На что способен юрист
Уравнение с несколькими переменными: каким юристом быть выгоднее?
 |
| peshkova / Depositphotos.com |
Если просмотреть юридические вакансии на онлайн-ресурсах по поиску работы (в том числе и в профессиональных соцсетях), можно с удивлением обнаружить, что уровень зарплаты часто не указан. Соискателям предлагают «конкурентную заработную плату», которая «обсуждается с успешными кандидатами по результатам собеседования», зависимость уровня зарплаты от опыта работы и т. д. В основном «вилка» или конкретный размер указаны в половине или вообще в трети случаев.
Кроме того, что занятно, размер зарплаты, согласно данным нескольких просмотренных нами ресурсов, будто бы не зависит от специализации. Например, по направлениям «арбитраж», «банковское право», «налоги», «корпоративное право», «авторское право» средняя зарплата составляет 60-120 тыс. руб. и зависит только от позиции в компании и, соответственно, опыта работы. Типичный разброс: помощнику юриста в Москве предлагают 20-50 тыс. руб., юристу/юрисконсульту – от 60 тыс. до 90 тыс. руб., главным юрисконсультам, начальникам отдела – в пределах 120 тыс. руб. Реже можно встретить более высокий уровень зарплаты – как правило, это либо крупная международная компания, либо позиция из разряда «юрист первичного приема/менеджер по продажам».
Действительно ли на рынке сейчас наблюдается такая «уравненная» ситуация, как сориентироваться на нем при трудоустройстве и объективно «оценить себя», а также что за «переменные» влияют на размер зарплаты юриста, разбираемся вместе с экспертами.
Ситуация
Партнер юридической фирмы SCRIPTOLEX Олег Головчанский считает: одна из основных причин того, что в вакансиях не указана зарплата – стремление работодателя «купить» специалиста на рынке как можно дешевле. «Нередко это может доходить и до абсурда, когда работодатель, например, ожидает знаний в специфических, не свойственных российским юристам областях, например, «в английском праве», а платить готов как выпускнику провинциального вуза», – рассказал эксперт. В действительности же, по его словам, размер зарплаты может отличаться даже у схожих по профилю специалистов в рамках одной компании, причем причина этого та же – стремление работодателей максимально экономить на фонде оплаты труда.
Допустима ли в трудовом договоре формулировка «работнику устанавливается оклад согласно штатному расписанию»? Ответ – в «Энциклопедии решений. Трудовые отношения, кадры» интернет-версии системы ГАРАНТ. Получите полный доступ на 3 дня бесплатно!
Тем не менее, соискателю нужно уметь извлекать из такой ситуации пользу. Директор направления «Налоги и право» Группы компаний SRG Виталий Гензель отметил, что работодатель, не указавший размер зарплаты, хочет посмотреть на соискателя и оценить его кандидатуру, а значит, к собеседованию нужно подойти правильно и постараться понять уровень дохода других специалистов в компании – возможно, он указан на сайтах по поиску сотрудников. «Скорее всего, верхняя планка уровня заработной платы на вакансию уже определена, в таком случае работодатель, если ему подходит специалист, может торговаться. Соискателю очень важно грамотно «продать» себя, показать свои лучшие стороны и максимально описать свою пользу для компании, например, рассказав на конкретных примерах, какую пользу он принес на прежнем месте работы», – перечислил эксперт.
Налицо явный конфликт интересов – работодатель хочет «купить» дешевле, соискатель – «продать» дороже. И, по словам Олега Головчанского, ответ на вопрос, каким юристом быть выгоднее, зависит от учета нескольких переменных. От каких именно, разбираемся далее.
Квалификация
«По общему правилу, наибольший доход должны получать юристы самой высокой квалификации, а для ее достижения нужно любить профессию, уделять ей действительно много сил, быть востребованными, что, как правило, не происходит одномоментно или в самом начале карьеры», – указал Олег Головчанский. По его мнению, однозначно выгоднее быть квалифицированным юристом, способным постоянно меняться и узнавать новое, эффективно и дружелюбно общаться с людьми, иными словами, сочетающим в себе hard skills (знания и навыки в профессии) и soft skills (навыки успешного общения с коллегами/клиентами).
