Наши матери наши отцы чем закончился

Кому не понравится фильм «Наши отцы, наши матери»

Скажу прямо: воплей будет много. Польша уже на ножах.

Поляки негодуют от вида партизан, показанных в фильме. Будут вопли и в России, и на Украине — братья-славяне в этом фильме тоже не лыком шиты. Если какой-нибудь местный телеканал решит потроллить ветеранов накануне Дня Победы (как это было со скандальным «4 дня в мае») — бурлению говн не будет конца и края. При этом никто из бурлильщиков не вспомнит, что фильм, собственно, снят немцами, про немцев и для немцев. Как и то, что побежденные немцы тоже имеют право на свои «Чистые пруды».

Они были солдатами

Действие фильма начинается в июне 41-го. В небольшом берлинском кафе встречаются пятеро друзей: братья Вильгельм и Фридхельм Винтеры, Виктор Гольдштейн, а также их подруги Грета и Шарлотта. Троим из них предстоит отправиться на Восточный фронт, но это нисколько не омрачает расставания. Пылкие сердца грезят о скорой победе и лучшей жизни. Все обещают друг другу встретиться на Рождество в том же кафе — даже не представляя, насколько затянется ожидание этой встречи.

Братья Винтеры будут мерзнуть в окопах под Курском, теряя веру в прежние убеждения, медсестра Шарлотта окунется в кровавые лужи медсанчасти, еврей Виктор станет жертвой борцов за чистоту расы, а певица Грета поплатится за свою стремительную карьеру. В жерновах войны выживут не все. А выжившие станут совсем другими людьми — лишь тенью тех молодых парней и девчат, строивших светлое нацистское будущее.

Они были другими солдатами

В общем и целом, картина сделана мастерски, хоть и грешит мифологией вперемешку с разнокалиберными киноляпами — от Т-34 в начале войны до самоочищающихся пивных кружек в финале.

Телефильм разбит на три части, несущие мощную смысловую нагрузку: «Другое время», «Другая война» и «Другая страна». Все три серии сняты достаточно эмоционально и смотрятся на одном дыхании.

Герои фильма представлены этакими заблудшими овцами, жертвами обстоятельств, которые на фоне настоящих немцев-злодеев выглядят ангелами. Малоизвестные в наших краях актеры играют с полной самоотдачей. Особенно женщины, среди которых нельзя не отметить Мириам Штайн в роли Шарлотты-Чарли — за лучший драматических эпизод в третьей серии (вот странное дело: эту серию я смотрел с субтитрами, но мне до сих пор кажется, что фраза «Ты должен был умереть!» звучала по-русски).

Нет претензий ни к операторской работе, ни к саундтреку. Простенький мотив песни «Мое маленькое сердце» звучит всегда в тему и как нельзя точно передает дух картины.

По ту сторону баррикад

Нисколько не удивился, когда узнал, что поляки обвиняют создателей фильма в перекладывании ответственности за еврейский геноцид на хрупкие польские плечи. Ой, да ладно! Можно подумать, Армия Крайова никогда не гнобила евреев. А где, собственно, само перекладывание? Немецкой вины никто не отрицает. Не сами же евреи в этот вагон залезли!

Насчет зверского и якобы перевранного образа русских могу сказать лишь то, что мне такой образ даже понравился — мне приятно осознавать, что немецкие матери и немецкие отцы даже сейчас до смерти боятся наших отцов и наших матерей.

Хороший фильм, заставляющий лишний раз взглянуть на войну глазами тех, кто находится по ту сторону баррикад. И лишний раз согласиться с авторами в том, что война — это ожидание. Ожидание своей участи, своего места в истории после победы или поражения в этой войне.

