Мы будем под одним небом и что это значит
Мы будем под одним небом и что это значит
Что мы будем делать на небесах?
В Евангелии от Луки 23:43 Иисус сказал: «Истинно говорю тебе, ныне же будешь со Мною в раю». Греческое слово, переведенное как «рай», – «парадисос» – означает парк, в частности, Эдем (место будущего счастья). Оно походит от еврейского «пардес», что также означает «парк, лес, фруктовый сад» (согласно Симфонии Стронга). Иисус сказал: «ныне же будешь со Мною «ен парадисос»», а не «ен нефеле», что на греческом значит «в облаках». Он сознательно использовал слово «парк». Не просто парк, но рай или парк Божий (Откровение 2:7), который станет для нас местом будущего счастья. Звучит ли это как скучное место? Когда вы думаете о парке, ассоциируется ли это со скукой?
Иисус сказал: «Господу Богу твоему поклоняйся и Ему одному служи» (Матфея 4:10). Интересно отметить, что Он не говорил: «прославляй и почитай». Даже поверхностное изучение слова «прославлять» в Библии показывает, что оно касается словесной хвалы, в основном, пения. Поклонение, однако, исходит от сердца. Поклонение проявляется в прославлении. Служение Богу есть поклонением, и из Священного Писания становится ясно, что мы будем служить Богу на небесах. «Рабы Его будут служить Ему» (Откровение 22:3).
Мы не можем в полной мере служить Богу в этой жизни из-за греха, но на небе «ничего уже не будет проклятого» (Откровение 22:3). Мы больше не будем находиться под проклятием греха, так что все, что мы будем делать, будет поклонением на небе. И это будет исходить из нашей любви к Богу, не запятнанной греховной природой.
Так что мы будем делать? Мне больше всего нравится процесс познания. «Ибо кто познал ум Господень? Или кто был советником Ему?» (Римлянам 11:34); «В [Боге] сокрыты все сокровища премудрости и ведения» (Колоссянам 2:3). Бог – «Высокий и Превознесенный, вечно Живущий» (Исаии 57:15). Он вне времени, и нам потребуется вечность, чтобы «постигнуть со всеми святыми, что широта и долгота, и глубина и высота, и уразуметь превосходящую разумение любовь Христову» (Ефесянам 3:18). Иными словами, мы никогда не будем прекращать познавать.
Слово Божье сообщает, что мы не будем одиноки в Его раю. Говоря о любви и о будущем на небесах, апостол Павел утверждает: «Теперь знаю я отчасти, а тогда познаю, подобно как я познан» (1 Коринфянам 13:12). Вероятно, это значит, что мы будем иметь возможность глубоко, полностью познать своих друзей и членов семьи. Это значит, что на небе не будет необходимости в секретах. Нам будет нечего стыдиться и не будет что скрывать. У нас будет вся вечность для общения с великим множеством «людей, которого никто не мог перечесть, из всех племен и колен, и народов и языков» (Откровение 7:9). Неудивительно, что небо будет местом бесконечного познания – на то, чтоб узнать каждого, уйдет вечность!
Любое ожидание того, что мы будем делать в вечном Божьем саду, небесах, будет превышено, когда «скажет Царь тем, которые по правую сторону Его: приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира» (Матфея 25:34). Мы можем быть уверены, что все, что бы мы ни делали в раю, выйдет за пределы нашего воображения!
Авторские права
При написании данного ответа на сайте частично или полностью использовались материалы сайта
Материалы размещены с разрешения правообладателя.
Владельцы ресурса Библия Онлайн, могут частично или вовсе не разделять мнение данной статьи.
LiveInternetLiveInternet
—Музыка
—Рубрики
—Поиск по дневнику
—Подписка по e-mail
—Постоянные читатели
—Сообщества
—Статистика
МЫ ДРУГ ОТ ДРУГА ДАЛЕКО, НО МЫ ПОД ОДНИМ НЕБОМ
мы друг от друга далеко, но мы под одним небом
А что привлекает к вам?