Директор юридической службы «Единый центр защиты» Константин Бобров добавил к этому, что почти все работодатели еще на этапе собеседования хотят видеть и принимать на работу только «хороших» опытных юристов с высоким уровнем подготовки и квалификации. «Все хотя бы один раз слышали фразу «Юристов с дипломами много. Хороших – мало», – отметил он. Причем еще, что интересно, сами клиенты, по словам эксперта, как правило, требуют опытных юристов, а в стереотипном представлении граждан юрист «должен выглядеть представительно, обязательно иметь дипломат и быть не моложе 40 лет».
Однако в то же время ошибки могут совершать не только молодые, но и соответствующие представленному портрету юристы. Ключевыми показателями же высокой квалификации эксперт считает наличие опыта работы «в полях», юридической практики. Управляющий партнер Московской коллегии адвокатов «Горелик и партнеры», адвокат Лада Горелик добавила к этому, что в юридической отрасли критически важно знание не только общих правил, но и множества нюансов, соответственно, «стоимость» специалиста складывается прежде всего из опыта работы в конкретной сфере, портфолио и репутации.
Отметим, что вывод «квалифицированному юристу платят больше» скорее очевиден и логичен, поэтому перейдем к возможно менее явным «переменным».
Специализация
Одни юристы придерживаются мнения, которое согласуется с рассмотренной ситуацией на ресурсах по поиску работы – так, штатный юрист ООО «Юридическая социальная сеть 9111.ру» Ирина Захарова отметила, что размер оплаты для различных специализаций примерно одинаковый и понятий более или менее ценных специализаций не существует. С похожего вывода начал свою мысль и Виталий Гензель, обратив внимание, что нельзя однозначно сказать, какой специализацией юристу наиболее выгодно обладать. Но тем не менее, он все же сказал, что формально можно выделить направления, в которых юристы получают зарплату в среднем выше рынка. Речь идет о налоговых и корпоративных юристах, а также об «арбитражниках» и тех, кто работает в сфере международного права. Кроме того, он указал, что в последнее время в связи с увеличением хозяйственных споров все больше пользуются популярностью юристы по разрешению споров, а также специалисты в области банкротства и споров по строительному подряду – в связи с ростом количества таких споров.
Важно учитывать и «популярность» специализации. «Общее карьерное правило работает и для юристов: если хочешь быть редким хорошо оплачиваемым специалистом, не иди туда, где все, а иди туда, где никого нет или людей мало. Обычно мало специалистов именно там, где трудно, например, нужен дополнительный иностранный язык, знание редких отраслей права и прочее. На мой взгляд, перспектива развития сейчас за специалистами более узких отраслей, например, только банкротство или только антимонопольное право», – поделилась мнением Лада Горелик.
Узкую специализацию считает ключом к высоким доходам на юридическом рынке и Константин Бобров. В числе сфер, стремительно набирающих популярность, в которых есть проблема кадрового голода, он назвал «экологию», «чистую энергию» и «зеленое строительство». Также востребованными по его оценке оказались «банкротство юрлиц», «налоговое консультирование», а также «защита авторских и смежных прав» – так как в них, несмотря на их длительную историю, до сих пор не хватает квалифицированных специалистов.
Специальность должна сочетаться с квалификацией. Ведь если крупный специалист по авторскому праву решит поработать в землепользовании, ему придется снижать зарплатные ожидания примерно на 20-30%, считает Лада Горелик.
Стоит также помнить о том, что наряду с востребованными, «элитными» с точки зрения оплаты специальностями есть и устаревшие, которых уже стоит избегать. В частности, Константин Бобров обратил внимание на сферу регистрации юридических лиц – она долгое время являлась источником дохода для многих юридических компаний, но сейчас осуществляется в электронном виде и относительно оперативно. К слову, юрфирмам в связи с этим нужно уметь быстро переобучаться, внедрять современные технологии и нейронные сети в свою работу.
В то же время, по словам Олега Головчанского, специализация оказывает на зарплату юриста определенное, но не решающее влияние.
Дислокация
Весьма существенная разница в уровне зарплат юристов ощущается, если сравнивать регионы – как друг с другом, так и, разумеется, со столицей. Ответ на вопрос, каким юристом быть выгоднее, по словам Олега Головчанского, будет очень разным для рынка (в широком смысле) юридических услуг Москвы и России, а в России – совершенно точно будет меняться от региона к региону.
