Как и в связи с чем меняется состояние поэта данте

Данте Алигьери

Фото Все

Видео Все

ДАНТЕ АЛИГЬЕРИ. «Божественная комедия». Библейский сюжет

Вкратце: ДАНТЕ АЛИГЬЕРИ

Данте Алигьери — биография

Данте Алигьери – поэт, богослов, мыслитель. Автор «Комедии», которую с легкой руки Боккаччо, принято называть «Божественной».

Данте Алигьери заслужил звание не только великолепного средневекового писателя, создавшего неподражаемую «Божественную комедию», но и основателя литературного итальянского языка. Именно Данте пользовался устойчивыми литературными выражениями, которые сейчас воспринимаются как что-то естественное. Сейчас его произведение переведено на все основные языки, его цитируют в самых разных уголках планеты. Это он создал девять кругов ада, рай и чистилище.

Детство

Родился Дуранте дельи Алигьери (именно так звучит полное имя поэта) 12 мая 1265 года во Флоренции. Хотя некоторые источники утверждают, что точная дата неизвестна и предполагают, что это произошло в период 21 мая – 1 июня того же года.

Семейное предание гласит, что он принадлежал к римскому роду Элизеев, которые непосредственно участвовали в создании Флоренции. Прадеда Данте звали Каччагвида, он был верным рыцарем Конрада III, участвовал в крестовых походах и сложил голову в одном из сражений с мусульманами.

Прапрабабушку Данте звали Альдигьери да Фонтана, она родилась в состоятельной семье. Своему сыну дала имя Алигьери, которое впоследствии стало прославленной фамилией.

Портрет Данте Алигьери

Во время войны между гвельфами и гибеллинами деда Данте изгнали из Флоренции, и он смог вернуться в родные края только в 1266-м. Отец мальчика – Алигьери II, не занимался политической деятельностью, поэтому всю свою жизнь прожил во Флоренции.

Мальчик получил хорошее образование, знал естественные науки и средневековую литературу. Очень интересовался еретическими учениями тех лет, хотя откуда он их черпал, так и осталось тайной. Тесно общался с поэтом и прославленным ученым той поры Брунетто Латини, который и сыграл роль его первого наставника.

Литература

Назвать точную дату, когда мальчик пристрастился к сочинительству, сейчас не представляется возможным. Началом творческой биографии великого литератора можно считать 1292 год, когда он написал «Новую жизнь» — произведение, состоящее из нескольких поэм того времени. Книга содержала стихотворные и прозаические фрагменты, она стала своеобразной исповедью Данте, после того, как не стало его Беатриче. В этой книге много стихов посвящены Гвидо Кавальканти, поэту и другу Алигьери. По мнению ученых, книга написана в жанре автобиографии, и стала первой в истории мировой литературы.

Данте унаследовал пристрастие деда к политике, и с молодости окунулся в события, происходящие в стране. В конце 13-го века возник конфликт между Папой и императором, в котором Флоренция сыграла важную роль. Данте выступил на стороне приверженцев императора. Его партия набрала преимущество перед противником, В 1300-м Данте назначают приором.

Но спустя год ситуация меняется с точностью до наоборот, теперь власть находится в руках Папы и его сторонников. Данте подвергается гонениям, ему инкриминировали взяточничество и выгнали за пределы Флоренции. Кроме этого поэту приписали антигосударственную деятельность, обложили штрафом в размере 5000 флоринов. Имущество поэта попало под арест, а спустя немного времени его даже приговорили к смерти. Благо, что в это время Данте не было во Флоренции, он случайно узнал об этом приговоре, поэтому в родной город уже не вернулся. Так началась его биография в изгнании.

Всю оставшуюся жизнь поэт был вынужден скитаться по разным городам. Он менял их часто, местом жительства Данте поочередно становились Верона, Равенна, Болонья, и даже Париж. Все свои произведения он написал вдали от родины.