Источник

Новое в блогах

Разгорается скандал, связанный с выходом немецкого фильма «Наши матери, наши отцы»

Разгорается скандал, связанный с выходом немецкого фильма «Наши матери, наши отцы» …

Ангела Меркель оказалась в центре скандала, разгоревшегося между Германией и Польшей. Как сообщает Newsru.com со ссылкой на «The Daily Mail», немецкий канцлер попала на обложку известного польского журнала «Uwazam RZE», который изобразил ее в виде узницы концентрационного лагеря, одетой в полосатую робу и косынку и стоящей за колючей проволокой. Заголовок рядом с изображением гласит: «Фальсификация истории. Как немцы сделали из себя жертв Второй Мировой войны». Таким образом поляки ответили на трехсерийный немецкий фильм «Наши матери, наши отцы», показанный в конце марта телеканалом ZDF.

Лента повествует о судьбе немецких солдат, однако в ней показаны и бойцы польского сопротивления, изображенные ярыми антисемитами. Например, в одной сцене группа поляков, остановивших поезд с узниками концлагерей, пропускает его, поняв, что пассажиры – евреи. В другой – один из партизан говорит: «Мы топим евреев, как крыс».

В связи с этим, находящийся в Германии польский дипломат Ежи Марганци написал письмо в телестудию, в котором назвал образ Польши и борцов польского сопротивления, изображенный в сериале, «крайне несправедливым и оскорбительным». Он также отметил, что зрители, посмотревшие фильм, не узнают из него ни о борьбе поляков, ни о тысячах погибших, ни о тех из них, кто помогал евреям. В то же время сериал активно наводит на мысль, что к уничтожению евреев были причастны не только немцы.

В ответ на обвинения, телеканал ZDF заявил, что ни в коей мере не планировал упрощать исторические факты или уменьшать ответственность немецкой нации. В то же время продюсер фильма Нико Хофманн объяснил, что изображенные в ленте события «основаны на проверенных исторических материалах и не преследуют цель опорочить поляков». Что касается обложки с Меркель, то ее в Германии назвали безвкусной.

К тому же, справедливо отмечает историк, «и с нашей стороны подаются сигналы о готовности к пересмотру «проклятого прошлого» в виде таких фильмов, как «Сволочи» (сценарист Владимир Кунин перед премьерой получил вид на жительство в Германии) и «Штрафбат». «Смотрите, – с полным правом могут сказать создатели реваншистского немецкого фильма, – русские сами изображают себя недочеловеками, не способными защищать собственную страну, но зато готовыми на любые зверства!»»

По мнению же известного публициста Анатолия Вассермана, высказанному в интервью изданию Newsbalt, фильм «Наши матери, наши отцы», хотя и немецкий, «но сделан в стилистике, которую много лет пропагандируют англо-американцы». «Я имею в виду стилистику идеологическую, – пояснил он. – То есть, как в фильме расставляются акценты. Хотя и кажется, что на первый взгляд немцы хотят, наконец, снять с себя бремя исторической вины, но фактически там выпячиваются именно те вещи, которые всё это время усиленно пропагандировали англичане с американцами».

Источник

Прототип главного героя фильма «Наши матери, наши отцы.»»

Эксклюзивное интервью с Йоханнесом Вернером Гюнтером, 95-летним ветераном Вермахта, история жизни которого стала основой для сценария нашумевшего немецкого сериала о войне.

Герр Гюнтер, когда началась война вам исполнилось только 20, как и персонажу, которого играет Фолькер Брух. Как, по-вашему, он должен изображать немецкого солдата в 1941?

Гюнтер: Сложный вопрос. Кампания против Польши была большой победой, поэтому мы все поддерживали Гитлера. Мы были героями. Потом я участвовал в 1940 году во французской кампании, снова блестящая победа. Так я пошёл на войну. Наивный. Я хотел заработать медали.

Каково было на Восточном фронте, где также происходит действие сериала «Наши матери, наши отцы»? Какие чувства должен выразить актёр?

Гюнтер: Мой отец был проповедником свободноцерковной общины, секты, и мы, пятеро мальчиков, были строго религиозно воспитаны. У нас была круговая ответственность; если один что-то натворил, то все получали трёпку. В Ветхом Завете написано: кого Бог любит, того он наказывает. Когда в 1938 году пришёл Гитлер, я сразу же пошёл в СА. Добровольно. Из-за спорта. Политически меня это не интересовало. Я хотел наконец заняться спортом, чего ранее мне запрещал отец.

