На чем чертили в советское время
masterok
masterokМастерок.жж.рф
Хочу все знать
И вот вроде бы обычные предметы, названия и ничего не предвещает какой то истории. Как бы не так!
Тут скрывается очень даже интересная история …
В советском кино был свой набор штампов. Если хотели показать успехи социалистической индустрии, снимали дымящиеся трубы металлургического завода. Широкие колхозные поля с комбайнами завода «Коммунар» символизировали процветающее сельское хозяйство. А ежели хотели показать мощь инженерного труда, демонстрировали уходящие за горизонт ряды кульманов в конструкторском бюро. Кинематографистам приятно было снимать кульман, потому что выглядел этот прибор внушительно.
На тяжелом металлическом станке крепилась большая деревянная доска. С доской сопрягалось устройство, позволявшее проводить на чертеже прямые линии заданной длины и под заданным углом. Устройство это было, как правило, металлическим шарнирным параллелограммом. На одном конце параллелограмма закреплялась головка с двумя взаимно перпендикулярными линейками, которую можно было поворачивать на любой фиксированный угол. К другому концу иногда прикреплялся внушительный груз-противовес, облегчавший перемещение всей этой «мухорайки» над доской в любое место чертежа.
Нехитрое устройство, правда? Но без несложного этого прибора все гениальные замыслы инженеров не легли бы на чертеж, а значит, не нашли бы своего логического завершения в металле.
Так что большое спасибо кульману. И Кульману тоже. Я имею в виду инженера и математика Карла Кульмана (Carl Culmann) (1821-1881), который этот чертежный прибор придумал. Родился К. Кульман в городке Бад Бергцаберн в немецкой земле Рейнланд-Пфальц, на самой границе с Францией. Его отец был пастором, а сына хотел видеть инженером. Мечта престарелого родителя осуществилась. Карл выучился в одном из лучших технических заведений тогдашней Европы – Политехнической школе в Карлсруэ. В 1841 году он стал инженером-мостостроителем. Это было славное время, когда строящиеся железные дороги «сшивали» еще политически разрозненную Германию в единое государство. Работы К. Кульмана, в особенности посвященные расчету фермовых конструкций, были востребованы. Он руководил постройкой многих мостов на юге Германии, в Бадене и в Баварии.
С 1849 по 1852 год Карл Кульман совершил путешествие по Франции, Англии и США. Для этой поездки он даже специально выучил английский язык. Французский же Кульман, как житель пограничного Бадена, неплохо знал с детства. Тем более, что несколько лет в отрочестве он был кадетом военной инженерной школы во французском городе Мец. Вернувшись из путешествия по Англии и США, Карл Кульман издал справочник, в котором были подробно описаны конструкции всех увиденных им английских и американских мостов. Те, кому довелось изучать сопромат, наверняка строили эпюры распределения нагрузок в балках. А значит, пользовались методами графического расчета конструкций, предложенными К. Кульманом. Эти методы были изложены в его главной книге «Графическая статика», написанной в 1866 году. В 1855 году в Цюрихе был организован Политехнический институт. Кульман стал профессором этого учебного заведения и занимал кафедру до самой своей смерти. «Чертеж – язык инженера», – справедливо говаривал старый профессор.
И немало потрудился для того, чтобы язык этот стал четкими и выразительными. Карл Кульман изобрел тот самый прибор для быстрого и аккуратного изготовления чертежей, который и носит теперь его имя. Впрочем, «кульманом» рабочее место инженера или архитектора называется только по-русски. В прочих языках прибор для создания чертежей вручную называют «чертежной доской» (drafting table, Reißbrett, planche à dessin).
Знакомства с изобретением дедушки Кульмана почти никто из инженерных работников прошлых поколений не избежал. Кто-то простоял у кульмана несколько лет. А кто-то – изрядную часть своей жизни.
Где кульман, там и ватман. Эта плотная белая бумага с шероховатой поверхностью специально предназначалась для рисования на ней карандашом или тушью.