Другие тесты и гадания от Шувани
Давно хотелось написать о небе,а тут наткнулась на этот тест,выбрала картинку с облаками и получила вот такой результат.Я действительно люблю мечтать и фантазировать,глядя в небо,»витать в облаках».
Люблю смотреть на небо… Смотреть в эту бездонную синеву и испытывать какой-то детский восторг… В этом действительно есть что-то из детства. Ведь все мы в детстве смотрели на небо и видели в форме облаков: фигуры зверей, очертания машин, причудливые силуэты… Да что угодно, у кого на что фантазии хватало… Когда у меня плохое настроение, я могу смотреть какое-то время на небо и настроение улучшается… Если у меня хорошее настроение, глядя на небо — я просто наполняюсь радостью… Облака, медленно плывущие и постоянно меняющие форму; цвет, меняющийся в зависимости от погоды от светло-голубого, до тёмно-серого; птицы, парящие и наслаждающиеся своей свободой… Ну разве не чудо?
Только подумайте — это то, что мы можем видеть, лишь подняв голову. Просто подарок, поражающий своей бездонностью, красотой и величием…
Давайте и мы все вместе посмотрим на облака 
Небо промыто – открыто окошечко
В дивную Света Страну.
Ах, полетать я хочу хоть немножечко –
Крыльями тихо взмахну.
Как широка ты, даль поднебесная, –
Нет ни конца, ни границ!
Сердце омыто чудесною песнею,
Лёгкою влагой ресниц.
Крылья мои, вам преграды неведомы, –
Смело взмывайте в рассвет!
К Дальним Мирам вам лететь заповедано –
Время исполнить завет! 
Я глазами небо обниму!
Посмотрю в бездонные просторы…
Может что-то в жизни я пойму-
Для чего все эти разговоры…?
Синей дымкой тает вновь закат,
Краски ночи затеняют небо…
И уж звёзды начинают свой парад,
И луна блестит как королева!
Что скрывают небеса от нас?
И у звёзд какая то загадка…
Может это сотни тысяч глаз
Тех людей, что были здесь когда-то 
Небо синее… Ах, небо синее…
Облака, как комочки ваты…
С виду будто совсем бессильные,
Но плывут же … плывут куда-то…
Из не прожитого НИОТКУДА
В нам неведомое НИКУДА…
Я любуюсь на это чудо…
Вдаль гляжу я… гляжу, покуда
Не исчезнут в ней облака… 
Небо… Потрогай руками,
Какое оно на ощупь?
С влажными облаками,
С закатом над синей рощей
С тугим залихватским свистом,
С потоком, разорванным в клочья,
С земным и как совесть чистым
Сиянием звёздной ночи…
Нет, не бравада и не смелость,
К соблазнам тяга велика,
Мне просто очень захотелось
Рукой потрогать облака,
И с сердцем замершим от счастья,
При виде мчащейся земли,
Раскрыть широкие объятья,
И гордо крикнуть: НА БЕРИ» 
Кони мчатся по облакам,
След копыта не оставляют,
И на солнце гривы играют.
Кони мчатся по облакам.
Не догнать их и не взнуздать,
Им не нужен седок упрямый.
Будут кони в рассвет скакать
По небесным полям багряным.
Только ветер догонит их,
Только ветер им путь назначит.
Скачет пара коней лихих,
Высоко в поднебесье скачет. 
Попробуй жить не по горизонтали, а по вертикали — ты и Небо. Может быть, тогда окружающее зло меньше коснется тебя? 
Вспархну я в небо птицей вольной,
листом осенним закружу.
Оставлю позади что больно и буду жить чем дорожу. 
Смотри, смотри на небеса,
Какая тайна в них святая
Проходит молча и сияя
И лишь настолько раскрывая
Свои ночные чудеса,
Чтобы наш дух рвался из плена,
Чтоб в сердце врезывалось нам,
Добыча смерти, праха, тлена,
Блаженство вечное лишь там. 
Стою с запрокинутым в небо лицом,
И звёзды со мною становятся рядом
И свет свой струят на меня водопадом
С заоблачной выси, хранимой Творцом.