В 1304-м Алигьери начал работу над философскими книгами «О народном красноречии» и «Пир», но эти произведения он так и не закончил. Все дело в том, что в те годы он приступил к написанию труда всей своей жизни – «Божественной комедии».

Вначале Данте назвал свой труд просто «Комедией», а эпитет «Божественная» впоследствии приписал к нему Джованни Бокаччо, ставший первым биографом Алигьери.

Данте писал свой труд на протяжении пятнадцати лет. Прототипом главного лирического персонажа стал он сам. Свою поэму он представил как путешествие в загробный мир, который он решил исследовать после кончины его любимой девушки Беатриче.

В произведении три части, первая из которых получила название «Ад». В этом аду девять кругов, чтобы каждый из грешников смог занять «достойное» ему место в зависимости от совершенных в жизни грехов. Здесь находятся политические и личные враги поэта. Кроме них Данте отправил в ад тех, кто не соблюдал при жизни христианскую мораль и распутничал.

«Чистилище» поэта состоит из семи кругов, точно в соответствии с семью смертными грехами. «Рай» в понимании Данте – девять кругов, названных в честь основных планет, составляющих Солнечную систему.

Вокруг этого произведения постоянно рождались легенды, которые дошли до наших дней. К примеру, Бокаччо писал, что после того, как Данте умер, бесследно исчезли тринадцать песен второй части – «Рая». Их долго и безуспешно искали, пока сын Данте – Якопо, не видел во сне отца, который и подсказал место их нахождения.

Личная жизнь

Любовью всей жизни Данте была Беатриче Портинари. Он влюбился в нее с первого взгляда, несмотря на то, что был всего лишь девятилетним мальчиком. Их новая встреча состоялась только через 9 лет, когда Беатриче уже была замужем за другим мужчиной. Его любовь к ней вспыхнула еще сильнее, эти чувства поэт пронес через всю свою жизнь.

Но признаться в любви даме сердца поэту мешала стеснительность, он только и осмелился на то, чтобы два раза с ней поговорить. Беатриче не догадывалась о его чувствах, наоборот, решила, что это он не подходит к ней из-за своего высокомерия.

Портрет Данте Алигьери и Беатричи Портинари

Спустя два года поэт устроил свою личную жизнь. Его женой стала Джемма Донати, дочь политического деятеля, возглавлявшего флорентийскую партию. Семьи Алигьери и Донати были непримиримыми врагами, и этот брак был по расчету. Несмотря на отсутствие чувств к жене, Данте стал отцом троих детей. Супруга родила ему сыновей Пьетро и Якопо и дочку Антонию.

Но семья была семьей, а любовь он хранил только к одной девушке – Беатриче. Именно о ней он думал, когда начинал работу над своей «Комедией». Она написана в ее честь.

Смерть

За несколько лет до смерти поэт поселился в Равенне, где стал послом Гвидо да Полента. Покровитель отправил Данте в Венецию с целью заключения мирного соглашения с республикой Святого Марка. По пути домой Алигьери серьезно заболел, и умер в ночь на 14 сентября 1321 года. Медики поставили диагноз малярия.

Местом упокоения поэта стала церковь Сан-Франческо в Равенне. В 1329-м, по требованию кардинала, останки Данте должны были публично сжечь. Но монахи каким-то образом сумели ослушаться высочайшего приказа, и сохранить тело поэта.

Памятник Данте Алигьери

К шестисотой годовщине рождения поэта церковь решили отреставрировать. В 1865-м строители наткнулись на обычный ящик из дерева, вмурованный в стену, надпись на котором гласила, что в 1677-м, какой-то Антонио Санти сложил в этот ящик кости Данте. Находка вызвала настоящую сенсацию в мире, все пытались выяснить, кто такой этот неизвестный Антонио. По мнению некоторых, он, возможно, приходился родственником художнику Рафаэлю.

Останки поэта бережно перенесли в его музей, находящийся в городе Равенне, и там они хранятся и сейчас.

Труды

Ссылки

Источник

zotych7

zotych7

Пушкин, Гоголь, Ахматова и Мандельштам — как Данте повлиял на русских писателей.

