Мама что со мной
мама, что со мной не так?
С утра я не могу проснуться
И после кружки кофе засыпаю.
Я сплю в маршрутке. На работе
Успокоительное с кофе я мешаю.
И кажется, ещё немного и стоп-кран.
И батарея сядет, я заглохну.
Скажи мне, мама, что со мной не так?
Мне тридцать только, а я дохну.
Скажи мне, где осталась моя радость?
Неужто без нее я родилась?
Горечь противна и тошнит от сладости,
Надоедает все, за что б я ни взялась.
Возьми меня обратно, мама,
В свою уютную и теплую утробу.
Я не хотела ненавидеть мир
И не хотела, чтобы мир меня угробил.
Роди меня обратно, мама
И отбери все книжки сразу.
Причину чтоб искоренить,
Отсечь распространение заразы.
Ты наряжай меня, как куклу, мама,
В цветные платьица и стразы.
И научи себя любимую ценить
И правильные строить фразы.
Чтоб не пришлось краснеть напрасно,
И извиняться, где не надо.
Роди меня обратно, мама,
Но чтоб овца не выбилась из стада.
Я думать не хочу и не хочу решать.
Я быть хочу здоровой и счастливой,
Всем улыбаться и казаться милой,
Укоров памяти не знать.
Мне нужен из колоды туз пентаклей,
Но выпадут Повешенный, Дурак.
Из замкнутого круга не сбежать,
Но, боже, мама, что со мной не так?
Где допустила я ошибку роковую,
И где разлом возник впервые?
Я не могу понять себя такую,
Мой образ личности в разрыве.
Что дальше будет, мама, я не знаю.
Я механизм, сломавшийся в пути.
Ты помнишь, я рассказывала сны?
Ты говорила, я с фантазией играю.
Я не хотела видеть это
И быть такой, как я была.
Ты знаешь, что со мной не так?
Кого ты родила?
Но я молчу. Жестоко это.
Такое спрашивать у матери своей.
Тем более, что нет ответов.
Так что забей.
Стихи в память о маме от дочери
Вернуть бы маму на мгновенье,
Сказать всё то, что не успела ей сказать,
Обнять как прежде нежно — нежно
И гладить плечи, руки целовать…
И рассказать, как не хватает,
И попросить прощение, за всё…
Сидеть, прижавшись, рук не отпуская
И говорить, и говорить ей обо всем…
Ведь знаю я, что в дверь квартиры
Войти не сможет мама никогда,
Не поцелует, не прижмет, как раньше
Не спросит, как мои теперь дела…
Мамулька, милая, родная
Осталось только память о тебе,
И боль, что бьёт и время не спасло…
Я по тебе скучаю очень сильно мама,
Скучаю так, что трудно рассказать,
Как я хочу, чтоб ты была бы рядом.
Но нет пути, дороги нет назад.
Мамулька, милая, родная…
Куда мне боль свою девать…
Душа кричит внутри надрывно,
Тебя всегда мне будет не хватать…
Я по тебе тоскую, мама…
Ещё свежи на сердце раны,
И боль утраты не прошла,
Я по тебе скучаю, мама,
Хочу, чтоб ты была жива.
Нет дня, чтоб я не вспоминала,
Я не могу к тебе придти,
Квартира там стоит пустая,
А на стене портрет висит.
Я знаю, ты не умерла.
Ты постоянно где-то рядом.
Болит, кричит моя душа,
Тебя не вижу. Где ты мама.
Тебя зову, как в детстве я,
Но ты меня уже не слышишь,
Как не хватает мне тебя,
Мне очень плохо…
Мама, слышишь.
МАМОЧКА, как плохо без тебя,
Как тебя порою не хватает,
Поднимаю взгляд на небеса,
Но, ГОСПОДЬ, твой взор не посылает.
Я прошу, ЕГО, ну хоть разок,
Дай мне, МАМЫ, лик живой увидеть,
Но с небес лишь капелька дождя,
Шепчет тихо, МАМА, тебя видит.
Ты, знаешь, МАМА, жизнь остановилась,
С тех пор, как ты ушла, не движется вперёд,
И я бы может по-другому жить бы научилась,
Да только сердце изнутри сжимается и жгёт.
Скажи мне, МАМА, почему так получилось?
Ведь мы совсем не ждали, что уйдёшь.
И нету радости. всё так изменилось,
Порой от боли даже не уснёшь.
Прости мне, МАМА, что порой я злилась,
Ах, если б знала, что не вечно ты живёшь,
Я день и ночь бы за тебя молилась,
КАК ЖАЛЬ, ЧТО НИЧЕГО УЖ НЕ ВЕРНЁШЬ.
Сижу на камне. и перебираю
Ромашки в слабых трепетных руках.
Я прихожу сюда и точно знаю.
Что ты сейчас. уже на небесах.
Я не смогла понять и успокоить.
Я не успела многого сказать.
Нет. я пришла тебя не беспокоить.
Я. за тобой. соскучилась опять.
Прости меня. как только мать прощает.
За редкость встреч. за резкие слова.
За то. что дочка только обещает.
Но забывает. дверь закрыв едва.
