Можно ли утверждать что положение старообрядцев при петре 1 улучшилось
Политика государства по отношению к староверам при Петре I
После того как Пётр I (царь с 1682 года, самостоятельно начал править с 1689 года) провозгласил политику относительной веротерпимости в государстве, первый — мученический — период истории староверия закончился. Положение староверов несколько изменилось. Прекратились открытые гонения, и в истории староверия начался новый период, который обычно характеризуют как период созидания, организации общежительств, хозяйственной, религиозной и культурной жизни. Возникают такие духовные центры старообрядчества, как Стародубье, Ветка, Выг, Керженец, Невельское общежительство и др. Эти духовные центры сыграли неоценимую роль в сохранении традиций древнерусской духовной культуры. Однако все они существовали или на окраинах империи, или вообще за границей.
Вместе с тем, несмотря на определённые послабления, и при Петре I старообрядцам приходилось нелегко. Оставались в силе прежние указы против сторонников старой веры, а в 1714 году были изданы и новые, дополнительные. Хотя формально правительство и признавало существование старообрядцев и даже соглашалось видеть в них граждан, но делало это со значительными ограничениями: им разрешалось открыто жить в городах и селениях, но при этом они облагались двойным налогом (отсюда прозвание староверов в некоторых местностях — «двоеданы»). Так, если последователь новой веры платил за себя в казну 5 рублей, старовер должен был платить 10. Кроме того, с каждого мужчины взимали по 50 рублей в год за ношение бороды. (Современный «цивилизованный» человек может лишь посмеяться над привязанностью русских к бороде, однако ему можно возразить словами французской писательницы мадам де Сталь, посетившей Россию в начале XIX века: «Народ, сумевший отстоять свою бороду, сумеет отстоять и свою голову».) Со староверов взыскивали пошлину и в пользу новообрядческого духовенства. Тем самым поборы с ревнителей древлего благочестия стали важной статьёй доходов и для правительства, и для духовенства. При этом староверы не пользовались никакими правами: им воспрещалось занимать государственную или общественную должность, не признавалось их свидетельство на суде против новообрядцев, при браках с новообрядцами старообрядцев приказывали обращать в новую веру, а за брачное сожительство без венчания — предавать суду, детей же отбирать и крестить в господствующей церкви.
Но этого было мало. Старообрядцев хотели выставить на посмешище, и им было приказано носить особую унизительную одежду (мужчинам — однорядку с лежачим ожерельем и сермяжные зипуны с нашитыми «козырями» красного сукна, а женщинам — шапки с рогами и тоже сермяжный зипун с красным козырем).
Однако, несмотря на такое тяжёлое и унизительное положение, старообрядцы не желали изменять вере своих предков, а популярность старообрядчества в русском народе только увеличивалась. Нужно отметить, что этой популярности способствовали и те серьёзные изменения, которые в XVIII столетии произошли в самой господствующей церкви. Если первоначальную позицию господствующей церкви можно было охарактеризовать как обрядоверие «с обратным знаком», то уже в петровский период появляются такие богословские сочинения высших церковных иерархов, в которых высказывались уже чисто протестантские и католические взгляды и намечался полный пересмотр традиционного православного воззрения на таинство, на единство формы и содержания.
Реформы Петра I, направленные на вестернизацию России, захватили и церковь. После смерти патриарха Адриана в 1701 году патриаршество фактически было упразднено. По словам князя Е. Трубецкого, «церковь была в буквальном и техническом смысле обезглавлена». Вместо патриаршества и церковных соборов в 1721 году вводилось коллегиальное управление под латинским названием «Коллегиум духовное», впоследствии переименованное в Святейший синод, — гражданское ведомство по делам религий, при котором заседали вызываемые по очереди для присутствия в Синоде архиереи (фактически с совещательным правом голоса). Реальное же руководство Синодом осуществлял гражданский чиновник — обер-прокурор, назначаемый императором из числа светских лиц.