О Космос великий! Подобье твоё
Увидим мы в каждом цветке на поляне –
Гармонией высшей цветы осиянны,
И к небу торопится мысль-звездолёт:
«Небесные Братья, я знаю, Вы есть!
Храня Человека свободную волю,
Врачуете нас бесконечной Любовью,
Даруете Света нам добрую весть!»
Ничто на Земле навсегда не уйдёт,
Ведь смерти не знают творенья Природы.
И капля озёрной воды с небосвода
Дождинкою скоро на Землю падёт.
И каждый из нас в Край Небесный уходит.
Там, в звёздной пыли, – нескончаемый Путь.
И прежнего тела уже не вернуть,
Но Богом к Земле перекинуты сходни. 
И в синем небе потерявшись взглядом
Не находя границ и стен
Поймешь внезапно — никого нет рядом
И ты открыт для перемен
Стремительно теряя очертанья
Исчезнет из-под ног земля
Случайные потери не случайны
Не бойся все начать с нуля. 
Я бы хотела быть птицей. Если наступил трудный момент — взмахнул крыльями и взлетел в чистое небо, где нет ни проблем, ни людей. Просто рай. 
Я отпущу тебя, лети, душа, на волю,
позволь себе свободной птицей стать,
почувствуй бесконечное раздолье,
себя попробуй реализовать.
Руками-крыльями взмахнув, достигнешь неба,
коснешься облаков, хрустальных звезд…
Хоть красотой не затмеваешь Феба,
глубинами наполнена всерьез 
Мало отрастить новые крылья, надо ещё научится заново летать…
Все стихи и фотографии найдены в интернете.Благодарю авторов
Толкование на Екклесиаст 3:1
Сравнение переводов, параллельные ссылки, текст с номерами Стронга.
Толкование отцов церкви.
Толкование на Екклесиаст 3:1 / Еккл 3:1
Василий Великий (329/30−379)
Всему свое время, и время всякой вещи под небом
Источник: Пространные аскетические правила.
Григорий Богослов (325/30−389/90)
Всему свое время, и время всякой вещи под небом
Памятовать о Боге необходимее, нежели дышать, и, если можно так выразиться, кроме этого не следует и делать ничего иного. И я — один из одобряющих слово, которое повелевает размышлять день и ночь (Пс. 1:2), вечером и утром и в полдень вопиять (Пс. 54:18), и благословлять Господа во всякое время (Пс. 33:2). А если нужно присовокупить и сказанное Моисеем, то и идя дорогою, и ложась, и вставая (Втор. 6:7). И совершающий другие дела должен памятовать о Боге и этой памятью возводить себя к чистоте. Таким образом, запрещаю не памятовать о Боге, но богословствовать непрестанно, даже запрещаю не богословствование, будто оно было делом неблагочестивым, но безвременность, и не преподавание учения, но несоблюдение меры.
Нет, друзья и братья! (Все еще называю вас братьями, хотя ведете себя и не по-братски.) Не так будем рассуждать, не побежим дальше цели, как горячие и неудержимые кони, сбросив с себя всадника — разум, и отринув добрую узду — благоговение, но станем любомудрствовать, не выступая из назначенных христианину пределов, не будем переселяться в Египет, не дадим увлекать себя к ассириянам, не воспоем песнь Господню на земле чужой (Пс. 136:4), то есть, вслух всякому — и стороннему и нашему, и врагу и другу; и благонамеренному и злонамеренному, который чрезмерно тщательно наблюдает за нами и, желая, чтобы в нас каждая искра худого обратилась в пламя, сам тайно ее возжигает, раздувает, воздымает своим дыханием к небу, выше сжигающего все окрест себя вавилонского пламени. Поскольку в собственных своих учениях не находят они для себя подкрепления, то ищут его в том, что слабо у нас. А потому, как мухи на раны, нападают на наши (как назвать это?) неудачи или погрешности.
