский
«Анна Каренина», Лев Толстой
«Он извинился и пошел было в вагон, но почувствовал необходимость еще раз взглянуть на нее — не потому, что она была очень красива, не по тому изяществу и скромной грации, которые видны были во всей ее фигуре, но потому, что в выражении миловидного лица, когда она прошла мимо него, было что-то особенно ласковое и нежное. Когда он оглянулся, она тоже повернула голову. Блестящие, казавшиеся темными от густых ресниц, серые глаза дружелюбно, внимательно остановились на его лице, как будто она признавала его, и тотчас же перенеслись на подходившую толпу, как бы ища кого-то.
Она потушила умышленно свет в глазах, но он светился против ее воли в чуть заметной улыбке».
Григорий Мелехов и Аксинья Астахова
«Тихий Дон», Михаил Шолохов
«От арбы оторвалась серая укутанная фигура и зигзагами медленно двинулась к Григорию. Не доходя два-три шага, остановилась.
Рывком кинул ее Григорий на руки — так кидает волк к себе на хребтину зарезанную овцу, — путаясь в полах распахнутого зипуна, задыхаясь, пошел.
— Ой, Гри-и-иша. Гри-шень-ка. Отец.
Вырываясь, дыша в зипуне кислиной овечьей шерсти, давясь горечью раскаяния, Аксинья почти крикнула низким стонущим голосом:
— Пусти, чего уж теперь. Сама пойду!»
Лиза и Эраст
«Бедная Лиза», Николай Карамзин
«Она бросилась в его объятия — и в сей час надлежало погибнуть непорочности!
Эраст чувствует в себе трепет — Лиза также, не зная, отчего, но зная, что с нею делается. Ах, Лиза, Лиза! Где ангел-хранитель твой? Где твоя невинность? Заблуждение прошло в одну минуту. Лиза не понимала чувств своих, удивлялась и спрашивала. Эраст молчал — искал слов и не находил их».
Анна фон Дидериц и Дмитрий Гуров
«Дама с собачкой», Антон Чехов
«У нее в номере было душно, пахло духами, которые она купила в японском магазине. Гуров, глядя на нее теперь, думал: «Каких только не бывает в жизни встреч!» От прошлого у него сохранилось воспоминание о беззаботных, добродушных женщинах, веселых от любви, благодарных ему за счастье, хотя бы очень короткое; и о таких — как, например, его жена, — которые любили без искренности, с излишними разговорами, манерно, с истерией, с таким выражением, как будто то была не любовь, не страсть, а что-то более значительное; и о таких двух-трех, очень красивых, холодных, у которых вдруг промелькало на лице хищное выражение, упрямое желание взять, выхватить у жизни больше, чем она может дать, и это были не первой молодости, капризные, не рассуждающие, властные, не умные женщины, и когда Гуров охладевал к ним, то красота их возбуждала в нем ненависть, и кружева на их белье казались тогда похожими на чешую.
Анна Сергеевна, эта «дама с собачкой», к тому, что произошло, отнеслась как-то особенно, очень серьезно, точно к своему падению, — так казалось, и это было странно и некстати. У нее опустились, завяли черты и по сторонам лица печально висели длинные волосы, она задумалась в унылой позе, точно грешница на старинной картине».
ПомОгите. «Бедная Лиза»))
(1)Проблемы греха в повести «Бедная Лиза» (2)Черты сентиментализма в повести.
Спасибо ОГРОМНОЕ тому,
кто ответит.
В повести одной из ярких, запоминающихся, актуальных на все времена является проблема греха. Автор показывает многосторонность её проявления.
Во-первых, это непочтение к родителям. Как ни парадоксально на первый взгляд, по большому счёту именно так можно охарактеризовать поведение Лизы (да и Эраста) по отношению к матери. Свои чувства молодые люди скрывают от неё. На этом настаивает Эраст, а Лиза, ослеплённая любовью, соглашается с ним: «Хорошо, надобно тебя послушаться, хотя мне не хотелось бы ничего таить от неё». (Важно отметить использование придаточного уступительного, слова «хорошо» – оно звучит в контексте парадоксально, тем более, что следом идут слова «надобно тебя послушаться» – и это из уст набожной Лизы!
Здесь же – и нарушение заповеди: «Не лги! » – ведь неполная правда – та же ложь!
Самый же «главный» в повести грех – прелюбодеяние. Ни у кого не вызывает сомнения, что истоки греха – в воспитании Эраста, в его поведении. При встрече с Лизой в городе он уже ведёт себя не по-рыцарски по отношению к Даме, поступает неосмотрительно: «мимоходящие начали останавливаться и, смотря на них, коварно усмехались».