Тем самым в основу церковной реформы был заложен заимствованный у протестантов принцип: «чья земля — того и вера», то есть светский феодал одновременно становился главой христианской церкви на своих землях. Главою церкви, «крайним Судией Духовной коллегии» Петр I назначает… самого себя! И именно царю, как главе церкви, вплоть до начала XX века должны были приносить присягу члены Святейшего синода. Титул «Отец Отечества», принятый Петром в 1721 году, до того мог быть применён исключительно к архипастырю, прежде всего к патриарху (так назывались вселенские патриархи — Константинопольский и Александрийский). Чтобы придать этим чудовищным каноническим извращениям видимость законности, Пётр избрал проверенный ещё его родителем способ: дипломатическое давление на восточных патриархов.
Главную роль в проведении новой церковной реформы играл Феофан Прокопович (в миру — Елеазар). Личность эта была крайне одиозной. Родившийся в Киеве, в семье купца, принадлежавшего к господствующей церкви, он в юности постригся в монахи в униатском монастыре с наречением имени Елисей. Учился он в Киеве, Владимире-Волынском, а после пострижения — в Риме, откуда бежал и в 1702 году был присоединён к господствующей церкви. Вернувшись на родину, он снова постригся в монахи в 1705 году с именем Феофан, которое взял в честь своего дяди. Преподавал риторику, философию, затем «высшее богословие» в Киевской академии. В 1706 году, после того как он прочёл торжественное слово по случаю Полтавской победы, его заметил Пётр I, который через несколько лет вспомнил о нём. Тогда Феофан был назначен ректором академии, в которой стал насаждать протестантское богословие. После жалоб преподавателей Пётр I потребовал Феофана к себе, и с тех пор тот стал верным соратником императора. По личному указанию Петра Феофан был посвящён в епископы, а в 1718 году — в архиепископы с номинальным наречением Псковским, но с проживанием в Петербурге. Вскоре он стал вице-президентом новоучреждённого Синода. И после смерти Петра Феофан, будучи хитрым и жестоким политиком, сумел завоевать расположение новых правителей, пользовался большим почётом у императрицы Анны Иоанновны. По словам историка Н.И. Костомарова, Феофан «стал… ужасным тираном, не разбиравшим никаких средств… стал безжалостным мучителем, который тешился страданиями своих жертв даже и тогда, когда они переставали быть для него опасными». Замечательная характеристика этого человека содержится в тайных записках новообрядческого епископа Никодима (Казанцева), опубликованных посмертно после 1905 года: «По одиночному своему усмотрению Пётр избрал для сочинения устава Синоду архиерея Феофана Прокоповича, которому не следовало и быть архиереем. Он отрекался от православия, был католиком, потом лютеранином и снова возвратился в православие. Такому ли, шатающемуся верою, быть сочинителем устава православному правительствующему Синоду. »
Однако именно такой человек и стал главным идеологом синодальной реформы и автором важнейших для новообрядческой церкви сочинений — знаменитого «Духовного регламента» и трактата «Правда воли монаршей», в соответствии с которыми уничтожались последние остатки принципа соборности в управлении господствующей церковью. Феофану принадлежит и ещё один трактат, оправдывавший одно из самых чудовищных догматических нарушений новообрядческой церкви, — «Истинное оправдание правоверных христиан, крещением поливательным во Христа крещаемых…», изданный в 1724 году с благословения Синода. Дело в том, что согласно Апостольским правилам таинство крещения в христианстве должно совершаться в три погружения, что имеет глубокий символический смысл, и только в этом случае может считаться действительным таинством. Католики же, а затем и отколовшиеся от них протестанты со временем стали нарушать это непреложное правило и ввели у себя крещение поливанием и даже окроплением. Из-за этого и греки, и русские до никоновской реформы принимали католиков и протестантов в свою церковь только через повторное трёхпогружательное крещение. Первым данное правило отменил Большой московский собор 1666–1667 годов, что как нельзя лучше свидетельствует о прокатолической сущности никоновско-алексеевской «реформации». Впоследствии, начиная с Петра I, добавились ещё «дипломатические» соображения, окончательно закрепившие это правило. Надо было налаживать международные связи, чему способствовали многочисленные династические браки между представителями дома Романовых и европейских царствующих домов. И чтобы обойти «острые углы» в вопросах вероучения, приём в православие невест-протестанток осуществлялся без требуемого перекрещивания. Так что получалось, что матери всех последующих царей из дома Романовых с точки зрения православных канонов фактически оставались некрещёными.