Как вы смотрите на всё это сегодня?

Гюнтер: Я однажды прочитал лекцию для учеников. Которым я сказал: «Вы поступили бы точно так же, если бы в свои 16 у вас появилась бы возможность научиться водить автомобиль, не платя ни копейки, ездить на мотоцикле, верхом на лошади, летать.» Мы совершенно не понимали, что это было предвоенное обучение.

То есть, вы были в полном восторге от Гитлера?

Гюнтер: Само собой разумеется. Он же сделал для Германии так много. С его приходом сразу же прекратилась выплата репараций. Он приказал, чтобы все мастера имели при себе учащегося. Это забрало молодёжь с улицы. Нужно всегда оглядываться на Веймарскую республику, где всё было таким убогим. Кто не был бы здесь в восторге? Другая сторона медали никого совершенно не интересовала. Если хочешь манипулировать людьми, нужно их запугать, лишить информации и запретить думать. Это была своего рода промывки мозгов.

А как насчёт преследования евреев?

Гюнтер: Каждый знал, что евреи подвергались преследованиям. Это же было везде: «Евреи не нужны», «Прочь евреев». Но никто не осмеливался спросить. Кто показывал интерес, уже вызывал подозрение. Так что все заткнулись. Это было великое зло немецкого народа.

Что вы можете сказать о муштре?

Г-н Гюнтер, у вас есть военные воспоминания, которые вас особенно взволновали?

Почему вы это не сделали?

Гюнтер: Меня бы тот час расстреляли. Они бы всё равно сожгли деревню, а я бы пожертвовал своей жизнью совершенно бессмысленно. Это было одно из немногих ужасных явлений, о которых я знал. Так как я могу вам честно сказать: о концлагерях я не знал. Лишь в американском плену я увидел об этом фильм. Даже во время отпуска я не интересовался политикой. Тут ты в первую очередь стараешься найти девушку. Ты ведь хочешь жить. Так как ты знаешь, что когда ты вернёшься на фронт, на следующий день ты можешь погибнуть.

Г-н Гюнтер, думали ли вы тогда о том, чтобы дезертировать?

Гюнтер: Это было бы ещё опаснее. Между своими товарищами ты чувствовал себя как-то защищённее. Иначе, играли по-честному. Мы должны былиьподавлять эмоции, иначе мы бы не выжили. Во Франции у нас был один маменькин сыночек. Как только он слышал, что дело близится к битве, с ним сразу же происходили несчастные случаи. Дважды его это спасало. В третий раз он положил своё предплечье на ружьё и спустил курок. Самострел. Он был приговорён к смерти. После французского похода его должны были расстрелять сослуживцы из своего же подразделения.

Вы тоже принимали участие в расстреле?

Что вы можете сказать о роли боевого товарищества?

Гюнтер: Опасность спаивает. Но страх показывать было непозволительно, иначе можно было бы прослыть трусом.
Тогда это было товарищество между твёрдыми мужчинами. Твёрдыми, как крупповская сталь. Твёрдыми становились, должны были ими стать. И чем дольше длится война, тем жёстче становится человек. Потому что он всё больше задавливается. В итоге это уже привычка, что у него больше нет совести. Когда мы перешагивали через мёртвых, нас это больше никак не цепляло. Они были павшими. Самое худшее то, что мы духовно сами себя убивали. Сочувствие умирает. Ты хочешь выжить, ты становишься эгоистом, который только себе на уме.

Г-н Гюнтер, вы верили в то, что выживите на войне?

Вы думали о том, что должны погибнуть?

Вы знаете, мне посчастливилось. Должно быть, у меня был ангел-хранитель. Я так часто был на грани. У меня было двухстороннее воспаление лёгких, я уехал из России и пережил это. Но когда я в тот раз при первой атаке вжался лицом в землю, это уже так было. Я не знаю, как это можно объяснить. Дух как-то отключается. Я становлюсь вялым. Я мог бы на месте лечь и заснуть. Позже мне это пригодилось ещё так; например, если я серьёзно ссорюсь с моей женой, я мог сразу заснуть. Чтобы от этого как-то отгородиться.

