Молоко плюс что это
4 коктейля из культовых фильмов
Большинство киногероев — глубоко пьющие люди. Пьют они много, но не абы что, а элитные напитки, чаще всего сложные в приготовлении. Таким образом достигается культурное очарование, а персонаж оправдывает свою дурную привычку перед зрителем. Вроде пьет, но не абы что. Из многочисленного киноалкоголя мы выбрали несколько напитков, которые не только вкусны и полезны, но и вызывают привязанность. Если, конечно, приготовлены правильно.
1. Молоко+ (легальный), «Заводной апельсин»
Есть люди, которые действительно думали, что от молока может так сильно штырить. Обычное молоко не провоцирует на «старое доброе ультранасилие». Однако если Кубрик не раскрыл таинственный состав, то Энтони Берджесс в книге не скрывал, что молочко богато не только кальцием, но и опиатами, синтетическим мескалином и прочими вкусными наркотическими дрянями. Но наркотики, как известно, зло, к тому же у тебя денег не хватит, чтобы запихнуть туда полный комплект. Поэтому воспользуемся самым экстравагантным алкогольным способом — зальем абсента. Конечно, такого эффекта не будет, но опьяняющая полынная горечь напитка не пройдет бесследно.
Ингредиенты:
— 25 мл абсента;
— 25 мл абсентового ликера;
— 50 мл айриш крима;
— 125 мл молока;
— чайная ложка сахарного сиропа.
Приготовление:
1. Возьми большой стакан и залей в него молоко. Молоко должно быть очень холодным, поскольку льда этот коктейль не терпит. А стакан в идеале должен быть 300-граммовым и высоким, если нет — бери что есть, хоть пинту.
2. Добавь алкогольные компоненты в любой очередности.
3. Перемешай, но не взбалтывай.
4. Пей, сидя в окружении друзей, с хитрой улыбкой на устах и нехорошими мыслями в голове.
2. Манхэттен, «В джазе только девушки»
Коктейль для тебя и твоей девушки, воспетый в нестареющем фильме. Он пользовался популярностью еще до сухого закона, но к моменту выхода фильма порядком забылся. Так что можно сказать, что «В джазе только девушки» открыли всему миру не только Монро, но и «Манхэттен».
Единственный нюанс: Мерилин вместо шейкера использовала обычную грелку (ну откуда у артистов на гастролях в 59-м году шейкер), так что для полной аутентичности можешь запихнуть все ингредиенты туда. Так даже лучше, хватит на большую компанию, а в фильме, если ты помнишь, они вкушали эту бурбонную мешанину чуть ли не всем коллективом.
Ингредиенты:
— 20 мл красного вермута;
— 60 мл бурбона;
— пару капель биттера «Ангостура»/«Кампари»/«Рижский бальзам»
— лед.
Приготовление:
1. Залей все ингредиенты в шейкер. Небольшое пояснение насчет биттера: в оригинале, конечно, была «Ангостура», но ее вполне заменит «Кампари». Если честно, с «бальзамом» даже лучше.
2. Добавь к ингредиентам лед и тщательно взболтай.
3. Подавать в красивых бокалах и неторопливо потягивать.
3. Сазерак, «Живи и дай умереть»
С помощью бондианы можно изучать, какие коктейли есть на белом свете. Вообще, Бонд любил озадачивать барменов своими коктейлями, но «Сазерак» превзошел и веспер, и мартини с водкой. Уж слишком муторно и долго его готовить. Но оно того стоит. Может быть, «Живи и дай умереть» — не лучшая часть франшизы, а Роджер Мур — не лучший Бонд, но «Сазерак» — уж точно лучший его коктейль.
Кстати, «Сазерак» является своеобразным коктейльным символом США и Нового Орлеана в частности. Бонд тут ни при чем, это один из старейших напитков, который придумал один луизианский масон. Однако у нас его незаслуженно игнорируют.
