Народ это то что он создал за свою многовековую историю

Народ это то что он создал за свою многовековую историю

Владимир Алексеевич Солоухин (1924-1997)

Иногда мне приходилось сидеть на морском берегу, усыпанном мелкими разноцветными камешками. Они, правда, сначала не кажутся разноцветными – этакая однообразная сероватая масса. Их называют галькой.

Сидя на берегу, невольно начинаешь перебирать камешки вокруг себя. Возьмешь горсть, просеешь сквозь пальцы, возьмешь горсть, просеешь сквозь пальцы… Или возьмешь камешек и бросишь его в воду. Пойдут круги. Снова возьмешь камешек и бросишь в воду. Занятие не то чтобы очень интеллектуальное, но нисколько не хуже домино или подкидного дурака.

Неожиданно один из камешков останавливает ваше внимание. Он округлый, полупрозрачный, но полупрозрачная сердцевина его слегка красновата, как будто в нем растворена капля крови.

Или, напротив, он черный, как лаковый, а по черному лаку – желтый узор, похожий, скажем, на пальму.

Или по цвету он обыкновенный, серенький, но по форме – чистая женская туфелька.

Или он зеленый, а на нем летящая белая чайка. Да что говорить – бесчисленны и разнообразны камешки на морском берегу!

Понравившиеся вам, так сказать, экземпляры вы невольно складываете отдельно в купальную шапочку, или в башмак, или на разостланную газету. Хотелось бы их увезти в Москву, показать друзьям, самому полюбоваться зимой, вспомнить о синем море.

Но красивых, необыкновенных камней набирается все больше, и тут вы начинаете то, что можно назвать вторым туром.

Вы уже не обращаете внимания на рассыпанные прибрежные камешки, вы отбираете из тех, что были отобраны вами раньше. Вы кладете на ладонь с десяток камешков и пальцем долго перекатываете их с места на место, пока не остановите свой выбор на трех, а остальные семь выбросите обратно на берег…

Теперь ближе к делу. Много лет назад я завел себе тетрадь в темно-коричневом переплете, из тех, что у нас называются общими. При чтении книги, в разговоре с друзьями, на писательском собрании, во время одиноких прогулок, в жарком споре мелькала иногда мысль… Впрочем, не то чтобы мысль – некая формулировка, некое представление, касающееся чаще всего литературы. Ну и смежных искусств.

Это представление, эту формулу, эту мысль (может быть, в конце концов проще всего сказать – мысль) я старался либо запомнить, либо записать на клочке бумаги, на авиационном билете, на листочке, выдранном из чужого перекидного календаря.

Когда такие бумажки накапливались по карманам, я доставал их, разглаживал на ладони, потому что происходил отбор. Некоторые я переписывал в тетрадку.

У меня была очень утилитарная цель. Я собирался писать, а впоследствии и писал роман, в котором (предполагалось) герои будут много разговаривать об искусств больше всего о литературе. Ну и о разных других вещах. Я думал, что заготавливаю кирпичики для романа.

При написании романа существуют свои законы. Мои кирпичики все оставались и оставались в стороне, а герои говорили то, что им было нужно говорить по ходу дела.

Время от времени я брал из тетради иной камешек и вставлял его в очередную статью. В иную статью я вставлял два-три камешка, и статья, мне казалось, становил живее.

Потом начался третий тур. Подолгу я листал свою тетрадь и снова перебирал и перебирал, пока какая-нибудь пятая или десятая запись не попадала в избранные. Я брал ее и заключал в более четкую и строгую форму. Практически это выражалось в том, что я выписывал ее из тетради с соответствующей литературной обработкой на отдельный лист бумаги.

Для очень внимательного читателя некоторые записи возможно, покажутся где-то читанными. Вероятно, в моих же статьях. Или в «Письмах из Русского музея», или в том же романе «Мать-мачеха», или в книге «Слово живое и мертвое», или в книге «Славянская тетрадь»…

По какому же принципу я предлагаю их, эти некоторые записи, читательскому вниманию вторично? Принцип у меня такой. Если камешек был взят в статью из тетради, я его сохраняю и здесь. Если же он был найден в процессе писания статьи или книги, то я его в тетрадь задним числом не вписывал и его на предлагаемых теперь читательскому вниманию страницах не окажется.

Друзья говорят: не торопись. Ведь придется еще и впредь писать статьи, камешки пригодятся. А я отвечаю – пусть! Во-первых, насобираю еще. Во-вторых, может быть, так даже интереснее. Одно дело, когда камешек теряется среди других бесчисленных камней, то есть среди многословия статьи, другое дело, когда он отдельно лежит на ладони.

Надо бы и еще поперебирать, пропустить через четвертый тур. Да и те, что пока остались в стороне, в тетради, тоже не совсем еще выброшены и подлежат постепенной переборке.