Прошу. прости меня. за равнодушие.
И нечего на занятость пенять.
Не существует дел настолько важных.
Чтоб в жизни. место матери занять.
По глупости. по юности. из лени.
Мы забываем тех. кто тихо ждёт.
Что мы придём. и. преклонив колени.
Обнимем мать. а Мир пусть. подождёт…
МАМА! Как не хватает мне тебя.
Моей единственной, родной, неповторимой.
Так тяжело бывает иногда
Без теплоты твоей, без доброты и тихой силы.
Мама! Вечная память тебе,
Ты ушла, мы расстались с тобой навсегда.
Мама! Снова слезы я лью в тишине
Не увижу тебя никогда.
Мама! Как прижаться к тебе я хочу
И объятий тепло ощутить.
Мама! И от боли я снова кричу
Мама! Мое сердце упрямо твердит.
Мама! Я глаза твои вижу во сне
И не хочется утро встречать.
Мама! Прошепчу я опять в тишине
Мама! Хочется вновь повторять.
Мама! Твой покой – наша вечная боль
Снова слезы я лью в тишине.
Мама! Ты ушла, мы расстались с тобой,
Мама! Вечная память тебе…
Сегодня моя мама навсегда уснула,
Оставив здесь мои прозрачные глаза.
Нет сил, поверить в то, что так бывает,
Сегодня моя мама умерла.
Прости мою слепую слабость,
Прости, что я не ведала стыда,
Когда за пустяки, меня ты укоряла.
Прости, что я кричала, когда ты на руки меня брала.
Я, как сейчас, все дни те буду помнить.
Как мило улыбаясь, ты стояла у окна,
Как я из школы в туфельках и бантиках бежала,
Как ты всегда одну меня ждала.
Я буду помнить, как падала, играясь,
И криком громким я тебя звала.
Я помню, как ты надо мной смеялась.
О, мама, как прекрасна ты была.
В твоем огромном сердце места много,
И место было в нем не больше чем для нас троих.
Мне не забыть, как ты ругала меня строго,
Мне не забыть, как я стыдилась слов своих.
Я в дождь и снег приду к твоей могиле
И встану на колени я у ног твоих.
И пусть они уже давно тебя забыли,
Я буду помнить нас с тобой за нас двоих,
Я буду свято верить в твою душу,
Она всегда следит за мной с небес.
Я вновь прошу тебя за все прощения.
Я знаю, мама, ты со мной, я знаю, мама, что ты есть.
Мне хочется побыть с тобою рядом,
Прижаться тесно ко груди твоей.
Ну почему же раньше я считала,
С друзьями быть намного веселей?
Друзья исчезли, словно не бывало,
Умчалась и любовь прошедших лет.
Лишь только ты меня не забывала,
Любви сильнее материнской нет.
Уже не раз тебе я говорила,
Как жалко мне давно минувших дней,
Я столько зла и боли причинила
И не ценила я любви твоей.
Но мы теперь с тобою вместе с Богом.
Он мне глаза открыл и дал понять,
Что сколько б ни было друзей хороших много,
Роднее всех на свете только мать.
Не знаю, сколько дней мне Бог наметил,
Но сколько б мне не оставалось жить,
Сильнее всех, на этом белом свете,
Тебя я буду, мамочка любить
Непролитые слёзы мне глаза обжигают,
Когда у могилы твоей я стою,
Когда грусть и тоска мою душу терзают,
Ты услышь меня мама, я тихонько шепчу.
Как хочется сново услышать твой голос,
К тебе подойти и прощенье просить.
Но знаю что поздно и что не возможно,
Что время назад не возвратить.
Из наивности детской, в моём сердце глубоко
Зародилося чувство, что не любишь меня.
Твоя строгость порой, мне казалось жестокой,
А любовь недоступной, как на небе луна.
Лишь теперь, когда дети, подрастая взрослеют
И бессонные ночи часто просятся в дом,
Лишь теперь понимаю, слишком поздно я знаю,
Отчего твои щёки, серебрились дождём.
Без тебя растаяла планета,
Покачнулась подо мной Земля.
Ты не здесь теперь, но где же, где ты,
Мамочка любимая моя.
От любви перехватило горло,
Воздух сжат – не оставляй меня.
Как жила ты горестно и гордо,
Мама, мама – храбрая моя!
Плачут птицы на ветвях застывших,
Плачет век, в колокола звеня.
Мама улетает – выше, выше,
Легкая и добрая моя.
Я тебе поклажу собираю
В две слезы, и Господа моля,
Я с тобой живу и умираю,
Мамочка, красивая моя.
Видишь ли ты свет над нашей крышей,
Помнишь, как мы шли – метель мела?
Ты меня сквозь смертный стон услышишь,
Мамочка, бессмертная моя!
Мне так хочется место найти на Земле,
Где бы не было боли.
Чтоб могла я туда придти
И согреться нежной любовью.
Чтобы не было подлости там
И предательства не было тоже.
Доброте,чтоб построен был храм,
Чтобы я становилась моложе.
Это место-как Рай для души
И к нему устремляются мысли.
Где такой уголок,подскажи,
Где оазис тепла нашей в жизни?