Ещё одним важнейшим изменением в жизни новообрядческой церкви были ограничение права свободного выбора мирянином своего духовного отца и отмена такого древнего института, как «покаяльная семья». Проводя в жизнь церковные реформы, утверждённые Большим московским собором 1666–1667 годов, власти пытались поставить этот институт под жёсткий контроль. «На соборе 1667 года принцип “покаяние вольно есть” был ограничен, а в начале XVIII века фактически отменён, тайну исповеди начали нарушать сперва в интересах уголовного расследования, а затем и политического; исповедь окончательно стала частью исключительной компетенции именно приходского священника, и духовничество превратилось в приходской институт»[72].
Одновременно, согласно постановлениям собора 1666–1667 годов, «приходские священники должны были следить за соблюдением новых обрядов, за правильностью богослужения, за чистотой и благочинием в церквах, за тем, чтобы прихожане регулярно постились, исповедовались, причащались; на них же возлагалась обязанность вести книги с записью крестившихся прихожан, венчавшихся, умерших и просто состоящих в приходе; за нерадение, “нестроения” в церкви и в пастве и за недонесение (!) на “ослушников и безчинников” духовенству грозила “церковная казнь без всякия пощады”. В совокупности с постановлениями собора 1666–1667 годов устанавливался комплекс мер и норм, делавший приходского священника инструментом религиозного контроля над мирянами. В практике епархиального управления фактически приход понимается уже как низшая церковная административная единица, и соответствующим образом управляется приходская жизнь, а деятельность приходского священника наполняется бюрократическим содержанием»[73].
На Западе уже с эпохи Возрождения культура лишь по имени была христианской, по сути же носила чисто светский характер. Это была культура расцерковленная, которая при этом считала себя единственной культурой. Всё, что находилось вне её, в том числе и культура церковная, вообще не считалось культурой. Было принято считать, что церковь исключает культуру. Начиная с Петра, эти представления всё более широко внедряются и в России. «Просвещённое» общество, в основном дворянство, реформированное Петром по своему вкусу, отрывалось от церкви и от народа, отрывалось от своего прошлого и от своей истории. «Пышный, мечтательный и смутный век “просвещения” мог терпеть веру только “рационализированную”, которую и несла расцерковленная “христианская” культура. В свете её Церковь начинает представляться инородным и даже враждебным культуре телом, рассадником суеверий и тьмы, с которыми борются государство и просвещённое общество»[74]. С другой стороны, оказывалось всяческое покровительство представителям иноплеменных конфессий (взять хотя бы главную улицу Петербурга — Невский проспект: каких здесь только не было построено храмов!). Под особое и преимущественное покровительство государственной власти и законов попал протестантизм, по образцу которого была проведена петровская «реформация».
Пётр I и старообрядчество
В этой статье будет рассмотрено положение староверов в петровской России через призму личности Петра I, фактически отождествлявшейся с государственным управлением, политикой и экономикой, с духовной жизнью в новый период российской истории — светский и имперский. Будет показана взаимозависимость объективного положения государства и субъективных факторов деятельности важнейших государственных деятелей: самого Петра I, его важнейших идеологов Стефана Яворского и Феофана Прокоповича.
Личность императора Петра: «кормило церковное» или «Антихрист на троне»?