В фильме один из персонажей рассказывал, сколько людей он обил. Г-н Гюнтер, могли бы вы на этот счёт сказать о себе?

Вы считаете, что взяли на себя вину?

Вы говорили о своих переживаниях после войны?

Гюнтер: По крайней мере, вплоть до шестидесятых годов я не мог ничего рассказывать. Вообще ничего. Это было очень больно. Потом понемногу это прошло, а потом уже никого не интересовало. Ни моего племянника, ни дочь. Они не хотели ничего знать. Это прошлое. «Давай-ка, не неси чушь. Это же никого не интересует.»

А ваша жена? Почему она не интересовалась?

Гюнтер: Без понятия. «Не приставай ко мне с историями, говорила она, это уже давно известно.» Кроме того, когда мы возвращались домой с войны, нас считали преступниками. Даже в прессе. Солдаты были преступниками. Сегодня у всех, кто возвращается из Афганистана, есть психолог. У нас же не было никого. Поэтому у меня сохранилась травма по сей день.

Как она проявляется?

Гюнтер: Если идёт снег, я болен. Тогда я думаю: «Надеюсь, снег прекратится. Надеюсь, снег прекратится.» Это из-за войны. Или грязь. Если дороги грязные, я иду на цыпочках, потому что в России худшим временем был сезон распутицы. Когда грязь через верх переливалась в сапоги. Это осталось внутри у нас. Мне всё также снится грязь. Даже сегодня.

Где были эти воспоминания в послевоенное время?

Гюнтер: Они все время всплывали. Но я не знаю, как мне это сказать. Они подавлялись, и я не мог говорить, потому что иначе эти картины выходили наружу. Женщины, которые навстречу нам ставили детей. Мёртвые, через которых мы переступали. Мы мёртвых русских бросали в грязь, чтобы можно было пройти. Однако это было ужасно. Я не хотел об этом ничего ни знать, ни слышать. Это доставляло мне такую боль.

Вы стали другим человеком, когда в 1946 году вернулись из американского плена?

Гюнтер: Я думаю, да. Я стал человечнее, толерантнее.

Война не сделала вас жёстче?

Гюнтер: Нет. Я думаю, скорее она меня мягче сделала. Взрослее.

Как вы это объясняете?

Гюнтер: Я ведь, слава Богу, через полгода выбыл, прочь от восточного фронта. Но те, которые оставались там дольше, становились всё жёстче. Моим лучшим переживанием был плен в Америке, встреча со справедливостью американцев, с демократией. Тогда я начал размышлять и задаваться вопросом о причинах. Я стал мыслить критичнее. И, наверное, внутри меня ещё пряталось немного воспитания. Если мы исходим из религии, то мы все – творения божьи. Почему мы тогда должны один другого убивать?

Были ваши военные воспоминания бременем для вашей семьи?

Гюнтер: Собственно, нет, потому что об этом не разговаривали. Смотрите: после войны мы должны были работать. В пятидесятые годы мы тяжело работали, чтобы сводить концы с концами.

А броня вокруг вашего сердца?

Гюнтер: Она как-то растаяла. Удалилась прочь. Она была инструментом самосохранения. Больше я в ней не нуждался.

Вы не применяли это ожесточение потом в вашей жизни?

Гюнтер: Нет. Наоборот. На войне я постиг, что мы все люди, и наш так называемый враг имеет такие же чувства, как и мы. Однажды я разделил с одним военнопленным свой хлеб. Тогда у меня были такие мысли: «Ты точно такой же бедолага, как и я». Но всё продолжалось.

Всё ваше поколение стало мягче из-за войны?

Гюнтер: Были также огрубевшие парни. Но так называемые герои в основном в итоге погибали. Они ломились напролом, чтобы заработать медаль. На этом они в основном потом попадались.

Кто такой настоящий герой, по-вашему?