Это место с рождения есть,
я всегда там любимая самая.
Доброты и тепла в нем не счесть.
Это просто. ГЛАЗА МОЕЙ МАМЫ.
Поддержи Бугага.ру и поделись этим постом с друзьями! Спасибо! 🙂
«Почему моя мама-врач не знает, что со мной?»
«Я тебе по секрету хотела сказать…»
«Коля! Я тебе по секрету хотела сказать…» — шестилетняя Аня вдруг замолчала и посмотрела на брата. Словно искала в его глазах ответ: можно ему доверить страшный секрет или нет. А потом выпалила: «На мне проклятие!»
Десятилетний Коля замер от такого неожиданного признания сестры. А уже через секунду, как будто очнувшись, закричал: «Мама! Аня сказала, что…»
Людмила вбежала в комнату: «Немедленно прекратите все эти разговоры! Чтобы я больше такого не слышала!» И, повернувшись к дочери, добавила со всей присущей ей строгостью: «Все будет хорошо, поняла меня?»
Людмила еле сдерживала себя, чтобы не расплакаться при детях. В голове вновь и вновь звучали голоса врачей: «У вашей дочери множественные опухоли головного мозга».
— Когда мне сказали об этом, я была просто в шоке. Как гром среди ясного неба. В одночасье разрушилась вся моя «картина мира». Тут же исчезла гордыня, иллюзия того, что я все могу контролировать в этой жизни. Я поняла, что у Бога совсем другие планы. На мою жизнь. На совершенствование моей души, — говорит Людмила.
У Коли хорошая память, но он не умеет сопереживать
После окончания школы Людмила поступила в медицинский: «Родители рассудили, что врачи нужны будут всегда». И она с ними согласилась. Получила диплом невролога. Несколько лет лечила детей, потом, получив дополнительное образование, — взрослых. Одними из первых пациентов стали ее родители. Папу сама восстановила после инсульта. О том, что она когда-нибудь будет плакать от беспомощности, не понимая, как помочь своим детям, и подумать не могла.
Старшего сына Колю Людмила родила в 37 лет. Еще до появления малыша на свет ему прочили генетические заболевания. Но Людмила отказалась делать аборт по медицинским показаниям. Подписала бумагу, что все риски понимает, ответственность берет на себя.
С отцом Коли, своим первым мужем, она рассталась вскоре после рождения ребенка. Растила и воспитывала малыша сама.
Синдрома Дауна, которым ее так пугали, у сына, к счастью, не оказалось. Зато была задержка в речевом развитии. Когда эту проблему решили, появилась другая. Специалисты заговорили о десоциализации ребенка.
Электроэнцефалография показала эпиприступы во сне. Колю стали наблюдать психиатры, но точного диагноза поставить ему так и не смогли.
— Несмотря на неумение общаться с людьми и раздражающее многих поведение, у сына великолепная память. Знает наизусть стихи Маяковского. Может мне выдать оценивающие фразы типа: «Ты молодец, восстановила свою жизнь после разных испытаний». Но то, что я устала, мне больно, не понимает. У него нет сопереживания. Он рассеянный. Вредничает, упрямится. Учеба нестабильная, — рассказывает Людмила.
Людмила мечтала о втором ребенке — дочке. Думала, что с ее появлением все изменится к лучшему. Коля станет другим. Встретила другого мужчину. Решила снова попробовать создать семью. Но, к сожалению, не получилось. Зато в 41 год родилась долгожданная дочка Аня.
«Почему моя мама-врач не знает?»
В отличие от своего брата, девочка росла здоровой, активной и, как с гордостью замечала Людмила, «умной не по годам». В три года Аня сочинила первый стишок. С четырех лет начала заниматься балетом. Потом — рисованием, игрой на фортепиано и фехтованием.
«Моя красавица», «моя звездочка», — ласково называла мама дочку, радуясь, что «хотя бы у нее все хорошо».
— Если Коля у нас всего боится, то Аня не боится ни стоматологов, ни медуз. Однажды заявила мне: «Я не боюсь ничего, даже твоих криков!» Представляете?! Она борец. Мечтает стать военным хирургом. Прекрасно со всеми общается. В садике любит опекать маленьких. Дома мне первая помощница — и пирожки налепить, и тесто для блинчиков взбить. А уж как чего скажет, у меня прямо пауза наступает. Разрыв шаблона, — говорит Людмила.
В конце мая, в субботний день, она с дочкой и сыном, как обычно, шли в бассейн. Аня вдруг пожаловалась на сильную головную боль. Неожиданно ее вырвало. «Может, домой, раз тебе плохо?» — предложила Людмила дочке. Та запротестовала: «Буду плавать!»
Людмила еле дождалась понедельника. Знала, что головная боль в сочетании со рвотой — показатель для невролога. Понимала, что это может быть и мигрень, но хотела убедиться, что в голове дочери ничего плохого нет.
Ане сделали МРТ. На снимках четко были видны «опухолевые очаги во всех стратегически важных зонах».