Но не будем долее оставаться в неведении о себе самих и не уважать приличия в таких предметах. Напротив, если невозможно истребить вражду, по крайней мере, согласимся в том, чтоб о таинственном говорить таинственно и о святом — свято. Перед имеющими оскверненный слух не станем повергать того, чего не следует всем разглашать. Не попустим, чтобы в сравнении с нами оказались достойными большего почтения поклоняющиеся бесам, служители срамных басен и вещей, потому что и они скорее прольют кровь свою, нежели откроют учение свое непосвященным. Будем знать, что есть некоторое благоприличие как в одежде, пище, смехе и походке, так и в слове и молчании, тем более что мы, кроме других наименований и сил, чтим в Боге и Слово. Сами состязания да будут у нас подчинены законам.
Источник: Против евномиан.
Сей, когда время, собирай и разрушай житницы так же, когда время; и сади в пору, и собирай виноград зрелый; смело пускай в море корабль весной и вводи его в пристань, когда наступает зима и начинает бушевать море. Пусть будет у тебя время войне, и время миру (Еккл. 3:8), браку и безбрачию, дружбе и раздору, если и он тебе нужен, и вообще время всякому делу, если сколько-нибудь следует верить Соломону. А верить ему следует, потому что совет полезен.
Если же оградишь себя печатью, обезопасишь свою будущность лучшим и действеннейшим способом, ознаменовав душу и тело миропомазанием и Духом, как издревле Израиль мощной и охраняющей первенцев кровью и помазанием, тогда что может с тобой приключиться? И сколько для тебя сделано! Слушай, что сказано в Притчах: Когда ляжешь спать — не будешь бояться, и когда уснешь — сон твой приятен будет (Притч. 3:24). Что и у Давида благовествуется? Не убоишься ужасов ночи, заразы, опустошающей в полдень (Пс. 90:5−6). Это и во время жизни весьма важно для твоей безопасности (и вору не легко покуситься на овцу, на которой положен знак, а не имеющую на себе знака без опасения украдут), и после отхода из жизни — прекрасный погребальный покров, который светлее всякой одежды, дороже золота, великолепней гробницы, священнее бесплодных насыпей, благовременнее тех спелых плодов, что все мертвецы приносят в дар мертвецам, превратив обычай в закон.
Пусть все у тебя погибнет, все будет похищено: деньги, имущество, престолы, отличия и что еще относится к земной круговерти — но ты безопасно окончишь жизнь свою, не утратив ни одного из способов, дарованных тебе Богом во спасение.
Источник: На Святое Крещение.
Григорий Нисский (331/5−
Всему время, и время всяцей вещи под небесем
Вот начало словес подлежащих нашему обозрению. И труд исследования не мал; и польза от него достойна труда. Ибо цель обозренного нами в первых частях книги всего более, может быть, обнаружится в этой части, как покажет по порядку следующая за сим речь. В предыдущих словах как суетное осуждено все, чего домогается человек вовсе не для какой либо душевной пользы. Ибо указано благо, к которому надлежит возводить взор по тем понятиям, какие вложены нам в ум, а предпочитающим наслаждение телесное противопоставлено услаждение сообразное с мудростию. Остается узнать, как человеку жить добродетельно, заимствовав в сем слове как бы и некое искусство и способ к преспеянию в жизни. Сие-то обещает нам исследование Екклезиастовых слов в своем начале, где утверждается, что «всем время, и время всяцей вещи под небесем». Если кто приникнет во глубину смысла, то найдет великое любомудрие заключенное в сих речениях, и созерцательное и исполненное полезных советов. И чтобы нам в немногих словах открыт был путь к обозрению сего изречения, приступим к слову так:
В существующем одно вещественно и чувственно, а другое умопредставляемо и невещественно. В последнем бесплотное выше чувственного постижения, и сие лучше познаем тогда, как совлечемся чувств. Чувство же, способное к постижению естества вещественного, не имеет свойства проникать тело небесное и простираться за пределы видимого. По сей причине слово сие беседует с нами и о земном и о небесном, чтобы мы проводили сию жизнь непогрешительно. Вещественная сия жизнь есть жизнь во плоти; воззрение на прекрасное потемняется несколько видимым чувственно. Посему для суждения о прекрасном имеем нужду в некоем сведении, чтобы, как при постройках всему, что делается, направление давали какое-то правило или нить. Потому и нам предварительно указуется словом, чем направляется жизнь к должному.
