Читайте бесплатные фрагменты книги Райский плод в хорошем качестве на сайте regplate.ru. Также вы можете скачать книгу в формате FB2, TXT, PDF, EPUB бесплатно без регистрации.

Райский плод
Татьяна Витальевна Устинова

Павел Алексеевич Астахов

Поздняя беременность – это не только долгожданное счастье, но и огромный риск. А вокруг так много мошенников, которые наживаются на отчаявшихся женщинах, да и рынок подпольного суррогатного материнства процветает…

С каждым днем все ближе и ближе срок, когда малыш должен появиться на свет, а судья Елена Кузнецова лишь недавно рассказала близким о беременности. Давно пора встать на учет в женскую консультацию, а также выбрать роддом. Но невозможность разделить с любимым человеком ответственность приводит к растерянности и панике… Лена знает, что сестра Натка с Таганцевым всегда придут на помощь, но у них своя жизнь. А уже взрослая дочь Сашка не только неосознанно ревнует, но и переживает непростой период в личных отношениях…

В свет выходит новый остросюжетный роман звездного дуэта Татьяны Устиновой и Павла Астахова из цикла «Дела судебные» – «Райский плод». По традиции это увлекательный коктейль из жизненной драмы и нетривиальной истории жизни одной, казалось бы, обычной женщины. Тем приятнее будет новая встреча с любимыми писателями и их героями – судьей Еленой Кузнецовой и ее неугомонной сестрой Наткой, вечно попадающей в разные передряги.

Татьяна Устинова, Павел Астахов

Райский плод

© Астахов П., Устинова Т., 2024

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет за собой уголовную, административную и гражданскую ответственность.

* * *

Черный рынок материнства… Бессмысленное словосочетание? Увы, нет, жутковатая реальность. Тандем писательницы Татьяны Устиновой и юриста Павла Астахова – беспроигрышное сочетание, чтобы погрузиться в очень реальное описание будней беременной женщины и, к сожалению, не менее реального мира, где дети становятся товаром. Главная героиня цикла – судья Елена Кузнецова – столкнется в книге и с тем, и с другим.

    Сауле Каган, эксперт LiveLib

На учет в женскую консультацию я встала по месту жительства.

Сашка, конечно, вопила как резаная, что это неправильно и вообще опасно – пользоваться бесплатной медициной. Вообще с того самого момента, как моя взрослая дочь узнала о моей беременности, она только и делала, что вопила. И, как можно догадаться, не от радости.

Я Александру, конечно, понимала. Девятнадцать лет дочь была единственным ребенком в семье, и тот факт, что она давно выросла, живет отдельно и фактически имеет собственную семью, ничего в этом раскладе не менял. Сашка отчаянно ревновала меня к будущему малышу и не могла в этом признаться. И скрыть это не могла тоже.

– Ты хочешь оставить ребенка? – это был первый вопрос, который я услышала от своей дочери, когда, собрав всю родню на кухне, сделала шокирующее заявление.

Моя сестра Натка и ее муж Костя ошарашенно молчали, не в силах переварить услышанное. Друг Саши Фома Горохов, разумеется, молчал тоже. Мой неофициальный зять понимал, что его мнение учитываться не будет. Дети – десятилетний Сенька и трехлетняя Настя – в расчет вообще не принимались и увлеченно занимались своими делами в комнате.

– У меня уже нет другого выхода, кроме как его оставить, – призналась я. – У меня срок большой. Двадцать одна неделя.

– Сколько? – ужаснулась Натка. – И ты так долго молчала? Лена, у тебя что, совсем мозгов нет?

– Мне нужно было время на то, чтобы принять решение, – сказала я.

Не говорить же моим дорогим родственникам, что именно такой реакции на мое сообщение я и ждала, оттого и тянула с признанием.

– Получается, приняла. – Натка тяжело вздохнула.

– Да, приняла. И его последствия буду расхлебывать самостоятельно, впрочем, как и всегда. Я оставила ребенка, потому что хочу его родить. Аборт, к счастью, делать поздно, так что от ваших уговоров по этому поводу я избавлена. Негодование можете высказать, конечно. Вот только оно ничего не меняет.

– Нет, ты точно ненормальная! – Натка пришла в себя и кинулась в атаку.

Характер у моей младшей сестры боевой, так что легко она не сдастся.

– Лена, а с чего ты вообще взяла, что, к примеру, я стала бы уговаривать тебя на аборт? – продолжила она.

Я озадаченно посмотрела на Натку.

– А разве нет?

На глазах у сестры появились слезы.

– Лена, когда мы с Костей приняли решение удочерить Настю, ты всячески меня поддержала и очень сильно мне помогла. Да, ты высказывала сомнения в моей готовности к такому ответственному шагу, но когда убедилась, что это не минутная блажь, то больше ни слова не сказала. Так почему же ты думаешь, что я могу быть против того, чтобы ты родила ребенка? Кстати, от кого он? От Миронова?

Я не верила собственным ушам.

– От Миронова, – согласилась я. – Погоди, Наташа, так ты что, не против?

– А почему я должна быть против? – язвительно спросила сестра. – Если ты приняла такое решение, значит, убеждена в его правильности. А мне остается только тебе помочь, как ты всегда помогала мне. И с Сенькой, и с Настей. Я что, зверь какой-то? Или чужой тебе человек? Ты вообще как посмела во мне сомневаться!

– Да я не сомневалась, – пробормотала я. Наткины слезы и возмущение стали для меня новостью. – И что, нравоучений не будет?

– Будут! – припечатала сестра. Слезы ее уже высохли, глаза горели. – Ты хоть понимаешь, что в твои годы так затягивать с постановкой на учет – это преступление против собственного здоровья? Лена, нельзя же быть такой безответственной. О себе не беспокоишься, так хотя бы о малыше подумай. Тебе сорок лет. В такие годы во время беременности может случиться что угодно, включая хромосомную аномалию плода. И такие нарушения необходимо выявлять как можно раньше.

Да уж, умеет моя сестра поддержать. Ничего не скажешь.

– Я завтра же пойду в женскую консультацию и встану на учет, – сказала я жалобно. – Я не могла это сделать до того, как признаюсь во всем вам и Плевакину.

– А Плевакин-то тут при чем? – вылупила глаза Натка. – Это так звучит, словно он отец ребенка.

Я представила степенного Анатолия Эммануиловича и впервые за вечер рассмеялась.

– Нет, я бы не могла так поступить с Тамарой Тимофеевной. Я никогда не видела от нее ничего, кроме добра. И с Плевакиным меня всегда связывали только рабочие отношения.

Натка с подозрением посмотрела на меня.

– У тебя из-за беременности стало совсем плохо с чувством юмора, – вынесла свой вердикт она. – Разумеется, в романе с начальством я тебя не подозреваю. Только вот почему он должен был узнать о твоем интересном положении раньше, чем мы – члены твоей семьи, я все равно не понимаю.

Лицо сестры пылало праведным гневом. Я понимала, что и она, и Сашка вправе сердиться на меня за скрытность.

– Наташа, мне в декрет через два месяца, – примирительно сказала я. – Разумеется, я должна была предупредить руководство о том, что вскоре оно не сможет на меня рассчитывать. Теперь, когда все знают, и дома, и на работе, я могу встать на учет и пройти необходимые обследования. Впрочем, их результат я и так знаю. Я же, по настоянию Виталия, сделала полный медицинский чекап весной. Я совершенно здорова.

– Мам, а Виталий Александрович знает? – нарушила молчание Сашка.

Я вздрогнула.

– А и правда, – спохватилась Натка. – А что говорит по всему этому поводу будущий отец? Счастлив? Помнится, он очень этого хотел.

Я молчала. Пауза опасно затягивалась.

– Лена, погоди, – вступил в разговор Костя. – Ты что, хочешь сказать, что Миронов до сих пор не в курсе? Ты вообще собираешься ему говорить, что носишь его ребенка? Или твоя проклятая гордость не позволяет тебе поделиться информацией, которая так-то его напрямую касается?

– Я собиралась ему сказать, – выдавила я.

– Да? Когда?

– Я вчера позвонила ему, чтобы договориться о встрече.

– Уже лучше, – Таганцев легонько вздохнул, видимо, признавая, что я не безнадежна. – И когда вы встречаетесь?

– Он сказал, что не может со мной встретиться, – бесцветным голосом сообщила я. – Я случайно поймала его уже в самолете. Он отправился путешествовать.

– Ну, значит, встретится с тобой, когда вернется, – заключил Костя. – Куда именно он отправился?

– В Антарктиду, – сказала я и заплакала. – Он уехал на четыре месяца. Сказал, что никак не может прийти в себя после нашего расставания, а потому решил кардинально сменить обстановку.

В кухне снова воцарилось молчание.

– Вы оба друг друга стоите, – наконец припечатала Натка. – Идиотизм заразен. Какая Антарктида?

– Самое труднодоступное место на Земле, – сквозь слезы объяснила я. – Ежегодно белый континент посещает свыше сорока тысяч туристов, но из-за удаленности от Большой земли и очень сложной организации туров это самые дорогие путешествия в мире. Понятно же, что ничего попроще Виталий выбрать не мог. В этом он весь. А что касается идиотизма, то отправиться в Антарктиду – ничем не глупее, чем уехать одной в африканскую страну, где только что произошел государственный переворот, и попасть там в тюрьму.

Я, конечно, била по больному, ведь давала себе слово не напоминать сестре о глупости, которую она совершила год назад, но сейчас не смогла удержаться[1 — Читайте об этом в романе Татьяны Устиновой и Павла Астахова «Пленница».]. Натка, разумеется, тут же надулась и замолчала. Как говорится, нечем крыть.

– Антарктида так Антарктида, – сказала Сашка, – но почему так долго?

– Корабль стартует из Ушуайи. Это город на самом краю света, расположен в Аргентине на архипелаге Огненная Земля, – пояснила я. Все-таки не зря весь вчерашний вечер и половину ночи, узнав про поездку Виталия, я собирала всю эту информацию в интернете. – Сначала нужно добраться до Турции, там совершить пересадку и долететь до Бразилии. Там Виталий намерен провести три недели, изучить страну. Потом он переберется в Аргентину и там тоже проведет три недели. Если уж ехать на другой конец света, то имеет смысл все хорошенечко осмотреть. В начале ноября, когда установится погода и начнется круизный сезон, он сядет на корабль, который две недели будет идти к берегам Антарктиды.

– Ага. То еще удовольствие две недели наблюдать бескрайние морские просторы. Да еще в ноябре, – хмыкнул Костя. – Хотя это же Южное полушарие, там как раз весна начнется. Романтика, блин. Вот уж никогда не думал, что Виталия потянет на такой экстремальный отдых. Крепко же ты его достала!

– Нет в таком круизе ничего экстремального, – сообщила я. – Отличный отдых на комфортабельном экспедиционном судне, ничем не отличающемся от стандартного тихоокеанского или атлантического круизного лайнера. Там и доктор на борту есть, и соответствующая медицинская страховка, включающая эвакуацию вертолетом, если случится что-то серьезное, оформлена.

– Вот. Нашел, – Фома, до этого сидевший уткнувшись в свой смартфон, тоже решил принять участие в разговоре. – Нашел. Программа включает морские прогулки на лодках-зодиаках среди гигантских айсбергов, вертолетные экскурсии над ледяным побережьем континента, наблюдение за китами, пингвинами и морскими леопардами, посещение научных станций и баз китобойного промысла, исследование Южных Шетландских островов, пролива Дрейка и небольших архипелагов. И еще в полярных водах искупаться можно. И кемпинг там специально организованный есть, чтобы можно было заночевать не на корабле, а на побережье Антарктиды. Так-то круто. Я бы тоже в такое путешествие отправился, вот только оно мне не по карману. Цена начинается от трех миллионов.

– Виталий Александрович у нас, как известно, на себе не экономит, – съязвила Натка.