Ингредиенты:
— 70 мл ржаного виски;
— 20 мл абсента;
— 3 капли биттера Пешо;
— 1 ч.л. сахара;
— лед;
— вода;
— лимонная корка;
Приготовление:
1. Возьми один стакан, обязательно Old Fashioned Glass (почти как граненый, только красивый), и наполни водой и льдом, чтобы стекло остыло.
2. Теперь возьми другой стакан и перемешай в нем сахар и биттер Пишо. После чего добавь виски.
3. Возьми стакан с водой и льдом, выбрось их к чертовой матери и налей абсент. Покатай его по бокалу, чтобы он смог более-менее равномерно покрыть стенки.
4. В бокал с абсентом перелей смесь виски, биттера и сахарного сиропа.
5. Натри кайму бокала лимонной цедрой или просто брось в бокал.
6. Попивай коктейль с важным видом и самодовольной ухмылкой.
4. Сингапурский слинг, «Страх и ненависть в Лас-Вегасе»
Мы не рекомендуем добавлять мескалин, иначе будут такие последствия, что Терри Гиллиам снять не решится.
Если ты помнишь, Дюк и Гонзо опрокидывали это пойло бокал за бокалом. И не потому что оно невероятно вкусное, а потому что говоря «Рауль Дюк» мы подразумеваем Хантера Томпсона. Уж он-то знал толк в хороших коктейлях.
Ингредиенты:
— 30 мл джина;
— 10 мл бенедиктина;
— 10 мл ликера Трипл-сек (или любого другого апельсинового ликера);
— 15 мл вишневого ликера;
— несколько капель Ангостуры (или Рижского бальзама);
— 5 мл Гренадина;
— 120 мл ананасового сока;
— 15 мл сока лайма;
— дольки ананаса;
— лед;
Приготовление:
1. Возьми высокий бокал (он называется слинг), наполни его доверху льдом, чтобы он охладился.
2. Смешай все компоненты в шейкере. Добавь в него льда.
3. Хорошенько встряхни и перелей в холодный слинг.
4. Выпивай суетливо, один за другим, и желательно во время работы.
Вышло три тематических номера альманаха: «Терроризм», «Наркотики», «Революция». В последнем номере moloko plus, посвященном революции, есть репортаж о ситуации в Венесуэле, воспоминания участников киевского Майдана, история движения сапатистов в мексиканском штате Чьяпас, записки молодого разночинца и светской столичной дамы, живших в России перед революцией 1905 года, нечаевский «Катехизис революционера» и другие материалы, представляющие феномен революций разных эпох и направлений.
«Нас интересуют провокационные темы»
No media source currently available
О том, чем moloko plus отличается от других изданий и почему к нему так присматриваются спецслужбы, рассказывают редакторы Юлиана Лизер и Павел Никулин.
Юлиана Лизер: Мы попытались соединить журналистские методы работы с информацией и панковский стиль, который используется не только в андеграундных фэнзинах, но и в современном искусстве. Мы все это изучили и решили поэкспериментировать.
– У издательства «Ультра.Культура» был успех, но было и много проблем. Илье Кормильцеву не давали работать, книги изымали, запрещали, творилась какая-то чертовщина со стороны спецслужб. Ваш альманах им тоже не нравится: они срывают презентации, конфискуют экземпляры. С чего все началось?
Юлиана Лизер: Все это произошло из-за человека, который, судя по всему, профессиональный доносчик. Нам удалось установить, что он уже не первый год пишет доносы на мероприятия, которые ему не нравятся.
– Но вы сразу вычислили их в зале?
– Конфликт со спецслужбами начался в Краснодаре? До этого moloko plus не интересовались, или вы чувствовали, что к вам присматриваются?