Великий памятник живет не одну жизнь. Точнее, кроме одной собственной жизни (и более 700 лет ее комментирования) он проживает еще множество других, расходящихся вокруг него, как круги по воде. Данте-литература — это уходящая в бесконечность вереница интерпретаций, которые вшиваются в искусство на уровне культурного кода. Мы даже не отслеживаем его, как не замечаем образы Орфея, Гамлета, Дон Кихота — те образы, которые за время развития культуры стали для нас архетипическими: автору необязательно называть их прямо, чтобы мы могли связать прототип с тем или иным литературным явлением.

Уже 700 лет Данте влияет на литературу так, как до него не влиял никто: со степенью его влияния можно сравнить только Священное Писание. В европейской литературе многиеписатели так или иначе находили в Данте свой «кастальский родник»: романтиков подкупал особый лиризм его платонических отношений с Беатриче и образ путешествия внутрь себя, писателей модернистов – образ сновидения, в котором выстраивается целая Вселенная, иных же привлекала композиция, которая была и остается эталоном для воспроизведения образа мироздания. Доказано даже, что культура раз за разом переживает своеобразный подъём — проходит «пики» влияния Данте; исключение составляет период, начавшийся с середины XVI века и продлившийся вплоть до Романтизма, практически всю эпоху Просвещения, когда космогонизм «Комедии» был совершенно неактуален и самого Данте даже не особенно печатали.

Данте как лаборатория русской поэтики

В русской литературе влияние Данте было также почти всепоглощающим. И хотя в удивительную по своеобразию русскую культуру поэт, как и все остальные западные гиганты, пришел аж через пять сотен лет после своей смерти — здесь его любили, знали и очень тонко чувствовали. Италия всегда была для русского художника заповедным краем, страной-Элизиумом, страной-мечтой — ее обожали Михаил Глинка, Брюллов, Баратынский, Батюшков, и все, вплоть до Бродского — который в итоге «слился» с Италией наяву. Данте как бы являлся концентрированным выражением этой тоски по дивному мелодичному языку, по флорентийским улочкам и, конечно, по совершенно иной, «свободной» парадигме мышления, не знавшей крепостного права и тягот жизни в суровой снежной стране. Анне Ахматовой принадлежит знаменитая фраза: «Италия – это сон, который возвращается всю жизнь». Сном всей жизни для русского поэта был Данте.

Самый известный современный российский исследователь Данте, Ольга Седакова, в одной из своих статей формулирует замечательную сентенцию о том, как чутко русские поэты и писатели воспринимали дантовское вдохновение:

Пушкин писал: «Следовать за мыслями великого человека есть наука самая занимательная». Есть наука, может быть, еще более занимательная и определенно более рискованная: следовать за вдохновением великой души, следовать этому пламени в форме слов, in forma di parole – словами самого Данте:
Poca favilla gran fiamma seconda (Par. I, 34)
За малой искрой следует огромное пламя.

Этой русской «любви и «следованию души» за всем итальянским в целом и за Данте в частности противоречит один только факт: адекватных переводов Данте в России до определенного времени просто не существовало. Несколько фрагментов «Ада» были переведены в начале XIX века, но на этом история его перевода сделала большой перерыв – хотя фрагментарные переводы из Данте на русский язык продолжали появляться в течение всего ХIX века – и профессионально оформленный интерес общественности к изучению Данте возник много позже. По сути же эпоха «итальянца в России» началась с Пушкина – поэта, по крови и по самому духу своего творчества являвшегося близким «родственником» Данте. До этого он был доступен только большим эрудитам вроде Мицкевича, которые шли своим собственным, куда более быстрым путем в освоении всего итальянского.

История же попадания Данте в Россию легендарна и чрезвычайно романтична – «Божественную комедию» в страну привез некий полумифический венецианский граф Кристофор де Сиснерос, авантюрист с весьма сомнительной биографией: в 1757 году с целью закрепиться в России он сделал необычный подарок Елизавете Петровне – граф даже создал от имени Данте стихотворное приношение императрице:

Избегая ненависти жестокого города,
ежечасно готовый к ударам судьбы,
этрусский поэт смиренно идет к Вам,
о царственная донна, чтобы снискать милости.