Два, говорит Екклезиаст, отличительные в жизни признака прекрасного в каждой вещи, какая вожделенна для настоящей жизни, именно соразмерность и благовременность. И сему-то учит он теперь, говоря: «всем время» (ο χρόνος), «и время всяцей вещи под небесем». А под временем (ο χρόνος) должно разуметь меру, потому что всему, что приходит в бытие, спротяженно время. Поэтому не усиливаюсь утверждать, что сии отличительные признаки прекрасного совершенно применимы к всякому преспеянию в добродетели, пока не покажет сего продолжение речи; но что больше бывает успеха в жизни, проводимой при таковом соблюдении сказанного, сие можно приметить всякому. Ибо кому неизвестно, что и добродетель есть мера, измеряемая посредственностию сравниваемых? Не может она быть добродетелию, имея или недостаток, или излишек против должной меры; так например в мужестве недостаток его делается боязливостию, а излишек — дерзостию. Посему-то некоторые из питомцев внешней мудрости, став, может быть, хищниками наших писаний, и поняв мысль выраженную в сем изречении, один в кратком своем правиле советовал ни в чем не иметь недостатка, другой воспрещал чрезмерность. Один утверждал, что всего лучше мера, другой узаконил, ни в чем не допускать излишества. А тем и другим доказывается, что не достигать требуемой добродетелию меры достойно осуждения, превзойти же соразмерность — заслуживает презрение. Но и касательно благовременности то же слово объяснит нам, что и не предварять благовременности, и не опаздывать против нее, признается делом добрым. Что пользы земледельцу, который поручил срезывать колосья прежде, нежели созрела в пору жатва, или отложил попечение о жатве, пока семена не высыплются из стеблей. Ни в том ни в другом случае попечение о деле не послужит к добру, потому что от безвременности жатвы утратится польза времени, не тогда, как следовало, на сие употребленного. А что говорится о части, то должно разуметь и о целом. Подобное сему узнаем и в мореплавании, если кто предупредит или опустит благовременность. А что скажет иной о врачебном искусстве? Сколько причинят вреда излишек или недостаток надлежащих ко врачеванию времени и меры? Но сие надлежит оставить, потому что в продолжении речи яснее откроет сие словами самого Екклезиаста представленный пример.
Для чего же наперед предлагается это нашему рассмотрению? Для того, что в чем не соблюдается ни меры, ни времени, то не есть благо; напротив того прекрасно и вожделенно, что имеет совершенство в том и другом. Ибо если одно только в нем вожделевается, остальное же презрено, то бесполезно и преспеяние в остальном. Посему как у нас, которые совершаем движение двумя ногами, если случится что с одною, бесполезною делается для хождения и не пострадавшая нога, по немощи содействующей: так, если при времени недостает меры, или при мере благовременности, то тем, чего недостает, непременно обращается в бесполезное и то, что есть, но во времени оказывает пользу соразмерность, и в мере благовременность. Посему время (χρόνος) понимается нами как мера, потому что каждой отдельно взятой меры мерою служит время. Что ни бывает, без сомнения, бывает во времени, и с продолжением всего, что бывает, продолжается вместе и протяжение времени, малое протяжение времени с малым, и большее с большим. Есть мера чревоношению, мера возрастанию колосьев, мера созреванию плодов, мера мореплаванию, мера путешествию, мера каждому возрасту, младенчеству, детству, отрочеству, прихождению в юность, юношеству, мужеству, среднему возрасту, совершеннолетию, зрелости и преклонной старости. Посему так как не одна всему мера времени, ибо по разности подлежащих не возможно, чтобы все было одно другому равномерно, общая же, как сказано, мера всему измеряемому есть время, собою все объемлющее: то посему самому не сказал Екклезиаст: всему мера, по причине великого равенства в измеряемом относительно к большему и меньшему, но говорит: «всем время» — эта родовая мера, которою измеряется все, что ни бывает. Как в человечестве устаревшее изнемогает, а недозревшее бесчинствует; лучшее же — средина между двумя возрастами, то, что избегает неприятностей того и другого, в чем оказываются и сила, не соединенная с бесчинством юности, и благоразумие, не сопряженное с немощию старости, почему сила срастворена с благоразумием, и равно избегает и старческого бессилия и юношеской дерзости: так и определяющий всем время устраняет словом порок в том и другом отношении, происходящий от несоблюдения меры, лишая чести то, что преступило время, и отвергая то, что не достигло совершенства во времени. Но время нам продолжить по порядку и самое обозрение богодухновенных словес.