Павел Никулин: В книжных магазинах нам говорили, что время от времени некие подозрительные люди покупают журнал. В оперативных целях можно выделить 300 рублей сотруднику, чтобы он купил журнал, пришел домой, почитал его и отправил на экспертизу. Был даже комичный случай: нам рассказал человек из Екатеринбурга, что он приехал на почту, взял посылку, распечатал посылку в такси, начал читать. Когда он поднял глаза от альманаха, он понял, что таксист его привез не домой, а в Главное управление внутренних дел по Свердловской области. Потому что таксисту не понравилась обложка – это был первый номер, где на обложке было написано «Терроризм».
Юлиана Лизер: Если взять популярные книги о спецслужбах, у них совершенно потрясающие названия. А вот книга под названием «Воры в законе», а вот «Бандитские жены». Они лежат на всех книжных развалах около вокзалов и станций метро, люди это читают. Что, теперь всех везти в управление МВД?
Юлиана Лизер: Естественно, у нас нет цели к чему-то призывать, мы не занимаемся политической агитацией, мы не пытаемся людям объяснить, что им делать, как жить, мы не общаемся с аудиторией в повелительном наклонении. Мы просто делаем свою работу как журналисты, как историки, как политологи.
Павел Никулин: Если говорить о нашей позиции, мы выступаем за свободу слова, хотя это и звучит наивно, пафосно, идеалистически. Мы противники личностного выгорания и отчуждения, которое присутствует в нашей профессии, нам не нравится капитализм, который отравляет нашу профессию. Непонятно, на что ориентированы медиа: на клики, на деньги, на просмотры? Мы вообще забываем о том, про что должна быть журналистика, зачем существуют медиа, слишком примитивно их воспринимаем. Для меня это конструктивный протест против вульгаризации, профанации моей профессии.
– Илью Кормильцева упрекали в том, что он трактует свободу слова слишком широко. Он выпустил книгу скинхеда Нестерова «Русь пробуждается», говорил, что нужно дать слово всем участникам протеста, от крайне левых до крайне правых, никаких ограничений быть не должно. У вас есть какие-то ограничения? Дадите ли вы слово неонацисту?
Юлиана Лизер: Профессиональная работа заключается в том, чтобы дать слово всем сторонам. Сторона условного добра, которая за свободу слова, за либеральные ценности, слишком сильно представлена, а другой стороне, которую, понятно, здравомыслящие люди не поддерживают, высказаться не дают. Если их взгляды такие людоедские и настолько не соответствуют реальности, дайте людям посмотреть, какие они, пусть они сами за себя отвечают.
Павел Никулин: Было очень интересное исследование популярности РНЕ. Сам Баркашов связывал ее с тем, что у него есть мощная, как ему казалось, газета «Русский порядок». Оказалось, что с популярностью «Русского порядка» популярность РНЕ никак не связана, а связана с тем, что телевидение постоянно выпускало алармистские репортажи, где РНЕ было абсолютно демонизировано. Люди, которым не нравилась тогдашняя Россия, считывали это сообщение таким образом, что вот есть враг государства, и, если человеку не нравится государство, он пойдет к врагу этого государства. РНЕ потеряло популярность, когда телевидение начало их высмеивать. И тот, и другой инструмент – это не инструменты сообщения и коммуникации, это инструменты пропаганды.
– С «Правым сектором» нечто подобное произошло. Его популярность в значительной степени обеспечена упоминаниями в эфире российских телеканалов.
Павел Никулин: Те ультраправые россияне, которые поддержали в вооруженном конфликте Киев и сваливали из России, чтобы присоединиться к вооруженным силам Украины, первым делом приходили в «Правый сектор». И где сейчас «Правый сектор»? Его нет.
Юлиана Лизер: Мы тщательно отслеживаем, чтобы в текстах не было цитат из публикаций, которые входят в список экстремистских. Я лично проверяю. Даже маленькая цитата может стать причиной проблем с правоохранительными органами. Этого мы не хотим допускать.
– Подозреваю, что все-таки вы довольны вниманием спецслужб к альманаху, вам нравится их дразнить.