— Доброкачественные они или злокачественные, будут ли расти… Начинаю думать об этом, и у меня волосы дыбом встают. Когда дочка жалуется, что у нее где-то болит, у меня сердце падает, психую. Не знаю, что делать. Один очаг можно иссечь гамма-ножом. А здесь как? Не знаю, что делать. Помню, Аня, услышав однажды мою фразу «я не знаю», заявила: «Я просто возмущена! Почему это моя мама-врач и не знает?!» А сейчас… Мне просто очень тяжело и страшно. От неизвестности, — говорит Людмила.
Помимо опухолей в мозге, специалисты обнаружили у Ани два «кофейных пятна» на коже подбородка и левой задне-аскилярной (подмышечной) линии диаметром пять миллиметров, подкожные мелкие образования до трех миллиметров в лобной области слева. Отметили, что форма головы относительно короткая и широкая. Нижняя челюсть выступает вперед. Высокое небо. Поперечное плоскостопие. Предположили генетическое заболевание — нейрофиброматоз. Предложили сдать анализ «полноэкзомное секвенирование», чтобы определить мутации в ДНК, подтвердить диагноз и понять, как лечить ребенка.
Тест дорогой. Аниной маме без нашей помощи с этим просто не справиться. Давайте ее поддержим!
Фонд «Правмир» помогает людям с неустановленными диагнозами пройти дорогостоящие генетические исследования, позволяющие точно определить заболевание и подобрать лечение. Помочь можете и вы, перечислив любую сумму или оформив регулярное ежемесячное пожертвование в 100, 300, 500 и более рублей.
«Мама не может мне ответить, но по глазам я понимаю: она меня узнала»
«Образ Миледи мама, можно сказать, сама себе придумала»
— С какого возраста вы себя помните и какие у вас первые воспоминания о маме?
— С маленького. Мои родители познакомились на съемках фильма, папа мой — тоже актер, болгарин из Софии. Время было тяжелое, они жили в общежитии театра Моссовета. Бабушка приехала из Ташкента после землетрясения. Мама ее вызвала, чтобы она одна не оставалась в разрушенном городе. Несмотря на то, чтобы было трудно, родители, бабушка не потеряли веры в жизнь и оптимизма. И я была желанным ребенком, конечно.
К сожалению, родители расстались через какое-то время, у папы не было здесь достойной работы, он вернулся на Родину. И бабушка изо всех сил стала помогать моей маме. Она тоже была актрисой в молодости. И это, конечно, сделало мою детскую жизнь совершенно прекрасной: бабушка весь свой нереализованный актерский потенциал и бесконечную любовь мне отдавала. Ведь мама очень много работала и в театре, и в кино.
Маргарита Терехова. Кадр из фильма Г. Юнгвальд-Хилькевича «Д`Артаньян и три мушкетера»
А потом маме дали квартиру однокомнатную на улице Яблочковой. И мои первые детские воспоминания связаны с ней. И всегда, когда мама была рядом, я была просто счастлива. Хотя с бабушкой мне было очень хорошо и комфортно. Но когда мама рядом, это всегда было счастьем.
— Когда вы поняли, что мама — великая актриса? После «Зеркала»?
— Понимание, что мама — прекрасная актриса, конечно, со временем пришло, ребенком я этого не осознавала.
Но постепенно стала понятно, что мама — необычный человек, ее любят очень многие. А для меня она была всегда родным и самым любимым человеком.
А про ее гениальность, совершенно верно, я поняла после «Зеркала». Это удивительный фильм, необыкновенный, я уже и не помню, сколько раз его смотрела. Но все время что-то новое находишь в нем, все время что-то всплывает, для тебя ранее неведомое. И Тарковский тогда был молод, и мама была совсем молодая, это, конечно, дорогого стоит. Сейчас я уже не стесняюсь говорить, что мама — великая актриса, потому что у нее много прекрасных ролей в кино и театре.
— А когда твоя мама — всесоюзная звезда, она и для тебя некий кумир, идеал? Или она все равно просто мама?
— Прежде всего — просто мама. Мама никогда и ни с кем не вела себя по-звездному. Конечно, когда мы ездили с ней на съемки и на выступления, когда я сама с ней выступала, она была достаточно требовательной и жесткой к тому, что касалось профессии. Это было настоящее серьезное отношение к работе, будь то театр или съемки. А в остальном все всегда было по-хорошему.
Мама всегда старалась дать мне как можно больше своей доброты. И знаний тоже, она математикой со мной занималась, все-таки она около года отучилась в физико-математическом институте. У меня с математикой были сложные отношения, как и с другими точными науками.
Когда мы с мамой приходили в дома к ее друзьям, где тоже были дети, мама старалась нам делать детские праздники. Устраивала конкурсы, мы читали стихи, нам что-то интересное рассказывали. Мама старалась разнообразить мою жизнь, чтобы она не была слишком размеренной. Хотя мне и с бабушкой тоже было интересно — были и песни, и танцы, и шарады.
— Какие из съемок, на которые брала вас мама, запомнились больше всего?
— Наверное, «Мушкетеры». Вместе с бабушкой я приехала в Одессу, где снимали фильм. Один раз только побывала на съемках, увидела всех мушкетеров, каскадеров, лошадей, и потом уже не представляла себе, как я день без них проведу. Бабушка на меня даже немного обижалась: мы должны были на море загорать и купаться, а я была готова только там все время проводить.