Собственно говоря, если бы не чудеса транскрипции английских имен кириллицей, называться бы этой бумаге вотменом, поскольку выпускать эту бумагу начал английский промышленник Джеймс Уотмен (James Whatman) (1702-1754). Но ничего не поделаешь – ватман, как название бумаги для чертежников, в русском языке уже прижился. Так же, как и персонаж Конан-Дойля доктор Ватсон, который по всем правилам должен бы быть Уотсоном. Джеймс Уотмен родился в небольшой деревушке недалеко от Мейдстона (графство Кент).
Этот город в 18-м веке был центром бумажного производства в Англии. Но сперва Дж. Уотмен поработал дубильщиком кож. И лишь затем сменил эту грязную работу на ремесло более чистое и почетное, в котором и прославился. В 1733 году Уотмен открыл собственное производство бумаги. Он, естественно, хотел разбогатеть. И потому решил стать производителем самой лучшей в тогдашней Европе бумаги. Быть лидером в бумажном производстве во времена Уотмена было не менее почетно и выгодно, чем нынче возглавлять какую-нибудь компанию мобильной связи. Бумага – дорожное полотно прогресса. В 18-м веке в этом уже никто не сомневался. Скоро сказка сказывается – не скоро дело делается.
Как часто случается, в осуществлении мечты помог удачный брак. В 1740 году Уотмен женился на вдове своего друга Ричарда Харриса, которую звали Энн. Вскоре после женитьбы, соединив капиталы свои и супруги, Дж. Уотмен купил бумажную фабрику «Turkey Mill» («Индюшиная мельница»). Средств хватило не только на покупку здания и оборудования. У Дж. Уотмена были деньги и на то, чтобы собрать на своем производстве самых опытных британских мастеров. Таким образом, самые лучшие в стране работники трудились у него на всех операциях, даже на предварительном разборе тряпичного сырья.
Да, да! Высокое качество бумаги, которую производила фабрика Дж. Уотмена, определялось, среди прочего, тем, что делали ее исключительно из льняных и пеньковых тряпок. Так получалась более чистая, чем из древесины, целлюлоза. И другой секрет Дж. Уотмена: «сваренную» из тряпичных лоскутков горячую целлюлозную массу не выкладывали на просушку, как обычно, на решетки из продольных и поперечных металлических прутьев. Ведь в тех местах, где бумага касалась прутьев, ее слой был менее плотным. Разглядывая на просвет такую бумагу, можно было увидеть следы от прутьев, «водянные знаки». Дж. Уотмен придумал новую форму для просушки, с сеткой из тонкой ткани. Сквозь ткань стекала вода, а целлюлозная масса, бумага, оставалась. После остывания такая бумага становилась плотной и однородной, с шероховатой поверхностью.
На такой поверхности карандаш оставлял хорошо видимый след. И акварельные краски хорошо ложились на плотную бумагу. Ясно, что первыми «влюбились» в бумагу Уотмена художники. Тринадцать лет потребовалось для того, чтобы производившаяся Уотменом бумага стала стандартом превосходной бумаги для рисования, письма и печати как в Великобритании, так и в США. И в течение 30 лет никто, кроме фабрики Уотмена, такую бумагу не производил.
В те годы в Европе бумага для письма и книгоиздания производилась в ничтожных количествах. Ее изготавливали вручную, используя решетчатые пресс-формы. Листы получались грубыми, с хорошо различимым рельефом, оставляемым прессом. С одной стороны это позволяло легко маркировать бумагу фирменными водяными знаками, которые в данном случае правильней назвать рельефными. С другой — бумага получалась рыхлой, пористой. Она плохо удерживала чернила (они впитывались в толщу бумажного листа, штрих получался слишком бледным). И была недолговечной. Книги, изданные на этой бумаге, быстро приходили в негодность. И для сохранения формы бумажных страниц, чтобы они не коробились, книгу приходилось оснащать жесткой обложкой из деревянных дощечек.