Юлиана Лизер: Как сказать? С одной стороны, конечно, некоторый адреналин, но, с другой стороны, есть много других дел. Когда ты работаешь, а тебе приходит сообщение, что на твоих коллег напали или задержали, – это, честно говоря, мешает. Жизнь в состоянии аврала, мобилизации выматывает.
– Мы обсуждали номер, посвященный революции, а перед ним был номер о наркотиках. Что вы думаете о российской наркополитике?
Юлиана Лизер: Все очень плохо, потому что нет понимания, что нельзя все валить в одну кучу. Наркотики бывают разные. Нельзя относиться к наркопотребителям как к говну. Это люди, которые болеют зависимостью, а зависимость вызывают не только нелегальные вещества, но и алкоголь. Не понимаю, это делается осознанно или по причине какой-то феерической глупости, отсутствия знаний. Потому что у меня не укладывается в голове, как можно осознанно проводить подобную политику, которая проводится сейчас в России.
Павел Никулин: Мы критикуем не только российскую наркополитику. В нашем номере хорошо показано, какое у редакции ироничное отношение к тому, что страна, которая когда-то была всеми руками за начало войны с наркотиками – Америка, теперь становится чуть ли не локомотивом антипрогибиционистской политики.
Юлиана Лизер: Если возвращаться к российской наркополитике, совершенно неадекватные сроки за то, что у людей находят какое-то количество марихуаны, например. Человек может отправиться в тюрьму на 5–10 лет – это совершенно неадекватно. То, что статья 228 называется «народной», – это совершенно неприемлемо. Когда начинаешь во всем разбираться детально, изучаешь все эти дела, становится понятно, что это чересчур.
Павел Никулин: Подавляющее большинство тюремного населения, если смотреть по вынесенным приговорам, сидит за преступления, связанные с наркотиками. Ввиду стигматизации всей этой сферы огромное количество так называемых преступлений без жертв совершается людьми, которые употребляют наркотики. Тюрьмы перегружены этими людьми. При этом тюрьмы, конечно, не изолированы от наркотиков. Все мои знакомые, которые прошли через пенитенциарную систему, говорят, что наркотики найти в тюрьме иногда проще, чем на воле, требуется большая выдержка, чтобы в этих условиях не стать потребителем, например, героина.
Юлиана Лизер: Очень много. Мы только начали.
Павел Никулин: Мы хотели посвятить два номера ультраправым и ультралевым. Номер, посвященный тюрьме, – тоже огромное поле. Номер, посвященный войне. Номер, посвященный сепаратизму. Номер, посвященный религиозной нетерпимости. Можно посвятить отдельный номер различным конспирологам. Можно про криминал сделать номер. Наши мощности на 10–12 лет.
– Передача «Человек и закон» тоже посвящена этим сюжетам, и телеканал Маргариты Симоньян может об этом рассказывать. В чем принципиальное отличие вашего подхода от всей прочей журналистики?
Юлиана Лизер: Во-первых, в формате. Большинство СМИ выпускают один текст на какую-то тему, привязанную к повестке дня. Мы к повестке дня не настолько привязаны, мы можем позволить себе большую свободу обращения со временем. Можем поставить в альманах несколько текстов, привязанных к сегодняшнему дню, можем дать историческую справку, можем отправиться на двести лет назад, чтобы создать общую картину явления. У нас есть возможность говорить о явлении с разных сторон и представлять не только разные точки зрения, но и брать примеры из мировой истории. То есть это вопрос о глубине исследования. С чем это можно сравнить? В последнее время развивается такой формат, как спецпроекты, где сочетаются видео, фото, текст, но все равно они рассказывают о чем-то одном. Допустим, шикарный спецпроект «Коммерсанта» «Чернобыль», я его очень люблю. А мы привязываемся к другим вещам, к явлениям другого порядка.