Правда, и до этого случая старинные антикварные издания Данте хранились в библиотеках русских книжников — но нельзя отрицать тот факт, что история эта красива и очень показательна для нашей культуры. После этого события одним из первых к Данте обратился Константин Батюшков, которого можно назвать первым итальянофилом в России – он даже переводил Петрарку и Боккаччо, правда, «Божественную Комедию» читал во французском переводе, как и другие арзамасцы. Неизвестно, читали ли они вообще «Комедию» в подлиннике, однако именно Батюшков и Пушкин среди них первыми поняли Данте без каких-либо европейских и франко-немецких наслоений. С точки зрения прямого заимствования, конкретные переклички пушкинских текстов и Данте найти довольно сложно, однако весь дух его зрелой поэзии живет и дышит в русле дантовых терцин — это и всем известный «Пророк», и «Поэт», где сами образные структуры всецело вдохновлены флорентийцем:

Бежит он, дикий и суровый,
И звуков и смятенья полн,
На берега пустынных волн,
В широкошумные дубровы.

Дальше – и того больше: например, 1830 год пушкинисты внутри своей науки даже называют «годом Данте», потому что именно в этом году Пушкин написал совершенно дантовские по своему характеру терцины «В начале жизни школу помню я…», позже он вернется к ним в 1832 году:

Узнаваемая образность, не правда ли? Сложно сказать, что здесь Пушкиным взято НЕ у Данте – настолько сближаются поэтическое мышление и образная структура одного поэта с другим. Можно сказать, что с этого момента начинается русский Ад, русское «Инферно», редко воспеваемая до того «сценография» загробных мучений.

Не только широко трактуемые бытийственные парадигмы жизни большого художника прививаются Пушкиным русской поэзии: зачастую в его сюжетах можно встретить массу узнаваемых сюжетных отсылок, прочно вжившихся в пушкинскую прозу – а значит, и в сознание многих поколений русской интеллигенции. Это и Алеко, который закалывает свою неверную возлюбленную Земфиру (здесь мы снова видим всеми любимую историю Паоло и Франчески). Это и Евгений Онегин, он же байроновский Чайльд-Гарольд, он же несколько модифицированный светский Данте – только путешествует уже не по миру мертвых, а по миру живых. Широко известно, что Байроном Пушкин тоже остро увлечен, примерно в той же мере, что и Шекспиром: и под влиянием их обоих он создает «Бориса Годунова» и «Маленькие трагедии» — и через эту вереницу европейских писателей закономерно возникают глубокие отсылки к Данте и у главного русского поэта. «Божественная комедия» для Пушкина и последующих за ним – это своеобразная лаборатория новой российской поэтики: в ней они черпают настоящий, подлинный поэтический язык, который должен прийти на смену всем надоевшей сентиментальности. При этом русские поэты-романтики непременно называли Данте «суровым» и «диким»: это было, если можно так выразиться, модно.

А еще — Пушкин в свое время дал одно из самых емких и точных (поэт поэта видит издалека) определений самой «Божественной Комедии»:

«Это тройственная поэма, в которой все знания, все поверия, все страсти Средних веков были воплощены и преданы, так сказать, осязанию в живописных терцинах».

Точнее и не скажешь.

Физика.

Когда в XIX веке в России наконец страшно популярным становится все итальянское и создается целый культ «прекрасной Италии», Николай Гоголь создает свою собственную «Божественную комедию» – приобщившись через нее не только к европейской культуре, но и к средневековой традиции трактата. «Мертвые души» апеллируют к Данте не только жанрово, но и на уровне построения формы текста. Действительно, Гоголь создал — точнее, начал — трехчастную поэму, посвященную точно такому же путешествию сквозь Ад. Об этом написано колоссальное количество научных текстов: впервые после Мильтона произведение опирается на «Божественную комедию» так явно. Герой «Мертвых душ» путешествует по российскому Аду. Некоторые архетипы Данте переведены Гоголем на язык русской жизни, облечены в карикатурную форму и помещены во вневременное пространство, где не существует системы измерений как таковой: это такая выдуманная Россия пятого измерения, место, где «напрочь отсутствует свет».

