Мне удалось выяснить кое что
Отравленная маска (48 стр.)
– Но чего они добивались от Амалии Константиновны? – в изнеможении спросил фон Борн. – Она не богата, у ее семьи нет никаких особых драгоценностей, и от ее смерти никто ничего не выиграет. Почему эти люди так упорно преследовали ее?
И потянулись дни, заполненные хлопотами, беготней и бумажной работой. Что же до Амалии, то она смогла наконец насладиться отдыхом, не опасаясь, что ее застрелят, отравят или каким-либо другим способом отправят в мир иной. Миновал август, и наступил сентябрь, и плющ вокруг ясеневской усадьбы начал краснеть, а фонтан перед домом по-прежнему высоко вздымал свои струи.
В один из дней запыхавшийся Митя Озеров принес весть: лошадь, на которой Олонецкую видели в последний раз, найдена. Один крестьянин на ярмарке в Николаевске пытался ее продать. Когда его допросил фон Борн, выяснилось, что крестьянин просто-напросто нашел лошадь возле реки и забрал себе, полагая, что она никому не принадлежит.
– Наверное, эта страшная женщина уплыла на лодке, – предположил Евгений.
– Нет, – внезапно сказала Амалия. – Никуда она не уплыла.
– Почему? – удивился Полонский.
Амалия обернулась к графу. Тонкая светлая прядь свешивалась вдоль ее правой щеки.
– Разве стали бы вы спасаться бегством, бросив компрометирующие бумаги и украшение, ради которого вы когда-то убили человека? Все вещи Изабеллы Олонецкой остались в ее комнате, с собой она ничего не взяла, даже денег. Нет, тут что-то не то. Я думаю, ее больше нет в живых.
– Митрофанов? – Амалия мгновение подумала. – Может быть, и Митрофанов. Кстати, его бегство тоже выглядит очень странно. Он делал все, чтобы остаться в этом доме, даже изуродовал свои картины. И вдруг – бежал…
– Да, я знаю об этом, – отозвалась Амалия. – А вот и Саша!
Зимородков вошел в комнату. Его глаза сияли, он явно сделал какое-то важное открытие и был им чрезвычайно доволен.
– Похоже, что уголовный роман продолжается, – сказал Орест насмешливо. – Что на сей раз? Задержали Митрофанова? Нашли труп госпожи Олонецкой?
– Почему труп? – удивился следователь.
– Да вот Амалия Константиновна не верит, что она бежала, – заметил Евгений. – Так вы нашли Олонецкую или нет?
Саша упрямо покачал головой.
– Можете забыть о госпоже Олонецкой, – отозвался он. – Я сам с фон Борном и становыми объехал все окрестности, заглянул в каждый уголок. Мы прочесали лес вдоль и поперек, не оставили без внимания ни одну хижину, искали даже на дне реки. Тела Изабеллы нигде не обнаружено, как нет и никаких следов того, что ее убили. Зато мне удалось выяснить кое-что другое. И все благодаря вам, Амалия Константиновна!
– Мне? – недоверчиво спросила Амалия.
– Ну, да. Помните, недавно вы передали мне свой разговор с Дельфиной Ренар. Она еще сказала, что Изабелла Олонецкая кого-то напоминала ей. Так вот, я навестил мадам Ренар. Она сейчас живет в Николаевске и собирается вскоре отправляться на родину.
– Да, я знаю, – отозвался Евгений. – Дельфина уехала из Паутинок сразу же после похорон Алеши.
– Не в том дело, – нетерпеливо сказал Саша. – Дельфина Ренар вспомнила, где именно она видела женщину, похожую на Изабеллу. Это было в Вене, в мае прошлого года. Дельфина Ренар утверждает, что та женщина, с которой они жили в одном отеле, поразительно походила на Изабеллу, только цвет волос у нее был другой. Понимаете, к чему я клоню?
Но Амалия по-прежнему ничего не понимала.