Мне все мушкетеры нравились. Вениамин Смехов достаточно редко появлялся, у него было очень много работы в театре. А Игорь Старыгин, Михаил Боярский, Валя Смирнитский, с которым я позже тоже работала, конечно, были потрясающие в общении, веселые и жизнерадостные, мне было очень интересно с ними. И в то же время у них было очень серьезное отношение к работе — это видно по фильму.
Образ Миледи мама, можно сказать, сама себе придумала, вы же помните ее знаменитый костюм — черную рубашку и лосины?
Я очень хорошо помню и маму, и летящие волосы ее.
Хотя, к сожалению, ей их очень испортили на съемках, пришлось делать химию. Но мама была неподражаема совершенно.
У меня, кстати, много было приключений в Одессе. Я отравилась, лежала несколько дней в гостинице. И ко мне приходили все мушкетеры, каждый что-то желал, говорил какие-то ободряющие слова. А Михаил Боярский встал передо мной на одно колено, поцеловал руку и сказал: «Барышня, я желаю вам скорейшего выздоровления». И даже что-то преподнес мне, какой-то подарочек или цветы.
Еще у меня с тех съемок хранится джинсовая сумка, они тогда были в моде. Мама взяла эту сумку и с фломастером ко всем членам съемочной группы подходила, чтобы каждый оставил свои пожелания и автографы.
«Радуюсь, что во мне маму узнают на сцене»
— Как вы относились к тому, что маму узнают на улицах?
— Когда просто подходили и говорили хорошие слова — это было приятно. А когда таращили глаза, это, конечно, задевало. Я даже пыталась маму защищать, видя, как она нервничает, потому что на нее все время смотрят.
Славе, публичности же все время нужно было соответствовать, представляете? Мама в жизни не любила краситься. Кстати, Тарковский, снимая «Зеркало», тоже просил гримеров почти не красить ее. Поэтому, конечно, назойливое внимание было ей неприятно. Особенно на отдыхе.
Мама очень любила Крым, мы весь полуостров объездили, представляете, как на пляже на маму смотрели? Она совсем не могла расслабиться. Мне хотелось ее порой прикрыть как-то, чтобы на нее не смотрели. И мы иногда уходили куда-нибудь в безлюдные места. Мама всегда делала гимнастику дыхательную прямо у кромки моря. Плавала немного — она не очень любит холодную воду. А загорать, делать гимнастику, дышать морским воздухом всегда любила.
А вот когда она заболела, уже радовалась, когда на улице ее узнавали, особенно мужчины.
Один там мужчина, помню, ринулся за цветами, встал на одно колено, поцеловал руку. Ей, может быть, просто нужно было на тот момент осознавать, что ее еще помнят и узнают. И, сейчас, конечно это тоже ей нужно.
— Подростковый период — большое испытание для родителей обычно. В это время у вас были какие-то конфликты, непонимание?
— Конечно, не обошлось без конфликтов. Я была нерешительной и очень стеснительной, а мама старалась, чтобы у меня внутренний стержень появился. Поэтому — спорт, художественная гимнастика, кружки.
Конфликты были, в основном, от того, что я просто ее не слушала. Когда мы жили в Коктебеле, где мама снималась в фильме «Санта Эсперанса», она пожелала жить не в гостинице в Феодосии, а прямо в декорациях, благо, погода позволяла. И еще ей нравилась близость моря. Но нужно было самим готовить, убираться, а мне хотелось побегать с подружкой.
Ко всему, что касалось дисциплины, мама относилась строго. Мне иногда книги не хотелось читать, тогда мама мне читала вслух. Укладывала меня, делала массаж, я до сих пор очень хорошо помню ее руки, ее прикосновения. И голос, который читает те книги, которые прочесть нужно, помню.
— Как вы относитесь к тому, что вас сравнивают?
— Сначала меня это раздражало. Когда я решила стать актрисой, и не думала, что столько сравнений будет, понимаете? Мне было трудно. Поэтому после института я выбрала не классический театр, а «Независимую труппу» Аллы Сигаловой, где в основном была пластика и танцы.
Но все равно меня жизнь потом вывела и на драматический театр, я попала в «Театр Луны». Когда сама, твердыми шагами стояла на сцене, у меня появился свой зритель и свои поклонники. Я поняла, что я — другая.
И мы с мамой тоже об этом беседовали — что у меня абсолютно другой путь и нет ни малейшего желания приблизиться к маме и ее славе.
Мама ведь обособленная и отличающаяся от других, никого нельзя с ней сравнить. А меня очень много поддерживали. Например, режиссер Роман Григорьевич Виктюк, в театре которого я сейчас служу. И другие режиссеры и актеры говорили мне, что я совсем другая, это мне помогало очень.