Современники смотрели на Петра как на «кормило церковное», сподвижники много говорили о правильности его церковной политики, реформ церковного самоуправления. Часто упоминалось его личное «благочестие», Пётр I ставился писателями и проповедниками (например, Феофаном Прокоповичем) в пример как простому народу, так и образованным людям. Публицист И.И. Голиков писал:
Но многое в повседневном поведении императора, в его взглядах и идеологии указывает на обратное. Зачастую сокровенные забавы Петра были настолько кощунственными и богохульными, что даже их огласка является вызывающей для представления императора как «кормила церковного» [10, 492]. Он устраивал «богослужения», на которых вместо ладана курился табак, роль креста исполняли две перекрещенные трубки; он сам наряжался в епископа, проводил оргиастические венчания, крещения, отпевания, богохульные подобия Причастия. В этом есть сходство с последними императорами Рима христианского периода, есть сходство также и с действиями большевистских борцов с религией, что и дало возможность некоторым историкам, наряду с другими причинами, назвать Петра первым большевиком России. А в старообрядческом мире политика и поведение Петра стали причинами именования его Антихристом [15, 686]. Цезарепапизм Петра не укладывался ни в какие рамки русской традиции и скорее был нацелен на планомерное изживание всяческой традиционности. Публицист Борис Башилов писал:
«Восшествие на престол Петра знаменует собой начало развития в России формы западного абсолютизма и конец русской национальной формы монархии. А в ряде случаев Петр действует даже не как абсолютный монарх западного типа, а как революционный диктатор, который источник своей неограниченной власти видит только в своей личной воле и личных принципах, не имеющих никакой опоры в национальных традициях страны» [1, 109].
Политика Петра I в отношении старообрядцев отличалась крайней нетерпимостью, из которой периодически делались волюнтаристские исключения. Особенно резко это заметно в сравнении с отношением к иным, западным, религиозным конфессиям. Даже мусульмане в период правления Петра пользовались большей свободой, чем старообрядцы. Историк Я.К. Грот отмечал:
Старообрядчеству была объявлена самая настоящая война. Синод принял текст присяги для иереев, по которой они обязаны были отыскивать раскольников и сообщать о них начальству [13, 31]. Староверам запретили занимать все общественные должности. Их браки стали считаться недействительными [13, 62–63, 79–80]. При Синоде была создана специальная «контора раскольничьих дел», которая имела право наказания, от нанесения тяжких увечий до ссылки на каторгу и мануфактуры [8, 236]. Вице-президент Синода архиепископ Феофан Прокопович писал о Петре:
«Ведал он, какова темность и слепота лжебратии нашея раскольников. Бесприкладное воистину безумие, весьма же душевное и пагубное! А коликое беднаго народа множество от оных лжеучителей прельщаемо погибает!» [14, 63].
Показательно здесь слово «лжебратия», указывающее на фактическое исключение староверов из российского гражданства. Если к этому прибавить то, что Феофан Прокопович был главным идеологом всех петровских начинаний и проповедником культа его личности, нужно понимать, что вышеприведённая цитата является больше, чем личным мнением этого светского архиерея.
«Миссионерство»
Именно при Петре началась практика миссионерских поездок для принудительного крещения староверов, хотя иногда формально устраивались диспуты, на которых постепенно оттачивали ораторское мастерство как староверы, так и их противники. Так что неосознанно Пётр I содействовал будущему развитию старообрядческой полемистики, книжности, собиранию обширных библиотек, становлению чёткой и убедительной древлеправославной апологетики и традиции всеобщей грамотности и начитанности среди «раскольников». Даже пропетровски настроенный историк М.П. Погодин писал:
«Раскольники остались при своём, не подверглись европейскому Петрову влиянию, приняли в себя ещё новую силу, значительную силу гонения» [9, 250].