– Подождите, подождите… – вмешался Орест. Он наморщил лоб. – Ну, да, Вена… Эмма Кох, которая умерла девятнадцати лет от роду. Как же, помню! Вы еще пытались обвинить нас с Евгением в ее смерти.
– Это пустяки, – отмахнулся Саша, – главное…
– Как пустяки? – возмутился Евгений. – Ничего себе пустяки!
– Я хочу сказать, – перебил его Саша, – что теперь убежден: Изабелла и ее сообщник приложили руку к смерти Эммы.
– На основании совпадения дат? Боюсь, что с таким же успехом в смерти этой девушки можно обвинить и мадам Ренар. Она ведь тоже находилась в то время в Вене.
– Для начала, я думаю, вам следует поймать их, – спокойно сказал Полонский, наливая себе крюшона. – Иначе все ваши догадки пропадут втуне.
Саша вспыхнул – настолько высокомерным тоном были произнесены эти слова.
– Можете не сомневаться – мы их найдем, – отрезал он. – Знаете, как говорят в народе: сколько веревочке ни виться…
– Если эти господа сбежали, то они, возможно, уже покинули пределы Российской империи, – заметил Митя. – Тогда веревочка может виться очень долго.
– Господа, – вмешалась Амалия, – Александр Богданович с Федором Ивановичем и так делают все, что могут. И я думаю, у нас нет права упрекать их за то, что они не сделали больше.
Граф Полонский равнодушно пожал плечами.
– По-моему, Александр Богданович только отрабатывает свое повышение, – сказал он вполголоса, но с таким расчетом, чтобы Амалия услышала. – За Федора Ивановича не поручусь.
Орест покосился на своего приятеля. Хотя рот князя кривился в иронической усмешке, но его зеленоватые глаза выражали сочувствие и даже понимание. Полонский заметил это и отвернулся.
Разговор не имел продолжения, потому что явился взволнованный фон Борн и доложил, что, похоже, след Митрофанова обнаружен в Твери, где он некоторое время жил в гостинице «Европа». Хозяин гостиницы вроде бы узнал его по описанию. Саша тотчас же воодушевился.
– Чего же мы ждем? – сказал он. – На вокзал! Мы должны успеть на поезд.
Амалия вызвалась проводить обоих следователей до границы ясеневского сада. Дорогой она еще раз изложила им свои доводы по поводу Изабеллы Олонецкой.
– Как она могла уехать, оставив такие улики против себя и, главное, диадему Адриенн Дарье? Мне это представляется по меньшей мере загадочным.
– Все так, Амалия Константиновна, – возразил Саша, – но вы забываете о Дельфине Ренар. Я сегодня выведал у нее, что, судя по всему, она проболталась Изабелле о том, что узнала в ней даму из Вены. Похоже, Олонецкая просто-напросто перепугалась до смерти.
– Но паспорта и диадема! И потом, даже если Олонецкая испугалась мадам Ренар, то разве стала бы она очертя голову бросаться в бегство? Ведь вы сами говорили, Саша, какие это хладнокровные и жестокие люди. Я думаю, если бы они поняли, что мадам Ренар представляет для них опасность, они бы первым делом озаботились устранить ее. Разве нет?
Они стояли уже у ограды сада. Фон Борн залез в шарабан и взял вожжи.
– Могут быть и другие обстоятельства, о которых мы покамест ничего не знаем, – сказал Саша, поворачиваясь к Амалии и глядя ей в глаза. – Во всяком случае, пока тело Изабеллы не найдено, несмотря на все наши старания. Я не меньше вашего, Амалия Константиновна, думал над теми неувязками, о которых вы только что упоминали, но мы в полиции привыкли иметь дело с фактами. Если тела нет, то говорить об убийстве по меньшей мере преждевременно.
– Но труп могли спрятать!
– Амалия Константиновна, – серьезно промолвил Саша, поправляя цилиндр на голове, – умоляю вас не впадать в тон уголовных романов. Труп – не иголка, и спрятать его не так-то легко.
– Александр Богданович, – вскинулся фон Борн, – мы опоздаем на поезд!