Павел Никулин: Я бы назвал то, что мы делаем, деконструкцией, потому что мы разбираем по кусочкам какой-то термин, разрушаем общественный консенсус по его поводу, и пытаемся пересобрать заново историко-филологическими упражнениями. Мы отсылаем к историческим явлениям, разговариваем с читателем и рассказываем ему, что, знаешь, это слово могло значить нечто совершенно другое. В разговоре о наркотиках мы выступаем как такой застольный умник, который говорит: а что вы имеете в виду под словом «наркотики», объясните, пожалуйста? А вот это наркотики? А если я вам расскажу эту историю, вы считаете, что это про наркотики? Могли, например, в номере про революцию написать, что революция – термин из астрономии или что изначально под революцией понимали любую смену власти. Революция начала ХХ века – это всегда левое, антибуржуазное явление. Могли вспомнить Дугина с его «консервативной революцией». Нужно вернуть читателей к сомнению, к здоровому скепсису. Если бы люди, читая новости, не верили просто с первых слов тому, кто им рассказывает о том, как надо жить и что в мире происходит, было бы намного лучше. Может быть, даже политический климат поменялся бы.
Юлиана Лизер: Она сейчас происходит. Революция – это процесс.
Павел Никулин: В одном из последних интервью, которое давал Лимонов, он говорил, что революция совершается не ради какой-то цели, а ради состояния, в котором пребывает общество в момент революции. Когда я подписываю альманахи, пишу иногда, что революция будет. Я не исключаю, что и за это к нам потом будут приходить правоохранительные органы.
16 августа, когда это интервью уже было опубликовано, на презентацию альманаха moloko plus в Нижнем Новгороде пришли полицейские. Они заявили, что к ним поступило заявление о распространении экстремистской литературы и задержали журналистов Павла Никулина, Софико Арифджанову, Михаила Шубина и нескольких посетителей.
ПАША НИКУЛИН
главный редактор moloko plus
Почему ты стал журналистом? Насколько мне известно, у тебя нет специального образования.
Совершенно случайно. В 2008 году мой знакомый работал в пропагандистском издании в одном холдинге с «Правда.ру». Была команда из трёх-четырёх человек, меня позвали писать новости. Потом пригласили криминальным репортёром в «Газету.ру», и я угорел от повестки. Стало интересно читать про изнасилования, убийства, грабежи. Это было погружением в настоящую реальность. У меня был небольшой активистский опыт взаимодействия с судами, но, когда ты приходишь туда как журналист, это совсем другое. Я в то время читал Homo ludens Йохана Хёйзинги, и было забавно наблюдать, как повторяются описанные в книге судебные ритуалы. Через три месяца меня сократили. Карьера складывалась не очень удачно, пока я не устроился в «Каспаров.ру». Тогда я уже понял, что мне интересно. Мне интересны политические радикалы, наркополитика, суды, ЛГБТ…
Не самая бытовая повестка.
Смотря о чьём быте мы говорим. Обывательщина неинтересна, а вот быт, например, семьи Светланы Давыдовой — это уже другое. Сейчас по моим текстам о неонаци пишется две или три академические работы, я не очень вникал. Мне уже не нужно звонить в центр «Сова» за комментариями, потому что я примерно понимаю, куда движется правое сообщество.
Почему ты пишешь в основном на тему терроризма? Откуда такой интерес к неонацизму, левым радикалам?
Я люблю ******** [двинутых], молодых, голодных и злых. Хочется ещё, чтобы люди знали, чем отличаются политические радикалы разных убеждений.
По-моему, средний читатель сегодня может отличить правого от левого, скина от нациста. Ты так не думаешь?
Нет, не может. В Питере была история с моим приятелем — аполитичным скином. Он пырнул ножом оппонента, тот скончался (Паша писал об этом репортаж. — Прим. ред.). Как только «Комсомольская правда» узнала об этой ситуации, его тут же назвали нацистом, а это отягощает вину в суде, если докажут, что он действовал по мотивам розни и вражды. Нет, читатель не понимает. Читатель ещё и читать не умеет. Меня много раз переспрашивали о чём-то, что в тексте было описано достаточно подробно. Нужно писать так, чтобы понял тупой. Это, конечно, не значит, что читатель обязательно тупой. Надо исходить из того, что человеку будет лень гуглить. Сервис «Давай я погуглю за тебя» отлично показывает тенденцию.