Важно отметить, что диспуты ни в коей степени не являлись показателем либерализации в отношении к староверам или общей демократизации общества. В случае никонианского провала, прения о вере вполне могли обернуться и открытыми репрессиями (как, например, знаменитый диспут, устроенный иеромонахом Неофитом в беспоповской Выговской пустыни).
Во главе всех миссионерских сил стал митрополит Нижнего Новгорода Питирим, практиковавший на первых порах «демократические» методы новообрядческой пропаганды, но по причине их малоэффективности в приложении к старообрядцам, к концу жизни обратившийся к насильственным методам «изыскания и обращения раскольников». Он риторически восклицал в своей идеологической книге «Пращица»:
«Убо како вас не мучити? Како в заточение не посылати? Како глав не отсекати?» (1725 г., издание Синода) [Цит. по: 7, 92].
При всей либеральности отношения к западным религиям, Пётр неоднократно посылал военные отряды для «усмирения недовольства» в антигосударственных, как он считал, точках страны — в основном, в местах скопления либо проживания сектантов или староверов-беспоповцев, имеющих в своих доктринах пункт неповиновения царской власти как воплощению Антихриста [12, 89]. Старообрядческий богослов и историк Фёдор Ефимович Мельников (1874–1960) писал:
«В царствование Петра власти, главным образом духовные, разоряли старообрядческие скиты, монастыри и другие духовные убежища, отбирали у них имущество и всячески преследовали людей старой веры. Весьма тяжело пришлось русским древлеправославным христианам при этом царе» [7, 117].
При активном содействии (или даже авторстве) Димитрия Ростовского была создана настоящая идеологическая база для борьбы со староверием вплоть до ХХ века — «Деяние Мартина Еретика», представлявшее древлеправославие и всё русское дораскольное православие как проявление некой «армянской ереси», якобы прижившейся на Руси. Эта фальшивка была выдана за подлинный документ XI века. В нём описывалась деятельность никогда не существовавшего собора, осудившего армянского проповедника Мартина, учившего в Киеве о двуперстном знамении, двойной «аллилуии», хождении по солнцу во время крестных ходов и прочих атрибутах староверия. Мартин якобы был анафематствован на Константинопольском соборе, как и его учение. В составлении подлога участвовал и император Пётр лично [12, 124]. Синод повелел читать «Деяние» в храмах вместо житий святых. Более трёхсот лет после того старообрядчество называли армянской ересью. Многие были уверены в справедливости гонений и принудительных Крещений и Причастий. Сотни талантливых писателей и мыслителей, включая славянофилов, остались в предубеждении против староверов именно благодаря традиции «Деяния», которое было объявлено фальшивым только после исследований историка Николая Карташёва в середине XIX века.
Применялись и совершенно богохульные методы «обращения» староверов. Помимо Высочайшего повеления 1722 года, по которому священники должны были доносить властям все открытые им на исповеди «преднамеренные злодейства против церкви и государства», к которым относился и переход в старообрядчество, Синод издал «Регламент», в котором указывалось:
«Несть лучшего знамения, почему познать раскольника», как насильно его причащать» [Цит. по: 7, 94]. Таким образом, Тело и Кровь Христовы, величайшие Святыни всего этого мира, при правлении Петра превратились в орудие пыток и казни. Даже был изобретён некий «кляп», с помощью которого Причастие можно было вливать староверу сквозь стиснутые зубы, о чём подробно сообщал старообрядческий историк Иван Филиппов [7, 95].
Таким образом, ритуалы господствующей церкви стали ритуалами государственной инициации, утрачивая своё изначальное мистическое значение.
Причины петровского антистарообрядчества
арактерно, что Пётр всегда был последователен в продвижении новой для России политики веротерпимости (не касающейся староверов). Историк П.В. Знаменский писал:
Ф.Е. Мельников тоже отмечал однобокую и субъективную веротерпимость Петра:
«Царь Пётр I провозгласил веротерпимость в государстве, ею широко пользовались в России разные вероисповедания: римокатолическое, протестантское, магометанское, иудейское и языческое. И только старообрядцы не имели свободы в родном отечестве, ими же созданном. В царствование Петра их не сжигали массами, но отдельные случаи сожжений и других смертных казней были нередки» [7, 115].