– Иду, иду, – поспешно отозвался следователь, тоже забираясь в шарабан. – Ничего, Амалия Константиновна. Я обещаю вам со всем разобраться. И с Олонецкой – в первую очередь. Но сначала – в Тверь!
Он учтиво приподнял цилиндр, как заправский франт, и шарабан лихо покатил по дороге. Хотя фон Борн по происхождению был немцем, в вопросах езды он предпочитал русский подход: чем быстрее, тем лучше.
Связанные зельем (принц и ведьма) (СИ) (20 стр.)
Я взяла у него блокнотик и карандаш, внимательно осмотрела огрызок. Тупой кусочек грифеля еле виднелся.
Положила это все на кубическую прикроватную тумбочку и устало спросила, изображая страдание:
— Неужели не нашлось простейшей шариковой ручки? Или это инициатива вашего начальства?
Судя по тому, как он отвел взгляд и как шевельнулись его губы, точно инициатива Мефистофеля.
— А как быть со сменным бельем?
Бедняга застыл и как-то беспомощно выпучил глаза. А я продолжала нещадно давить:
— Надеюсь, ваш начальник не прикажет мне носить мужское нижнее белье?
Он прокашлялся, оттягивая горло водолазки, словно оно его душило, и выдал рубленными фразами:
— Нет, леди. Напишите все, что вам нужно. Будет доставлено.
— А кто будет покупать мне нижнее белье? Вы или ваш начальник? И где остальные?
Румянец злости и смущения медленно расползся по его физиономии.
Сбежал. Парнишка оказался послабже своего начальника. Уткнулась носом в ладони, чтобы не смеяться.
Сейчас точно Мефистофель примчится.
Словесный поединок придал бодрости и сил. Борьба позволяла мне не поддаться страху и тревожным мыслям, не раскиснуть. Шутки шутками, а на адреналине мозг работал четко как никогда. И за разговорами мне удалось выяснить кое-что важное, насколько я поняла, моих драгоценных родственничков в данный момент здесь нет. Куда это они все скопом могли направиться?
Додумать не удалось, опять раздался стук в дверь.
Я не ошиблась, на пороге стоял начальник моей безопасности, иными словами, главный тюремщик Мефистофель.
Он прошел в комнату, приблизился к кровати, бросив на нее косой взгляд, и пристроил на тумбочку глянцевый журнал и пакетик с бельем. Я узнала логотип. Вполне приличная фирма, но мне сейчас нужно было хорошее спортивное белье, а не эти кружевные ниточки. Поэтому.
Он так и замер с протянутой рукой. А я обошла его по дуге, подцепила пакетики с бельем двумя пальцами.
— Уберите. Я это не надену.
— Но на вас такое же!
Мужчина застыл, буравя взглядом. Когда попытка подавления не удалась, сухо произнес, склонив голову и глядя исподлобья:
— Можете называть меня Азраил.
Это его прозвище в определеных кругах? Явно же подпольным магическим криминалом занимается. Однако я понимала, что с таким позывным этот тип должен иметь неплохой рейтинг в магическом андеграунде. Или он действительно хороший спец, или просто хватун, каких мало. Вот это и предстояло выяснить.
— Слишком пафосно. Я лучше буду называть вас Мефистофель.
Он приблизился на шаг и навис надо мной, давя аурой.
— Это невозможно, леди.
— Вот именно. Я леди. И это моя спальня и моя ванная, а не кабинка для привата. Извольте проявлять уважение.
Мужчина скрипнул зубами, сжал кулаки и повел шеей. И только собрался открыть рот, как я сказала:
— И мне нужны полочки в ванной, не могу же я просто класть это все на пол.
— Харррррашо. Но камера в комнате останется включенной!
Ладно, хоть в ванной отключат, небольшая, но победа. Насчет ванной, вообще-то, был пробный шар. Но значит, значит, я была права в своем предположении, они и в ванную напихали камер, извращенцы окаянные.
— А теперь можете быть свободны.