Потом я перестала об этом думать, хотя в любых интервью меня спрашивают про маму. Но я с удовольствием всегда о ней рассказываю, стараюсь с людьми делиться и своими воспоминаниями, и тем, что сейчас с нами происходит. Наступил другой этап. Мне сейчас говорят, что я больше стала похожа на маму на сцене, в речи появились ее интонации. Никуда мне не деться от того, что это моя мама, тем более, я видела ее на сцене, очень много с ней объездила и городов, и стран, и вместе с ней выступала. Наверное, что-то мне передалось. Но это же хорошо, это же не плохо, правильно?
Поэтому я только радуюсь тому, что во мне маму узнают на сцене, тем более сейчас, когда она не может работать.
— В чем вы похожи, а в чем — совершенно разные?
— Пожалуй, у нас характеры абсолютно разные. Я более спокойная, уравновешенная, мягкая, а мама, конечно же, огонь. Она по году рождения Лошадь, и называла себя огненной лошадью. И иногда не могла сдерживаться, если честно.
Маргарита Терехова. Кадр из фильма А. Тарковского «Зеркало»
Но все слухи об ее характере непростом идут от того, что мама очень профессиональный человек. Она всегда старалась ко всему подходить профессионально. Я тоже так делаю, но никогда не конфликтую, стараюсь конфликтов всячески избегать. Они у меня много энергии забирают. А мама, скорее, в них энергию черпала.
Я много раз замечала, как она нервничает перед выступлением. Она всегда нервничала, даже если была спокойна за текст. И все заряжались общим волнением, я, конечно, тоже. Мне нужно было ее причесать, волосы щипцами завить, помочь ей одеться. Но! Стоило маме выйти на сцену, она тут же забирала внимание зала, тут же вся энергия трансформировалась в творческую.
И после выступления она была совершенно другим человеком, мягким, умиротворенным, приглашала всех вместе посидеть, попить чаю, пообщаться.
Мамочка такая вот импульсивная была и при этом очень нежная, и эту нежность она мне передала.
— А в какой роли, на ваш взгляд, Маргарита Терехова была наиболее похожа на себя настоящую?
— Вы знаете, трудно сказать. В каждой роли была она. В той же «Собаке на сене», и конечно же, в «Зеркале» — она везде вносила оттенки своей души и характера. Мне кажется, она ничего не придумывала, все проносила через себя, даже и не очень хорошего человека, разные же роли бывают.
В моих любимых фильмах «Кто поедет в Трускавец», «Дневной поезд» мама играет свою сверстницу. Там она, наиболее, как мне кажется, похожа на саму себя.
— А в «Монологе» у Тереховой роль не очень для нее типичная?
— Да, но в этом и проявляется мастерство. Мама в этом фильме играет и молодую женщину, и зрелую, и в оба образа привнесла что-то свое.
— Мама как-то повлияла на ваш выбор профессии?
— Самой своей жизнью. И мама, и папа, и бабушка, и дедушка. У меня просто не было выбора. Мама не отговаривала, но предупреждала: «Если ты хочешь быть актрисой, это просто так не дается». Она имела в виду, что это труд, жесточайший труд.
С мамой, кстати, мне очень сложно было заниматься, почти невозможно. Потому что, наверное, в моем юном возрасте подавлял ее авторитет. Хотя она как мышка сидела, только чтобы мне помочь, но я очень тушевалась. Заниматься, готовиться к вступительным экзаменам я ходила к маминым друзьям — Роману Виктюку, режиссерам Анатолию Васильеву и Юрию Катину-Ярцеву.
«По глазам понимаю, что мама меня узнала»
— Когда вы сами стали мамой, и на себе почувствовали, что такое материнство, ваши отношения с мамой поменялись?
— Не то, что поменялись, просто я очень многое поняла. Я рано стала мамой, в 19 лет.
Прекрасно помню, как мама объявила мне, что у меня будет брат, мне тогда было десять. И для меня это было шоком: «Как это?! Еще кто-то у мамы будет, кроме меня?» Я не могла осознать этот факт.
А когда я маме объявила о своей беременности, у нее тоже был шок. Я тогда училась на первом курсе, выбор у меня был один — рожать.
И мама пошла мне навстречу, мы вместе эту ситуацию приняли и она стала мне помогать.
Это, конечно, очень дорогого стоило. И когда я родила, поняла, насколько это трудно — воспитать ребенка. И сколько ему нужно внимания.
У меня тоже не получилось целиком и полностью посвятить себя сыну, сразу возникли и няни, и бабушки. Иногда даже приходилось Мишу отдавать бабушке в другой город на какое-то время. Тогда я и стала лучше маму понимать — почему она так переживала, что она не может уделять мне много внимания.
Я сейчас пожинаю те же плоды со своим сыном, который мог бы стать, я считаю, хорошим актером, потому что у него тоже хорошие творческие актерские гены. Но он спасовал, стушевался, и я виню себя за то, что его все-таки не подтолкнула, не поднажала. Наверное, мама тоже испытывала такие переживания по поводу меня. Хотя она очень годилась тем, что все-таки поступила я сама. Она видела мои спектакли, фильмы и очень радовалась, когда ей нравилось. Всегда поддерживала и давала ценные, точные советы. Никогда не обманывала меня, я знаю точно: если маме бы что-то не понравилось, она бы мне сказала об этом честно.