Но и то правда, пусть поперебирает читатель. Если из всей этой высыпанной перед ним на стол груды камешков он отберет для себя хотя бы пяток, и то ладно. Я ведь и собирал их только для того, чтобы показать людям, в надежде, что некоторые из них окажутся забавными.

После журнальной публикации мне говорили, что иные мои суждения не бесспорны. Но я и не обязывался изрекать бесспорные истины.

В юности, в начале творческого пути, у поэта иногда вдруг получаются такие перлы искусства, которые изумляют всех.

Потом он приобретает опыт, становится мастером, постигает законы композиции, архитектоники, гармонии и дисгармонии, обогащается целым арсеналом средств и профессиональных секретов.

И вот, вооружившись всем этим, он всю жизнь пытается сознательно достичь той же высоты, которая в юности далась ему как бы случайно.

Можно исследовать химический состав, технологию производства, рецепты, тайны мастерства и все точно узнать: почему фарфоровая чашка звенит красиво и ярко, а просто глиняная издает глухой звук.

Но мы никогда не узнаем – почему одни фразы, стихотворные строки, строфы бывают звонкими, а другие глухими.

Дело вовсе не в глухих согласных, шипящих, закрытых и открытых звуках. Каждое слово без исключения может звенеть, будучи поставленным на свое место. Слова одни и те же, но в одном случае из них получается фарфор, бронза, медь, а в другом случае – сырая клеклая глина.

Один поет, а другой хрипит. Один чеканит, другой мямлит. Одна строка как бы светится изнутри, другая тускла и даже грязна. Одна похожа на драгоценный камень, другая – на комок замазки.

Если около пчелиного улья поставить смородиновый, скажем, сироп, то он повлияет на качество меда, на его витаминность, потому что пчелы будут сироп пить и незаметно подмешивать в натуральный, цветочный, собственно пчелиный мед. Таким образом можно получить мед с молочным, морковным, лимонным, хвойным оттенками.

Точно так же книга, которую читаешь, когда пишешь что-нибудь свое, незаметно влияет на то, что пишешь. Едва уловимый узор витиеватости и расцвеченности появится на ткани произведения, если читаешь в эти дни книгу, написанную расцвеченно и витиевато. Налет сухости возникает, если читаешь сухую научную информацию. Печать лаконизма или расслабленности ляжет при чтении соответствующих книг.

Зная это, можно и нужно сознательно выбирать для себя чтение в зависимости от того, что пишешь и какой «витамин» более для данного случая подходящ.

Почему герои «Мертвых душ» вот уже стольким поколениям читателей кажутся удивительно яркими, выпуклыми, живыми? Ни во времена Гоголя, ни позже, я думаю, нельзя было встретить в чистом виде ни Собакевича, ни Ноздрева, ни Плюшкина. Дело в том, что в каждом из гоголевских героев читатель узнает… себя! Характер человеческий очень сложен. Он состоит из множества склонностей. Гоголь взял одного нормального человека (им мог быть и сам Гоголь), расщепил его на склонности, а потом из каждой склонности, гиперболизировав ее, создал самостоятельного героя. В зародышевом состоянии живут в каждом из нас и склонность к бесплодному мечтательству, и склонность к хвастовству, и склонность к скопидомству, хотя в сложной совокупности характера никто из нас не Манилов, не Ноздрев, не Плюшкин. Но они нам очень понятны и, если хотите, даже близки.

Источник

Народ это то что он создал за свою многовековую историю. Смотреть фото Народ это то что он создал за свою многовековую историю. Смотреть картинку Народ это то что он создал за свою многовековую историю. Картинка про Народ это то что он создал за свою многовековую историю. Фото Народ это то что он создал за свою многовековую историю

Жанр этой книги известного поэта и прозаика Владимира Солоухина трудно определить. И действительно, как определить жанр произведения, если оно представляет собой разные мысли разных лет, мысли, возникавшие, скорее всего, не за писательским столом, а как бы по ходу жизни. Эти «беглые мысли» записывались автором на клочках бумаги, а затем переносились в особую тетрадку.

Мгновенные впечатления, собранные воедино, как бы приглашают читателя к размышлению, к беседе.

Но нетрудно заметить, что это удобство пришло к людям лишь с необходимостью ими пользоваться. В самом деле: троллейбус нужен лишь потому, что далеко до места работы, до кинотеатра, до магазина, до рынка. Зачем в деревне троллейбус?

Говорят: до Хабаровска теперь вы можете долететь за восемь часов а ваш дед не мог. Но деду не нужно бы лететь в Хабаровск. У него пасека была на задворках, поле в двух километрах, а в гости он ездил, запрягая тарантас если на Успеньев день, и санки, если на масленицу.

Вглядываясь пристальнее в другие разнообразные блага современной жизни, замечаешь, что все они служат лишь для погашения не всегда приятных необходимостей и, таким образом, не имеют права называться благам. В конце концов благо и пенициллин, но для того, чтоб он воспринимался как благо, нужна, увы, болезнь. Для здорового же человека это совершенно излишний предмет.