Над совершенствованием бумажного производства работали многие производители. Но надо понимать — впуском бумаги в начале XVIII столетия занимались маленькие мастерские, а не огромные фабрики, как сегодня. Масштабы производства диктовались низким спросом на бумагу. Книг выпускалось немного, бумага для письма еще не относилась к товарам массового спроса.
Главным потребителем бумаги были типографии, издающие религиозную литературу. Если купить хороший роман в лондонских книжных лавках того времени было практически невозможно, то Библию — без особых проблем. Библия была и главным семейным чтивом, и основным школьным учебником, и книгой на каждый день.
В начале 1750-х годов (точная дата неизвестна) лондонский издатель, владелец типографии Джон Баскервиль начал поиски такой бумаги, на которой не стыдно было бы издать уникальную Библию. Баскервилю пришла в голову смелая идея — издать «королевскую» Библию, лучшую из лучших, но при этом доступную простым смертным. Если уж выкладывать деньги за книгу, то за такую, что прослужит всю жизнь, да еще и ни одному поколению.
Личность Баскервиля сама по себе уникальна. Он прославился выпуском великолепных по качеству книг — в том числе и той самой Библии, которая вышла в свет в 1763 году. Но при этом Джон Баскервиль был… атеистом. Представляете, в XVIII столетии! Во времена, когда еще действовала Инквизиция. Когда слово «атеист» имело то же значение, что и «еретик».
Человек науки, Баскервиль революционизировал типографское дело. Он, по сути, стал основателем современного книжного дизайна. Разработал стандартные для книгопечатания шрифты (они повсеместно применялись до 20-х годов ХХ столетия), ввел широкие поля на книжных страницах и межстрочные интервалы, облегчающие чтение.
По собственному желанию Баскервиль был похоронен на неосвященной земле возле своего дома. Он умер в 1775 году на 69-м году жизни… Нам знакома его фамилия, верно? По рассказам Конан Дойля о Шерлоке Холмса. Да, рассказ «Собака Баскервилей» имеет отношение к Джону Баскервилю. Как и персонаж романа Умберто Эко «Имя розы» Вильгельм Баскервиль. Это дань памяти великому издателю.
Когда совсем еще молодой Джон Баскервиль посетил бумажную мастерскую Ватмана, ее владельцу, Джеймсу Ватману было ненамного больше лет, чем начинающему издателю. Их разделяли всего четыре года разницы в возрасте. Но Джеймс уже поднаторел в бумажном производстве, имел хорошую клиентуру и преуспевал.
Баскервиль осмотрел образцы бумаги, выпускаемой мастерской Ватмана, и посетовал, что не видит подходящего сорта для издания своей Библии. Тогда Ватман показал ему «секретный» образец, над которым работал несколько лет. Это была плотная белая бумага с идеально ровной поверхностью. В левом углу листа просматривался фирменный водяной знак Ватмана. Баскервиль пришел в полный восторг. Он тут же заявил, что готов сделать крупный заказ. Но Ватман его горячность остудил — лист существовал в единственном экземпляре. Джеймс еще не отработал технологию изготовления этой бумаги.
Дело в том, что для получения гладкого плотного листа Ватман использовал сильно измельченное тряпье. А потом жидкую массу высушил между двумя шлифованными каменными плитами. Лист сушился очень долго. При такой технологии изготовить запас бумаги для издания книги не представлялось возможным.
Прошло около года. И однажды Джеймс послал своего помощника к Баскервилю — с образцами новой бумаги. За это время Ватман изобрел нужную технологию. Бумажная масса выкладывалась на очень мелкую металлическую сетку. Настолько мелкую, что ячейки сетки не оставляли следов на высохшем листе. То есть ячейки были соизмеримы с величиной волокон — масса при этом измельчалась, буквально, в однородную кашу. Помимо этого Ватман использовал отбеливатель и клей, которым пропитывал поверхность готового листа. Баскервиль был на седьмом небе от счастья. Он выкупил весь запас бумаги и оплатил ее производство на год вперед.
Первым изданием с применением ватмана стал сборник произведений Вергилия, выпущенный в 1757 году все тем же Джоном Баскервилем. Ну, а самое знаменитое издание — Библия 1763 года.