Пётр I ввёл двойной размер подати со старообрядцев (затем тройной, а с 1716 года — четверной), запретил им носить традиционную русскую или современную европейскую одежду (вместо неё староверы были обязаны носить шутовские колпаки с рогами и зипуны разных пёстрых цветов [4, 291]), собираться вместе для молитвы без специального разрешения. Были введены штрафы за нехождение староверов на исповедь и Причастие в храмы господствующей церкви [13, 1–2], специальные взыскания за ношение бород, за право совершения треб и даже обязательные взносы в пользу официального духовенства [7, 115–116]. Было запрещено принимать жалобы и челобитные от них [4, 291]. Но самой распространённой формой дисциплинарного взыскания в те времена была ссылка на казённые мануфактуры. Потому и бытует точка зрения, что «с помощью» многочисленных диссидентов-староверов Пётр хотел пополнить ресурс бесплатной рабочей силы и новых средств для государственной казны. Эту позицию поддерживает и Ф. Мельников: «Старообрядцы были источником доходов и для правительства, и для духовенства. Они выносили на себе страшные тяготы всего государства» [7, 116]. Потому на первом этапе формирования отношения к старообрядчеству Пётр не выглядел его абсолютным противником, пытаясь привлечь к вращению в государственной машине нарождающиеся староверческие капиталы, верно оценивая их огромное будущее влияние. Возможно, что Пётр I и на самом деле на первом этапе своей экономической преобразовательной деятельности был «очарован» предпринимательством староверов, только позже столкнувшись с их глубинной оппозиционностью правительству и лично самому Петру. М.Н. Покровский писал:
«Раскол был силён среди купечества, и с этим не мог не считаться царь, который даже из-за границы готов был выписывать обанкротившихся купцов» [10, 493].
Когда этот ресурс был истощён и во главе всех важнейших заводов и мануфактур стали лояльные Петру иностранцы (исключая прецедент братьев Демидовых), началась «налоговая развёрстка» со старообрядцев.
Другой — субъективистский — взгляд на причины негативного отношения к староверам привёл А.В. Карташёв. Он писал, что ненависть к староверам зародилась у Петра с детства, когда он стал свидетелем Стрелецкого бунта 1682 года, убийства стрельцами двух его дядей, Алексея и Ивана Нарышкиных. Причём Карташёв говорил о том, что восстание стрельцов имело характер старообрядческого движения:
«Это событие оставило в Петре — полуребёнке вместе с болезненным тиком лица на всю его жизнь и глубокое духовное отвращение к звериному лику дикого, неестественного древлемосковского фанатизма» [5, 323–324].
На многие годы после Петра укоренилось в народном сознании негативное отношение и к стрельцам, и к старорусской культуре вообще. Пропетровский историк и публицист М.М. Щербатов писал о стрелецком войске:
«…При начале своём имели все пороки янычар турецких, не имев их храбрости. Так как и они были сварливы, безпокойны и неповиновенны начальникам своим, вступая в торги и промыслы, так как и янычары, не имели уже никакого попечения о должности по званию своему; одним словом, неустроенные сии войска не были страшны неприятелям, но опасны были Государям» [16, 109].
С такой субъективистской концепцией согласны и те славянофилы, которые полагали, что насильственное движение России по европейской траектории началось с Петра и несёт в себе все грехи его волюнтаризма, чуждые истинной национальной органике нашей Родины. Философ Г.П. Федотов писал:
«В атмосфере… гражданско-религиозной войны («стрелецких бунтов») воспитывался великий Отступник, сорвавший Россию с её круговой орбиты, чтобы кометой швырнуть в пространство» [Цит. по: 11, 765].