Несмотря на ироническую интонацию, Гоголь вполне серьезно трактует дантовские этические ценности – не зря же путешествие Чичикова начинается именно с Манилова, человека, «который еще и то ни се», продолжается вереницей мерзейших персонажей «один гаже другого» и символически завершается Плюшкиным (которого, как мы знаем, Гоголь планировал возвысить и очистить во втором томе «Мертвых душ»). Данте точно так же на протяжение первой песни пытается «замерить» степень вины грешников, как и Гоголь – правда, последний при этом искренне получает удовольствие. Во втором томе путь Чичикова должен был проходить мимо сибирского монастыря, с которого должно было начаться духовное возрождение героя и его собственная Vita nuova. В контексте российской географии вектор движения Данте, который двигался вдоль земного диаметра, совпадал бы с путешествием с Запада на Восток – однако суть самого возрождения России только угадывается в едва намеченных контурах.

Как известно, Гоголь сжег второй том «Мертвых душ», не найдя причин для этого самого возрождения России и очищения душ героев. Ей по-прежнему суждено оставаться в пространстве «отверженных селений». Устремить следующие поколения к прекрасному через демонстрацию глубины «мерзости настоящего» Гоголю так и не удается. Да и хотел ли он этого на концептуальном уровне? Так же, как и в музыкальных и живописных искусствах, с XIX века литературу волнует только концепция Ада, в XX веке приобретающего пугающе зримую форму. Фактически, без Данте и его Ада XX век просто непредставим. Форму трехчастного путешествия продолжат время от времени использовать крупные писатели: например, знаменитое путешествие Венички Ерофеева «Москва-Петушки, если присмотреться, построено именно в такой форме.

. и лирика

После Гоголя, в эпоху Серебряного века, поэты серьезнейше увлеклись романтическими представлениями о творчестве Данте. Им импонировала его лирика – куртуазная наследница сладостного нового стиля. Александр Блок и вовсе выбрал для себя одним из основополагающих путей воспевание Прекрасной дамы, преемницы все той же Беатриче:

Не ты ль в моих мечтах, певучая, прошла…

Для него и для его последователей Данте был в первую очередь автором «Новой жизни». В «Божественной комедии» Блок ограничивается только изучением «Ада», а Рай и Чистилище не трогает совсем – и даже в «Песне судьбы» появляется дословно та самая знаменитая дантова цитата, написанная над воротами в Ад. В конце своей жизни Блок даже замышлял наконец сделать «полноценный» перевод «Комедии» (все предыдущие его не устраивали в силу своей вторичности французским переводам), и сделать его более современным, ввести Данте в наш собственный современный Ад:

День догорел на сферах той земли,
Где я искал путей и дней короче,
Там сумерки лиловые легли.

В русской поэзии пошла целая лавина влюбленностей в Данте. Прежде всего, у поэтов-символистов последователей Владимира Соловьева, создавшего не без влияния произведений Данте и Гете теорию «вечной женственности». Эта женственность – та самая сила, которая способна перенести человека в область чистого творчества. В их представлении вся история литературы тоненькой журавлиной цепочкой летит от Платона и Эмпедокла, продолжается Данте и Гете – и след ее приводит в Россию, к стихам Брюсова и Бальмонта, Вячеслава Иванова и Блока. Все они были одержимы Данте – пытались расшифровать тайные знаки в его тексте,делали пафосные посвящения, анализировали его пророчества о жизни, о времени и о себе; Данте стал для всех них настоящим символом поэта – орлиным профилем «с мистической розой» в руке. Больше всего им нравилась, конечно, его влюбленность в недоступную Беатриче – и это простительно, каждый образ находит своих поэтов ровно в то время, в какое это уместно – а еще, конечно, им нравился мотив изгнания из родной Флоренции. Каждая эпоха примеряет Данте на себя по-своему: вечный изгнанник-русский поэт, конечно, с восторгом находит свое альтер-эго в давно ушедших и от того чрезвычайно романтических временах.