Сам изобретатель новый сорт бумаги назвал «тканной» или «веленевой» бумагой — по типу использованного сырья и для подчеркивания тончайшей и ровной структуры листа бумаги, который можно было сравнить с самой тонкой тканью. Отличительными особенностями новой бумаги были прочность, белизна листа и отсутствие на нем следов от пресс-формы.
Так появился ватман — один из самых популярных сортов бумаги для делового и художественного применения. В художественном творчестве он используется для рисования акварелью. Впервые его в этом качестве опробовал Томас Гейнсборо, британский живописец, современник Джеймса Ватмана. И оценил ее очень высоко.
В 1759 году Джеймс Уотмен (Ватман) умер.
Потом уже его сын, Джеймс Уотмен II, в возрасте 21 года унаследовал предприятие. При нем фирма заняла ведущие позиции в мировом бумагоделательном производстве, а ее продукция стала называться ватманской бумагой, или попросту ватманом. Компания Watman существует до нынешнего дня. Но сейчас она производит медицинское оборудование. А прославленная бумагоделательная фабрика «Turkey Mill» сейчас превращена в бизнес-парк, территорию которого, среди прочего, используют для празднования свадеб.
А казалось бы — всего лишь бумага.
http://shkolazhizni.ru/archive/0/n-31642/ © Shkolazhizni.ru
http://elcode-blog.ru/?p=1064″>http://elcode-blog.ru/?p=1064
http://eponym.academic.ru
Школьные принадлежности в СССР
Карандаши «Полицвет», металлические линейки и транспортиры, деревянные пеналы и знаменитые карандаши «Кохинор» — давайте вместе вспомним, чем пользовались советские школьники на уроках рисования, геометрии и других предметов.
Пролетели три месяца беспечного отдыха и веселья, и снова начинается учебный год. Зайдите в любой канцелярский магазин — чего там только нет! Но вспомните, как обстояли дела со школьными принадлежностями в советские времена? Чем писали и рисовали наши родители или мы сами? Сегодня мы совершим ностальгическое путешествие по миру школьных принадлежностей, которые были у каждого ребенка в СССР.
Автоматические карандаши со сменными грифелями, но не тонкими, как сейчас, вполне обычными. Некоторые школьники даже добывали для них грифели из расколотых пополам обычных карандашей.
Дешевенький пластмассовый пенал-футляр для ручек или карандашей, который открывался со звонким звуком «чпок».
Хотя с помощью крышки из тонкого пластика (которым также обклеивали парты) можно было чертить прямые линии, если линейки под рукой не оказалось.
Забыли счетные палочки, а автоматические цветные карандаши были у двоюродной сестры, очень хотела такие. Пенал вот такой был
А как же это? Держатель для книги. Удобная штука.
Ножницы до сих пор в строю! Пользуюсь!
Спасибо за ностальгический пост. Помимо сине-белого ластика, был ещё красно-белый с какими то вкраплениями, и был ещё огромный ластик за 40 коп. «Архитектор». Пенал помню ещё был пластмассовый там внутри на крышке были часы со стрелками и счеты. Циркулем особо не пользовались, покупали козью ножку.
А у меня что-то типа такого пенал был)
Насчет редкого использования лекал- не согласна. На уроках труда при построении выкроек мы этими вещами активно пользовались
Ножницы, кстати, вообще огонь. До сих пор у меня аж двое таких, и хоть бы что, краска зелёная только местами отвалилась.
А дымовухи хорошие были из лекал желтого, бардового и оранжевого цвета и еще та что с кругами, самая левая на картинке
Там где фото с «неавтоматическими ручками», которые можно грызть, есть белая ручка, с надеваемыми кольцами в виде корон. Как сейчас помню «Сакко и Ванцетти» сбоку написано было.
Вот не надо на цанговые карандаши гнать. Отличного качества были. Пользуюсь ими каждый день.