Кстати, о метро. Конечно, оно прекрасно. Но ведь только от горькой нужды мы, люди, должны лезть под землю, чтобы там передвигаться. Человеку было бы более свойственно неторопливо ходить или ездить там, где растет трава, где плавают облака и светит солнце.

В Солотче я пошел гулять в лес. Догнал пожилую женщину. Скрипя валенками по снегу и переговариваясь, мы шли километров около трех и дошли до какого-то села. Это село было целью женщины, а я от крайнего дома повернул обратно. И вот я понял, что мое поведение для женщины – чистая нелепость.

Совсем уж дошел человек до села и повернул. Забыл, что ли чего?

А у нее все проще: есть дело в другом селе, иди туда по этому делу. Нет дела – сиди дома, делай что-нибудь другое.

Весь материал, накопленный писателем внутри себя, можно разделить способу его приобретения на три части.

Первая часть – это опыт, который я бы назвал опытом первоначального накопления. Это тот драгоценный опыт, который накапливается в годы, когда человек еще не стал писателем и даже не собирается им стать. Детство. Юность. Человек не собирает материал, но просто живет на земле, не думая ни о каком материале.

Такой первоначально накопленный опыт ложится потом в основу первых книг, от чего они нередко получаются столь яркими и обаятельными, что потом писатель при всем своем мастерстве не может сделать ничего лучше и интереснее их. Но, конечно, этот «золотой фонд» участвует в разной степени и в остальных книгах писателя.

Вторая часть – опыт, повседневно накапливаемый писателем-профессионалом, когда его глаз уже выбирает из океана действительности не все подряд, но то, что нужно для профессии и работы.

И наконец, третья часть – опыт, приобретаемый в результате узкого целенаправленного изучения жизни: поездка Пушкина в Оренбург, экскурсия Толстого в губернскую тюрьму (для «Воскресения»).

– Как это так, тебе не пишется, если ты умеешь писать? Сел и пиши.

– А вот так и не пишется. Если лампочка рассчитана напряжение 220, то, чтобы она ярко горела, должно быть 220. Иначе получается не свет, а красный волосок. Так и у меня. Сядешь за стол, а в, организме не хватает напряжения, в нем меньше двухсот двадцати. Вот и не пишется.

Народ – не механическое соединение миллионов человек. Такое скопление людей было бы не способно ни к какому историческому действию.

Народ – это то, что он создал за свою многовековую историю и что в свою очередь создало, сцементировал его сложной системой исторических и нравственных идеалов.

Когда нам не хочется умирать, это значит, что нам не хочется лишаться того, что мы уже знаем, пережили, видели: солнца, моря, дождя, травы, снега, музыки, любви… А вовсе не потому не хочется умирать, что осталось-де много неизведанного. О неизведанных радостях и наслаждениях мы не думаем и не жалеем.

Однажды мне звонят по телефону:

– Вы съездили бы в городок 3.

– Там есть литературное объединение. Поэты. Энтузиасты. Талантливейшие люди. Но вот уже тридцать лет они варятся в собственном соку…

Я, разумеется, не поехал, потому что талантливые люди вариться в собственном соку тридцать лет не могут и не будут.

Правомочно ли ставить искусство в прямую зависимость от научных открытий и технического прогресса? Можно ехать на лошади из одного города в другой и написать стихотворение «Зимняя дорога» или обдумать замысел «Евгения Онегина», – как можно лететь в современном самолете и стучать костяшками домино.

Возникает в душе предчувствие стихотворения.

Один поэт в разговоре как-то сказал: были бы последние две строки, а уж стихотворение-то к ним подогнать можно. Это и есть рецепт писания холодных, умозрительных стихотворений.

Лучшие стихи получаются тогда, когда есть настроение, а даль стихотворения неясна. Она манит неожиданными открытиями, а если и различается, то совершенно смутно (сквозь магический кристалл).

Мне кажется, рецепт этого поэта похож также на то, когда ученик сначала заглядывает в ответ, а потом подгоняет к ответу решение задачи.

Может случиться при этом, что ход решения окажется неверным, если даже ответы сходятся.

Когда читатель берет книгу и начинает ее читать у него в запасе сто копеек читательского внимания. Дальше все зависит от того, как построена книга. Эти сто копеек читатель может израсходовать на первых двадцати страницах или во всяком случае задолго до конца книги. Книга останется недочитанной.

Капиталом читательского внимания писатель должен распорядиться так, чтобы его хватило до конца, да еще и остался хотя бы грошик, выражающийся в восклицании: «Как жалко, что книга кончилась».

Он имеет право писать плохо, потому что он пишет очень много. Ты пишешь мало – и тебе плохо писать нельзя.

Под влиянием все убыстряющегося, все более нервного, все более бесшабашного (а вернее бы сказать, шабашного) ритма жизни на нашей планете появилась тенденция, которую иногда называют лаконизмом: вместо того чтобы написать роман, писатель скороговоркой, рублеными, бескровными, бесцветными фразами пересказывает его содержание.