Гюнтер: Для меня герой тот, кто преодолевает свой страх и не смотря ни на что доводит дело до конца.

Источник

Наши матери, наши отцы

Оглавление

Сюжет и люди

Шарлотта

Вильгельм

Вскоре после этого он стал свидетелем военных преступлений СС и СД на оккупированных территориях. Б. расстреляна еврейская девушка под предлогом борьбы с партизанами. Чтобы не погибнуть от партизанских мин, солдаты его отряда гонят впереди мирных жителей через болото. Фридхельм, служащий в своей пехотной роте, напоминает ему о своем заявлении, когда он уезжал из Берлина, о том, что война выявит в них самое худшее.

Грета

Виктор

Виктор еврей, живет с родителями в квартире. У него отношения с Гретой, хотя это считается « расовым позором » и является уголовным преступлением. В конце концов, он решает бежать, его родители остаются. Однако Виктора, которого Грета считает, что он находится в США под новым именем, предоставленным Дорном, гестапо забирает на улице и депортирует вместе с другими заключенными поездом в сторону концентрационного лагеря.

В бою против партизан незадолго до окончания войны под командованием Химера, которому Фридхельм спас ему жизнь и чьему отряду Фридхельм принадлежал после засады, Виктор снова встречает Фридхельма. Поскольку Фридхельм стреляет в Химера вместо своего друга, Виктор убегает. После окончания войны он вернулся в Берлин, где ему пришлось узнать, что его родители и Грета мертвы, что его квартира принадлежит кому-то другому и что гестаповец Дорн теперь работает в послевоенной администрации союзников.

Фридхельм

Вновь призванный, чуткий Фридхельм критически относится к войне и не разделяет энтузиазма своих товарищей. Они считают его трусом, потому что, в отличие от всех остальных, он никогда не добровольно участвует в миссиях. Его брат Вильгельм, которому он подчиняется, и даже отец двоих придерживаются этого мнения. Когда товарищи избивают Фридхельма после спровоцированной ошибки, Вильгельм ждет, чтобы вмешаться, и только после этого его отправляют в больницу.

После потери нескольких товарищей и тяжелого ранения он вернулся на фронт и становился все более притупленным. В ходе операции «Цитадель» он сражается бок о бок с Вильгельмом, он считает, что его брат погиб после гранатометного обстрела советских солдат.Этот опыт заставляет его зверствовать и отказаться от тех ценностей, которые он жил до сих пор. Он становится прообразом солдата, который выполняет все виды приказов, в том числе убивает мирных жителей в соответствии с инструкциями, и с тех пор ценится начальством и товарищами. Его старая индивидуальность редко просвечивает сквозь этот резервуар. Например, он позволяет Виктору сбежать во время боя с партизанами, вместо этого застрелив своего начальника, недобросовестного офицера СД Химера. За три дня до окончания войны он возглавил небольшой отряд фольксштурма и наткнулся на объединение Красной Армии. Понимая фанатизм воспитанной молодежи, он подходит к советским солдатам с винтовкой наготове и застрелен. Затем отряд сдается.

задний план

Возникновение

Экранизация

Сопроводительная документация

Публикации

прием

Рейтинги аудитории

Трансляцию первой части сериала « Наши матери, наши отцы» 17 марта 2013 года посмотрели 7,22 миллиона зрителей в Германии, а рыночная доля ZDF составила 20,1 процента. Вторую часть посмотрели 6,57 миллиона зрителей, а доля рынка составила 19,5 процента. Третью часть посмотрели 7,63 миллиона зрителей, что соответствует доле рынка в 24,3 процента.

Полемика

Отзывы

Положительные отзывы

«Первая часть, в частности, повествует о противопоставлении дружбы, предательства и зверств войны на примере американских сериалов. И это, в первую очередь, в воскресенье вечером, когда в остальном прекрасные люди стоят в замедленном темпе посреди красивых пейзажей. Респект ZDF за этот подвиг в программировании ».