Приведи пример или образ идеального гражданина и идеальное общество в твоём понимании. К каким политическим силам ты сам себя относишь?
Я белый гетеросексуальный мужчина в самом расцвете сил. Из ****** [плохой] семьи, ****** [плохой] школы и ******* [плохого] института. Гражданство моей страны меня скорее обременяет и тяготит. Идеальный гражданин — это что-то из Оруэлла, а идеальное общество — анархическое. Я когда-то считал себя либертарианцем. Но потом понял, что эта модель совсем не для меня. Сейчас я неавторитарный левый. Я легко могу жить в анархическом обществе. Для меня существование государства не является необходимостью.
Расскажи о moloko plus, хоть ты уже и оставлял послание на сайте. Почему именно тебе стоит помочь с выпуском журнала?
Я не думаю, что я тут с кем-то конкурирую. Я просто хочу, чтобы мне доверились. К тому же я тот, кто способен собрать вокруг себя необходимый пул авторов. Хотелось организовать их не в рамках сайта, а в рамках команды журнала. Помимо прочего, это всё дико весело делать.
Полноценный самиздат.
Да, нам нужно самим найти денег и издать журнал. Заморочек много, потому что мы всё делаем с нуля, но уверен, что у нас всё получится.
Не боитесь, что вас запретят?
Я читал как раз на FURFUR материал про возможный запрет самиздата, инициированный каким-то депутатом. Опасаюсь, что могут запретить анонимный сбор денег. Но мы что-нибудь придумаем. Мы не хотим запрета журнала, но готовы к нему, не буду скрывать.
Кто-то должен дойти до конца.
Уничтожить своё СМИ, если придётся. Это очень слабое оправдание —
«у меня столько людей работает, лучше я включу цензуру».
Только так мы победим.
На какую аудиторию рассчитываете? И количественно, и качественно.
Аудитория тут напрямую от тиража зависит. Мы думаем напечатать 1000 экземпляров. А так, мне кажется, это либо голодные и злые девочки и мальчики из небогатых семей, либо, наоборот, какие-нибудь бледные томные комнатные ребята, которые хотя бы из журнала узнают о том, что за окном есть страшный, но безумно интересный мир.
Каждый из авторов лично путешествует и ищет материал?
Конечно. Я пока не готов ничего разглашать, кроме текста про ИРА (Ирландская республиканская армия. — Прим. ред.) в XXI веке. По этому тексту нас консультирует один из известных ирландских журналистов. Этот материал анонсировал сам автор, остальные пока в тайне. Хочется удивить читателя.
У нас есть Александр Литой, он хорошо разбирается в правых, левых радикалах. Также у нас работает Юлиана Лизер, она часто бывала в Греции, в европейских странах. Хорошо знает, как там устроены сообщества левого толка. У неё выходил подробный материал о «заговоре огненных ячеек».
Как ты вообще оцениваешь положение отечественной журналистики сегодня?
Невозможно ввести цензуру, касающуюся абсолютно всех. Сейчас СМИ, позволявшим себе некоторые вольности, довольно тяжко. Зарплата ниже, Роскомнадзор… Ситуация с «Лентой.ру» показала, что СМИ можно уничтожить за один день. По «Русской планете» было два удара. Первый, когда ушли я, Лизер и ещё три человека. Ушли мы потому, что началась лёгкая цензура по теме Крыма. Финальным ударом стало снятие главреда Пряникова.
Журналист может найти себе место, но горизонт планирования очень маленький. Мы не знаем, что будет завтра. А на специфическую повестку всегда очень сложно было делать материал. Я писал свой текст о работе петербургского борделя, пытался отдать его в Esquire и получил категоричный отказ. Ещё пример: моя коллега недавно публиковала свой фотопроект в «Русском репортёре», и больше людей посмотрели эту работу на сайте «Эксперта».