Кох-и-нуровский карандаш купил потому что проебал все кимековские со специальным точилом (на фото слева, крепится в навершии), стержни тоже всегда были (родной кимековский тубус для стержней на фото, стержни, правда, уже кохинуровские, кажется, судя по толщине: они чуть тоньше).
Офицерская линейка уже российского производства а не СССР.
На старой был логотип в виде птички и 47 коп. ЕМНИП цена.
Был такой пенальчик деревянный в 1 классе ).
Кстати, кто в курсе, где купить такой циркуль, чтоб фиксировался верхней крутилкой нужный радиус.
А то какие то детские во всех канцтоварах продают 🙁
почему рейсшина лежит рядом с логарифмической линейкой и о ней ни слова?
Налетай, не скупись,
нужен вам «Полицвет».
Обойдёшься без спальни,
но не без готовальни!
AutoCad 0.74 with Crack.
Собирались выкидывать в одном гос учреждении, урвал нахаляву.
Готовальня У32-П. 74 год выпуска, почти полный комплект.
Лол. Наливная ручка = рапитограф
И линейка не тактическая, а офицерская. Соответственно так же использовалась и в армии, что бы пометки на картах делать.
«Пролетели три месяца беспечного отдыха и веселья, и снова начинается учебный год. «
У тебя машина времени поломалась.
было все из перечисленного..
Трафареты, помню сколько ненависти к нему было, когда букву нужную пропустил. А ватман последний
Мы как то дымовуху из офицерской линейки в лифте подожгли, ну и поехали на нем. Это была ОЧЕНЬ глупая затея. Еле выбрались.
Покупал готовальню за 40 руб. в советское время. Чертил рейсфедерами тушью курсачи в институте. Забавный опыт был 😂 А логарифмическими линейками нас в 8 классе на математике учили пользоваться
Родилась в 90-х. Читала пост без особых чувств. Что-то из этого мне незнакомо, что-то активно продается и сейчас, например, я люблю карандаши «конструктор», они мне по руке.
Но потом
я увидела
Ножницы!
Те самые зеленые НоЖнИцЫ.
Аааааа.
В готовальне поролон слипся в кашу(
Немного застал такие принадлежности. Ножницы такие реально были в каждой квартире, по моему)))
Очень много сохранилось от отца, особенно трафареты запомнил и пенал с линейкой логарифмической. Лежат теперь у меня.
А вот с картинкой треугольника 60-90-30 градусов промашка. Этот деревянный треугольник был дефицитом. Его постоянно и везде искали чертёжники. В свободной продаже был деревянный треугольник 45-90-45 градусов.
Офицерскую линейку у меня старшаки отобрали,потом правда понял зачем,но батя вторую не дал! Вместо готовальни была козья лапка,ножка х/з как правильно, только круги без конкретного диаметра рисовал просто рукой,»ИЗОшница» охреневала! И я был самым крутым когда классе в 5-6 привез с летних каникул калькулятор-визитку,и старшакам моякнул мол у меня дед полковник милиции- сосите пятки дохлой обезьяны что б не отобрали! Это были 90е мы учились как могли!
Готовальню и «ящичек» для черчения мне передал по наследству старший брат. Я, помню, даже хвастал перед всеми, типа смари какой у меня антиквариат.
папками для бумаг никогда не пользовался. как и тушью. очень смутно припоминаю что то про счеты.
калькулятор у меня был «электроника бз-30».
по поводу калькуляторов и «школьных поборов». у нас, не помню уж точно, в классе 5 наверное приобретение калькулятора было настоятельно рекомендовано, практически в обязаловку. а стоили калькуляторы не сказать что дешево. если сравнивать с нынешней з/п, то вполне как годный телефон нынче. поблажки делались многодетным и ну и некоторым у кого очевидно финансовое положение было не ахти какое.
А еще из нее получалась отличная «дымовуха»
Враньё, обычные линейки не подходят.
Всё прекрасно. Да вот только иностранной канцелярии в 80-е годы я не встречала совсем.
Про фирму Koh-i-nоor мы узнали у же в 90-е, когда рухнул железный занавес, и из-за границы что-то стало поступать к нам на прилавки.