В столице, в частности, по оценке эксперта, очень «выгодно» работать юристом в крупной юридической фирме (международной или российской). Более того, добавил он, младший юрист в международной юридической фирме в Москве будет получать в среднем сумму, эквивалентную зарплате юриста среднего уровня или даже старшего, но работающего в средней или малой российской юридической фирме, причем тоже в Москве, и существенно больше практически любого специалиста в регионах (с определенными оговорками). Правда, не все так однозначно, стоит учесть, что и таким юристам грозит невостребованность в связи с кризисом или изменением рыночной ситуации – если то, что выгодно сейчас, перестанет пользоваться таким большим спросом.
Еще более комплексную ситуацию, по наблюдениям юриста, можно увидеть в регионах. Вполне возможно, что в одном субъекте РФ очень нужны квалифицированные адвокаты по уголовным делам, а в соседнем, например, «прекрасно чувствуют себя их квалифицированные коллеги, специализирующиеся на экономических спорах».
Как уже было отмечено, важным является выбор не только региона, но и уровня компании. Виталий Гензель обратил внимание на более высокий уровень дохода у тех специалистов, которые работают в крупных компаниях или в известных юридических фирмах, чем у сотрудников небольших торговых компаний, где потолок зарплаты любого юриста крайне невысок. Но и здесь возможны вариации. Лада Горелик считает, что юрист в общественной организации заработает, конечно, меньше, чем в крупной сырьевой компании. Но зато у первого быстрее появится возможность проявить себя, а возможно, и стать известным, чтобы потом начать частную практику. Второго же, предположила эксперт, ждет неспешное движение вверх по штатному расписанию.
Мотивация
Не меньшее значение имеет и так сказать «самооценка» на рынке труда. Олег Головчанский и Виталий Гензель советуют оценивать себя здраво и объективно. Важно соблюсти баланс и не допустить ни излишней самоуверенности, ни заниженной самооценки. Скорее подойдет определение для себя некой планки опыта, трудовых обязанностей и профессионализма, это, кстати, позволит и отсеять неинтересные вакансии.
Однако Олег Головчанский обратил внимание на один важный аспект – на рынке трудоустройства условия диктует прежде всего работодатель, и юристу предлагают уровень компенсации ниже, чем его здравая собственная оценка, и даже более того – адекватная оценка по рынку. Поэтому эксперт советует в переговорах с работодателем иногда заявлять немного более высокую сумму, чем та, на которую соискатель готов согласиться. Причем в обратную сторону это не работает – не рекомендуется наоборот занижать сумму в надежде на дальнейший рост или на то, что работодатель не будет торговаться. «Как правило, профессиональный рост и рост дохода юриста не является плавным (работа в одной компании), а становится скачкообразным и связан со сменой места работы», – высказал мнение эксперт.
Стремиться к повышению уровня зарплаты стоит и не меняя место работы – по мнению экспертов, просить о повышении можно и нужно. Виталий Гензель, например, считает, что каждый амбициозный юрист, который считает себя профессионалом, может рассчитывать на повышение в своей компании – как в должности, так и по уровню дохода. Олег Головчанский дополнил, что увеличить размер зарплаты можно путями:
Работодатели, правда, чаще руководствуются своими интересами и не очень охотно повышают зарплату. Так, по словам эксперта, нередко в российских компаниях зарплата привязана к некоторым эфемерным «вилкам» или невнятным ключевым показателям деятельности. К примеру, юрист «третьего года» не может получать больше определенной суммы независимо от того, что он уже квалифицированно выполняет работу специалиста на одну или две позиции выше занимаемой. Такой подход выгоден нанимателю, ведь это дает возможность избегать повышения зарплаты, особенно если работники соглашаются подождать некоторое время, чтобы достичь формального соответствия внутренним критериям компании.
Помимо знаний о локальных (и возможно, неписаных) правилах компании не помешает представление о том, как поступать не следует. Неудачной стратегией эксперты называют позицию «обиженного сотрудника»: «я тут работаю, а вы мне мало платите». Это может привести к негативной реакции работодателя и закончиться в лучшем случае – отказом, а в худшем – увольнением.