Какую роскошь мог позволить себе Ч. Дарвин. Заканчивая предисловие к одной из своих основных работ, он написал: «О стиле я не заботился»!

В автомобиле вдруг закипела вода. Если бы я прозевал, мотор вышел бы из строя, потому что расплавились бы подшипники. Я остановил автомобиль, поднял капот и вскоре нашел, что ослаб хомутик, обжимающий резиновую трубку. Большая часть воды из-за этого утекла, а ее остатки закипели. Плоскогубцами я затянул хомутик, налил новой воды и поехал дальше. Неисправность оказалась пустяковой, хотя она и могла привести к гибели мотора.

Источник

ЭЛЕКТРОННАЯ БИБЛИОТЕКА ModernLib.Net

Поиск по библиотеке:Книги на иностранном языке: A B C D F G H I J K L M P R S T U V W
Книги на русском: А Б В Г Д Е Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я

Популярные авторы

Популярные книги

Даже более широкий по составу, более демократичный по происхождению и не такой богатый общественный слой скажет о себе, что он – не народ, а интеллигенция, и будет вынашивать причудливые отвлеченные идеи. Любые! Лишь бы эти идеи не мешали, а лучше бы помогали господствовать над «русскими туземцами»[15]. Даже советская власть установится в четкой компрадорской форме: как отвлеченная иноземная идея, которую «необходимо» внедрить в реальную русскую почву. Последствия мы расхлебываем до сих пор…

Как видите, традиция пренебрежительно относиться к собственному народу и вывозить капитал за границу имеет ну очень глубокие корни в истории.

В области общественных отношений и политики у низов формировалось равнодушие к власти и любым ее делам, слабость общественных интересов. Люди прекрасно видели, что верхам наплевать на них, что свои собственные интересы или следование каким-то отвлеченным принципам они ставят намного выше их частных или групповых интересов. И платили тем же – господством частного или группового эгоизма.

Придет время – и стоит грянуть 1917–1918 годам, стоит рухнуть государству, как выяснится: русские люди просто патологически не умеют объединяться вне этого самого государства. Все будут ждать, пока или само собой, или усилиями других людей «Бог переменит Орду». Будут ждать и во время Гражданской войны, и под Советами, и в эмиграции. Так ничего и не дождутся, но самое главное, эта пассивность общества еще сыграет свою страшную роль.

Эту книгу легко счесть «обидной» для русского национального сознания, но вот что намного труднее – это отрицать собранные мной факты. То есть игнорировать их можно, но какой смысл? Намного продуктивнее понять, что же происходило и происходит в российской истории. А поняв, решить, куда же нам дальше плыть и к каким берегам лучше прибиться.

Часть I. Засилья древние: готское и остальные

Народ – не механическое соединение миллионов человек. Такое скопление людей было бы не способно ни к какому историческому действию.

Глава 1. Готское засилье

Народ – это то, что он создал за свою многовековую историю и что в свою очередь создало, сцементировало его сложной системой исторических и нравственных идеалов.

Изначально готы, потомки гаутов-гетов, германских племен, обитали в Скандинавии. Большой остров Готланд в Балтийском море до сих пор носит имя готов. Почему готы покинули Скандинавию, начали двигаться на юг? Скорее всего, размножившемуся народу просто стало нечего есть в холодной стране. Весь народ – десятки тысяч человек, с женами и детьми, со стариками и домашним скарбом – переселился южнее. К первому веку по Р.Х. готы заселяли южное побережье Балтики, низовья Вислы. Название польского города Гданьск восходит к более раннему Gutisk-andja – готский берег. Вот что интересно, современное немецкое название этого города – Данциг – гораздо дальше от первоначального готского, чем польское Гданьск. Это один из многих случаев, когда невольно возникает мысль – да кто же наследники готов?! Современные немцы вовсе не прямые и не единственные наследники, это уж точно.

Между 150 и 180 годами готы двинулись на юго-восток, пересекли всю лесную и лесостепную полосу Восточной Европы. Между 200 и 250 годами они осваивают теплое Причерноморье, в 260-е годы захватывают греческие города Северного Причерноморья, поселяются в Крыму. Опустошительные набеги готов на Римскую империю заставили римлян уступить им провинцию Дакия.

В Причерноморье готы распались на два племенных союза. В низовьях Дуная жили визиготы; позже их стали называть западные готы, вестготы. В низовьях Днепра жили остроготы, которых тоже назвали «понятнее»: восточные готы, остготы.

Готы широко известны в истории. В Северном Причерноморье сложился мощный союз племен во главе с королем Германарихом или Эрманарихом. В 375 году готский союз племен разгромили гунны, и готы ушли из Северного Причерноморья. Остроготы жили в устье Дуная, а потом завоевали Италию, основали в ней германо-италийское королевство.

Визиготы в 418 году создали первое в истории «варварское королевство» – то есть примитивное государство первобытного племени на территории Римской империи. Столицей их стал город Тулуза в южной Галлии.