При второй встрече он поцеловал её «с таким жаром, что вся вселенная показалась ей в огне горящею! » Это не невинный поцелуй, а поцелуй страсти – не случайно перед Лизой возникает картина Геенны огненной. Но Эраст усыпляет её бдительность словами любви –»в сию минуту восторга исчезла Лизина робость». Может, скорее, исчезло чувство страха, опасения? Исчезла присущая девушке бдительность? Позднее это будет названо словами «забыла себя” для него.
Отношения молодых людей некоторое время были достаточно целомудренны: Эраст упивался новыми для себя отношениями: “страстная дружба невинной души питала сердце его”. Это длилось всего несколько недель.
ведение. А Эраст, наоборот, “развенчивается” использованием в лексических повторах усилительных частиц “столь” и “как” для сравнения его теперешнего состояния с многократно испытанными ранее.
Ведь Лиза принесла себя ему в жертву, “совершенно ему отдавшись, им только жила и дышала, во всём, как агнец, повиновалась его воле и в удовольствии его полагала своё счастье”. Эраст стал её кумиром – а это тоже грех!
Для него же начался новый виток пресыщения удовольствиями. Лиза перестала быть ангелом непорочности – пропал интерес к ней.
Автор даёт молодым людям урок- предупреждение, которое звучит как афоризм: “Исполнение всех желаний есть самое опасное искушение любви”.
И, наконец, ещё одно нарушение норм морали – предательство. Вместо верности слову, данным обещаниям, верности в любви – погоня за деньгами, которые откроют путь к новым удовольствиям, к прелюбодеянию: карты, распутство, из-за которых Эраст и потерял своё имение.
Чтобы жить честной, чистой жизнью, нужно помнить о нормах поведения, нужно следовать библейским заповедям.
Надлежало погибнуть непорочности что значит
На другой стороне реки видна дубовая роща, подле которой пасутся многочисленные стада; там молодые пастухи, сидя под тению дерев, поют простые, унылые песни и сокращают тем летние дни, столь для них единообразные. Подалее, в густой зелени древних вязов, блистает златоглавый Данилов монастырь; еще далее, почти на краю горизонта, синеются Воробьевы горы. На левой же стороне видны обширные, хлебом покрытые поля, лесочки, три или четыре деревеньки и вдали село Коломенское с высоким дворцом своим.
Часто прихожу на сие место и почти всегда встречаю там весну; туда же прихожу и в мрачные дни осени горевать вместе с природою. Страшно воют ветры в стенах опустевшего монастыря, между гробов, заросших высокою травою, и в темных переходах келий. Там, опершись на развалинах гробных камней, внимаю глухому стону времен, бездною минувшего поглощенных,
Но всего чаще привлекает меня к стенам Си. нова монастыря воспоминание о плачевной судьбе Лизы, бедной Лизы. Ах! Я люблю те предметы, который трогают мое сердце и заставляют меня проливать слезы нежной скорби!
Саженях в семидесяти от монастырской стены, подле березовой рощицы, среди зеленого луга, стоит пустая хижина, без дверей, без окончин, без полу; кровля давно сгнила и обвалилась. В этой хижине лет за тридцать перед сим жила прекрасная, любезная Лиза с старушкою, матерью своею.
«Бог дал мне руки, чтобы работать,- говорила Лиза,- ты кормила меня своею грудью и ходила за мною, когда я была ребенком; теперь пришла моя очередь ходить за тобою. Перестань только крушиться, перестань плакать; слезы наши не оживят батюшки».
Надлежало погибнуть непорочности что значит
Может быть, никто из живущих в Москве не знает так хорошо окрестностей города сего, как я, потому что никто чаще моего не бывает в поле, никто более моего не бродит пешком, без плана, без цели – куда глаза глядят – по лугам и рощам, по холмам и равнинам. Всякое лето нахожу новые приятные места или в старых новые красоты.