Вот как по-разному – и в чем-то неуловимо похоже – поэты вплетают Данте в свое творчество:

Блуждая в юности извилистой дорогой,
Я в темный Дантов лес вступил в пути своем.
И дух мой радостный охвачен был тревогой.

И вот вошла. Откинув покрывало.
Внимательно взглянула на меня.
Ей говорю: «Ты ль Данту диктовала
Страницы Ада?» Отвечает «Я».

Совершенно обожал Данте Брюсов — он посвятил ему бессчетное количество стихов, от самых ранних до сложных зрелых сонетов:

Ты должен быть гордым, как знамя.
Ты должен быть острым, как меч:
Как Данте, подземное пламя
Должно тебе щеки обжечь.

И, конечно, нельзя обойти вниманием интерес Осипа Мандельштама к Данте, разрешившийся в теоретическое произведение «Разговор о Данте», которое одни литературоведы трактуют как «глубокие, остроумные суждения о языке и образности поэмы Данте», а другие — как «наблюдения, имеющие отношение преимущественно к творчеству самого Мандельштама».

Интерес к Данте у Мандельштама зафиксирован, начиная с раннего стихотворения «Черты лица искажены» (1913) и заканчивая стихами 1937 года: «Слышу, слышу ранний лед…» (январь 1937) и «Заблудился я в небе — что делать?» (март 1937), однако характер этого увлечения со временем менялся. В 1910–1920-е годы Мандельштам обращается преимущественно к наиболее известным эпизодам из биографии флорентийского поэта и «Божественной комедии». В 1926–1929 годах в обращении писателя к Данте происходит перерыв, совпадающий с паузой в написании стихов: ни в очерках и рецензиях этих лет, ни в «Египетской марке» не встречается упоминаний об авторе «Божественной комедии» или отсылок к его произведениям. Впервые после этого перерыва Мандельштам вспоминает о Данте в автобиографической «Четвертой прозе» (конец 1929 года, начало 1930-го). Примечательно, что ранее в автобиографических произведениях («Шум времени», «Феодосия») Мандельштам к Данте не обращался.

В 1930-е годы у Мандельштама вырабатывается своя трактовка личности Данте и новый для русской литературы взгляд на поэтику «Божественной комедии». В 1932 году Мандельштам изучает итальянский язык, читает поэму по-итальянски.

Непросто уловить образы поэтического разговора через века. Гораздо легче выявляются основные ориентиры творческих совпадений и духовная общность поэтов. В «Разговоре о Данте» Мандельштам вспоминает об «уличной» песни «Чистилища», исполняемой на «типичной фламандской дудочке, которая стала живописью только триста лет спустя». В одном из своих последних стихотворений «Флейты греческой тэта и йота. » (1937) Мандельштам уже отчетливо знает, что ему пришло время подводить итоги ― «меру» ― всему своему творческому и жизненному пути. Ответ на зов флейты, приглашающей всех поэтов мира на «бесконечный труд» превращений и скрещиваний, оказался для Мандельштама насыщенной, вневременной дружбой с великим средневековым поэтом, Данте Алигьери. Постепенно их разговор обрел мощь «охранного» чувства, свидетельствуя о глубокой ответственности художника за судьбы всех отверженных и гонимых.

Возможно именно богатая на «отверженных» и «гонимых» российская история привела к до сих пор не ослабевающему интересу и острой актуальности текстов Данте в России. Возможно, Россия больше других стран похожа на Ад, а Рай тут, если и был, то лишь коммунистический. А может, просто душа русского человека рождена жить и творить в Италии – и потому особенно чутко воспринимает главного итальянского поэта.

Источник