В отличие от племен, историю которых изучали в основном соседи, готы имеют своего историка Иордана – он оставил обширный труд, написанный в VI веке. Иордан был секретарем военачальника из племени аланов, служившего в войсках Византии, и описал историю готов, «империи Германариха» и империи гуннов до 551 года[16].

Не случайно в западном мире готы сделались символом чего-то никак не римского, но равновеликого по смыслу, не менее важного. В XII–XIII веках в Европе начал рождаться новый архитектурный стиль. В отличие от массивных, приземистых сооружений романского стиля здания нового типа были устремлены ввысь, словно пытаясь вознестись к небесам, подальше от греховной земли. Для всех было очевидно, что возникает некий новый архитектурный стиль, прямо не связанный с наследием Рима, – с другой философией, другой логикой организации пространства. Стиль стали называть «готическим», хотя последние готы в те времена уже доживали в Крыму, а к истории Европы никакого отношения не имели. Всякий раз, когда мы говорим или пишем о готическом соборе в Киеве, Риге или Кракове, мы тем самым поминаем и готов, даже если произносящий это слово не имеет о готах ни малейшего представления.

Так была еще раз увековечена память этого маленького славного народа.

Часть остготов и после 375 года навсегда осела в Крыму. Крымская Готия существовала все Средневековье; и в XV, и в XVI веках находились люди, называвшие самих себя готами. Последних крымских готов истребили мусульмане уже в XVIII столетии, незадолго до завоевания Крыма Российской империей. Готы были христиане, естественные союзники Российской империи и всего христианского мира. Эти готы все еще говорили на языке, который немцы, служившие России, понимали без переводчика.

Крым окончательно стал территорией Российской империи в 1783 году. Незадолго до этого две последние деревни готов были стерты с лица земли мусульманами. И в крови крымских греков текло немало готской крови, но для последних готов, говоривших еще на готском языке, спасение пришло чересчур поздно.

Вероятно, остготы очень недолго были владыками Карпат и Верхней Вислы – мест, населенных славянами: лет сто – сто пятьдесят, от силы двести. Но, судя по всему, именно готское нашествие разделило славян на две ветви: западных и восточных. Между этими группами славян жили готы. Пусть славянский мир разделился ненадолго, этого, видимо, хватило.

Готы сыграли совершенно особую роль в истории славян, расколов их на западных и восточных. Готы покорили славян и вовлекли их в дела своего племени, своей державы. Эта связь началась в Прибалтике, пронесена была по всему пути готов и продолжалась в Причерноморье – причем в разное время с готами контактировали разные славянские племена. Получается, готы общались со всем славянским миром. Весьма вероятно, часть славян ушла на юг вместе с ними – особенно профессиональные воины.

Некоторые ученые считают что росомоны, с которыми то дружил, то воевал Германарих – славяне[17].

Другие не менее уверенно говорят о некоем германском или балтском племени росов-русов, пришедшем вместе с готами. Такую возможность допускал еще Ломоносов.

Если с росомонами все как-то зыбко и неясно, то куда яснее с племенным вождем по имени Бож или Бус, упоминается такой в роли союзника Германариха. Это уже точно славянин! И никто не называет его ни росом, ни росомоном.

Западные славяне меньше получили от готов, похоже, они раньше ушли из зоны активных контактов. А вот в культуре восточных славян от готов осталось очень многое. В древнерусском языке осталось много заимствований из готского языка. Это очень важные заимствования, и они перешли в современный русский язык.

По мнению многих ученых, слово «изба» – не коренное славянское слово. Оно происходит от готского stube – штабель. До готов славяне, жившие в более теплом климате, строили только хаты; стены хаты делались из переплетенного лозняка – плетня, обмазанного сверху глиной. Если даже строили полуземлянку с деревянными стенами – стены были плетеные или из вколоченных в пол вертикальных тонких стволиков.

Построить хату можно быстро, и трудовых затрат на постройку нужно немного, – особенно если и пол сделать земляной или обмазанный глиной.

Еще одно заимствование – слово «меч», по-готски – mёki.

Шлем по-готски назывался hilms или helms. Славяне заимствовали и его.

Что это доказывает? Помимо культурных заимствований – что «славяне с самых ранних времен вливались в состав готских дружин, активно перенимая у них типы вооружения и боевые приемы»[18].

Но есть и намного более серьезные свидетельства готско-славянских контактов. Слово «чужой» из русского языка прямо восходит к готскому слову piuda, что означает на готском языке «народ».

Ученые предполагают, что таким словом определяли себя готы при общении со славянами: для простоты. Ну что ж… Все первобытные племена считают себя единственными «настоящими» людьми на земле. Наши славянские предки с простодушным зверством дикарей считали, что они одни владеют словом – они славяне, то есть «говорящие». Тех, кто не владел славянской, единственной человеческой речью, называли немцами – немыми. Как интересно: это слово, когда-то относимое ко всем чужеземцам, быстро стало относиться только к одному народу. Случайно ли?