«Этот фильм, который продюсировал Нико Хофманн и превосходный сценарий которого написал Стефан Колдитц, с его неоспоримой силой и чудовищностью имеет шанс развязать язык последним современникам среди их семьи. Как правильно подчеркнуто в предварительных обзорах, он открывает новую фазу в кинематографической и исторической переоценке национал-социализма ».

Отрицательные отзывы

«В фильме не показано, почему сработал национал-социализм. Вымышленные 20-летние кажутся жертвами всепоглощающего насилия войны без совместной ответственности. Чего не хватает, так это поколения людей в возрасте от 30 до 40 лет, которые построили и внедрили систему в небольших масштабах, со смесью убежденности и расчета пособий. Это то, что должен делать фильм: наконец-то показать многих нормальных спекулянтов, не попадая в стереотипы ».

«Цепочка клише, рассказанная в неуклюжих диалогах и плоских картинках, без всякого фона, китчевых и, прежде всего, морально худших, полных жалости к себе».

«Проблема не столько в том, что последние современные свидетели подливают« неправильные »воспоминания в электричество, а в том, что они используются для« ренационализации »исторической интерпретации. Есть много признаков того, что универсальный ориентир, представленный Холокостом, постепенно заменяется. Но что будет после этого? «

«Хотя (алиби) еврей Виктор является одним из пяти друзей, его функции ограничиваются тайным исчезновением. [. ] Итак, трилогия является откровением для всех, кто всегда знал, что не только евреи, но и, прежде всего, немцы стали жертвами Гитлера ».

«Война поколений» […], возможно, более интересна как артефакт настоящего, чем как представление прошлого. По мере того, как Вторая мировая война ускользает из живой памяти, поскольку Германия с возрастающей уверенностью утверждает свою доминирующую роль в Европе, а из архивов стран бывшего Восточного блока появляется давно скрываемая информация, культурное значение войны для немцев изменилось. Возникшая после тишины 50-х и начала 60-х и гневных расчетов 70-х и 80-х, «Война поколений», эмоционально заряженная, но не совсем мучительная, представляет собой попытку нормализовать немецкую историю. Его урок состоит в том, что обычные немцы [. ] не так уж сильно отличались от других и заслуживают сочувствия и понимания своих внуков. Абстрактно это может показаться достаточно справедливым, но фильм скользит в странную, тошнотворную зону между натурализмом и ностальгией. По сути, это призыв от имени немцев, родившихся в начале 1920-х годов, о включении в мировое величайшее поколение, упражнение в избирательной памяти, основанное на предположении, что пора оставить прошлое в прошлом ».

«« Наши матери, наши отцы »[…], возможно, более интересны как артефакт настоящего, чем представление прошлого. В то время как Вторая мировая война уходит из памяти, поскольку Германия утверждает свою доминирующую роль в Европе с растущей уверенностью в себе и информацией из архивов стран бывшего Восточного блока, которая долгое время подавлялась, культурное значение войны для немцев имеет измененный. После молчания 50-х и начала 60-х и гневных рассказов 70-х и 80-х «Наши матери, наши отцы» производит впечатление эмоционально заряженного, но на самом деле не пугающего, а представляет собой попытку нормализовать историю Германии. Его урок состоит в том, что обычные немцы [. ] не так уж отличаются от других и действительно заслуживают сочувствия и понимания своих внуков. Возможно, в этом нет ничего плохого, но фильм скользит в странную, тошнотворную зону между натурализмом и ностальгией. Фактически, это призыв к немцам, родившимся в начале 1920-х годов, присоединиться к глобальному «величайшему поколению» [самовосприятие военного поколения американцев, Том Брокоу, примечание редактора. Переводчик], упражнение на избирательную память, основанное на предположении, что пора оставить прошлое в прошлом ».

Источник

Чужие матери и чужие отцы

Посмотрел 3-х серийный немецкий фильм «Наши матери, наши отцы» на тему Второй мировой войны глазами немцев. Фильм практически сразу вызвал жаркую полемику, но я хотел составить собственное впечатление, поэтому просмотра уже написанных рецензий и мнений избегал.