Мужика аж повело от злости. Осознает, что проигрывает и от этого бесится. Бесится, и это мне на руку. Мефистофель резко развернулся и уже было шагнул к двери, но я еще не закончила.
Мужчина замер на полушаге, спина его напряглась, а пальцы подозрительно скрючились. Не иначе, как воображал, что мою шею сдавливает.
— Не забудьте захватить это.
Обернулся. Я показала на принесенное им бельишко.
Резким движением мужчина сгреб с тумбочки все, что я сказала, и повернулся на выход. И тут я снова его окликнула.
Он застыл от неожиданности, потом растерянно крякнул, закатывая глаза, и неуклюже, бочком, но очень быстро убрался.
А я спокойно пошла мыться.
Кое-какую свободу отвоевала, но это ничего не значит, если я срочно не придумаю, как отсюда выбраться. Расслабляться ни в коем случае нельзя. Если отодвинуть в сторону все мои страхи и сердечные страдания, сегодня уже 31 декабря, а не позднее 3-го января мне надо быть в Москве. Меня ждет моя фирма.
И в конце концов, я Персику обещала!
Что за прием ими был использован, Аллен не знал, но все его способности не только перемещаться, но и вообще двигаться, вырубило начисто. Сразу потемнело в глазах, он повалился на пол. Ускользающему сознанию пригрезилось, что из двери соседнего номера выскочил мужчина, на ходу трансформируясь в огромного волка.
А дальше наступил какой-то черный коллапс.
Но сквозь этот непроглядный мрак, Аллен смутно ощущал чье-то присутствие. Странные образы, голоса. Он даже мог поклясться, что чувствует постороннего прямо сейчас. И заставил себя открыть глаза.
Увиденное, мягко говоря, вызвало шок. Какой-то гостиничный номер. Сам он лежал на кровати, в в кресле рядом с ним, сложив большие как лопаты руки на коленях, сидел крупный ширококостный мужчина. Короткие сероватые волосы ежиком, и такого же цвета глаза.
Это и был тот волк, которого он видел в коридоре. Тот самый мужик, которого он видел в тот вечер с Идой в ресторане. Черт побери. Напротив него сидел Клаус и смотрел на него как на какое-то насекомое.
Увидев, что тот открыл глаза, взял с тумбочки стакан с какой-то прозрачной жидкостью и сунул ему. Потом встал, отошел на несколько шагов, обернулся и снова укоризненно уставился.
— Ну что, красавчик, пришел в себя?
Клаус кивнул. И начал тихо и методично его отчитывать:
— Какого черта я давал тебе шанс?
— Не понимаешь? Я заметил тебя в первый же день, как только ты появился. А когда понял, что Женя к тебе неравнодушна, решил дать ей выбор.
Он прошелся по комнате. Обалдевший Аллен только проводил его глазами. А немец спокойно продолжал.
Мне удалось выяснить кое что
Если вам понравилась книга, вы можете купить ее электронную версию на litres.ru
Мало кому удалось бы вытерпеть то же, что и Полин. Большинство из нас предпочитает держать свои тайны при себе, ей же пришлось рассказывать свою историю снова и снова. Историю не только болезни — всей жизни. Психотерапевт оказался очень настойчивым и вытягивал из нее малейшие детали. Хотя я многое узнала из медкарты и беседы с Полин, мне удалось выяснить кое-что новое. Возможно, за двенадцать лет болезни что-то забывается. Или Полин намеренно скрыла кое-какую информацию, чтобы исключить мою предвзятость. А может, опять-таки подсознание велело ей умолчать.
Да, у Полин было счастливое детство, но не такое уж безоблачное. В девять у нее начались проблемы с пищеварением. В то время отец рассорился со своими родственниками, и Полин сильно переживала разрыв с бабушкой, дедушкой и дядей. Она совсем перестала есть, и лишь с помощью детского психолога и благодаря поддержке семьи ей вскоре удалось себя побороть.