Сейчас я работаю редактором на городском сайте. Это был культовый журнал, а сейчас мало кто замечает, что сайт ещё живёт. История с «Афишей.ру» тоже довольно грустная. В общем, СМИ есть, можно выбрать себе такую концепцию, когда тебе не придётся сталкиваться с цензурой и государством. Но тогда о чём писать? На острые темы стало очень сложно делать материал. Кому интересно, что российские неонацисты в составе тысячи человек воюют на Донбассе? Текст прочитали 100 тысяч человек, но, если бы я не опубликовал его, никто бы не расстроился.
Если так подходить к вопросу, то можно вообще ничего не писать.
Я работал вне штата. Там говорят так: «Ты придумай что-нибудь, а мы, может быть, напечатаем». Текст пишется гораздо быстрее, чем впоследствии продаётся. Ещё и подгонка под определённое СМИ… Я один текст переписывал раз шесть, под разные издания.
Если ты занят написанием ежедневных заметок, ты не сможешь сделать полномасштабное расследование. Особенно если это расследование касается не дач чиновников или бизнеса генпрокурора, а какой-то темы, которая увлекает тебя и ещё 100 тысяч человек.
Рынок диктует, что писать?
Это вопрос не рынка, а, скорее, конъюнктуры. Умеет ли человек продать или нет. Не все умеют, не все хотят.
Ты общаешься с зарубежными журналистами? Происходит какой-то обмен опытом?
Ага, вот я недавно общался с датскими журналистами, они мои ровесники или даже старше. Так вот, они всё ещё учатся журналистике. С украинскими коллегами общаюсь. Это другая страна, другие реалии. Их повестка на всю страну отличается от нашей. Хотя, конечно, некоторые российские журналисты лучше ориентируются в украинской повестке. Потому что они больше пишут по ней. У меня есть коллега на ТВЦ. Он весь прошлый год занимался тем, что делал сюжет про войну.
Видимо, это интересно, у этого высокие рейтинги.
Можно не кормить этим людей. Телевизор смотрят не потому, что это интересно, а потому что там что-то показывают. Я смотрел недавно федеральный канал, и для меня было шоком, что российский телеканал начинает программу с новости про Турцию. Это вопиющий непрофессионализм. Понижая планку потребления, мы понижаем собственную планку профессионализма. Нам проще делать плохой контент, и зрителю проще его воспринимать. Мы просто развращаем читателя.
Есть замечательный сюжет в мультике «Спанч Боб», где персонажи соревновались в производстве бургеров. И поняли, что лучшее блюдо — это концентрированный жир. Примерно так и происходит.
Ты не считаешь, что такая политика вещания оттеняет реальные проблемы? Мышление человека от обильной пропаганды переходит на уровень державного, национального.
Тут дело не только в разнарядке. Конечно, на федеральных каналах есть темники, главредам других изданий звонят сверху. Многие поднимают щекотливые темы просто ради престижа.
Поработав в питерском СМИ, я узнал такую историю про «Петербург — Пятый канал». Туда никто никогда не звонил, но их владельца так прёт ощущение причастности к великому делу, что он делает вид, что ему звонят больше всех. Цензура как элемент престижа. Как у оппозиции в своё время: если вас не ********* [побили], не обыскали и не задержали — вы не оппозиционер. Так же и здесь: если вашему СМИ не позвонили сверху, то и чёрт с вами, вы не нужны.
Конечно, если ты будешь делать хороший контент в России, тебя быстро запретят. Поэтому нужно моделировать абсолютно прозрачную ситуацию — не идти на компромиссы, не соглашаться. Кто-то должен дойти до конца. Уничтожить своё СМИ, если придётся. Это очень слабое оправдание — «у меня столько людей работает, лучше я включу цензуру». Только так мы победим. Я не считаю ситуацию с «Лентой.ру» идеальной. Потому что уход по соглашению сторон — это не борьба с цензурой.