В этом отношении, авторы фильма умолчав об этой подоплеке, фактически воспроизвели пропагандистское клише времен войны. Потом по мере различных ужасов войны на восточном фронте, у Вильгельма Винтера происходит внутренний слом и после поражения немцев под Курском и гибели большей части роты, он впадает в депрессию и дезертирует. Это слом так же сопровождается рядом мифологических набросов. Так, например, поражения немцев под Москвой объяснены исключительно распутицей и морозом. То есть фактически дословно в фильме немцев побеждает «Генерал Мороз», что к историческому содержанию битвы за Москву имеет крайне мало отношения. Плюс стоит отметить, что по фильму, Вильгельм и ряд других персонажей узнают о различных зверствах далековато от границы, хотя документальные свидетельства говорят, что и вермахт и СС, практически с первых дней творили на территории СССР различные непотребства. А так получилось, что Вильгельм только в районе Смоленска понял, что представляет из себя оккупационная политика на востоке, а до этого, немцев везде и всюду встречали цветами.

Но все меняет Восточный фронт, где она побывала с концертом перед битвой за Курск. Увидев творящееся там ужасы, она по возвращении в Германию начинает вести пораженческие и подстрекательские разговоры, плюс разрушает семью Дорна. Само собой ее по обоим причинам запирают в тюрьму Шарлоттенбург, где за несколько дней до капитуляции Берлина, ее расстреливают.

Но затем поляки узнают, что он таки еврей и прогоняют его, как раз перед тем, как каратели находят партизанский лагерь. В итоге всех его польских друзей убивают, а его самого отпускает Фридхельм. В итоге, после всех мытарств, он возвращается в разрушенный Берлин, где обнаруживает, что в его квартире живет немецкая семья, а виновник его мытарств Дорн, служит американцам в местной администрации, причем американцы прекрасно знают что он служил в Гестапо. Тут такая себе почти воздушная отсылка к теме денацификации Германии, когда значительная часть нацистов, вполне себе спокойно работали в структурах власти ФРГ и оккупационной администрации. Само собой, у Виктора разрыв шаблона от таких вот «освободителей». Он предстает в образе немецких евреев пострадавших от нацизма и тут все довольно стандартно. Платить и каяться.

В итоге, в конце фильма 3 из 5 главных героев собираются в кафе изуродованные прошедшими 4 годами символизируя собой изуродованную нацизмом и войной Германию.

1. Особой компьютерной графики в фильме нет, та что есть весьма корявенькая, поэтому ничего серьезного тут можете не ждать. Озеров с его «Цитаделью» посмеивается над немецкими потугами.
2. Батальные сцены так же по большому счету звезд с неба не хватает. Помоему даже в древнем «Сталинграде» происходящее смотрелось живее.

4. Помимо уже упомянутых ляпов, стоит отметить и другие. Например согласно фильму, Африканский корпус Роммеля начал отступать за несколько дней до битвы на Курской Дуге, в то время, как на самом деле, немцы капитулировали на мысе Бон еще весной 1943 года. Хроника в фильме, так же порой не соответствует показанным периодам.
5. Операторская работа неплохая, но видно, что оператор более склонен к камерным сценам. Возможно в этом и причина довольно слабого экшена.
6. Музыка в целом особо не запомнилась.

В итоге получилось довольно стандартное для немцев кино, сдобренное довольно солидный куском антисоветских и просто антиисторических мифов. Их меньше, чем я ожидал, так как «4 дня в мае» настраивали именно на нечто подобное по части «накала», но и того что есть, более чем достаточно, чтобы создать вполне определенный осадок. Немцы по прежнему готовы яростно каятся за нацизм выставляя себя в числе пострадавших, но при этом, они не упускают возможность лягнуть и победителей нацизма, так как это весьма удобный способ затушевать часть своей вины по схеме «не мы такие, жизнь такая». Как представляется, все эти оправдания немцев, во многом исходят от того, что историческая травма от поражения во Второй мировой войне и комплекс соучастников нацизма, в немцах до конца не изжиты и такие фильмы требуются, для преодоления этой вековой травмы.

Источник