Но всего приятнее для меня то место, некотором возвышаются мрачные, готические башни Си…нова монастыря. Стоя на сей горе, видишь на правой стороне почти всю Москву, сию ужасную громаду домов и церквей, которая представляется глазам в образе величественного амфитеатра: великолепная картина, особливо когда светит на нее солнце, когда вечерние лучи его пылают на бесчисленных златых куполах, на бесчисленных крестах, к небу возносящихся! Внизу расстилаются тучные, густо-зеленые цветущие луга, а за ними, по желтым пескам, течет светлая река, волнуемая легкими веслами рыбачьих лодок или шумящая под рулем грузных стругов, которые плывут от плодоноснейших стран Российской империи и наделяют алчную Москву хлебом. На другой стороне реки видна дубовая роща, подле которой пасутся многочисленные стада; там молодые пастухи, сидя под тению дерев, поют простые, унылые песни и сокращают тем летние дни, столь для них единообразные. Подалее, в густой зелени древних вязов, блистает златоглавый Данилов монастырь; еще далее, почти на краю горизонта, синеются Воробьевы горы. На левой же стороне видны обширные, хлебом покрытые поля, лесочки, три или четыре деревеньки и вдали село Коломенское с высоким дворцом своим.
Но всего чаще привлекает меня к стенам Си…нова монастыря – воспоминание о плачевной судьбе Лизы, бедной Лизы. Ах! Я люблю те предметы, которые трогают мое сердце и заставляют меня проливать слезы нежной скорби!
Саженях в семидесяти от монастырской стены, подле березовой рощицы, среди зеленого луга, стоит пустая хижина, без дверей, без окончин, без полу; кровля давно сгнила и обвалилась. В этой хижине лет за тридцать перед сим жила прекрасная, любезная Лиза с старушкою, матерью своею.
Отец Лизин был довольно зажиточный поселянин, потому что он любил работу, пахал хорошо землю и вел всегда трезвую жизнь. Но скоро по смерти его жена и дочь обедняли. Ленивая рука наемника худо обработывала поле, и хлеб перестал хорошо родиться. Они принуждены были отдать свою землю внаем, и за весьма небольшие деньги. К тому же бедная вдова, почти беспрестанно проливая слезы о смерти мужа своего – ибо и крестьянки любить умеют! – день ото дня становилась слабее и совсем не могла работать. Одна Лиза, – которая осталась после отца пятнадцати лет, – одна Лиза, не щадя своей нежной молодости, не щадя редкой красоты своей, трудилась день и ночь – ткала холсты, вязала чулки, весною рвала цветы, а летом брала ягоды – и продавала их в Москве. Чувствительная, добрая старушка, видя неутомимость дочери, часто прижимала ее к слабо биющемуся сердцу, называла божескою милостию, кормилицею, отрадою старости своей и молила бога, чтобы он наградил ее за все то, что она делает для матери. «Бог дал мне руки, чтобы работать, – говорила Лиза, – ты кормила меня своею грудью и ходила за мною, когда я была ребенком; теперь пришла моя очередь ходить за тобою. Перестань только крушиться, перестань плакать; слезы наши не оживят батюшки». Но часто нежная Лиза не могла удержать собственных слез своих – ах! она помнила, что у нее был отец и что его не стало, но для успокоения матери старалась таить печаль сердца своего и казаться покойною и веселою. – «На том свете, любезная Лиза, – отвечала горестная старушка, на том свете перестану я плакать. Там, сказывают, будут все веселы; я, верно, весела буду, когда увижу отца твоего. Только теперь не хочу умереть – что с тобою без меня будет? На кого тебя покинуть? Нет, дай бог прежде пристроить тебя к месту! Может быть, скоро сыщется добрый человек. Тогда, благословя вас, милых детей моих, перекрещусь и спокойно лягу в сырую землю».
Прошло два года после смерти отца Лизина. Луга покрылись цветами, и Лиза пришла в Москву с ландышами. Молодой, хорошо одетый человек, приятного вида, встретился ей на улице. Она показала ему цветы – и закраснелась. «Ты продаешь их, девушка?» – спросил он с улыбкою. – «Продаю», – отвечала она. – «А что тебе надобно?» – «Пять копеек». – «Это слишком дешево. Вот тебе рубль». – Лиза удивилась, осмелилась взглянуть на молодого человека, – еще более закраснелась и, потупив глаза в землю, сказала ему, что она не возьмет рубля. – «Для чего же?» – «Мне не надобно лишнего». – «Я думаю, что прекрасные ландыши, сорванные руками прекрасной девушки, стоят рубля. Когда же ты не берешь его, вот тебе пять копеек. Я хотел бы всегда покупать у тебя цветы; хотел бы, чтоб ты рвала их только для меня». – Лиза отдала цветы, взяла пять копеек, поклонилась и хотела идти, но незнакомец остановил ее за руку. – «Куда же ты пойдешь, девушка?» – «Домой». – «А где дом твой?» – Лиза сказала, где она живет, сказала и пошла. Молодой человек не хотел удерживать ее, может быть, для того, что мимоходящие начали останавливаться и, смотря на них, коварно усмехались.