Источник: На Книгу Екклесиаста.
Иоанн Лествичник (VI—VII вв.)
Всему время, и время всяцей вещи под небесем
«Время всякой вещи под небом», говорит Екклесиаст. Изречение это объемлет и те вещи и делания, которые бывают в нашем священном жительстве. Итак, если угодно, рассмотрим, что каждому времени прилично и свойственно. Ибо известно, что для подвизающихся есть время бесстрастия, и есть время побеждения страстьми, по причине младенчества подвизающихся. Есть время слез, и время окаменелости сердца; есть время повиновения, и время повеления; есть время поста, и время принятия пищи. Есть время брани от врага — тела, и время погашения разжжения; время бури душевной, и время тишины ума; время сердечной печали, и время духовной радости; время учить и время учиться; время осквернений, может быть, за возношение, и время очищений за смирение; время борьбы и время твердого мира; время безмолвия, и время деятельности безмолвной; время непрестанной молитвы, и время нелицемерного служения. Итак, да не обольщает нас горделивое усердие, побуждая прежде времени искать того, что придет в свое время: не будем искать в зиме того, что свойственно лету; ни во время сеяния — того, что принадлежит жатве. Ибо есть время сеять труды, и есть время пожинать неизреченные дарования благодати. В противном случае, мы и в свое время не получим того, что оному времени прилично и свойственно.
Иероним Стридонский (
Всему свое время, и время всякой вещи под небом
Всему есть время и время всякой вещи под небом. Выше Соломон учил о непрочности и шаткости условий жизни человеческой: теперь он хочет показать то, что все в мире одно другому противоречит и ничто не пребывает постоянно, — ничто конечно из существующего под солнцем и в пределах времени, ибо прочие духовные существа не обнимаются пределами ни видимого неба, ни времени.
Источник: Толкование на книгу Екклезиаст.
Тертуллиан (155/60−220/40)
Всему свое время, и время всякой вещи под небом
Источник: О покрывалах девственниц.
Лопухин А.П. (1852−1904)
Ст. 1−8 Всему свое время, и время всякой вещи под небом: время рождаться, и время умирать; время насаждать, и время вырывать посаженное; время убивать, и время врачевать; время разрушать, и время строить; время плакать, и время смеяться; время сетовать, и время плясать; время разбрасывать камни, и время собирать камни; время обнимать, и время уклоняться от объятий; время искать, и время терять; время сберегать, и время бросать; время раздирать, и время сшивать; время молчать, и время говорить; время любить, и время ненавидеть; время войне, и время миру
В конце второй главы Екклезиаст подошел к главной причине неосуществимости человеческого стремления к счастью. Между человеческим хотением и его выполнением стоит Некто, Кто может отнять хлеб у одного и дать другому. Теперь, в 3 главе, он углубляется в эту мысль и распространяет ее на всю сферу человеческой жизни. И здесь Екклезиаст находит то же беспрогрессивное круговращение, то же неустранимое влияние законов, и здесь все человеческие желания и предприятия стоят в постоянной зависимости от времени и обстоятельств и, подобно явлениям внешней природы, проходят в строгой последовательности. Всему свое время, и время всякой вещи под небом. Hephez значит, собственно: склонность, намерение, предприятие. Екклезиаст говорит здесь не о предметах природы, а о деятельности человеческой, о явлениях человеческой жизни, как это видно и из дальнейшего развития мысли. Он хочет сказать, что факты человеческой жизни не суть продукты вполне свободной воли человека, лежат вне пределов его сознательных желаний.