— Моя мама умерла в 51 год от тяжелой болезни. И я многое не успела понять, осознать, просто в силу возраста. Как меняется чувство дочери к матери, когда ты не только взрослый человек, но и сам в какой-то степени становишься родителем своему родителю?
— Я живу с чувством, будто что-то не успела и мне нужно скорее маме это додать. Болезнь у мамы постепенно развивалась, мне это очень трудно было осознавать. Я стала изучать, что это за болезнь. Я понимала, какие у нее последствия, чем это может обернуться. Я думала о том, что, наверное, маме не додала своего тепла и внимания. Мама очень любит Мишеньку, своего внука, моего сына. И вот мы говорим с ней по телефону, и она: «Иди обними сына. Поцелуй его, скажи ласковые слова».
Мама знала, что любви много не бывает. Никогда, даже когда человек себя не осознает. Сейчас мама лежит, ответить мне не может. Иногда по глазам я понимаю, что она меня узнала, берет мою руку, сжимает, и я понимаю, что и взгляд мой, и слова, и прикосновения ей до сих пор нужны.
«Мама ушла не в агрессию, а в благость»
— Когда и как вы почувствовали первые перемены в маме? И как вообще начинается Альцгеймер?
— У всех по-разному. Мама начала терять память и перестала ориентироваться в пространстве, понадобилась сиделка. Я поняла, что мама может потеряться на улице, не может одна выходить из дома. За едой надо было следить — мама не понимала, что она только что поела и просила еще. Постепенно человек с Альцгеймером может впадать в детство, уже не может сам себя обслуживать. Хорошая сиделка — это, конечно, очень важно и очень серьезно.
Мама, в отличие от многих людей с Альцгеймером, ушла не в агрессию, а в какую-то благость. Она всему радовалась. Встречала людей на улице и готова была расцеловать каждого. Никогда не сердилась, видела, что у меня плохое настроение и очень сочувственно ко мне относилась. Но у всех всегда это протекает по-разному. У одних быстро происходят эти изменения и люди уходят. Мама болеет уже больше десяти лет.
— Насколько важно вовремя поставить диагноз? Почему это важно?
— Потому что можно назначить лечение. Препаратов, полностью исцеляющих от Альцгеймера, нет, но есть лекарства, которые нужно давать пожизненно. Часто человек не сможет сказать, что у него болит — голова, спина, другие части тела, а обследования нужно проводить. Иногда приходилось идти на хитрости, я подключала и сына своего, и брата, и батюшку нашего, чтобы идти к докторам, обследования проводить. Трудно от того, что ты не умеешь человеку объяснить, что он болеет: «Мамочка, так мол и так, ты болеешь, тебе нужна помощь».
Поэтому нужно иметь терпение колоссальное, нужно искренне любить.
Настроить себя, скажем так, на этот подвиг. А это именно подвиг. К этому так и надо относиться — ты ради своего любимого человека, ради матери или отца, это делаешь.
— Как и у кого вы искали информацию о болезни? Наверняка же не сталкивались до этого с Альцгеймером, не знали ничего?
— Первым делом в интернете, там много всего и разного. Еще меня поразила книга Аркадия Эйзлера «Болезнь Альцгеймера». Он написал про свою жену, которая заболела в 50 с чем-то лет и прожила с ней больше 20 лет, потому что он правильно за ней ухаживал. Правда, это было не в России, за рубежом, конечно, в этом смысле легче. Такие книги очень сильно помогают.
— Вам кто-то помогал составить план — как с этим жить?
— Ко мне приходили врачи, которые непосредственно занимаются этой болезнью. Они мне говорили, что нужно делать, какой уход должен быть, какие лекарства нужны, как правильно следить за состоянием больного. К врачам, обязательно обращаться, желательно найти специалиста по этому заболеванию.
— Альцгеймер — очень коварная болезнь в своих проявлениях. В чем ее коварство почувствовали вы?
— Моя мама, моя прекрасная мама знала сотни стихов наизусть, учила роли. У нас дома огромная библиотека, мама всегда много читала. Мне рассказывали про докторов, которые занимались непосредственно этой болезнью и все равно заболевали ею. В этом коварство Альцгеймера — болезнь может поразить любого. Конечно, нужно не оставлять мозг в покое, его нужно все время тренировать, будоражить, особенно с возрастом, это все имеет большое значение.
— Как вы принимали этапы болезни? Вот мама перестала выходить на улицу, вот не узнает близких, вот не встает с кровати…
— Я вообще старалась об этом не думать. Хотя порой накатывало отчаяние от безысходности. Старалась как можно спокойнее и сдержаннее себя вести, держаться. Есть работа, есть люди, которые тебе помогают, — и слава Богу. Конечно, в одиночку человеку с этим труднее справиться.
— Как общаться, когда близкий тебя не узнает? Что помогает сохранить контакт?
— Все равно говорить с ним, что-то рассказывать, показывать фотографии. Например, я маме сейчас называю имена и по ее глазам вижу, что она вспомнила этого человека.
Недавно говорила о художнике фильма-спектакля Романа Виктюка «Мне от любви покоя не найти» по Шекспиру. Игорь Битман и мамины портреты писал. Он сейчас живет во Франции, мы с ним переписывались, он хорошие слова про маму говорил.