Юристы советуют вместо этого постараться доказать свою значимость в компании. В частности, можно составить статистику дел, которые выиграны за последний год, напомнить о завершенных проектах, участии в продвижении услуг компании и написании статей.
Не будет лишним учесть и такой момент – руководители фирм из-за напряженного графика могут просто не располагать временем, чтобы предложить повышение самостоятельно. Поэтому, полагает Виталий Гензель, если попросить руководителя о встрече и аргументировать свою просьбу достижениями, то сотрудника заметят и, скорее всего, повысят. Олег Головчанский добавил, что обычно в хорошо организованных компаниях на определенной регулярной основе (раз или два раза в год) проходят собеседования с руководством, на которых обсуждаются результаты работника за «отчетный» период. Вот на таких встречах и происходит согласование повышения заработной платы.
В обратной ситуации, если достижения очевидны, аргументы исчерпаны, а повышения не последовало, то скорее всего, задерживаться в такой организации не стоит. В этом эксперты солидарны.
«Уравнение» в каждом конкретном случае получится индивидуальным – возможно, достаточно будет «сложить» выведенные нами переменные, не исключено в то же время, что, например, квалификацию придется еще и приумножить. Также весьма вероятно, что найдутся и другие значимые «переменные», например, если юрист работает на себя, то размер его вознаграждения будет зависеть еще и от платежеспособности клиента.
Адвокаты должны быть лидерами в юридической профессии
– Василий Адрианович, Вы были одним из основателей юридической фирмы «АЛРУД», а затем коллегии адвокатов «АЛРУД». Расскажите, как и зачем создавалась «АЛРУД»? Какие сегодня основные направления ее деятельности?
– В 1991 г. я и мой друг и однокурсник Максим Алексеев создали ЗАО «АЛРУД». В то время все что-то создавали, принимая участие в тех изменениях, которые происходили в стране. Нами двигало желание создать что-то новое, начать зарабатывать самостоятельно и выйти из-под родительской опеки. Мы не могли тогда предположить, что через несколько лет «АЛРУД» станет одной из самых крупных юридических фирм. Рано утром 19 августа, в день начала путча мы обсудили, надо ли нам идти по намеченному плану, решили, что надо, пошли к нотариусу и подписали учредительные документы нашего детища. Потом вышли на Ленинградский проспект, по которому уже шла колонна танков, отправились на Мясницкую к Бирже, где проходил большой митинг, а затем уже в составе большой группы людей, которая несла огромный флаг, направились к Белому дому…
В сентябре появился первый офис, а вскоре после этого – первые клиенты. Мы помогали друзьям регистрировать фирмы, в очереди в Регистрационной палате познакомились с людьми, которым оказывали помощь в делах о приватизации. Мы быстро развивались и получали необходимый опыт. А уже через 5 лет мы вели сложные судебные дела, через 10 – выводили на IPO одного из наших клиентов, а через 20 – представляли банки-организаторы IPO Яндекс в Нью-Йорке и Mail.ru в Лондоне, начали представлять клиентов в проектах по слияниям и поглощениям и др. Нам повезло – в стране все так быстро изменялось, что порой мы – вчерашние студенты МГИМО – знали больше, чем уже опытные юристы, так как преподаватели хорошо донесли до нас информацию о правовых основах рыночной экономики развитых капиталистических стран.
С 2001 г. мы начали переход в адвокатуру, была создана коллегия адвокатов «АЛРУД».
Корпоративная практика – самая большая у нас, она фокусируется на сделках по слиянию и поглощению и других корпоративных сделках, далее – практика по разрешению споров, реструктуризации и банкротству, антимонопольная, трудовая и другие, охватывающие почти все направления права.
Мы представляем интересы наших клиентов не только в России, но и за рубежом: в Европе, Африке, Азии, в странах СНГ. В зарубежных проектах наша деятельность связана с инвестициями российских компаний в активы. Мы обязательно сотрудничаем с местными юридическими фирмами, создавая по всему миру сеть партнеров, с которыми мы вместе ведем дела вплоть до их завершения.