– И на тебе тоже, – тут же вмешалась я. – Из африканской тюрьмы я тебя за его деньги спасала, между прочим.

– А чего ты так за него вступаешься, – прищурилась Натка. – Кажется, совсем недавно ты уверяла, что вычеркнула его из своей жизни навсегда.

– Вычеркнула, – подтвердила я. – Он совершил в отношении меня подлость, и прощать его я не собираюсь. Вот только не сказать ему про ребенка – это тоже подлость, а я опускаться на его уровень не хочу. Я все ему скажу, когда он вернется. Вот только будет это не скоро. Он планирует, достигнув берегов Атлантиды, сойти с корабля и остаться там на месяц. Пожить на полярной станции. И тронется в обратный путь только в середине декабря. Новый год собирается отметить в Аргентине, а в Москве появиться к концу января. Когда мне, собственно говоря, уже рожать.

– Пожить на полярной станции? Месяц? Да, ты точно его достала, мам, – задумчиво произнесла Сашка.

– Так позвони ему и расскажи обо всем по телефону, – предложил Костя.

– Не буду, – покачала головой я. – Он спланировал это путешествие со всей тщательностью, вложил в него немалые деньги. А если, узнав про ребенка, он сорвется с места, все отменит, вернется в Москву… Я буду чувствовать себя виноватой, что опять нарушила его планы. Это нечестно. Раз он принял такое решение, значит, действительно нуждается в смене обстановки и отдыхе. Я не вправе ему мешать.

– Это безответственно, – заявила Натка. – В конце концов, это он настаивал, чтобы ты родила ему сына. А он оставил тебя, беременную, и отправился отдыхать.

– Он же не знал, – устало сказала я. – Мы расстались четыре месяца назад. Мысль, что я беременна, ему даже в голову не может прийти.

– Разумеется. Потому что нормальные бабы не молчат так долго, – язвительно проговорила Натка. – Вы уже давным-давно могли помириться и вместе ждать малыша. Не было бы тогда никакой Антарктиды.

– Я не собираюсь с ним мириться, – я твердо стояла на своем. – Беременность ничего в моем решении не меняет. Я справлюсь сама. А ему расскажу, когда он вернется. Китобой несчастный. И я вам всем запрещаю ему звонить и что-то говорить. Слышите? Поклянитесь, что никто из вас этого не сделает.

Пусть и с неохотой, но мои родные пообещали мне хранить эту тайну от Миронова. Уговорить меня обратиться в платную клинику они тоже не смогли. У меня просто не было на это денег. У Натки с Таганцевым своя семья с двумя детьми, а также кредит на квартиру. Сашка с Фомой – студенты, пусть и работающие. Обременять их своими проблемами я считала неправильным.

Так и получилось, что на учет я встала в женской консультации, расположенной за два квартала от моего дома. Отнеслись там ко мне вежливо, но без всякого пиетета. И все, что думают по поводу моего решения рожать в сорок лет, высказали без утайки.

– Если бы мы с вами жили во времена СССР, то на вашей карточке сейчас бы написали «старородящая», – сказала мне пожилая докторша, лет семидесяти, не меньше. – В современной российской медицине такой термин, конечно, не используется. Сейчас возраст, при котором женщина рожает ребенка, уже не имеет такого значения, как раньше, а безопасность родов определяется в первую очередь общим состоянием здоровья женщины. Но беременность у возрастной женщины может протекать тяжелее, чем у молодой. Это надо учитывать.

– Но это же не первые мои роды, – слабо возразила я.

– С перерывом в девятнадцать лет? Считайте, что первые, – припечатала врач. – Чем старше женщина, тем больше у нее груз соматических заболеваний. Все имеет значение. Насколько у вас здоровое сердце, сосуды, другие органы.

– Я совершенно здорова. Перед тем, как планировать беременность, мы получили необходимую оценку специалиста. Вот справки, – я положила на стол пухлую папку.

При виде логотипа крайне недешевой клиники, в которой, по настоянию Виталия, я проходила обследование, лицо врача изменилось.

– А что же вы к нам на учет встаете? Наблюдались бы там, откуда пришли.

– Я не могу себе этого позволить, – коротко пояснила я.

Она кинула на меня косой взгляд.

– Надо же. Весной могли позволить, а сейчас уже нет? Ладно, это ваше дело. Но анализы вы хотя бы в состоянии оплатить? Вам нужны дорогостоящие, чтобы исключить возможные хромосомные аномалии. По статистике Всемирной организации здравоохранения, а также согласно данным популяционных исследований, проводимых в разных странах, частота встречаемости врожденных пороков развития составляет в среднем от трех до шести процентов. Примерно в трети случаев это приводит к летальности плода, а также служит основной причиной детской смертности, занимая долю в двадцать пять процентов, и инвалидности в пятидесяти процентах случаев.

У меня противно закружилась голова. Надо же, а я думала, что токсикоз уже бесследно прошел.

– Врожденные пороки развития – самая частая патология в структуре причин мертворождений, младенческой смертности, а также детской заболеваемости, – не обращая никакого внимания на эффект, производимый ее словами, продолжала врач. – Хорошо известно, что возраст женщины сопряжен с риском развития определенных заболеваний у их детей. И синдром Дауна – не единственная неприятность, которая может грозить вашему малышу. Высок риск возникновения и некоторых аномалий нехромосомной этиологии, в частности дефектов брюшной стенки, врожденных пороков сердца у детей. Да и риски для матери никто не отменял: гестационный диабет, например. Или высокое давление, проблемы с почками и риск преждевременных родов.

– У меня нормальный сахар, – попробовала снова возразить я.

– Весной был нормальный. А сейчас вы не знаете, – отрубила доктор. – Гестационный диабет – весьма распространенное осложнение беременности, кстати, развивающееся чаще всего после двадцатой недели, то есть как раз на вашем сроке. У женщины значительно повышается уровень глюкозы в крови, развивается гипергликемия, хотя в анамнезе у нее нет сахарного диабета.

– Но почему?

– Причины этого патологического процесса достоверно неизвестны. Скорее всего, плацента вырабатывает гормоны, необходимые для развития плода, но они же блокируют выработку инсулина в организме матери. Так что обследоваться необходимо серьезно.

– Я же не возражаю, – вяло сказала я, чувствуя усиливающуюся дурноту.

– О вреде курения и алкоголя, я думаю, вас предупреждать не надо? – суровый взгляд доктора буравил мое лицо.

– Не надо, – согласилась я. – Никогда не курила и пью очень мало. Точнее, сейчас совсем не пью.

– Для алкоголя нет понятия «мало», – назидательно продолжала пожилая женщина. – Сегодня бокал за ужином, завтра уже два, так и не заметишь, как скатишься по кривой дорожке. А уж для плода любые дозы алкоголя – смертельный яд. Плюс добавим сюда нервную работу, стресс, нарушение режима питания и сна. Все это ведет к таким же пагубным последствиям для ребенка. У вас как? Работа нервная?

Пришлось согласиться, что да. Нервная.

– Вот. И я о том же, – с удовлетворением отметила врач. – Ладно, давайте я вам давление померяю.

Давление у меня оказалось повышенным, сто сорок на девяносто пять. Это было удивительно, потому что вообще-то я – гипотоник, постоянно чувствующий слабость из-за крайне низкого давления и имеющий склонность к обморокам. Не зря же я весь первый триместр беременности проходила с нашатырем в кармане.

– Срочно на анализы, – всполошилась врач. – У вас, милочка моя, подозрение на преэклампсию.

– На что?

– Преэклампсия – это осложнение беременности, которое характеризуется повышением давления выше 140/90 мм рт. ст. после двадцатой недели беременности. Сопровождается появлением белка в моче и другими симптомами, указывающими на ухудшение работы почек и сердечно-сосудистой системы.

– Но я хорошо себя чувствую.

– Эта патология долгое время не имеет выраженных симптомов и зачастую выявляется во время планового обследования у гинеколога. Но опасна она тем, что иногда на фоне тяжелых форм может начаться эклампсия – серия судорог, которая сопровождается потерей сознания и развитием комы, кровоизлиянием в мозг, отеком легких, преждевременной отслойкой плаценты или другими критическими нарушениями. Это может привести к смерти или инвалидизации матери или ребенка во время беременности, в родах или в ранний послеродовой период. Чтобы избежать грозных последствий, важно регулярно проходить диагностические осмотры и сдавать анализы.

– Я же не отказываюсь сдавать анализы, – взмолилась я.

Больше всего на свете мне сейчас хотелось разрыдаться. По всему получалось, что я сама – главный враг моего нерожденного, но уже любимого и желанного ребенка. Потому что я старая, неуравновешенная, тревожная, не очень здоровая, не соблюдающая режим дня и питания, абсолютно неспортивная женщина с неблагодарной и тяжелой работой. Таким женщинам нельзя рожать детей, а я, решившая оставить свою позднюю беременность – безответственная и глубоко порочная баба.

Видя мое искреннее отчаяние, врач смягчилась. В течение последующих десяти минут мне были назначены всевозможные анализы и скрининги. Общий и биохимический анализы крови, мочи, амниоцентез, то есть забор околоплодных вод с дальнейшим проведением их гормонального, биохимического исследования для определения хромосомного состава клеток плода и иммунологического анализа, неинвазивный перинатальный тест, а также хорионическая биопсия и, разумеется, УЗИ.

Помимо всего этого на отдельном листке бумаги мне были прописаны различные витамины, БАДы и прочие препараты для беременных, которые должны были поддержать мой немолодой организм и спасти моего будущего ребенка от ужасной участи. Вернувшись домой, я села на кухне и расплакалась.

В таком состоянии меня и обнаружила Сашка, заехавшая ко мне, чтобы узнать результаты похода в семейную консультацию. И тут же начала вопить, что я должна перестать экономить на здоровье и обратиться в хорошую платную клинику. Чтобы успокоить дочь, я обещала подумать, прекрасно осознавая, что думать, собственно говоря, не о чем. Деньги следовало экономить. Их и так было немного, а впереди значительные траты на ребенка, которые мне придется тянуть самой. Виталия нет, и вернется он не скоро.

Дав обещание, которое я не собиралась исполнять, я выпроводила Сашку, заперла дверь, разделась, легла в постель и снова заплакала. Этого нельзя было допускать. Мое гнетущее настроение плохо сказывалось на ребенке, но я ничего не могла с собой поделать.

* * *

Таганцев задерживался с работы, и приготовившая ужин Натка в ожидании мужа от нечего делать включила телевизор. Шла трансляция контрольных прокатов сборной России по фигурному катанию. Этот вид спорта Наталья Кузнецова любила. Раньше всегда старалась приурочить все дела так, чтобы во время Олимпиады поболеть за российских спортсменов, да и чемпионаты мира и Европы старалась не пропускать.

Теперь, когда международные соревнования для наших спортсменов оказались закрыты, можно было лишь наблюдать, как они оттачивают мастерство, соревнуясь между собой. Из-за отсутствия международных стартов весь календарь в этом году сдвинули на две недели, но, несмотря на задержку, большинство фигуристов пребывало пока в процессе набора формы. Так сказал комментатор, Натка в этом особо не разбиралась.

Сегодня был день произвольной программы. И все тот же комментатор назвал его «праздником четверных». Семь юниорок из тринадцати пошли на ультрасложные прыжки, и этот результат был близок к тому, который показывали взрослые фигуристки на чемпионате России.

Помимо состязания самих спортсменов разворачивающееся шоу было еще и соревнованием тренеров. Главная битва, разумеется, разворачивалась между двумя основными претендентами на лидерство – Ксенией Церцвадзе и Валерием Глущенко, воспитанники которых показывали совсем недетский уровень противостояния.

Так, фигурист Артем Федоров, выигравший все старты в прошлом сезоне и входящий в группу «Ангелы Глущенко», оказался снова на коне и бесстрашно замахнулся на сольные тулуп и сальхов, а также на каскад «тройной сальхов – четверной тулуп», и все это на музыку «Лебединого озера» и без малейших затруднений.