А так, да, окунули в прошлое, поностальгировала.
Немного хорошего о людях хороших,…
… а конкретно – об учителях. Тут как-то был пост с обидой на учителя, и пост этот вызвал много откликов, комментаторы вспоминали, как их незаслуженно обижали учителя, и эти обиды сохранились до сих пор, хотя прошло уже много лет. Я в обсуждении не участвовал, поскольку не мог вспомнить какой-либо случай, когда меня обидел учитель. Но зато помню двух учителей, к которым у меня до сих пор чувство благодарности. О них и хочу рассказать.
Моей первой учительницей была Александра Яковлевна. Учила она меня в 1954-1958 г.г. Пожалуй, это был классический тип учителя: высокая, сухощавая, прямая, лет сорока (по нашим детским понятиям – старая, моей матери, например, в 1954 г. было 27), говорила четким, ровным голосом (не помню, чтобы она на что-то или на кого-то раздражалась и повышала голос). Конфликтов между ней и каким-либо учеником на уроке не было, хотя мы не были ангелами во плоти. Но и время, в отличие от нынешнего, было иным: авторитет учителей в глазах наших родителей был высок, и в нашей плохой успеваемости родители винили нас, а не учителей.
Александра Яковлевна именно обучала, а не оказывала услугу по обучению, как это можно слышать от многих нынешних учителей. Терпеливо объясняла, оставалась после уроков с отстающими для дополнительных занятий. Был у нее один недостаток, связанный, думаю, с возрастом: она иногда уроки физкультуры заменяла занятиями в классе, говоря, что мы вместо зарядки для тела займемся зарядкой для ума, и мы занимались устным счетом – в уме складывали, вычитали, умножали и делили числа, задаваемые ею, а хотелось побегать, попрыгать, побеситься. Пользу практики считать в уме я оценил позже, во взрослой профессиональной жизни. А когда появились и стали обыденными карманные калькуляторы, меня удивляли ситуации, в которых молодые люди, вчерашние школьники, простые арифметические действия выполняли не в уме, а на калькуляторе, причем медленнее, чем я просчитывал в уме.
За четыре года начальной школы никто из учеников не отсеялся по неуспеваемости, да и вообще понятие «двоечник» в классе применить было не к кому. Заложенный в нас базис знаний, умений и отношения к учебе в дальнейшем помогал и в школе, и в вузах, куда многие из нас поступили после школы. Спасибо Вам, Александра Яковлевна!
А в середине 80-х позвонила мне бывшая одноклассница, сообщила, что Александре Яковлевне на днях исполнится 70 лет, и она (одноклассница) собирается послать ей поздравительную телеграмму, и не буду ли я против, если в телеграмме напишет и мою фамилию. Я был против, поскольку посчитал, что две телеграммы с одной подписью лучше, чем одна с двумя. В юбилейный день сходил на почту, написал поздравление и подписался «Ваш ученик 1954-1958 г.г. ». Когда отдавал телеграмму приемщице, женщине пенсионного возраста, она прочитала текст и аж засветилась. Сказала, что она бывшая учительница, и такая телеграмма дорогого стоит. А когда приехал погостить в родительский дом, мать рассказала, что Александра Яковлевна, получив две телеграммы, была весьма обрадована и тронута и восприняла это как свидетельство, что не зря прожила свою жизнь. Не зря, Александра Яковлевна, не зря!
Вторым учителем, которого я вспоминаю с благодарностью до сих пор, был Андрей Петрович, математик и наш классный руководитель в 5-8 классах (школа была восьмилеткой). Он бывший фронтовик, командовал артиллерийской батареей, награжден орденом Красной Звезды, был серьезно контужен. Контузия на умственных способностях не сказалась, но вспыльчивость у него была несколько повышенной, хотя и успокаивался он быстро. Как-то один из моих соучеников во время урока вертелся и разговаривал, не реагируя на замечания учителя, и рассерженный Андрей Петрович взял его за шкирку и понес к вешалке, чтобы подвесить на крючок. Пока нес, оба передумали: ученик – шкодить, а Андрей Петрович – вешать (хотя, конечно же, не подвесил бы).