Готы были, разумеется, не лучше, встречаясь со славянами, они называли себя «народом», то есть опять же единственным народом на земле. Интересно, понимали ли славяне, что, применяя это слово, готы как бы исключают их из рода человеческого? И понимали ли готы, что славяне отказывают им в праве владеть членораздельной речью?

Слово «народ», которое готы произносили как piuda, в древнем верхненемецком звучало как thioda. От этого слова произошло прилагательное tiutsche, которым немцы, начиная с XI века, все чаще обозначали весь свой народ. До этого никакого единого немецкого народа не существовало, были территориальные названия, восходившие к прежним племенным делениям. «Баварцы» – это, конечно же, не члены племени баваров, а «саксонцы» – вовсе не древние саксы, но именно этими словами чаще всего называли себя жители разных немецких земель. Осознание своего единства было, но слабое, слабее территориального. Так, поляне понимали, что древляне – тоже славяне, близкие родственники, но это не мешало топить древлян в собственной крови при всякой попытке освободиться и не платить дань.

Слово tiutsche употребляется с XI века все чаще и постепенно превращается в современное deutsch, то есть «немецкий». А от него уже легко произвести и слово Deutscher – то есть немец.

Трудно представить себе, что русское слово «чужак» и самоназвание немцев Deutschen восходят к одному древнегерманскому корню, но это факт.

На Руси помнили о готах как о христианском народе. В Житии Константина Философа есть эпизод, посвященный диспуту, проведенному в Венеции Кириллом и Мефодием. В ходе диспута противники славянской письменности говорили: есть только три священных языка, на которых вообще может быть выражено Слово Господне: древнееврейский, древнегреческий и латынь.

В ответ Философ ссылается на солнце, которое шлет свои лучи людям всех народов без различия, на дождь, который дарит всем влагу, независимо от языка. А главное, Философ приводит пример двенадцати народов, которые создали собственную письменность. В этом списке готы занимают шестое место после армян, персов, абхазов, грузин и аланов. Но что характерно – все эти народы живут далеко и мало связаны с Русью. А вот кто-кто, а уж готы на Руси очень хорошо известны, и несомненно их пример был прекрасно известен и Кириллу с Мефодием.

Ранняя история славян мало известна. Достоверно известны славяне с III–IV веков, и получается – буквально со своего появления славяне начинают у кого-то учиться, что-то перенимать. Кто-то – в данном случае готы – играют лидирующую роль для славян.

Пример того, как славяне воспроизводят у себя достижения соседнего народа, – типичный пример так называемой «догоняющей модернизации». Ведь славяне даже и в крещении «делали, как готы». Получается – как славяне «погнались» за достижениями германцев в III веке, так и «гонятся» до сих пор.

Конечно, «перекрестное опыление» коснулось и готов. Немало славянской крови текло в жилах основателей Вестготского королевства, воинов романо-германского остроготского Италийского королевства. С тем же успехом немало готской крови течет и в жилах современных русских. Готы – одни из предков древнерусской народности, наши отдаленные предки.

Но вот никаких признаков заимствования готами культуры у славян нет и не было.

Тюркоязычное и германское засилье у южных славян

Не настаивая ни на чем и не делая далеко идущих выводов, просто в порядке исторической аналогии: южные славяне тоже постоянно оказываются под влиянием и даже под прямой властью то германцев, то тюрок.

Для начала их покорили готы, а потом славянские земли по Дунаю вошли в состав державы гуннов.

В 562 году аварский вождь Баян провозглашает создание Аварского каганата, а самого себя – каганом. Столицей нового государства стал укрепленный лагерь – хринг на месте современного города Темишоара в Румынии. Их появление так внезапно, они так яростно громят германские народы, что фанский хронист Григорий Турский даже предполагает: они колдуны. Авары чарами смутили франков так, что франки не могли сопротивляться[19].

Авары не хотели изменять привычный способ ведения хозяйства: в Паннонии они остались кочевниками до самого своего бесследного исчезновения. Они не хотели и смешиваться с покоренными народами. Чтобы у их юношей не было и мыслей брать жен из девушек подданных, они запрягали женщин и девушек данников в свои телеги, как скот, и ездили на них. Франкские хроники рассказывают, что авары, помимо ежегодной дани, на зимовку отправлялись к своим славянским подданным, на все готовое. Они насиловали женщин, брали что хотели, грабили.

Авары покоряли славян, буквально заставляя их переселяться в пределы Восточной Римской империи: в Далмацию, Иллирию и Фракию. Вместе со славянами в пределы Империи вторгалось и Аварское государство.

В 626 году авары снова осадили Константинополь силами 100-тысячного войска из балканских и южнорусских славян, булгар и гепидов. С другой азиатской стороны Босфора стояло персидское войско, персы видели столицу Империи. Флот Восточного Рима не давал союзникам соединиться, персы не могли переправиться и начать штурм.