Еще один «Ангел» – Владимир Сальновский, изрядно выросший за лето и оказавшийся чуть ли не на голову выше соперников, доказал, что скачок роста не стал для него проблемой, и спокойно выполнил каскад «четверной сальхов – двойной тулуп – четверной сальхов», каскад «тройной аксель – тройной тулуп» и сольный тройной аксель. Вот только в самом начале проката упал с четверного лутца.

Не менее впечатляющие результаты показывали и ученики Церцвадзе, твердо намеренные вырвать первенство в этом сезоне, который, к радости зрителей, обещал непредсказуемые развязки и множество ярких эмоций.

Наблюдая за красочным действом, Натка пропустила момент возвращения мужа. Она просто не слышала, как хлопнула входная дверь, извещая, что Таганцев вернулся домой.

– Папочка пришел, – зато на звуки из прихожей отреагировала Настенька, пулей вылетела из детской, чтобы повиснуть у отца на шее. – Ты мне что-нибудь принес?

– А как же. На, держи.

Натка вышла в коридор, с улыбкой наблюдая, как Костя достает из кармана упаковку «Медвежонка Барни». За все время, что Настя жила в их семье, он ни разу не вернулся домой пусть без маленького, но подарка. Таганцев спустил с рук дочь, повернулся к жене, привычно поцеловал в щеку.

– Как вы тут без меня?

– Нормально, как всегда, – пожала плечами Натка. – Но с тобой, разумеется, лучше. Раздевайся, проходи, сейчас ужинать будем.

Она вернулась в кухню, начала накрывать на стол, раздумывая, выключить ли телевизор. Соревнования по фигурному катанию в нем сменились выпуском новостей. Новости Натка не любила, считая скучными и мрачными, но Костя их всегда смотрел, объясняя жене, что нужно быть в курсе происходящего. Поэтому телевизор она оставила включенным, просто убавила звук.

– Что на работе? – спросил Костя, проходя в кухню и садясь за стол.

За годы совместной жизни такие разговоры о прошедшем за день стали их маленьким ритуалом. Как бы он ни устал за день, возвращаясь с работы, Таганцев всегда интересовался у Натки, как идут дела в ТСЖ, которым она с недавнего времени руководила. Вниманию мужа и его поддержке Натка была рада. Постигая азы трудной науки управления жилищно-коммунальным хозяйством, она нуждалась в помощи и совете.

За рассказом о том, как прошел день, они успели съесть ужин и краем уха послушать новости. Натка принялась убирать посуду и накрывать стол теперь к обязательному ежевечернему чаю. Поевшие дети убежали к себе, чай они не пили, так что это время Натка и Костя проводили вдвоем.

В новостях перешли к последнему на сегодня сюжету.

– Спортивный арбитражный суд дисквалифицировал российскую фигуристку Аэлиту Забрееву на четыре года, признав ее виновной в нарушении антидопинговых правил на Олимпиаде в Пекине 2022 года, сославшись на то, что фигуристка не смогла доказать, что нарушила правила неумышленно. В заявлении пресс-службы CAS отмечается, что срок дисквалификации отсчитывается с 25 декабря 2021 года, а все результаты фигуристки с этого времени аннулируются. Спортсменка также должна вернуть все официальные призовые, которые были выплачены ей по итогам соревнований, – сообщил голос из телевизора.

– Жалко девчонку, – прокомментировал Костя, принимая из рук Натки протянутую ему чашку. – Это как же можно такое допускать. Она, можно сказать, детства не знала, тренировалась, впахивала, как вол, а ее какие-то хмыри, бюрократы спортивные, наград лишают.

– Я так и не поняла, за что именно ее наказали, – вздохнула Натка. – Я читала о препарате, который у нее нашли в пробе. По сути, это мочегонное. Я и сама иногда такое принимаю, если с отеками встаю. Никакой это не допинг, скорее наоборот.

– Международный олимпийский комитет (МОК) заявил, что полностью приветствует решение CAS. Таким образом, 17-летняя российская фигуристка, поставившая ряд мировых рекордов, потеряет сразу несколько олимпийских титулов, – продолжал диктор новостей. – Помимо этого, подопечная Ксении Церцвадзе лишится «золота» чемпионата России-2022 и «золота» чемпионата Европы-2022. После дисквалификации Забреевой сборная России потеряет лидерство в медальном зачете на Олимпиаде 2022 года. На счету российских фигуристов в Пекине были две золотые, три серебряные и одна бронзовая награда. После перераспределения наград командного турнира «золото» достанется сборной США (65 баллов), а «серебро» – команде Японии (63 балла). Российская команда с 54 баллами займет третью строчку.

– Ясно же, что это политическое решение! – выпалила Натка. Костя отпил чай и улыбнулся горячности жены. – В момент выступления на Олимпийских играх у нее все допинг-тесты были абсолютно чистыми, значит, она победила честно и легально. То, что происходит, несправедливо. Вот не надо им никакие медали и призовые деньги отдавать. Не надо, и все. Девочка имеет полное право оставить их себе.

– В наше время странно было бы рассчитывать на объективность и беспристрастность спортивного арбитража, – заметил Таганцев.

На экране появилась заслуженный тренер по фигурному катанию Наталья Саврасова – красивая, дородная дама, безусловный эксперт во всем, что касалось этого вида спорта. Натка ее очень уважала. Интересно, и что она скажет?

– Совершенно очевидно, что спортсменка не виновата, – заявила Саврасова, глядя прямо в камеру. – Но я считаю необходимым разобраться, как вообще могло случиться, что допинг-пробы Забреевой оказались грязными? И это вопрос к тем людям, которые продолжают управлять российским спортом и фигурным катанием, в частности. Кто дал им право перечеркнуть судьбу Аэлиты Забреевой? Девочка на протяжении многих лет была гордостью страны. И я считаю, что вина ее тренерской группы в данном контексте ничуть не менее значима, чем вина самой фигуристки, получившей четырехлетний срок дисквалификации.

Теперь камера показывала Ксению Церцвадзе, тренера Аэлиты, красивую женщину, надменно смотрящую прямо на зрителя. Натка даже поежилась, как будто та обращалась именно к ней.

– CAS вынес решение, беспрецедентное по жестокости, – сказала она. – Аэлита – уникальный спортсмен, она не заслужила такого наказания, став жертвой бюрократической машины. Мы надеялись на объективное решение, на справедливость, ведь речь идет о высшем спортивном арбитраже, а в итоге стали свидетелями преднамеренно спланированной атаки ради того, чтобы олимпийская командная медаль ушла американской сборной.

На этом сюжет, а вместе с ним и выпуск новостей закончился. Костя щелкнул пультом, выключая телевизор.

– Кость, а как ты вообще думаешь, тренеры виноваты или нет? – задумчиво спросила Натка. – Конечно, допинг – это плохо, с этим никто не спорит, но разрешенные препараты же существуют специально для того, чтобы поддерживать организм во время подготовки к соревнованиям. Особенно детский, растущий. Все так делают.

– Все так делают, но только мы попались, – Таганцев махнул рукой. – Вообще, я согласен с Саврасовой. Нужно разбираться, что именно дают детям и зачем. Да, найденный в крови Забреевой анаболик считается легальным. Кроме того, у нее в пробе нашли триметазидин, L-карнитин и гипоксен. Это тройная комбинация веществ, два из которых разрешены, а одно нет. Они направлены на повышение выносливости, снижение утомляемости и повышение эффективности использования организмом кислорода. L-карнитин – вообще крайне популярная добавка для спортсменов. У меня друзья, которые в качалку ходят, регулярно его потребляют. Он вообще никак не влияет на результат. Вот только случайное попадание таких препаратов в кровь исключено. Девочка вряд ли принимала их самостоятельно. И ее тренер, и врач должны были знать об этом, так что их вина в случившемся, несомненно, есть.

– Говорят, что ей за два года почти шестьдесят видов различных препаратов и биодобавок назначили, – задумчиво согласилась Натка. – Вообще-то это удар по организму. Что же они совсем девочку не жалели?

– Это же не допинг. Это витамины, какие-то пластыри, биологически активные добавки, которые и лекарствами не считаются. Даже леденцы какие-то. Церцвадзе на предварительных слушаниях говорила о том, что не следит за своими спортсменами вне катка и не в курсе, какие препараты назначает им врач, однако она же знала, что доктора Уфинского уже до этого обвиняли в нарушении антидопинговых правил, однако не противилась его работе с Забреевой. Мол, лечением Уфинский не занимается, только организует дополнительное медицинское наблюдение, дает консультации и сопровождает команду на соревнованиях для оказания первой помощи в качестве спортивного врача. Вот и доконсультировались.

– Да, сломали девчонке жизнь, – согласилась Натка. – А все-таки это очень красивый вид спорта. Девочки крепкие и выносливые, но при этом еще пластичные и женственные. И при деле все время с ранних лет. И к дисциплине приучены. Кость, может, нам Настюшу в фигурное катание отдать? Как ты думаешь?

На этих ее словах в кухню вбежала Настенька, за которой вприпрыжку мчался кот Венька, явно рассчитывающий на какое-нибудь лакомство. Костя подхватил дочь на руки, поцеловал в теплую макушку.

– Так себе идея, если честно, – сказал он. – Наташа, давай будем рассуждать логически. Шансов на то, что именно наша девочка станет олимпийской чемпионкой, крайне немного. Пробуются тысячи, наверх пробиваются единицы.

– А если она – как раз такая единица? – упрямо спросила Натка.

– Даже если и так. Ты готова обречь нашу ласточку на ежедневный тяжелый труд? Такой тяжелый, что, наверное, даже с шахтерским не сравнится. Регулярные многочасовые тренировки, падения, травмы, жесткий тренерский контроль. Это они с виду такие красивые и нарядные, а на тренировках орут на детей так, что мало не покажется. И унижают, а может, даже и бьют. И ради чего это все? Отказ от нормального детства. Ради того, чтобы через десять лет нечеловеческих усилий тебе дали неизвестную таблетку, которая в одночасье разрушит всю твою жизнь?

– Можно подумать, что вся жизнь фигуристов – это какой-то сплошной ужас, – пробормотала Натка.

– А ты считаешь, что это сплошной праздник? Так нет, должен тебя разочаровать.

– Так что же, и спортом не заниматься?

– Почему? Заниматься, но если тебя интересует мое мнение, то я – за командные виды. Хотя бы то же синхронное плавание. Там человек никогда не остается один на один с тренером. Не зависит от него и какой-то таблетки. Там рядом с ним команда. Это и к будущей жизни гораздо лучше готовит. Нет ничего хуже, чем единоличное стремление к победе. Тем более, как показывает практика, отобрать ее совсем нетрудно. Победу эту. Раз, и нет у тебя награды, ради которой ты столько лет во всем себе отказывал. Олимпийскую медаль отобрать, а вместе с ней еще пару-тройку, за компанию, так сказать, – это тебе не лишение водительских прав. Нет, я против, чтобы мы отдавали Настю фактически в какое-то рабство.

Просто так сдаваться Наталья Кузнецова не любила.

– Это мы еще посмотрим, – сказала она, заканчивая разговор. – Костя, ты уложи Настеньку спать, а я пойду Лене позвоню. Она сегодня в консультацию ходила. Надо узнать, что там к чему. Кстати, ты Миронову позвонил?

– Нет, Лена же запретила.

– Мало ли чего она запретила, – Натка всплеснула руками и с укоризной посмотрела на мужа. – Если ее слушать, так толку никогда не будет. Кость, ты-то понимаешь, что она не может проходить одна всю беременность.

– Она не одна. У нее есть мы.

– Да. Мы у нее есть, но женщине в таком состоянии нужен рядом близкий человек. Не сестра, не друг, не старшая дочь, а возлюбленный.