Андрей Петрович любил и нас, и свой предмет. Наш класс ему пришелся по душе, как-то в минуту откровенности он сказал нам, что у него был только один такой же класс – первый в его учительской работе класс, который он вел, вернувшись с фронта. Андрей Петрович, по его словам, тогда не сильно отличался от своих учеников: и сам был молод, и ученики тяжелых военных лет взрослели быстро. Он не только их обучал, но и проводил с ними свободное время – играл в прятки и прочие игры, каковых в наше время было немало.
А как преподавателю математики Андрею Петровичу равных я не встречал. Объяснял он просто и наглядно, особенно по геометрии. Он разработал массу наглядных пособий на основе складных картонных плакатов. Доказательство теоремы, например, теоремы о равенстве треугольников, наглядно сводилось к тому, что Андрей Петрович показывал нам плакат с двумя треугольниками, у которых что-то было одинаковым (какие-то стороны или углы), потом складывал плакат, и треугольники накладывались друг на друга, полностью совпадая (уже во взрослой жизни я прочитал, как Пифагор обучал геометрии своих учеников, рисуя им картинки, и увидел некоторые параллели с методом Андрея Петровича). Андрей Петрович к изготовлению этих пособий привлек девчонок нашего класса, и как-то однажды я в передаче местного радио услышал рассказ и о нем, и его пособиях, и фамилии девчонок, которые ему помогали рисовать и клеить пособия.
Мы попали под хрущевскую реорганизацию школьного образования, когда ввели производственное обучение, 11-й класс, а неполное образование из семилетнего стало восьмилетним. В восьмом классе у нас добавилось учеников из школ (в основном сельских), которые не успели стать восьмилетками. И вот тогда мы увидели разницу в математической подготовке нас и новых учеников. Андрей Петрович для начального знакомства вызвал к доске новую ученицу с отличной оценкой за седьмой класс, выделил ей половину доски, а ко второй половине поставил нашего троечника, Стал давать им одинаковые задания, и оказалось, что уровень знаний у них примерно равный.
Андрей Петрович хорошо знал наших родителей, и нас воспитывали совместными усилиями. Уже много позже, когда мы вошли во взрослую жизнь, а Андрей Петрович ушел на пенсию, он, встречая мою мать, всегда интересовался моей жизнью и радовался моим успехам. И, по словам бывших одноклассников, я не был исключением.
Иногда мы обижались и ворчали по поводу строгостей Андрея Петровича, а он действительно бывал и строг, и требователен. Он, видя это, говорил нам неоднократно: «Вы сейчас обижаетесь, но станете взрослыми и не раз вспомните меня добрым словом». И действительно, учась в вузе и в дальнейшей профессиональной деятельности я не раз добрым словом поминал Андрея Петровича. Вспомнил и сейчас благодарной памятью.
Про гуманитария, математику и репетитора
Довелось учиться в позднем СССР/перестройку. В школе отставала по математике.
С ней была просто беда. Так, как по остальным предметам училась хорошо, математику мне «натягивали». Но в выпускном классе математику стала вести молодая амбициозная преподавательница, которая ставила то, что заслужил.
Итог: мне грозила двойка по математике и справка вместо аттестата.
Моя мать подсуетилась и наняла мне преподавательницу из технического ВУЗа. Очень приятную женщину в возрасте, еврейку. Таких мягких и очаровательных людей я редко встречала в жизни. С первого же урока я начала что-то понимать. Каждый урок шел буквально за год. Встречи были как праздник.
Контрольную годовую я написала на 5, и, одна единственная в классе, верно решила дополнительное задание. Учителя не понимали: я у кого-то списала? Но у кого, ведь никто не решил дополнительное задание!
Много лет мучительных страданий и всего несколько уроков у талантливого педагога.
«Неуместная фантазия»
Наша кадровичка рассказывала.