Штурм 31 июля авары произвели своеобразно: «В первой линии пешие легковооруженные славяне, а во второй – тяжеловооруженная пехота»[20].

Поражает и жестокость и редкая тупость авар: они гнали своих славянских подданных на убой, совершенно не думая о них. Они велели славянам строить легкие лодки, греки называли их «моноксилы»-однодеревки, и на них штурмовать город с моря.

Залив Золотой Рог «заполнили моноксилы славян и других свирепых племен, которые каган привел с собой. Доведя число находившихся там варваров в тяжелом вооружении до огромного множества, он приказал им налечь на весла и с громким криком двинуться против города»[21].

Штурм с воды захлебнулся под ударами флота ромеев, «так что весь этот залив заполнился мертвыми телами и пустыми моноксилами»[22]. За то, что славяне с утлых лодок не могли взять города и разгромить ромейский флот, авары изволили на славян рассердиться: «А те немногие славяне, кто, спасшись вплавь, вышел (на берег. – А.Б.) в том месте, где стоял безбожный хаган, были убиты по его приказу»[23].

Еще оставшиеся в живых славяне, разумеется, тут же ушли. Авары же не могли и пытаться взять Константинополь без славянской пехоты и штурмовых лодок. Это поражение стало началом их конца, Аварский каганат начал распадаться.

Триста лет спустя летописец в «Повести временных лет» сообщит: «Быша бо обре (то есть авары. – А.Б.) телом велици, а умом горди, и Бог потреби я, и помроша вси, и не остася ни един обрин. И есть притча в Руси и до сего дне: погибоша аки обре, их же несть племени, ни наследка».

Такова судьба тюркоязычного народа, который с упорством ишака не хотел ни меняться, ни смешиваться с другими народами.

Первое государство южных славян

Славяне восстают против авар в 623 году… Возникло первое славянское государство, которое называется очень просто: «Государство Само». Разные источники называли этого самого Само и франком, и славянином, который жил среди франков и знал их язык. В любом случае Само – торговец рабами. Теперь он возглавил восстание славян против авар. Победив их, славяне избрали Само князем. Он оказался неплохим правителем: объединил славян на территории Чехии, Словакии и Моравии; в его государство вошла часть земель словенцев, хорватов и лужицких сербов.

Само успешно воевал с аварами и франками, вторгался в пределы Франкского государства и Тюрингии, а в 631 году разбил союз трех германских племен: франков, лангобардов и алеманов. Побежденные племена Само облагал данью, а сбывал дань в Византию. Так он получал необходимые средства для вооружения и содержания армии.

После смерти Само в 658 году его государство развалилось, но славяне в подданство к аварам не вернулись.

Само же «государство Само» просто поразительно напоминает Древнюю Русь: основывает его германец или славянин, учившийся у германцев. Это типично компрадорское государство, действующее как торговая фактория: сбывает добычу в Византию, а собственное производство не развивает.

Третий сын хана, основателя Великой Болгарии в степях Причерноморья, Кубрата, Аспарух, он же Исперих, Есперих, Испор, Еспор, Есперерих, Аспар-хрук, Аспа-ру? (ок. 640–700), был глубоко уважаем всеми современниками за ум и рассудительность.

В 679 году Аспарух захватил устье Дуная и объявил о создании Первого Болгарского царства. Столицей стал город со славянским названием Плиска. Славяне Фракии, Валахии и около Черного моря признали его своим владыкой. На территории Империи возникло еще одно государство, в котором тюрки стали конной частью его войска и военной аристократией, славяне – пехотой.

Византийский император Константин IV Погонат пытался воевать с болгарами, проиграл войну и обязался платить им дань. В 681 году Византия признала Болгарское государство, новый византийский император присвоил сыну Аспаруха титул кесаря и между государствами была установлена граница.

Поражение от тюрок и уплату дани ромейские летописцы называли «стыдом» для Византии и давали такие оценки: «Странно было слышать и дальним и ближним, что подчинивший себе данниками все народы на востоке, на западе, на севере и на юге, теперь сам должен был уступить презренному, вновь появившемуся народу»[24].

В 700 году хан Аспарух попал в засаду во время очередной войны с хазарами. Видимо, он был убит вместе со всеми приближенными до того, как подошла основная часть войска. Ей оставалось только похоронить своего хана.

Созданное Аспарухом государство существует до сих пор – Болгария, и южная граница Болгарии проходит почти по линии размежевания византийских и болгарских земель, проведенной в 716 году.

Уже при Аспарухе началось быстрое слияние тюрок и славян, формирование народа, который мы называем болгарским. Славяне ассимилировали тюркоязычных болгар довольно быстро – примерно к X веку.

Опять поразительная аналогия с тем, что происходило с восточными славянами – теперь уже после монгольского нашествия: более культурные славяне ассимилировали степняков.

Глава 2. Хазарское засилье

Как ныне сбирается вещий Олег

Отмстить неразумным хазарам.