– Наташа, Лена не сказала, что готова помириться с Виталием, – осторожно напомнил Таганцев. Не понимал он особо в этих женских штуках, вот только судью Елену Кузнецову знал хорошо. – Ей четыре месяца понадобилось, чтобы просто принять решение рассказать нам о своей беременности. Не уверен, что она готова впустить его в свою жизнь обратно. В качестве возлюбленного.

– Но он – отец ее ребенка, и в этом качестве обязан заботиться о ней! – запальчиво сказала Натка. – С этим-то ты спорить не будешь? Костя, ей сорок лет, у нее тяжелая работа и вконец расшатанная нервная система. С ее предыдущих родов почти двадцать лет прошло, так что предстоящие можно смело считать первыми. Ты хотя бы приблизительно представляешь весь перечень осложнений, с которым она может столкнуться?

– Наташа, прекрати драматизировать, – рассердился Таганцев. – Лена – здоровая и совсем не старая женщина. Она прошла полное медицинское обследование, так что у нее нет никаких проблем со здоровьем. Она отходила первую половину беременности без всякого ущерба, да еще и так, что никто ни о чем не догадался. Так что прекрати ты каркать, бога ради. Если твоей сестре понадобятся деньги, значит, мы с тобой извернемся и их добудем. А Миронову против ее воли я звонить не стану и тебе запрещаю. Вот тебе и весь мой сказ. Поняла?

Натка молчала, отрешенным взглядом смотря куда-то в окно, где стремительно катился к концу сентябрь. Листья на деревьях уже совсем пожелтели. Еще чуть-чуть, и начнется октябрьская хмарь с дождями, плавно перетекающими в заморозки. Тоска-а-а-а.

– Натка, ты что, уже звонила Виталию? – догадался Таганцев. – Зачем? Лена будет сердиться.

– Посердится, да перестанет. Потом мне еще спасибо скажет, – сообщила Натка. – Я убеждена, что это правильно. Миронов – такой эгоист, что ни за что не прервет свое путешествие за три миллиона рублей. Поэтому Лена его не увидит и нервы себе трепать не будет. Зато если он переведет деньги, мы сможем устроить ее в платную клинику. Нам всем так будет спокойнее.

– И что? Даст он деньги?

– Я не дозвонилась, – с досадой призналась Натка. – Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия Сети.

– Ничего удивительного, если он улетел на другой конец света, – заметил Таганцев. – Во-первых, в таких длительных путешествиях все покупают местные симки, так гораздо выгоднее.

– Ага, заплатив за путешествие в Антарктиду три миллиона рублей, только и остается, что экономить на сотовой связи, – саркастически заметила Натка.

Таганцева было не так легко сбить с толку.

– А во-вторых, – невозмутимо продолжил он, – отключить телефон – лучший способ сделать так, чтобы тебя не доставали. Виталий уехал, потому что ему нужно прийти в себя. Он сам не свой после ссоры с Леной. Чувствует себя виноватым, уверен, что потерял ее навсегда. Он уехал сменить обстановку и проветриться. Вот и вытащил симку, чтобы его не настигло прошлое, от которого он бежит.

– Но он же вернется? – в голосе Натки прорезалась тревога.

– Разумеется, вернется, – Костя встал, подошел к жене, обнял ее за плечи и поцеловал в макушку. – Не думаешь же ты, что Миронов решил бросить свой налаженный бизнес и переквалифицироваться в китобои. Отдохнет, поставит голову на место и вернется. Никуда не денется.

– Но четыре месяца – это же очень долго. За это время может произойти что угодно.

– Все будет хорошо, – твердо сказал Костя. – Не переживай, пожалуйста. Иди звони Лене. Ты же хотела, а я Настеньку уложу.

– Да, сейчас позвоню. Но все-таки, Костя, ты, пожалуйста, подумай о том, чтобы отдать Настю в секцию фигурного катания. Это очень красивый вид спорта. А она у нас такая талантливая, что совершенно точно со всем справится. А пока ты думаешь, я посмотрю, кто из тренеров сейчас набирает учеников. Новый учебный год-то только начался.

Таганцев только рукой махнул. Зная жену, он предпочел не спорить. Наталья Кузнецова становилась чрезвычайно упрямой, как только в ее голове поселялась какая-то очередная идея фикс. Оставалось только надеяться, что, как всегда бывало в подобных случаях, она благополучно развеется сама собой. Надо только подождать, пока Натка переключится на что-нибудь другое.

* * *

Поплакав над своей горькой судьбой с полчаса, я сходила в ванную, умылась прохладной водой и села перед телевизором, бездумно щелкнув кнопкой на пульте. По-хорошему, нужно было бы лечь спать, чтобы отключиться от обуревавших меня печальных мыслей, но я знала, что не засну.

По телевизору шло шоу Антона Халатова «Все говорят». Я никогда его не смотрела, более того, смеялась над людьми, которые могут тратить время на обсасывание чужой жизни, сплетен и скандалов. В моей работе этого хватало и без телевизора, но сейчас мне требовалось переключиться на что-то максимально далекое от собственной жизни, так что глупое ток-шоу подходило как нельзя лучше.

Я только надеялась, что сегодняшняя программа будет максимально далека от медицины, со всеми ее скринингами, амниоцентезом, прилежанием плода и диабетом беременных. Обсуждения проблем здравоохранения я сейчас не перенесу. К счастью, на экране появилось знакомое всем россиянам лицо тренера по фигурному катанию Ксении Церцвадзе.

Я устроилась поудобнее. О допинговом скандале, связанном с именем ученицы Церцвадзе Аэлиты Забреевой, не знал только ленивый. Значит, сейчас интриган Халатов устроит пляски на костях несчастной девочки, которую уже два года прессуют из-за найденного в ее моче запрещенного препарата. Лучше и не придумать, чтобы переключиться со снедавших меня проблем.

Я вытянула ноги, которые стали изрядно уставать за день. С тревогой осмотрела их на предмет отеков. Вдруг у меня уже начались обещанные участковым гинекологом проблемы с сердцем и почками? Ноги были своими, привычными, довольно длинными и красивыми, для сорока лет особенно. Я подсунула под спину подушку, погладила свой уже весьма заметный живот и уставилась на экран, где Ксения Церцвадзе горячо возмущалась решением Международной комиссии по фигурному катанию, дисквалифицировавшей ее воспитанницу.

Аэлита сидела в соседнем кресле в той же студии и горько плакала. Девочку мне было искренне жалко. Ее прокат на Олимпиаде в Пекине я помнила, как и свое восхищение им два года назад. Забреева действительно честно завоевала свое олимпийское золото, такое трудное и такое желанное для любого спортсмена.

– Это наша общая награда, – говорила Церцвадзе. – Мы шли к ней через годы безустанных трудов, травм, бессонных ночей, бесконечных диет и тренировок два раза в день, практически без выходных. В жизни этой девочки не было ничего, кроме льда. Ее привели в фигурное катание, когда ей только исполнилось три с половиной года, а в пять она уже исполняла все базовые прыжки. Перед вами человек огромного таланта и невероятной трудоспособности. Западные чиновники от спорта своим решением просто сломали ей жизнь. И мне бы хотелось знать, кто понесет за это ответственность.

– Тысячи людей по всей стране разделяют боль Аэлиты, – камера переключилась на мужественное и взволнованное лицо Антона Халатова. Я знала, что это волнение напускное, наигранное, но тем не менее признавала, что держится ведущий отлично. – Последние два года наша звездочка находилась в крайне непростом положении. Практически в любой момент ее могли отстранить от соревнований, но, несмотря на повышенное давление, фигуристка нашла в себе силы выйти на лед и показать достойный результат. Тем интереснее вопрос, поставленный ее тренером Ксенией Григорьевной. Кто понесет ответственность за случившееся с Забреевой?

Он сделал драматическую паузу.

– Мы задали этот вопрос непревзойденному эксперту в сфере фигурного катания, непререкаемому авторитету Наталье Саврасовой и выслушали ее мнение. Внимание на экран.

Теперь в телевизоре показывали также знакомое всем зрителям лицо Саврасовой. Пухлые щеки ее тряслись, губы, сжатые в тонкую полоску, выдавали крайнюю степень возмущения и гнева.

– В истории с дисквалификацией Аэлиты Забреевой многие забывают о главных жертвах ситуации – остальных фигуристах сборной России, которые лишились золотых медалей Олимпиады в Пекине. Еще пять наших фигуристов честно сражались в командном турнире, отдав все силы, чтобы набрать максимум очков, но в итоге остались без заслуженных наград. После пересмотра результатов наша команда получила «бронзу», однако вряд ли их это утешит. И в данной, не побоюсь этого слова, трагедии виновата не Международная комиссия по фигурному катанию, и, уж конечно, не Аэлита Забреева, а тренерский состав российской сборной и лично Церцвадзе.

Камера переместилась на белое, застывшее лицо Ксении. Скандал явно разгорался. В любой другой момент я бы ни за что не захотела на него смотреть, но сейчас фиксация на чужих неприятностях была для меня способом забыть о собственных. Я снова погладила живот.

– Вы считаете, что Ксения Григорьевна не могла не знать, какие лекарства получает ее воспитанница? – спросил корреспондент программы у Саврасовой.

– Ставка на Забрееву была главной ошибкой тренерского состава, – отчеканила женщина-легенда. – Россия выходила на командные соревнования на Олимпиаде в Пекине явным фаворитом. В командном зачете разрешены замены в двух любых видах, комбинируй, как хочешь. Разумеется, за места в командном зачете развернулась борьба, и наша федерация совсем отказалась от замен. В каждом виде выступали только лидеры, хотя, к примеру, остальные наши звездочки – и Наташенька Другова, и Катенька Щербицкая – не раз давали понять, что их расстроило их неучастие в этом виде соревнований. Так что самое дурное, что есть в этой истории вне всякой связи с допингом, – это то, что выбор пал на Забрееву в тот момент, когда результат ее декабрьской пробы, взятой на чемпионате России, оставался неизвестен. Это был колоссальный риск, и очень странно, что подобная ситуация никого не обеспокоила. Тренерский состав, федерация пренебрегли осторожностью, которая в подобной ситуации была бы крайне уместна. И вот именно эта чудовищная глупость и стоила России олимпийского «золота».

Это мнение мне неожиданно показалось интересным. А ведь и правда, если было хотя бы малейшее сомнение в результате пробы, проблемы можно было бы избежать, просто заменив спортсменку на другую. Слава богу, в фигурном катании российским девочкам нет равных, что доказали все последующие прокаты на тех чемпионатах мира и Европы, где российские спортсмены еще принимали участие. Получается, действительно имеет место ошибка тренера?

– Но и это еще не все, – продолжала Саврасова. – Сторона защиты могла бы побороться за Аэлиту и снизить срок дисквалификации, так как в подобной ситуации должны объяснять нарушение взрослые, а не ребенок. Но этого не случилось. Более того, защитники привели на слушании такие абсурдные доводы, что никто в них не поверил. Простите, какой десерт, приготовленный дедушкой? Где доказательства, подтверждающие эту теорию? В результате полного провала юридической службы наша спортсменка получила максимально возможное наказание. Жесткое до жестокости.

Что ж, с этим я как юрист тоже была полностью согласна. То, что в ходе двухлетних разборок твердили адвокаты Забреевой, не могло вызвать ничего, кроме смеха. Это был жалкий лепет, а не грамотно выстроенная линия защиты. Как судья, я бы тоже в нее не поверила. Действительно, подставили девочку своим непрофессионализмом.

– Ксения Церцвадзе не могла не знать, кто защищал Аэлиту в суде, – продолжала «избиение младенцев» Саврасова. – Это первое, чем тренер должна интересоваться. К ситуации причастна не только Забреева, но и сама Церцвадзе. Как же она может этого не знать? Если бы у меня, не дай бог, произошла такая ситуация, я бы сказала, что виновата. Мол, перепутала, дала не тот препарат, но сняла бы ответственность за это с ребенка. Она причастна к случившемуся, и это она испортила спортсменке жизнь. И уж если прямо и коротко отвечать на ваш вопрос, то да, я считаю, что Церцвадзе знала, какие препараты дают Забреевой.