Однако в деятельности Петра, помимо её субъективности, есть и философско-идеологическая закваска. После поездки в Англию, знакомства с королём Генрихом VIII и с деятельность протестантской Англиканской Церкви, в мировоззрении императора произошёл существенный переворот. Он начал закрывать монастыри, ограничивать религиозно-обрядовую и мистическую жизнь русских вообще. Возможно, знакомство с западным протестантским рационализмом и его идеей прогресса как однонаправленности развития, с его культом самоценного труда, с его идеей светского монарха как «отца отечества», стало причиной неприятия Петром духовной жизни российского общества, причиной отрицания традиций, которые, на его взгляд, не давали России стать на европейский путь развития. Естественно, в глазах Петра староверы выглядели именно носителями всего того, что стало для него неприемлемым под влиянием протестантских идей. Религии, которые начали развиваться в России с Петра — католичество, лютеранство, пресвитерианство и даже иудаизм — несли западный дух в Россию. Новоправославие было частично окатоличено Никоном и Стефаном Яворским, частично опротестантствовано Феофаном Прокоповичем и самим Петром (в управленческом, синодальном плане), а древлеправославие несло идею Святой Руси, светскому петровскому цезарепапизму (впоследствии известному под именем «просвещённый абсолютизм»). Староверы шли к Богостроительству даже в своей самобытной экономике, экономика же петровского государства была исключительно светской, милитаристской и имперской. В глазах Петра «протестанта» староверы выглядели скорее сообществом анархистов, чем ортодоксов.
Имеет место и точка зрения, говорящая о попытке Петра привести всю общественную жизнь государства в полную унификацию и зависимость от верховной власти, и церковная политика была лишь одним её аспектом. Так, современный историк П.Ф. Коробейников пишет:
«Свою независимость от государства церковь потеряла в результате реформ Петра I. Принятый им регламент 1721 г. ликвидировал патриаршество и поставил во главе церкви Духовную коллегию (позже — Св. Синод). Господствующая церковь, принявшая новые обряды, практически была превращена в одно из государственных ведомств. Другие конфессии и религиозные группы царской России, в том числе и Церковь, придерживающаяся старых обрядов, были не менее зависимы от государства. Государство устанавливало различные правовые режимы для их имущества, оказывало одним из них большую, другим меньшую материальную помощь, а третьим вообще отказывало. К числу последних относились и «раскольники», среди которых и были приверженцы старых обрядов» [6, 6].
П.Ф. Коробейников придерживается светского видения причин преследования староверов. Он не раскрывает глубинной сущности причин негативизма Петра, направленного против старообрядцев, намекая на то, что и сам Пётр мог не догадываться и не размышлять о причинах своих действий, что он руководствовался механистическим подходом, «одной гребёнкой», когда те, кто не проходил сквозь неё, считались врагами государства, а сущность противостояния отходила на второй план.
Отождествление себя с государством Петром Первым привело к тому, что фигура императора стала играть исключительную роль в жизни России как государства и как культуры. Старообрядцы считали себя носителями идеи соборности, которую они называли и называют основополагающей в Церкви. И потому староверы на протяжении правления императора Петра были преследуемы.
Анализ фактов и документов не позволяет выявить объективно либерального отношения Петра к старообрядцам. Причин тому много. Вероятно, все они в определённой мере правдивы, но нельзя преувеличивать ни одну из них, как то делают некоторые старообрядческие исследователи. Но факт: Пётр основал «государственную» позицию власти по отношению к староверам, от которой не смогла отказаться даже Екатерина II. Пётр I был основателем всей последующей имперской линии отношения государственной власти к старообрядчеству. Российские императоры всегда были весьма консервативными, поэтому идея Петра об «антигосударственности» староверов действовала и при Елизавете, и при Екатерине I, и в эпоху «дворцовых переворотов», и даже при несколько более либеральных к староверию Екатерине Великой и Павле I.
Библиография