В последние годы мы активно работаем для российских и иностранных клиентов с известными именами, среди которых Газпром нефть, Мечел, ВТБ, Вымпелком, Российский Фонд Прямых Инвестиций, Bayer, Uber, Siemens AG, Maersk Line, и многих других, проекты с которыми исчисляются десятками в год, названия которых по причине конфиденциальности мы не можем раскрывать.
– Насколько я понимаю, Вы изначально не собирались заниматься вопросами уголовного права…
– Да, мы даже не рассматривали такую перспективу, ушли в «бизнес» и соприкоснулись с уголовным правом лишь в начале второго десятилетия ХХI в. А собственная уголовная практика в коллегии появилась лишь пять лет тому назад, причем она сфокусирована на консультировании наших корпоративных клиентов. Чаще всего это происходит, когда руководители и сотрудники компаний сталкиваются с уголовным преследованием, а большие корпорации – с «уголовными вызовами». При этом мы обычно не ведем дела физических лиц, так как понимаем, что интересы таких лиц могут не совпадать с интересами компании, в которой они работают. Поэтому мы всегда за то, чтобы у компании и ее сотрудников были разные адвокаты.
– Вы возглавляете в «АЛРУД» направление антимонопольной практики. Насколько эффективно действует у нас в стране антимонопольное законодательство и насколько реально «отбиться» от претензий ФАС?
– Я считаю, что в России за последние годы сформировано одно из самых продвинутых антимонопольных законодательств в мире. Согласно существующему независимому международному рейтингу ФАС входит в десятку ведущих антимонопольных органов мира. Мы видим значительный прогресс по уровню профессионализма и скорости принятия решений. По целому ряду инициатив Россия выступает эдаким лидером в международной антимонопольной «тусовке».
В декабре прошлого года в ФАС произошла смена «команды». Посмотрим, сможет ли новое руководство сохранить ту динамику и вектор развития, который наш антимонопольный орган получил за последние 10 лет. Смогут ли они внести и реализовать идеи рационализации работы, усиления межведомственного и межгосударственного взаимодействия.
По поводу претензий к ФАС России – вопрос очень неоднозначный, и важно понимать, что за такими «претензиями» практически всегда стоит та или иная теория ущерба –страдают либо конкуренты от недобросовестного позиционирования товаров, либо бизнес-партнеры, когда их контрагент злоупотребляет своей рыночной властью, либо потребители, когда уже некому противостоять монополистам. Таким образом, у «медали» антимонопольного расследования всегда две стороны. Безусловно, с одной стороны, претензии ФАС – это административное давление на бизнес, но с другой – защита определенных публичных интересов. Главная задача консультанта – комплексно проанализировать ситуацию. Красота антимонопольного права заключается в том, что практически каждая ситуация, каждое расследование уникально. Даже на одном и том же рынке со временем могут происходить колоссальные изменения, и важно понимать, как проблема развивалась в прошлом, что она представляет собой сейчас и какое решение в будущем является наиболее оптимальным.
В целом я позитивно рассматриваю развитие антимонопольного законодательства, но не буду утверждать, что в нем все идеально.
– Почему же у российского обывателя создается впечатление, что цены постоянно растут, так как никто не борется с картельными сговорами?
– Тут надо понимать, что причиной роста цен могут быть как объективные обстоятельства (товарные рынки очень взаимосвязаны), так и злоупотребления монопольной властью или картели. Да, в России картели действительно распространены, особенно в сфере закупок. Мы знаем много прецедентов, когда такие картели были изобличены и их участники преследовались по закону. За последние годы взаимодействие ФАС с правоохранительными органами выросло, Президент РФ несколько раз подчеркивал важность такого взаимодействия и роль правоохранительных органов в расследовании картельных преступлений. Так что в ближайшие годы мы предвидим рост числа уголовных дел в этой области.
Российский потребитель, кстати, зачастую страдает также от глобальных мировых картелей, которые охватывают развивающиеся экономики, а то и все крупные экономики на нашей планете. Я знаю, что и ФАС, и Евразийская экономическая комиссия уделяют этой проблеме внимание, хотя они могли бы сделать больше, анализируя расследования и дела, которые ведутся в других странах, и использовать этот опыт на российском рынке. Думаю, в это направление стоит вложить дополнительные ресурсы и оно точно окупится в части благополучия российских потребителей и бизнесов.