На этом снятый заранее для программы комментарий закончился. Ксения вскочила со своего кресла.

– Саврасова ответит за подобные обвинения! – закричала она, но ей отключили микрофон.

– Ксения Григорьевна, дадим высказаться нашим гостям в студии.

Микрофон пошел по рядам. Мне было совершенно очевидно, что будет дальше. Скандал станет набирать силу, потому что все подобные шоу, как и пламя, нуждаются в постоянных дровах, чтобы поддерживать огонь. В данном случае огонь зрительского интереса и рейтингов.

– Требование конфиденциальности – показатель нашей вины. Нужна была полная открытость по делу. А теперь необходима пресс-конференция, на которой бы выступили все врачи, тренеры, чинуши, дедушка этот, знаменитый своим стаканом. Пусть все говорят, а мы послушаем. Нужно отвечать за свои слова и дела, а не сваливать все на плачущего ребенка. Они не ее защищают, а себя. Разогнать надо всю эту лавочку. Зачем мне такой спорт? – горячился один из зрителей.

– Мало того, что девочку кормили коктейлем из шестидесяти препаратов, один из которых запрещенный, так еще и заставляли врать. Она никого не сдаст, так как ее запугали. Но нельзя считать людей за идиотов. Тренер Церцвадзе должна хотя бы извиниться перед другими фигуристами, которые не стали олимпийскими чемпионами по ее вине, – поддерживал его другой.

– Так и будут продолжать калечить детей, – соглашался третий.

– Забрееву побеждали многие другие наши девочки-спортсменки, и они соревновались честно, без допинга. Так что хватит уже превозносить допингистку, без препаратов она в последнем сезоне не могла выкатать произвольную программу, выносливости нет без помощи химии, – заявила зрительница с первого ряда.

Камера тут же крупным планом показала лицо Аэлиты: ни кровиночки не было в нем, губы тряслись. Мне снова стало ее жалко. Бедная девочка, каково ей такое слышать. Спортсмены, конечно, народ закаленный, без характера в их деле никуда, но все-таки выдержать такой прессинг и не сломаться может далеко не каждый.

– Церцвадзе как тренер – молодец. Все чемпионы ее. Но как человек, вы, Ксения, простите, не очень, – взяла микрофон еще одна дама. – Вы себя отлично пиарите для того, чтобы к вам рекой текли деньги родителей. Для вас это не спорт, а бизнес. А сейчас вы просто спихнули вину на Аэлиту, а сами, выходит, как бы и не при делах. Некрасиво это.

Церцвадзе сделала знак, чтобы ей включили микрофон. Видимо, достаточно насладившись унижением гостей своей студии, Халатов разрешил это сделать.

– Я не оставлю так это дело! – громко и отчетливо сказала Ксения в объектив камеры. – Саврасова ответит за публичный поклеп в суде.

Она подошла к растерянной Забреевой и взяла ее за руку.

– Вставай, Аэлита, мы уходим.

Операторы показали, как спортсменка и ее тренер покидают студию под возмущенный гомон зрителей, потом на экране крупным планом появилось лицо Халатова.

– Какие еще страсти по допингу разразятся в нашей студии? Существует мнение, что к истории с допингом Забреевой приложил руку Валерий Глущенко. Все говорят, что он хотел протащить в сборную свою воспитанницу, поскольку мечтал подложить свинью Ксении, которая, как мы знаем, недавно увела у него одну из лучших фигуристок – Наташу Другову. Было ли все это спланировано заранее? Или это просто версия? Вы узнаете совсем скоро. С вами был Антон Халатов.

Передача закончилась, и я выключила телевизор. Ощущение у меня было гадкое, как будто дождевых червей наелась. Какой все-таки серпентарий – этот большой спорт. Мало того, что с допингом опозорились и медалей лишились, так еще и наезжают друг на друга, старые счеты сводят на глазах у миллионов зрителей. И это в ситуации, когда надо не ссориться и бросаться бездоказательными обвинениями, а поддерживать друг друга, объединяться.

И внешних недругов хоть отбавляй, так зачем же еще превращать во врагов друзей? Я представила злое лицо Церцвадзе и мысленно поправилась. Пусть не друзей. Коллег. У меня зазвонил телефон, и я посмотрела на экран, втайне надеясь, что это Виталий добрался до своей Аргентины и перезванивает, чтобы узнать, что я хотела. Но нет, это была моя сестра Натка.

– Привет, – сказала я, надеясь, что мой голос не выдает разочарования.

– Привет, ты была в консультации?

– Да, конечно.

Меньше всего на свете мне сейчас хотелось обсуждать свой поход к врачу. Улегшаяся было во время просмотра ток-шоу паника готовилась снова расцвести пышным цветом.

– И что? Все хорошо?

В голосе Натки было слышно все испытываемое ею сейчас нетерпение. Похоже, сестре очень хотелось рассказать мне что-то важное, просто совсем уж не поинтересоваться моими делами было некрасиво, вот она и спрашивала про женскую консультацию. Но из чистой вежливости, а не искреннего интереса.

На мгновение мне снова стало очень жалко себя. И как так получилось, что я должна со всем справляться одна, а окружающим нет до меня никакого дела? Но я быстро отогнала готовые снова покатиться по щекам слезы.

– Все хорошо. А у вас что нового?

– Слушай, мне тут пришла в голову шикарная мысль, – тут же затараторила Натка. Я невольно улыбнулась. Все-таки свою сестру я знаю очень хорошо. – Я думаю отправить Настеньку в секцию фигурного катания.

Я невольно закатила глаза. После всего того, что я только что выслушала по телевизору, это была явно не самая лучшая идея.

– Натка, избавь меня от своих фантазий, – сказала я строго. Другим тоном сестру не проймешь. – Ты знаешь, какой это труд? Ежедневные тренировки все семь дней в неделю. Начало в шесть утра, между прочим. А еще сборы, соревнования, бесконечные поездки. Ты хотя бы примерно представляешь, сколько нужно денег, чтобы одевать свою девочку для участия в соревнованиях? Ты же видела, какие у них костюмы шикарные.

– Точно, как же я об этом не подумала. Шикарные костюмы! – Моя сестрица только что не визжала от восторга. – У российских фигуристок всегда самые лучшие костюмы, и вообще наши девочки самые красивые. Кстати, возможно, именно поэтому нас и не хотят больше приглашать на всякие международные соревнования, чтобы их серенькие невзрачные шмотки не выглядели так убого на фоне наших нарядов.

Я вздохнула. В геополитических вопросах Натка явно не сильна. Рассуждать о нарядах ей, конечно, гораздо привычнее. Моя сестра всегда любила все блестящее и яркое, как сорока, честное слово.

– Нам надо будет первым делом сшить для Настеньки минимум три наряда. Один для тренировок, второй – для выступлений, а третий – для прогулок. Лена, ты только представь, как это будет красиво: Настюшка в лучах прожекторов катится по голубому, кристально прозрачному льду. На ней идеально облегающее платье в блестках и переливающейся россыпи камней и бусинок. Она легко скользит по льду, выписывает все эти «дорожки», «восьмерки» и «фляки», и все это на глазах стотысячного стадиона, который стоя рукоплещет моей дочери.

– Наташа, ты иногда выдаешь такие глупости, – я попыталась спустить свою сестру с небес на землю. – Какой стотысячный стадион? Самый большой существующий в мире Ледовый дворец – это «СКА Арена» в Питере. Но его вместимость – двадцать одна с половиной тысяча человек во время хоккейных матчей, а значит, и состязаний по фигурному катанию, и двадцать три тысячи во время концертов. Это максимум, Наташ.

– Все-то ты знаешь, – уязвленно сказала Натка. – Ну и что? Помечтать-то я могу? Или ты против нарядов для Настюши?

– Я не против, – успокоила я сестру. – Вот только для начала надо посчитать, сколько денег на это все уйдет. А еще сил, времени и нервов.

– Ты же готова рожать второго ребенка, несмотря на то, что на это тоже требуется много денег, сил, времени и нервов, – заключила Натка, которая умудряется всегда бить по больному. – Тебя их отсутствие не останавливает. Вот и меня не остановит. Я хочу, чтобы Настенькина жизнь была похожа на сказку. Ей и так довелось натерпеться до того, как она попала в нашу семью. Так что устроить ей эту сказку – моя цель. Задача настоящей матери. А я – ее мать. И это звучит гордо.

В своем запале Натка даже не заметила, что сильно меня обидела. Хорошо зная свою сестру, я решила, что зависать на этой истории не стану. Понимаю же, что она сказала злые слова в сердцах, на самом деле так не думая. Но и обсуждать звездные мечтания о красивой жизни я больше была не в состоянии. Если хотят тратить деньги и калечить ребенка, так это их дело, тем более что Таганцев – человек разумный, он вряд ли пойдет у Натки на поводу и согласится испортить Настюшке жизнь.

Другими словами, пусть развлекаются, только без меня. У меня свои проблемы, которые надо как-то решать, и уже понятно, что и на Миронова рассчитывать не приходится, и семья сестры мне не помощник. Ладно, справимся сами, не впервой. На этой мысли я сухо попрощалась с Наткой, положила трубку и отправилась спать. Утро вечера мудренее.

* * *

На следующий день перед работой я снова отправилась в женскую консультацию, чтобы сдать анализы. Очередь перед кабинетом забора крови меня ужаснула. Перед самой дверью стояли четыре человека, на стульчиках в ожидании своей очереди сидело еще восемь будущих мамочек, и в коридор выходила змейка человек из десяти, в конце которой я и пристроилась, уныло оценивая свои перспективы опоздать на работу.

На десять утра у меня было назначено первое заседание, причем на близкую тему, связанную с некачественным медицинским обследованием, проведенным беременной женщине. Еще готовясь к заседанию и читая подготовленные моим помощником Димой документы, я чувствовала неприятный холодок и посасывание под ложечкой. Понятно, что все, связанное с беременностью, вызывало у меня повышенную чувствительность, однако теперь, после всех страшилок, которыми меня запугали в женской консультации, я особенно тяготилась предстоящим заседанием.

Я снова тоскливо посмотрела на очередь. Уйти, что ли? Отложить на другой день? Хотя что от этого изменится? К счастью, за своими размышлениями я успела заметить, что очередь двигается довольно быстро. Каждая женщина, заходя в процедурный кабинет, проводила в нем не больше двух минут, кроме того, похоже, что внутри работали две лаборантки, так что, произведя нехитрые математические расчеты, я немного приободрилась.

Действительно, весь процесс занял у меня двадцать пять минут, так что на работу я вполне успевала. Приехав к зданию суда, я припарковала машину и бросила взгляд на часы, чтобы понять, успею ли выпить кофе. Из-за предстоящего забора крови я не позавтракала, и сейчас у меня немного кружилась голова. До беременности я не была столь чувствительна к недостатку поступающих в организм питательных веществ, но сейчас мы расходовали их вдвоем.

Мне вдруг впервые с того момента, как я узнала, что жду ребенка, стало интересно, кто именно так уютно устроился у меня внутри. До этого я думала о нем просто как о малыше, а теперь же кто там: девочка или мальчик? А кого я, собственно говоря, хочу? Миронов, разумеется, мечтал о сыне, но теперь я могла опираться исключительно на свои желания и предпочтения. Дочь у меня уже есть, так, значит, пусть будет мальчик? Но его так трудно растить без отца, да и опыта в воспитании сыновей у меня никакого, а дочка выросла замечательная, так, может, пусть будет девочка?

Так и не придя ни к какому выводу, я дошла до своего кабинета, снимая пальто, попросила Диму сварить кофе.