Вести себя как обычно — говорить о вещах, которые человеку были дороги были, вспоминать книги, события, путешествия.
Иногда я читаю ей ее любимые стихи или жития святых и понимаю, что она меня слышит.
Иногда зачитываю то, что люди пишут мне для нее на моих страницах в соцсетях. И, конечно, нужно обнимать, целовать, гладить.
Когда к маме приходит батюшка, священник, она всегда внимательно на него смотрит, когда он ее исповедует и причащает. Соборовать мы ее тоже стараемся обязательно.
— Сколько стоит деменция?
— Немало. У мамы сейчас несколько сиделок, потому что ее нужно все время поднимать, нужно, чтобы она хоть немного двигалась. Мне помогают фонд «Артист» и театр Моссовета, где мама служила, где ей до сих пор платят зарплату. Иногда приходят перечисления на карту от обычных людей. Конечно, меня поддерживают муж, сын, брат, друзья и сестры мамы.
— Как вам удается не выгорать?
— Я иногда выгораю, честно скажу. В отчаяние впадала. Рецепт один — заниматься собой. Если есть кто-то близкий рядом, если ты не один — слава Богу. Меня поддерживают брат, муж, сын. Когда одна из сиделок уехала, муж маму поднимал и вместе с другой сиделкой они водили ее [по комнате]. Это обязательно нужно делать, чтобы мышцы работали, чтобы застоя в легких не было.
Если близкий болен, нужно обязательно, чтобы своя жизнь была, и чтобы не было такого, что ты один.
— Как сделать так, чтобы любовь не кончалась из-за усталости, может быть, раздражения, из-за того, что нет и не будет никакого обнадеживающего финала?
— Знаете, она не кончится, если ты будешь думать о том, что когда ты был маленьким, беспомощным, мама была рядом. Ты как возвращаешь то, что в свое время тебе мама дала. Материнская любовь, полученная в детстве, и питает.
— Что самое трудное и сложное? Физический труд или эта безнадежность и необратимость?
— Скорее, все-таки морально сложнее. Физически это тоже трудно, я вам скажу. Я летом осталась с мамой ненадолго одна, сиделка приходила на несколько часов. И мне помогала моя тетя. Нам нужно было готовить, маму мыть, поднимать, это очень трудно физически. И морально, конечно, тоже. Я всем, кто ухаживает за близкими, желаю сил и внутреннего оптимизма. Надо себя так настраивать.
«Мне жалко, что мама не работает»
— Вас крестили в десять лет. Мамина болезнь поменяла ваши отношения с Богом, был ли у вас кризис веры?
— Нет, как раз наоборот, вера меня спасла и спасает. Я ложусь — молюсь, встаю — молюсь. Я уповаю на Бога, только на Бога, я понимаю, что я не одна. Даже если я одна физически в данный момент, я знаю, что со мной Бог. И меня этому научила мама, и это для меня самое главное. Я иногда не успеваю в храм, у меня нет сил. Но я все равно с Богом, и Бог рядом с мамой. Это меня спасает. Я ни чуточки не усомнилась, ни чуточки.
— А кроме веры в Бога, молитв, что вам еще дает силы, поддерживает сейчас?
— Близкие люди, любимая работа, и то, что я продолжаю мамино дело — мы хотим выпустить о ней книгу. Юлия Антохина, искусствовед, киновед, исследователь творчества Тарковского и Маргариты Тереховой, пишет сейчас огромный материал про маму. У меня есть возможность уделять этому время и внимание, и это будет достаточно большой архивный материал. У меня сохранились фотографии, будет альбом, где мама молодая, в работе и дома. Память о ней останется.
— По чему вы скучаете больше всего? По смеху, разговорам, прогулкам?
— По всему. По нормальному человеческому общению мамы и дочери. Это так страшно — когда ты не можешь с мамой поговорить, спросить совета. Посмеяться, пойти в театр, просто погрустить. Когда в жизни происходит что-то важное, щемящее, с кем поделиться?
Конечно, есть друзья, подруги, но это все не то. Мама — это мама.
Мы с ней никогда не были такими, знаете, уж очень близкими подругами, но я всегда могла ей любой вопрос задать. И она всегда очень серьезно относилась к моим просьбам и вопросам. И вот этого, конечно, очень сильно не хватает.
Мне жалко, что мама не работает, она могла бы много дать своим ученикам, могла бы снимать фильмы, как она хотела, и сама сниматься. Вот этого всего несбывшегося мне, конечно, очень жалко.
— О чем бы вы ее сейчас спросили, если б она могла ответить, или чтобы ей сказали?
— Я бы, знаете, за многое попросила прощения: может, где-то я ее не поняла, в чем-то не додала свое внимание. Я бы маму поблагодарила за многое. Поэтому я прошу тех, у кого мамы, cлава Богу, не болеют, пожалуйста, отдавайте им свою любовь, пока это возможно, пока они вас слышат и понимают, пока они смогут это оценить и ответить вам взаимностью. Надо это сделать обязательно. А если такой возможности уже нет, остается только молиться.