Однако проблема вернулась спустя три года, во время развода родителей. Полин снова перестала есть. Психотерапевт считал, это случилось из-за боязни потерять отца. Мать дала слово, что он ее не бросит, и Полин, казалось, снова выздоровела.
Еще одно неожиданное упущение заключалось в том, что я не первая предположила психосоматическое расстройство. Когда ее парализовало в возрасте двадцати одного года, врач поставил ей диагноз «истерический паралич», но Полин категорически его отвергла. Она встретилась с психиатром всего один раз, после чего бросила терапию, проигнорировав все рекомендации. Я знала об этом еще на первой встрече, однако решила эту тему не поднимать. Сперва нужно было найти с ней общий язык.
Психотерапевт считал, что Полин необходима помощь, но его смущало то, как она зависит от своей семьи. В частности, Полин то и дело спрашивала: не могут ли ее отношения с Марком повлиять на лечение? И не слишком ли много внимания к ней проявляют родственники? И как они воспримут ее выздоровление?
А еще психотерапевт обнаружил, что, несмотря на взаимную любовь, отношения Марка и Полин так и остались платоническими.
— Удивительно, как она контролирует собственное тело: даже не подпускает к себе любимого мужчину. С отказом от пищи, кстати, было то же самое, она тщательно выбирает, что достойно попасть в ее желудок.
После встречи с психотерапевтом я заглянула к Полин. Впервые рядом не было матери, и я, сама не зная почему, вдруг почувствовала странную пустоту.
— Надеюсь, вам удалось немного разобраться? Может, хотите что-нибудь уточнить?
Мне нужно было подтолкнуть Полин в нужном направлении, но пока выходило, что я ее отталкиваю.
— Вы говорили о параличе ног?
— Да, он сказал, что, по вашему мнению, эту болезнь я тоже сочинила.
— Надеюсь, вы так обо мне не думаете?
Долгая пауза, после чего:
— Психотерапевт рассказал вам, что случилось, когда мне было девять?
— Он сказал, что вы были больны, но подробности мы не обсуждали.
Полин уставилась в окно.
— А почему я болела, он не сказал?
— Только что были какие-то проблемы в семье.
Разговор становился странным; я не понимала, к чему она клонит.
— Теперь, когда я официально чокнутая, все считают, что меня тоже изнасиловали, но это не так.
Это что: вопрос, утверждение, намек.
— Почему вы так думаете?
— Читала в Интернете. Диссоциативные припадки бывают у девушек, которых в детстве изнасиловали.
— Да, иногда бывает и такое. Хотя чаще всего причина в другом.
— Меня не насиловали.
Она смотрела на серое небо в окне.
— Дядю обвинили в том, что он надругался над живущей по соседству девочкой. Доказать ничего не смогли, но папа с тех пор не позволял нам видеться. Вся его семья из-за этого взбесилась: он должен был встать на сторону родного брата, а не чужой девчонки.
— Тебе, наверное, пришлось непросто.
— Ко мне он ни разу не прикоснулся.
— Как вы думаете, все остальные мои болезни — они как судороги?
Я долго ждала этого вопроса. Наконец-то он прозвучал.
— Да, есть большая вероятность, что они тоже имеют психосоматическую природу.
— Вы же не гастроэнтеролог и не ревматолог. Как вы можете за них говорить?
— Я видела результаты анализов и читала записи других врачей. Ни один из симптомов нельзя объяснить конкретной болезнью. А психосоматикой — можно.
Полин снова посмотрела мне в глаза. У нее текли слезы.
— Полин, двенадцать лет вы провели в больницах, прошли все возможные и невозможные обследования, принимали экспериментальные препараты. И всякий раз вместо выздоровления получали новую проблему. Вы обратились к врачу с болью в животе, а вышли отсюда в инвалидной коляске. Раз уж эта методика лечения не работает, попробуйте новую. Могу вам обещать, что, по крайней мере, хуже не будет.
— Мне надо поговорить с Марком.