– Елена Сергеевна, это так здорово, что вы тоже ребенка ждете! – радостно выпалил Дима, колдуя над кофеваркой. – У меня Женька обрадовалась. Сказала, что я, сдавая экзамен на судью, вас не подведу, раз вы все равно в декрет уйдете.

Я изумленно повернулась к помощнику. Как говорится в замечательном советском фильме «Служебный роман», «информация у нас поставлена хорошо». На работе о моей беременности знал только Плевакин, но я была далека от мысли, что Анатолий Эммануилович может быть так несдержан. Внезапно меня осенило, у кого такой длинный язык. Машка! Драгоценная моя подруженция, по совместительству первая сплетница Таганского районного суда. Ну, погоди же, я тебе покажу.

Дав понять Диме, что обсуждать эту тему не намерена, я выпила свой кофе с захваченным из дома бутербродом и, отказавшись от купленных помощником пирожных из-за страха перед диабетом беременных, нацепила судейскую мантию и отправилась в зал заседаний.

Истцами в деле выступала семейная пара, у которой родился малыш с генетической патологией. Ответчиком – женская консультация, в которой наблюдалась будущая мама. В исковом заявлении отмечалось, что вследствие ненадлежащего оказания медицинской помощи будущим родителям не была предоставлена достоверная и полная информация о состоянии здоровья их ребенка. Они были введены в заблуждение относительно уровня благоприятности текущей беременности и нормального развития плода, из-за чего не имели возможности своевременно принять решение о ее сохранении или прерывании.

Материалы дела гласили, что в установленный срок, то есть в двенадцать недель беременности, пациентке проводился биохимический скрининг уровней сывороточных маркеров: измерялись уровни связанного с беременностью плазменного протеина А (РАРР-А) и свободной бета-субъединицы хорионического гонадотропина, а также толщина воротникового пространства эмбриона с помощью УЗИ. По результатам биохимического исследования были подсчитаны базовый и индивидуальный риски возникновения генетической патологии, причем лечащий врач не обнаружил каких-либо отклонений в его результатах. Кроме того, провели УЗИ-исследование плода, в ходе которого врач также не выявил никаких аномалий развития. И тем не менее ребенок оказался «особенным».

Я вздохнула. Все эти скрининги мне предстояло пройти на гораздо более позднем сроке, что добавляло риски. Впервые я, пожалуй, была согласна с врачом в женской консультации и своей семьей, считающими меня безответственной. И что на меня действительно нашло, особенно с учетом того, что ответственность у меня повышенная, практически болезненная? Я мотнула головой, отгоняя тревожные мысли и заставляя себя вернуться в «здесь и сейчас».

В отзыве на исковое заявление сообщалось, что женская консультация не видит в случившемся своей вины. Специально созванная врачебная комиссия пришла к выводу, что предъявленные претензии в части качества оказания медпомощи являются субъективным мнением родителей, которые к тому же не имеют специальных познаний в области медицины. По результатам анализа качества медпомощи, оказанной беременной врачом женской консультации, дефектов ее оказания комиссия не установила.

Судебно-медицинская экспертиза, которая проводилась в рамках подготовки к сегодняшнему судебному заседанию, напротив, пришла к выводу, что в ходе оказания медицинских услуг были допущены ошибки, в том числе дефекты снимков проведенного УЗИ-скрининга в первом триместре беременности не позволили достоверно определить толщину воротникового пространства и длины костей носа; при проведении УЗИ во втором триместре беременности не была измерена длина носовой кости, при отклонении показателей биохимического скрининга от нормы врачи не указали на необходимость исключения патологий развития.

Меня слегка затошнило, снова закружилась голова. И почему, получив это дело, я не попросила начальника расписать его другому судье? Хотя понятно почему. В тот момент я еще скрывала свою неожиданную беременность, а мой отказ рассматривать это дело обязательно вызвал бы ненужные вопросы. Вот теперь, Лена, расхлебывай. Получай удовольствие.

Я снова заставила себя сфокусироваться не на собственных переживаниях, а на материалах дела. Опираясь на выводы экспертов, суд указал, что были выявлены дефекты оказания медицинской помощи, повлиявшие на результат диагностики врожденных пороков развития ребенка.

Кроме того, женская консультация в ходе судебного заседания не доказала отсутствие своей вины в причинении морального вреда истцам в связи с рождением ребенка с генетическими аномалиями, при том что в ходе ведения беременности ответчик не сообщил истцам о наличии у их малыша признаков указанного заболевания, как того требовало правовое регулирование спорных отношений.

Из-за несоблюдения существующего медицинского стандарта ведения беременности аномалия развития плода не была выявлена до появления ребенка на свет, в результате чего истцы не имели возможности принять решение о необходимости дополнительного исследования, а по его итогам о возможном прерывании беременности по медицинским показаниям.

В этот момент я почувствовала странное ощущение. Как будто внутри моего живота проплыла маленькая рыбка, шевеля хвостиком из стороны в сторону. Ощущение было не болезненным, но внезапным. На мгновение я испугалась, но тут же поняла, что впервые почувствовала, как шевелится мой ребенок. Ну да, примерно на двадцатой неделе беременности это обычно и происходит.

Конечно, при второй беременности опытные матери чувствуют первое шевеление плода раньше, на шестнадцатой-восемнадцатой неделе, но с рождения Александры прошло уже девятнадцать лет, неудивительно, что я все позабыла. Для меня теперь все внове, словно впервые.

Я замерла, с дурацкой улыбкой прислушиваясь к собственным ощущениям. Мой взгляд упал на изумленное лицо адвоката истцов Марины Раковой, моей давней приятельницы, с которой мне всегда нравилось работать. Пришлось снова возвращать себя с небес на землю.

– Статья 22 Федерального закона от 21 ноября 2011 года № 323-ФЗ «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации» предусматривает, что каждый имеет право получить в доступной для него форме имеющуюся в медицинской организации информацию о состоянии своего здоровья, в том числе сведения о результатах медицинского обследования, наличии заболевания, об установленном диагнозе и о прогнозе развития заболевания, методах оказания медицинской помощи, связанном с ними риске, возможных видах медицинского вмешательства, его последствиях и результатах оказания медицинской помощи, – продолжала я зачитывать резолютивную часть судебного решения по рассмотренному делу. – Наступившие для истцов последствия являются угнетающими как с моральной точки зрения, так и с позиции дальнейшего режима существования этой семьи, в которой родился тяжело больной и требующий постоянного ухода ребенок.

Итогом судебного заседания стало решение судьи Кузнецовой о том, что женская консультация обязана выплатить истцам один миллион рублей за некачественно проведенные скрининги первого и второго триместра беременности. Уже огласив приговор, я вдруг осознала, что это именно та женская консультация, в которой я сама встала на учет.

Интересно, как быстро они поймут, что вынесшая приговор судья Кузнецова Е. С. и их старородящая безалаберная пациентка Кузнецова Е. С. – это один и тот же человек? И какими неприятностями мне это грозит? Нет, все-таки надо выбрать другую клинику, где наблюдаться, провести предродовую диагностику, а потом рожать. Я не могу доверить жизнь и здоровье своего малыша врачам, которых только что обвинила в недобросовестности.

Я опять почувствовала страх. Накатившая волна паники заставила похолодеть руки и ноги. Шея стала липкой, по спине потекла отвратительная струйка пота, потянуло низ живота. Только этого всего не хватало. За оставшуюся до родов вторую половину беременности я этак невротиком стану. Никакие БАДы и витамины не помогут. Нужна платная клиника!

Вот только где взять на это денег? В задумчивости я вышла из зала заседаний, в своем кабинете сняла мантию, а потом, приняв решение, снова отправилась в кабинет к своему любимому шефу. Если одолжить у Плевакина денег, то он точно не откажет. Анатолий Эммануилович всегда был мне как второй отец, именно он научил меня всему, что я знаю и умею. Я одолжу необходимую сумму, а потом соберу ее и верну. Да, именно так и надо поступить.

У председателя Таганского районного суда шло совещание, поэтому секретарша предложила мне немного обождать. Возвращаться в свой кабинет не хотелось, в приемной было тепло, но свежо из-за приоткрытого окна, поэтому я предпочла остаться. Через пять минут весьма комфортного ожидания дверь из коридора открылась, и в приемной появилась жена Плевакина Тамара Тимофеевна.

– Здравствуй, Леночка, – обрадовалась она. – Сто лет тебя не видела. Как ты живешь?

Я с некоторой опаской посмотрела на нее. Знает или нет? Мне бы не хотелось обсуждать свою беременность при секретарше Аллочке, такой же известной сплетнице, как и моя подруга Машка.

– По-разному, Тамара Тимофеевна, – честно призналась я. – А у вас как дела?

– Все хорошо, насколько это возможно в моем возрасте, – засмеялась Плевакина. – Вот, заехала на Толей, чтобы сводить его на обед. Никак не могу заставить его нормально питаться. Приходится все брать в свои руки. Вот что, Лена, если ты не торопишься, то давай выйдем в коридор, есть разговор.

Значит, все-таки знает. Впрочем, было бы странно, если бы не имеющий секретов от своей жены Плевакин не передал ей содержание нашего разговора. Я могла быть уверена, что от Тамары Тимофеевны информация никуда не уйдет, от их семьи я ни разу не видела ничего, кроме добра.

Получив заверения от Аллочки, что она сообщит шефу о нас сразу, как только он освободится, мы вышли в коридор и устроились у подоконника.

– Леночка, где ты планируешь вести свою беременность? – благожелательно спросила Плевакина. – Ты извини, что я вмешиваюсь не в свое дело, но ты совсем одна, а это слишком важный вопрос, чтобы пускать его на самотек.

Я невольно расплакалась. Из-за гормонального шторма, в который так часто попадают беременные женщины, у меня все время глаза были немного на мокром месте. И тут я просто не смогла сдержаться, столкнувшись с такой искренней заботой. Я ведь и правда совершенно одна.

– Я не знаю, Тамара Тимофеевна, – призналась я сквозь слезы. – В женской консультации по месту жительства меня так напугали возможными осложнениями… Кроме того, я только что вынесла судебное решение, которое из-за врачебной ошибки привело к трагедии, и по стечению обстоятельств это произошло именно в той консультации, где я встала на учет. Из-за моего возраста стоило бы наблюдаться в хорошей частной клинике, но у меня просто нет таких денег. Я пришла к Анатолию Эммануиловичу с просьбой дать мне взаймы. Правда, я не знаю, о какой сумме может идти речь. Но на здоровье ребенка нельзя экономить, а потом я обязательно все отдам.

Плевакина всплеснула руками.

– Лена, о чем ты говоришь? Мы же тебе не чужие люди. Разумеется, мы дадим тебе всю необходимую сумму. И знаешь что, у меня есть на примете очень хорошая клиника. Она как раз специализируется на материнстве и детстве и расположена недалеко от нашего дома. Ты сможешь каждый раз после обследований отдыхать у нас. Хотя и там очень трепетно относятся к будущим мамочкам.

– Тамара Тимофеевна, откуда у вас связи в перинатальном центре? – удивилась я.

– Я же психолог, поэтому их директор иногда привлекает меня к консультированию будущих мамочек, – пояснила моя собеседница. – Он очень хороший человек и опытный специалист. Его зовут Илья Семенович Козловский. Я ему позвоню и обязательно обо всем договорюсь, дам твой телефон, и они позвонят и запишут тебя на прием.

– А как называется клиника?

– «Райский плод».

Название показалось мне странным и претенциозным, но, в конце концов, я совсем ничего не понимаю в маркетинге. Если Тамара Тимофеевна считает тамошний персонал опытным, а клинику хорошей, значит, так оно и есть.

– И, разумеется, я все оплачу, – добавила моя спасительница. – Не думай о деньгах. Отдашь, когда сможешь. Ты же понимаешь, что мы с Толей не стеснены в средствах, так что можем себе позволить помочь хорошему человеку.