– Можно ли утверждать, что у российских компаний сегодня в целом больше проблем, чем у их зарубежных партнеров?
– Я могу сказать, что проблем точно больше, хотя бы потому, что рыночная экономика и институты ее регулирования у нас развиваются только 30 лет, а некоторые – и того меньше, тогда как в других странах они развивались веками. У них тоже были революционные изменения, было давление на бизнес, например, в США в начале прошлого века, вспомним хотя бы знаменитый Акт Шермана. Но сейчас в России маятник явно качнулся в сторону государства, что объясняется, конечно, тем беспределом, что творился в первые 10–15 лет после объявления свободы предпринимательства. Думаю, что такое участие государства в экономике, в том числе через силовые структуры, все-таки должно быть временным явлением.
Ведь от всего этого страдает наш предприниматель, причем и крупный, и средний, и мелкий. Законодательство развивается с невероятной скоростью, уследить за его развитием очень сложно, судебная практика также несется на всех парах. И здесь преимущество получают крупные компании, которые могут позволить себе выделять большие ресурсы на аналитику быстро изменяющегося регулирования и юридическое сопровождение. Надеюсь, что через некоторое время этот период закончится, законодательство будет развиваться, но медленнее, а во взаимоотношениях государства и бизнеса будет найден разумный баланс.
– Как член Ассоциации антимонопольных экспертов Вы участвуете в разработке изменений, направленных на совершенствование российского антимонопольного права. Что Вас больше всего заботит в этой работе?
– Когда-то я был одним из создателей Ассоциации антимонопольных экспертов. Нас было пятеро – учредителей этой организации. Сейчас в ней более 160 членов, эта общественная организация активно участвует в развитии антимонопольного законодательства, к ее мнению прислушиваются в ФАС. И это хорошая иллюстрация того, что большое количество экспертов не напрасно тратят свое время на общественную работу. Жаль только, что адвокатура не лидирует в этой деятельности, ведь в большинстве стран мира организующим звеном экспертного сообщества является адвокатура, продвигая таким образом и профессию, и собственно развитие законодательства. Я полагаю, что наша адвокатура тоже должна занимать активную позицию, способствуя объединению экспертов в разных областях права.
Я уже говорил выше, что считаю антимонопольное законодательство России достаточно прогрессивным и поддерживаю высокую оценку, данную Global Antitrust Review как антимонопольному органу, так и российскому законодательству. Безусловно, как составная часть российской правовой системы оно включает в себя и все ее положительные черты, и определенные направления для развития. Большой вопрос – формирование высокого уровня доверия при взаимодействии участников антимонопольного процесса. Зачастую формальные моменты (завышенные требования к оформлению документов) могут иметь большое значение и существенно влиять на решение по делу. Мы также видим во многих иностранных юрисдикциях, что сам процесс взаимодействия с антимонопольным органом гораздо менее формализован. При сохранении высоких стандартов к конфиденциальности представляемой информации участники антимонопольного процесса имеют возможность более оперативно получать определенную информацию от антимонопольного органа. Также хотелось бы видеть в России больше частных исков от лиц, пострадавших от нарушения антимонопольного законодательства. У ФАС и ЕЭК все-таки ограничены ресурсы, и участники гражданского оборота должны более активно отстаивать свои интересы, в том числе в суде.
– Вы четыре года (2011–2015) были членом Совета ФПА РФ. Можете ли Вы оценить расширение полномочий Федеральной палаты адвокатов, которое имело место в последние годы?
– На мой взгляд, это правильная тенденция. Я поддерживаю единые подходы в нашем правовом пространстве. Я застал тот период, когда Федеральная палата адвокатов в большей степени выступала в качестве ассоциации региональных палат. Сейчас ее полномочия возросли, и мне кажется, что это к лучшему, так как позволяет ФПА выработать единые для всех адвокатов нормы поведения и активнее отстаивать наши интересы.
– С 2021 г. Вы являетесь членом Комиссии ФПА РФ по этике и стандартам. Сейчас у Комиссии появились новые функции – как Вы относитесь к исполнению КЭС обязанностей «апелляционной инстанции» по дисциплинарным делам?