Как бы не вышло, что из-за страха потерять любимого человека Полин бросит лечение и откажется посещать психотерапевта. Нельзя забывать, что шесть лет назад она предпочла инвалидную коляску психиатрическому диагнозу. Хотя, в общем-то, нечестно так думать о Полин — это решение было бессознательным, она о нем и не подозревала. Такова природа психосоматических болезней.
Полин заслужила выздоровление. Хватит уже ей мучиться.
Мы поставили диагноз. Полин с ним вроде бы согласилась. Я сказала, что завтра она может ехать домой, после того как ее еще раз осмотрит психотерапевт, чтобы определиться с курсом лечения.
Однако впереди нас ждала насыщенная событиями ночь. Около полуночи мне позвонили. Дежурный невролог сообщил:
— Полин только что угрожала покончить с собой. Мы забрали у нее все лекарства, посадили в палату медсестру и вызвали психиатра. Я решил, что вам надо об этом знать.
Я поблагодарила его: знать и в самом деле стоило. Но пока я ничего не могла сделать. Поэтому вернулась в постель, хотя не сомкнула глаз до самого утра.
В больнице меня сразу же перехватил Марк и безо всяких предисловий заявил:
— У нее полипы в кишечнике, гастрит и хроническая инфекция. А вы говорите, что она сочиняет.
Я предложила ему обсудить все позже, после того как встречусь с Полин и другими врачами. Марк нехотя согласился. Выяснив в деталях, что случилось прошлой ночью, я с облегчением выдохнула: кажется, Полин угрожала не всерьез. Я попросила психотерапевта побеседовать с ней до выписки еще раз, потом заглянула к самой Полин. По обе стороны от нее конвоирами опять сидели Марк и ее мать.
— Да как вы смеете утверждать, что все ее болезни надуманные! Единственная проблема Полин — это как раз здоровье! Если судороги позволяют ей отключиться от реальности, как вы говорите, то лишь потому, что она измучилась от боли. Вы об этом хоть думали?! — рявкнул Марк.
Он, похоже, знал о Полин далеко не все.
— Простите, я понимаю, как это непросто. Для Полин будет лучше, если мы не станем закрывать глаза на очевидные вещи.
— Чтобы пописать, ей приходится использовать катетер — вот что очевидно! Как можно придумать себе такую болезнь?!
Марк распалялся все сильнее. Полин и ее мать опустили глаза.
Я повернулась к пациентке.
— Полин, я не могу ответить на все вопросы, знаю наверняка лишь одно — ваши конвульсии вызваны не болезнью мозга. Это совершенно точно, а значит, именно отсюда и нужно начинать лечение.
Повисла тишина. Полин смотрела на Марка, который держал ее за руку. Пальцы у них были тесно сплетены — даже не понять, где чьи. Я все думала о том, что сказал психотерапевт. Девушка потеряла часть семьи, а с теми, кто остался, ее крепко-накрепко связала болезнь. Своими угрозами покончить с собой Полин лишь пыталась добиться их внимания.
— Если вы хорошо себя чувствуете, возможно, вам лучше отправиться домой. Вы готовы пройти лечение у психотерапевта?
На меня уставились три взгляда: в одном, как всегда, отражалась пустота; второй кипел яростью, а в третьем — в глазах матери — я разглядела проблеск надежды.
— Я верю, что психотерапевт вам поможет. Пожалуйста, просто ходите на консультации.
Возможно, мне показалось, но мать кивнула.
Я старалась ей объяснить, что физическое проявление душевного расстройства — вовсе не признак слабости. Это часть жизни. Все мы выплескиваем переживания по-разному: кто-то плачет и жалуется; кто-то целыми днями спит или, напротив, теряет сон; одни заедают проблемы, другие увлекаются алкоголем… а некоторые, как Полин, страдают от боли. Однако с ней я совершила одну ошибку. Со временем, все чаще сталкиваясь с такими пациентами, я поняла: мне нужно было разговаривать не с Полин и ее родственниками. Мне нужно было убедить в реальности ее болезни весь окружающий мир.
По долгу любви (28 стр.)
– Ну и зачем же ты мне врешь? – пренебрежительно тряхнул он ее.