– Спасибо, Тамара Тимофеевна, – искренне поблагодарила я. – Мне сейчас действительно нужна помощь, но только в долг. Я обязательно все верну.

– Девочки, я освободился, – в коридор вышел мой шеф. – Мне сказали, что вы обе меня ждете. Лена, у тебя что-то срочное?

– А мы с Леночкой уже все решили, – ответила Тамара Тимофеевна. – Так что пошли обедать. Лена, может, и ты с нами?

После разговора с Плевакиной у меня словно свалилась гора с плеч. Решение мучившей меня проблемы оказалось простым и легким, а в том, что я смогу рассчитаться с долгами, я не сомневалась.

– Нет, спасибо за приглашение, – отказалась я. – Вы идите, а я перекушу на скорую руку и вернусь к работе.

– Хорошо, – не стала спорить Тамара Тимофеевна. – Я сегодня же свяжусь с Козловским. Лена, жди звонка.

С легким сердцем я вернулась к работе.

* * *

Если Наталья Кузнецова что-то решала, то дальше перла напролом как танк. Сейчас же главной ее целью стало сделать из Настеньки звезду фигурного катания. Начала Натка с малого: показала дочери несколько роликов в интернете и спросила, хочет ли та кататься, как эти девочки. Разумеется, Настя ответила согласием.

– Костя, ты представляешь, она хочет кататься, – взахлеб рассказывала Натка вечером вернувшемуся с работы Таганцеву.

– А если ей показать видео с чемпионата бальных танцев, она захочет танцевать? – уточнил Костя.

Сегодня он устал, и спорить с супругой совершенно не хотелось.

– При чем тут бальные танцы? – тут же взвилась Натка. – Мы же говорим о том, что ребенок должен заниматься спортом.

– Хорошо, – покладисто согласился муж. – Тогда почему не синхронное плавание? Покажи ей несколько записей, и ей наверняка понравится. Кроме того, секция синхронного плавания есть в том же бассейне, в который ходит Сенька, так что ко всему прочему это еще и удобно.

– Костя! – в голосе Натки послышались первые намеки приближающегося скандала. – Я решила, что Настя будет заниматься фигурным катанием. Так что сейчас основная наша задача – выбрать ей секцию, в которую она будет ходить. Это очень ответственное дело, от которого зависит вся будущая судьба и спортивная карьера.

– Ответственное, – согласился Таганцев. – На мой взгляд, для начала нужно соблюсти несколько самых важных условий. Во-первых, секция должна быть расположена неподалеку от нашего дома или, в крайнем случае, от места твоей работы. Мою в расчет не берем, потому что для меня переработки – нормальное дело. В любой момент могут дернуть, и я ребенка не смогу забрать. Кому это надо? Во-вторых, очень важен тренер. Чтобы с детьми хорошо ладил, тираном не был, жестокости не проявлял. В-третьих, школа фигурного катания должна принимать всех детей, вне зависимости от возраста и уровня подготовки. Насте скоро четыре, это мало, насколько я понимаю. Ну и в-последних, цена тоже имеет значение. Очень дорогую секцию мы сейчас не потянем.

Натка всплеснула руками.

– Костя, если так рассуждать, то можно допустить не просто серьезную, а роковую ошибку. Ты еще скажи, что нам надо отдать ребенка в секцию, которая работает в соседнем торговом комплексе. Сейчас таких, с позволения сказать, «школ фигурного катания» развелось столько, что сразу и не пересчитать. Но они даже лицензий на образовательную деятельность не имеют. А что? Тоже лед. Но ты же понимаешь, что если обучаться в местах, не предусмотренных именно для спортивных занятий, то Настю могут научить неправильной технике, с которой потом невозможно будет выполнить нормы спортивных разрядов, причем даже юношеских.

– А ты мечтаешь вырастить из нашего ребенка мастера спорта? – скептически поинтересовался Костя. – Если да, то я с тобой согласен. Если неправильно начать обучение и допустить грубые ошибки на тренировочном этапе, то даже кандидатом в мастера уже не станешь. Но ты уверена, что нам это надо? Давай для начала все-таки определимся. Мы хотим отдать Настю в профессиональное катание или в любительское?

– Конечно, в профессиональное! – воскликнула Натка.

– В таком случае нам потребуется звездная школа и звездный тренер, который способен сделать из ребенка олимпийского чемпиона.

– Естественно.

– Наташа, но в таком случае ты должна быть готова к очень высоким требованиям, которые будут предъявляться к твоей дочери, иногда к оскорблениям и жестокому обращению. Тебе придется с этим смириться, потому что иначе ни один тренер не сможет вырастить сильного конкурентного спортсмена с волевым характером. А вот если нам достаточно любительского катания, то мы вполне можем довольствоваться недорогим клубом недалеко от дома и выбрать тренера, который позволит Насте раскрыть свой потенциал и сделает упор на физическое развитие, а не на доведение до автоматизма технических элементов.

Натка подбоченилась.

– Я что-то не поняла. Ты против, что ли?

Таганцев вздохнул. Ему очень хотелось есть, а еще, по возможности, выпить бокал пива. Однако он знал, что, пока Натка не настоит на своем, разговор не закончится и ужин не начнется. Но не сдаваться же без боя, если речь идет о будущем дочери.

– Я не против. Я согласен с тем, что фигурное катание – это очень зрелищный и интересный вид спорта. Практически искусство, пусть и спортивное. Конечно, он отличается повышенной травмоопасностью, но какой спорт без этого? Кроме того, я читал, что у маленьких детей смещен центр тяжести, так что при падении на лед у них травм практически не бывает. А так тренировки позволяют закалить ребенка и его характер, улучшить здоровье, иммунитет укрепив, и воспитать прекрасные личные качества. Конечно, я за развитие координации движений, гибкости, ловкости и умения управлять своим телом. Конечно, я за уверенность в себе, грациозность и развитие музыкального слуха, а вкупе с ним еще и целеустремленности, воли и ответственности. Но олимпийский вид спорта – это материальные затраты и полное отречение от обычной жизни, в которой все будет подчинено графику тренировок. Ты к этому готова?

– Да, – с вызовом ответила Натка. – Я готова. Я хочу, чтобы Настя пошла именно в профессиональный спорт и стала звездой. Поэтому для начала мы попробуем пройти отбор в школу Натальи Саврасовой.

– А она разве еще не на пенсии? – удивился Таганцев.

– Сама она не тренирует, конечно. Но школа фигурного катания «Звездная» работает под ее патронажем, и после первичного отбора детей она оценивает сама. В этом деле насмотренность нужна, а у нее глаз-алмаз, как говорится. Я посмотрела в интернете, послезавтра можно прийти попробоваться, так что я возьму выходной и съезжу туда с Настей.

Костя залез в интернет, чтобы посмотреть имеющуюся там информацию.

– От дома очень далеко, – сказал он. – Возить будет неудобно. Может, что-то еще посмотришь?

– Саврасова – самый лучший тренер, – заупрямилась Натка. – Кроме того, Церцвадзе сейчас скомпрометирована на всю страну допинговым скандалом с Забреевой. Да что там на всю страну, на весь мир. Не хочется отдавать ребенка в такую обстановку. Так что Саврасова. Я так решила.

– Решила, так решила, – Костя понял, что сдается. Что ж, он хотя бы попробовал воззвать к голосу разума. Не его вина, что не получилось. – Наташа, давай ужинать, а?

Через два дня Натка привезла дочку на отбор в секцию под руководством Натальи Саврасовой. Как и в популярном телевизионном шоу, сама гранд-дама сидела на постаменте для жюри и как будто даже не смотрела на лед, где тренеры попроще и помоложе проводили отбор будущих воспитанниц и разговаривали с родителями.

– Моей дочери еще нет четырех лет, – робко сказала Натка женщине, на груди которой висел бейдж, сообщающий, что она тренер и зовут ее Ирина Королева. – Мы не рано начинаем?

Королева усмехнулась.

– Для профессионального спорта, чтобы вырастить из ребенка олимпийского чемпиона, его как раз и нужно отдавать в фигурное катание с трех лет, – ответила она. – Главное – не возраст, а начальные физические данные ребенка. Вот скажите, у вашей девочки нет проблем со здоровьем?

– Нет, – покачала головой Натка. – Мы год назад ее удочерили и после этого прошли полное медицинское обследование. У нее нет никаких ограничений, в том числе и для занятий спортом.

– Детдомовская? – в голосе тренера просквозила какая-то странная нота. Натка не поняла, осуждение это было или восхищение их родительским подвигом. – А в предыдущие годы жизни травмы какие-нибудь были?

– Насколько я знаю, нет.

– А насколько не знаете?

Натка немного растерялась.

– Вы будете смотреть на ребенка или на меня? – спросила она нервно.

Тренер оценивающе посмотрела на стоящую рядом Настю.

– Ну-ка, девочка. Повторяй за мной. Встань, ноги слегка согни в коленях. Плавно притяни локоть за голову, одновременно наклоняясь в сторону. Постой так, пока я не скажу изменить положение. Так, хорошо. Теперь то же самое повтори в другую сторону. Дыши ровнее. Так, теперь посмотрим выворотность. Так, девочка, присядь, пожалуйста. Так, выворотность недостаточная.

– Простите, а как вы это определяете? – не выдержала Натка.

Королева снисходительно посмотрела на нее.

– Это же очень просто. Если при глубоком приседании оба колена свободно уходят в стороны по линии надплечий, а тазобедренная часть и бедра образуют прямую линию с коленями, то выворотность хорошая, а если, как в вашем случае, при приседании колени широко не раскрываются, а уходят вперед, то недостаточная.

Признаться, Натка ничего из сказанного не поняла.

– А это важно? – спросила она.

– Конечно. Это одна из тех базовых характеристик, которые сложно нарабатываются тренировками. Выворотность позволяет достичь большей амплитуды движений и необходима практически везде – от скольжения по льду до прыжков. С завернутыми бедрами мало что сделаешь. Осанка у вашей девочки хорошая, спина не проваленная, но неправильно растянутая, потому что гнется преимущественно в районе поясницы. Осознанной четкости движений нет, и косолапие немного присутствует. Вообще я вам скажу, что у вашей дочери кривые и слишком крупные ноги. Профессиональный спорт не для нее. Следующий.

Не веря собственным ушам, Натка отошла в сторону. Ей никак не верилось, что на этом отбор закончен. Разве можно так быстро, фактически не глядя, ставить на будущем ребенка крест? Особенно если тебе сказали, что этот ребенок в прошлом детдомовский, то есть и так испытавший лишения.

Немного подумав, она решительным шагом направилась к Саврасовой, таща за собой за руку немного упирающуюся Настю.

– Простите, Наталья Андреевна, – сказала она, – я бы хотела, чтобы вы лично посмотрели мою дочь.

Саврасова перевела на нее прямой, немигающий взгляд, от которого Натке стало немного не по себе. Она была похожа на старую мудрую сову. Очень уставшую, немного взъерошенную, не склонную ни к сочувствию, ни тем более к жалости.

– Я уже увидела все, что мне нужно было увидеть, – сказала она скрипучим, словно надтреснутым голосом. – У вашего ребенка нет ни необходимой гибкости, ни прыгучести. Вот именно вашей конкретной девочке такой вид спорта, как фигурное катание, совершенно не подходит. При желании можно даже медведя научить кататься на коньках, вот только турниры он выигрывать не будет. А это прямой путь к психологической травме, во избежание которой вам необходимо выбрать для дочери другой вид спорта.

– Но мы с мужем хотим, чтобы Настя занималась фигурным катанием, причем именно в вашей школе, – голос Натки задрожал.