– Я считаю, что это нормально. С учетом появления новых полномочий ФПА необходимо приложить больше усилий для анализа практики и достижения единообразия в применении Кодекса профессиональной этики адвоката и законодательства об адвокатуре в регионах.
Думаю, что все члены КЭС отдают себе отчет в том, что на нас возложена большая ответственность. Мы все стараемся понять, что произошло в том или ином конкретном случае, за что адвоката привлекли к дисциплинарной ответственности, но нам очень важно, чтобы в отношении коллеги были применены именно те нормы КПЭА и законодательства об адвокатуре, которые должны действовать в каждом конкретном случае.
Полагаю, что как единая саморегулируемая организация адвокатов мы можем сделать очень много, если добьемся единообразия практики применения норм закона и КПЭА.
– Кому как не Вам – члену Международной ассоциации юристов – можно задать вопрос о целесообразности применения прецедента в судебных актах. И актах КЭС – тоже. Насколько это оправданно в дисциплинарной практике?
– Отрицать растущую роль прецедента в российском праве бессмысленно. О значительной роли прецедента свидетельствуют положения нашего законодательства: возможность пересмотра решений в порядке надзора в случае, если выводы судов нижестоящих инстанций представляют угрозу единству судебной практики, возможность пересмотра решений по новым обстоятельствам и т.д. Об укреплении роли прецедента свидетельствуют положения недавних Пленумов Верховного Суда РФ, теперь суды могут мотивировать решения ссылками не только на постановления Пленума, но и на обзоры практики. Что это, если не рост роли прецедента в нашем правопорядке? Очевидно, что роль прецедента растет, особенно в сравнении с теми временами, когда я изучал право в вузе.
Говоря о целесообразности применения прецедента в судебных актах, хочется отметить следующее. «АЛРУД» имеет многолетний опыт представления интересов наших доверителей в государственных судах. В каком бы споре мы ни участвовали, мы всегда обосновываем нашу позицию судебной практикой. Мы замечаем следующую неуклонную тенденцию: по ряду споров суды все чаще ориентируются на выводы Верховного Суда РФ, сделанные по отдельным спорам, которые еще даже не попали в обзоры или постановления Пленума. Конечно, ссылки на отдельные акты Верховного Суда РФ по конкретным спорам не могут быть единственным обоснованием выводов суда, но из контекста таких решений становится понятно, что суд в действительности ссылается на постановление Пленума только в дополнение, а иногда и просто «для галочки».
Если говорить о прецеденте в антимонопольном праве, то отмечу следующее. Прецедент здесь очевидно не развит так, как, например, в сфере банкротных споров. Во многом это связано с тем, что антимонопольное право воспринимается судами как часть публичного административного регулирования, которое не оставляет судам большого простора для усмотрения, что препятствует судам формулировать смелые и интересные позиции.
Данный подход мне кажется неверным, так как фактически антимонопольный закон, наоборот, содержит значительное количество оценочных терминов, которые требуют неформального и творческого толкования с учетом применения последних достижений экономики, социологии, анализа опыта зарубежных правопорядков и т.д. Также такой формальный подход неизбежно приводит к сильному «обвинительному уклону» в судебной практике, когда суды опасаются подойти к вопросу творчески и предпочитают формально подтвердить законность актов антимонопольного органа.
Говоря о судебном правотворчестве в антимонопольной сфере, конечно, нельзя не упомянуть новое Постановление Пленума Верховного Суда РФ об антимонопольных спорах, которое, на мой взгляд, как раз ориентирует суды на более гибкое правоприменение, что, в свою очередь, будет залогом для появления интересных новых прецедентов в этой сфере. Практика пока еще не успела существенно измениться, но будем надеяться, что Верховный Суд РФ будет поддерживать свой интерес к антимонопольным спорам.
Мы в КЭС можем действовать по аналогии с судебной властью, которая в России все больше и больше применяет прецеденты. Но поскольку КЭС совсем недавно получила полномочия, о которых мы говорим, наверное, еще рано делать выводы. Но я думаю, что прецедент будет играть важную роль и в наших решениях. Совсем недавно, рассматривая несколько дисциплинарных дел, мы внимательно смотрели, как схожие ситуации разрешаются в той или иной палате.