– И ты смирилась? И даже не искала никого, кто компенсировал бы недостаток Джозефа? – скептически осведомился Массимо.
– Хочешь сказать, что все эти годы ты ни с кем не имела сексуальных отношений?
– Ложь, как и все, что я слышал от тебя! – неожиданно рассвирепел Массимо. – Ты лгала мне с первой нашей встречи. Я навел справки, и мне удалось выяснить кое-что интересное…
Она не случайно сменила имя, когда уехала из родного города. В юности Никки проходила по программе защиты свидетелей. Согласно мерам безопасности, никто не должен был ничего знать о ее прошлом…
– Тебе не любопытно, что мне удалось раскопать?
– Нисколько, – сдержала волнение Никки. – Но ты ведь сам собираешься все мне рассказать.
– Твои родители, как ты сама мне об этом сказала, живы и счастливы в браке. И еще, по твоим же словам, у тебя есть младший брат. Все идиллично и убедительно… Но тогда отчего никого из них не было ни на твоей свадьбе, ни на похоронах Джозефа?
– В твоей семье никогда не возникало проблем, которые помешали бы родственникам встретиться?
– Что ты скрываешь, Никки?
– Ты мог бы это выяснить, Массимо, раз уж задался такой целью.
– Не виляй, Никки! – вскричал он.
Она почувствовала нестерпимую боль. Он хочет правды? Так пусть получит ее!
– Я должна была в первую же нашу встречу рассказать тебе, как мой отец не стеснялся в способах воспитания, а для матери было главным, чтобы мы помалкивали и не раздражали нашего вспыльчивого папочку? То, что я с пеленок ходила в тряпье и не существовало ни одного человека, кроме моего брата, который бы относился ко мне с нежностью? Об этом я должна была сказать малознакомому мужчине за бокалом шампанского?
– Ты общаешься с ними? – нахмурился Массимо.
– Моя мать умерла, с отцом я не общаюсь.
– Иногда видимся… – нехотя произнесла Никки.
Массимо отошел к окну.
– Спасибо, что рассказала, – тихо произнес он. – Если бы я знал, то не настаивал бы…
– Знаю я это «если бы да кабы», – зло процедила Никки.
– Босс позволит мне одеться? – Она холодно посмотрела на него.
Массимо присел перед ней и поцеловал холодные кисти рук.
На следующее утро Никки проснулась поздно. Она повернулась на другой бок и обнаружила, что осталась на большой постели одна. Она обхватила подушку Массимо и глубоко втянула ноздрями оставшийся на ней аромат любимого мужчины. Никки в жизни не ощущала такой полноты чувства. Понежившись всласть, она встала и приняла душ, а после надела самое легкое платье из тех, что у нее были. Убрала волосы в пучок и спустилась вниз.
– Мистер Андролетти попросил передать, что будет какое-то время занят и присоединится к вам позже, – сдержанно проинформировала ее Карин.
– Благодарю, – кивнула Никки и, внимательно посмотрев на молодую женщину, полюбопытствовала: – Давно вы работаете у синьора Андролетти?
– Это не большой срок, учитывая, что бывает он здесь наездами. Откуда вы так хорошо осведомлены о характере хозяина?
– Моя родная тетя долгие годы работала экономкой в его семье, – оживилась Карин.
– И вы пришли ей на смену?
– Вам, успешной модели, это может показаться странным, но мне нравится моя работа… Точнее, она полностью меня устраивает.
– Вы же не думаете, что я осуждаю ваш выбор профессии? – поспешила уточнить Никки. – А что касается моей карьеры модели, то она была очень короткой. И похвастаться мне, собственно говоря, нечем.
– О! Синьор Андролетти! – воскликнула Карин, увидя, как вошел Массимо. – Стол накрыт к завтраку.
– Благодарю, Карин. И известите, пожалуйста, Сальваторе, что мы будем готовы выехать через час.
– Да, синьор, – кивнула Карин и удалилась. Никки с трепетом ожидала этого мгновения.