– Дорогая моя, я понимаю, что вы любите свою дочь и она кажется вам умницей-разумницей и талантом чистой воды. Однако поверьте мне на слово, ваша девочка – не гений, не находка и не алмаз, из которого при мастерском подходе можно огранить сверкающий бриллиант. Не получится из нее бриллианта, вы уж меня извините. Те времена, когда я из любого облезлого цыпленка пыталась сделать жар-птицу, давно прошли. Сейчас я уже слишком стара для этого. Если хотите совет, то отдайте ее лучше на художественную гимнастику к Марине Бабаевой. Там делают звезд, причем всех и сразу.

От обиды у Натки даже слезы на глазах выступили. Больно дернув Настю за руку, она потащила дочь в сторону гардероба, где они оставили верхнюю одежду.

– Мама, а про какого цыпленка говорила эта громкая тетя? – поинтересовалась Настюша, причем тоже довольно громко.

Окружающие рассмеялись.

– Тетя пошутила, – мрачно сообщила Натка. – Ты ее не слушай, милая. Ты обязательно будешь звездой. Я тебе обещаю.

Вечером она с обидой и возмущением передавала состоявшийся разговор Косте.

– Наташа, – мягко сказал муж. – Про Саврасову всегда писали, что она человек прямой, жесткий, но честный. Разве можно обижаться на прямоту и честность? Ведь все перечисленные ею и этим вторым тренером недостатки ты и сама видишь невооруженным глазом.

– Я вижу только, что тренер не разглядела Настин талант. А почему? Да потому то они берут только своих. Блатных. Потому и мнение об остальных такое предвзятое. Ничего-ничего! Я им докажу, что Настя способная. Завтра же отведу ее на пробу в «Академию ангелов Глущенко».

– И зачем? – мягко спросил Костя. – Наташа, если все куплено и только для своих, а тренеры предвзяты, то и там ничего не добьешься. А если у Насти действительно нет задатков для фигурного катания, то тем более. Если тренер говорит, что наша дочь не подходит по физическим параметрам для выбранного вида спорта, так, может, он прав? Профессиональные тренеры, конечно, бывают жестоки и несправедливы, но у них есть только одна мотивация заниматься с ребенком. Это желание довести его до спорта высоких достижений. Хотя бы вырастить из него мастера. Это же главный показатель их работы. Это жестоко звучит, но дети для тренеров – просто материал, из которого они лепят свои отличные результаты. И если тренер не видит потенциала в нашем ребенке, он не будет с ним заниматься, просто потому, что ему это неинтересно.

– Но это же ужасно! – воскликнула Натка.

– Это не хорошо и не плохо. Это так и есть. Либо мы, как родители, это принимаем и растим спортсмена, либо не принимаем и уходим домой. Давай отдадим Настю на каток недалеко от дома. Кататься научат, пластику разовьют. Мы же даже не знаем, понравится ей кататься или нет. Если она будет гореть этим видом спорта, так пусть и ходит на платные занятия два раза в неделю. Если она окажется талантливой, а тренер просто не разглядела это с первого раза, то ее обязательно заметят и отправят на пробы к профессионалам, но уже с сопровождением, которое повысит ее шансы. Но ведь велика вероятность, что это быстро надоест ей или тебе, – добавил Таганцев дипломатично. – Тогда мы выйдем из этой истории малой кровью.

– Я все равно сначала покажу ребенка Глущенко, – упрямо заявила Натка, и Таганцев в очередной раз сдался, не желая ссориться с женой.

Просмотр в «Академии ангелов» состоялся спустя два дня. Детей отсматривали в порядке, установленном по жеребьевке. Настенька оказалась двенадцатой в очереди. Стоять без дела и смотреть, как приседают, подпрыгивают и пританцовывают другие, ей быстро наскучило.

Она отошла чуть в сторону, где стояли и другие дети. Один из мальчиков, явно заинтересовавшись мохнатым медведем, который Настена держала в руках, потянул его из ее рук. Настя прижала любимую игрушку к себе, но мальчик проявил настойчивость, и она сдалась. С видимой неохотой, но отступила, выпуская медведя из рук.

Тренер, не Глущенко, а тоже попроще, проводящий первичный отбор, как заметила Натка, с интересом следила за разворачивающейся на ее глазах маленькой сценкой. Вскоре подошла их очередь, и Настю с мамой пригласили подойти поближе.

– У вашей девочки, к сожалению, отсутствуют лидерские качества, – сказала тренер безапелляционно. – Для профессионального спорта очень важно наличие стремления к победе. В фигурном катании потребность быть лучшим, первым, несомненным лидером должна быть в крови. А ваш ребенок в игре со сверстниками совершенно не старается быть главным. Смотрите, как она легко выбрала пассивную роль.

– Но это просто игра, – Натка против воли опять растерялась. – Моя девочка выросла в детдоме, она привыкла делиться. Что в этом плохого?

– А победами она тоже будет готова делиться? – осведомилась тренер. – Лидер никогда не отдает свое. Вы это на всякий случай запомните. Вашу девочку нужно отдавать в командные виды спорта. Например, в синхронное плавание. А фигурное катание не для нее. Психологически не тот типаж.

Да что они все сговорились с этим синхронным плаванием, что ли? Натка почувствовала, что закипает. Чтобы не взорваться и не наговорить лишнего, она забрала Настю и двинулась к выходу. Чужой мальчик с явной неохотой расстался с их медведем, и Настя прижимала его к себе, радуясь, что ей не пришлось отдавать свою игрушку навсегда. И правда, размазня какая-то, а не ребенок.

И все-таки сдаваться так быстро было явно не в характере Натальи Кузнецовой. Третий звонок она сделала в школу фигурного катания «Хрустальный конек», которым руководила Ксения Церцвадзе – главный конкурент «Академии ангелов». Таганцев был категорически против, чтобы они пробовались в эту школу. Ксения славилась своей стальной хваткой и жесткой манерой общения со своими подопечными. В результате ее давления большинство учеников становились призерами международных соревнований и Олимпиад, к ним приходила слава и действительно большие деньги.

Но в «Академии ангелов» гораздо мягче относились к провалам и неудачам, в то время как Ксения была готова идти на жесткие меры, лишь бы воспитать конкурентного, сильного, выдающегося спортсмена. Фигуристы, к слову, ее любили, потому что считали человеком справедливым, да и признавали, что за возможность блистать на мировой арене нужно платить.

К сожалению, набор в «Хрустальный конек» в этом году уже закончился. Натка расстроилась, потому что опоздали они с Настенькой всего на неделю. Единственной школой высокого уровня, приглашающей на просмотры, в которой они еще не были, оказалась открытая всего несколько лет назад «Секция Анастасии Щеткиной». Ее воспитанники уже успели взять «бронзу» на одном из европейских турниров и составляли достойную конкуренцию звездным школам Саврасовой, Церцвадзе и Глущенко на российских чемпионатах.

Туда Натка привела Настю в ближайшее воскресенье. Детей отбирала сама Анастасия, и Натку это не успокоило, а, наоборот, насторожило. У нее что, персонала не хватает? Тренер оказалась достаточно молодой и очень доброжелательной. Попросила Настеньку выполнить те же упражнения, что и все остальные, после чего вынесла свой вердикт.

– Я вашу девочку возьму, хотя она у вас, конечно, деревянная.

– Так я ее для того и отдаю в спорт, чтобы вы ее сделали не деревянной, а гибкой и пластичной, – заявила Натка, не верящая в удачу.

– Хорошо, – согласилась Щеткина. – Тренировки для девочек в нашей школе имеют свои особенности. Большой упор мы делаем на хореографию и развитие музыкального слуха. Еще я хочу вас предупредить, чтобы вы готовились много работать с дочерью в плане ее эмоционального состояния. Мальчиков в профессиональном фигурном катании не так много, поэтому среди девочек борьба за первенство оказывается гораздо более жестокой. Я, конечно, не тиран, но прикрикивать и жестко спрашивать, разумеется, буду. Мои слова, насмешки конкуренток, интриги и физические нагрузки сильно влияют на психоэмоциональное состояние, так что поддержка родителей очень важна.

– Разумеется, мы будем делать все, что необходимо, – заверила Щеткину Натка. – Но вы уверены, что с ее физическими данными у нее все получится?

Тренер пожала плечами.

– Хороший тренер берется работать с разными детьми. Вестибулярный аппарат, выворотность, выносливость и другие физические данные можно развить. Просто для этого разным детям требуется разное время. В вашем случае придется брать дополнительные занятия. А это деньги. Много денег. Профессиональный спорт – это дорого. Вы сможете себе это позволить? Если да, то я готова работать с вашей девочкой.

– Много – это сколько? – спросила Натка.

– Спортшколе вы платите одиннадцать тысяч рублей в месяц. В год получается сто тридцать две тысячи. А количество подкаток, то есть дополнительных индивидуальных тренировок, зависит от ваших родительских амбиций. Одна подкатка стоит две тысячи рублей. Если считать на пять раз в неделю, получается в год четыреста восемьдесят тысяч. Общая физическая подготовка, растяжка, хореография два раза в неделю – еще девяносто шесть тысяч в год. Два раза в год постановка программ – сорок тысяч, раз в год новые коньки. Хорошие обойдутся в тридцать тысяч рублей. Два платья в год, одно стоит тоже тридцать тысяч. Спортивная форма тысяч десять. Подбор музыки и оплата работы звукорежиссера обойдется в три тысячи. Ну и сборы и поездки на турниры, в которых вам, как родителю, придется сопровождать ребенка. Самые дешевые сборы сто тысяч. Так что считайте сами.

У Натальи Кузнецовой было не очень хорошо с математикой, но даже троечник мог бы легко посчитать, что ее затея сделать из Насти чемпионку обойдется семье никак не меньше чем в миллион рублей в год. Натка содрогнулась. И это без учета дороги до катка и обратно, а также возможного лечения в случае травм.

– А как же Федерация фигурного катания? – слабым голосом спросила она. – Разве она не финансирует часть затрат?

– Конечно, федерация помогает, – согласилась Щеткина. – Но только топовым спортсменам, вошедшим в состав сборной. Их всего шесть.

– Но вы гарантируете, что если мы пойдем на все это, то Настя сможет взойти на пьедестал почета?

Щеткина звонко рассмеялась.

– Милая мамочка, – сказала она ласково, – вы ведь понимаете, что ежегодно несколько тысяч детей приходят заниматься фигурным катанием, но лишь единицы становятся чемпионами. Это тот вид спорта, в котором всегда была высокая конкуренция, а сейчас она просто бешеная. Каждый год на каток приходит все больше детей. Каждому родителю хочется, чтобы именно его сын или дочь стали первыми, но это вопрос таланта, трудолюбия, выносливости и везения. Так что гарантировать я вам ничего не могу.

– Мы подумаем, – выдавила из себя Натка, чувствуя, как земля уходит у нее из-под ног.

Вернувшись домой, она позвонила сестре.

– Что-то случилось? – испугалась судья Кузнецова, слыша, как Натка рыдает в трубку. – Что-то с Настей?

– Да! – истерически выкрикнула Натка. – Ее взяли в школу фигурного катания, но это стоит бешеных денег. Миллион в год, Лена. Но проблема даже не в этом. Мы можем как-то извернуться и найти эти деньги, но даже за них они не гарантируют, что Настя станет звездой. А тогда зачем это все? Зачем такие жертвы?

– Жертвы не нужны ни в каком случае, – рассудительно заметила Лена. – Натка, кончай рыдать. Главное, что все живы и здоровы.

– Но я так мечтала, что моя девочка будет кататься.

– Раз мечтала, значит, будет. Пусть и без спорта высоких достижений. И давай попробуем еще раз. Я постараюсь что-нибудь придумать.

– Обещаешь? – с надеждой спросила Натка.

– Обещаю, – успокоила ее Лена.

* * *

Как и обещала Тамара Тимофеевна, мне пере-звонили из клиники «Райский плод» практически на следующий день. Благожелательный женский голос поинтересовался, когда мне удобно записаться на прием, и я застыла в замешательстве, потому что на все ближайшие дни назначены судебные заседания, перенести которые я не могла. Да и некуда их переносить.