– Все то, что Вы сказали, – плавный переход к Common Law или естественное развитие континентального права?
– Мне кажется, что это естественное развитие нашего права, и я не думаю, что мы можем вдруг обратиться к англосаксонскому праву.
– На страницах сайта ФПА РФ Вы рассказали о случаях мошенничества со стороны лиц, выдающих себя за адвокатов и предлагающих сомнительную юридическую помощь. Как же бороться с такими правонарушениями?
– Бороться с ними должны правоохранительные органы. За последние полгода-год наконец-то проблема телефонного мошенничества была замечена, законодатели и исполнительная власть, прежде всего правоохранители, начали хоть что-то делать, принимать технические решения по блокировке подпольных колл-центров. Но проблема все равно остается, искоренить ее достаточно сложно. Поэтому задача адвокатов, адвокатских образований и палат – предупредить потребителя о возможном мошенничестве с использованием репутации нашей профессии.
Мы видим, что людям звонят не только мошенники, представляющиеся «службой безопасности банка», но и люди, называющие себя сотрудниками крупных адвокатских образований или юридических фирм, а то и просто адвокатами с «громким» именем. На потребителя это производит впечатление, и он проникается доверием к собеседнику. Но чем больше случаев такого мошенничества – тем меньше будет доверия к нашей профессии. Поэтому мы с Сергеем Пепеляевым озаботились этой проблемой и решили разместить на наших сайтах и предложили разместить на сайте ФПА РФ предупреждающую информацию.
Заметьте, наша фирма практически не работает с тем сегментом рынка, который является потенциальной жертвой мошенников. В основном, наш клиент – это корпорации или их владельцы. То есть наши фирмы не страдают от этого явления, нам ущерб не наносится, но страдает в целом профессия. Поэтому нам очень важно, чтобы были сделаны какие-то шаги, усложняющие для мошенников возможность использовать слова «адвокат», «юрист» и названия каких-то известных брендов.
– Как вообще влияет на деятельность адвокатов цифровизация услуг, в том числе правовых? Какие риски в связи с этим возникают как у адвокатов, так у их доверителей?
– Плюсы от цифровизации огромные. Мы находимся в центре цифровой трансформации. За последние годы произошло очень много изменений, что стало особенно заметно в период пандемии. Преимущества для юристов и адвокатов возникают благодаря тому, что государство совершенствует свои сервисы – это облегчает и ускоряет многие наши действия. Например, процесс получения документов, который раньше занимал недели, сократился до нескольких минут. Очень важна доступность правовой помощи, которую тоже можно оказывать дистанционно. Время, которое приходилось тратить на командировки, можно использовать для совершенствования своей работы. Некоторые судебные заседания мы проводим в онлайн-режиме. Столкнулись при этом с определенными сложностями, так как процедура крайне зарегулирована. Но она действует. Мы уже выступали экспертами в судебных процессах, происходивших в Нью-Йорке и Лондоне. Возможно, адвокатуре целесообразно говорить с судебными органами о разработке неких стандартов использования технических средств.
Трудно даже представить себе рабочий стол адвоката без компьютера, поскольку нам приходится обмениваться информацией с различными базами данных и правовыми сервисами. При этом имеется масса проблем, о которых нельзя забывать и которые требуют разрешения. Речь идет и о конфиденциальности онлайн-общения с доверителем, и о различных злоупотреблениях. На мой взгляд, Федеральной палате адвокатов стоило бы разработать стандарты, которые защитили бы и адвокатов, и их доверителей от разнообразных рисков, которые, например, связаны с использованием мессенджеров. Мы это понимаем и всегда просим доверителя подтвердить, что он согласен общаться по таким открытым каналам. Ведь в случае утечки информации все претензии предъявляются именно адвокатам.
Уйти от цифровизации мы не сможем, и не только мы – недавно нотариусы заключили первую дистанционную сделку по продаже недвижимости. Мы не вправе отставать. Следовательно, нам необходимо быть лидерами в юридической профессии, анализировать происходящие процессы, а также законодательство и судебную практику, чтобы использовать достижения науки и техники для оптимизации нашей деятельности.