Хазарский каганат возник в 650 году и пал только в 969 году под ударом войска варяжско-русского князя Свендослава-Святослава. Это было гигантское государство, занимавшее все Северное Причерноморье, большую часть Крыма, Приазовье, Северный Кавказ, Нижнее Поволжье и Прикаспийское Заволжье. Во власти хазар оказались важнейшие торговые пути Восточной Европы: Великий Волжский путь, путь «из варяг в греки», Великий шелковый путь из Азии в Европу. Огромная дань, собираемая с многочисленных покоренных народов, обеспечивала процветание и благополучие этого государства.

Это был сложно устроенный конгломерат тюркских и финно-угорских народов разной степени оседлости. Хазары вели полукочевой образ жизни. Зимой они жили в городах, в теплое же время года кочевали и обрабатывали землю или учиняли регулярные набеги на соседей. Во главе государства стоял каган, происходивший из древней тюркской династии Ашинов. В глазах своих подданных-язычников (тенгрианцев) каган был олицетворением божественной силы. Он имел двадцать пять жен из дочерей подвластных правителей, 60 наложниц и являлся как бы гарантом и символом процветания государства. В случае серьезной военной опасности хазары выводили и показывали своего кагана: считалось, один его вид мог обратить врага в бегство. Правда, примеров вроде не было.

Но при каком-либо несчастье – военном поражении, засухе, голоде и т. д., знать и народ могли потребовать смерти кагана. Ведь если наступило бедствие, значит, ослабла телесная и духовная мощь кагана, он больше не символ общего процветания.

По существовавшему тогда обряду при возведении на престол нового кагана ему набрасывали на шею шелковую петлю и, хорошо придушив, спрашивали, сколько он собирается царствовать. Когда каган в полубессознательном состоянии называл число лет, его возводили на престол. Если правитель, процарствовав названный срок, не умирал своей смертью – его умерщвляли. Максимальный срок жизни кагана в любом случае ограничивался сорока годами. По истечении этого времени его все равно убивали, так как, по верованию хазар, ум и рассудок кагана, его божественная сила ослабевали, – он уже был не в состоянии приносить мистическую пользу своему народу.

Оказавшись между мусульманами и христианами, верхушка хазар стала принимать иудаизм. Так поступил в 723 году каган Булан и некоторые из его придворных, а в 799–809 годах каган Обадия объявил иудаизм государственной религией.

Болгарский хан Тервель, сын Аспаруха, тоже принял Риномета хорошо. Юстиниан выдал за него свою дочь от первого брака, Анастасию, собрал войско из болгар и славян и повел его на Константинополь.

Он стал императором, но высший взлет отношений Византии с хазарами пришелся на более позднее время: в 732 году сын императора Константин женился на дочери кагана[25].

Император Лев IV Хазар (750–780) и есть сын императора Константина V и хазарской принцессы Чичак, в крещении Ирины. Прозвище «Хазар» указывало на этническую принадлежность его матери.

Славяне – данники хазар

Когда в середине VII века поднялся Хазарский каганат, на землях восточных славян еще не было единого государства. Хазары жили в плавнях Волги и в теплом современном Дагестане, но вся Степь подчинялась хазарам. Против хазарского набега у славян, живших отдельными племенами, не было сил сопротивляться.

В числе данников хазар было четыре племени: поляне, северяне, радимичи, вятичи. Покоренных русских князей обязали выставлять по первому требованию вспомогательное войско, вынуждая участвовать в войнах на стороне хазар. Завоеватели заставляли русских князей отдавать в гарем хазарского правителя дочерей. Описание того, как славянские князья, чтобы сохранить свои земли от разорения, отдавали любимых дочерей поганому (то есть языческому, нехристю) Змею, часты в сказаниях и былинах. Для славян это казалось страшным унижением.

Бертинские анналы – французская монастырская летопись на латинском языке, посвященная истории государства Каролингов (741–882). Бертинские анналы рассказывают, что в 839 году Византийский император Феофил послал к французскому королю Людовику Благочестивому «неких людей». Император просил пропустить их на родину через свои владения, «потому что путь, которым они попали в Византию, представляет большие опасности». Люди сообщили, что их народ называется «рос», столица их государства – Кыюв, что платят они дань хазарам, а царь народа, пославший их к Феофилу «ради дружбы», называется «хакан»[26]. Имели они в виду кагана хазар или называли так своего князя, я не знаю.

Некоторые историки считают, что у полян существовал особый «Русский каганат» – скорее всего, с центром в Киеве… Но может быть, и в Причерноморье…[27] Если это так, почему же поляне платили хазарам дань? Если они были суверенный каганат?

В 882 году только одно племя южнее волоков из Ловати в Днепр платило дань Хельгу-Олегу – поляне. Если верить легенде, Олег очень доходчиво объяснил полянам, чем он лучше хазар: показал полянам свой меч. Хазарская сабля острая с одной стороны, объяснил Олег, а его меч острый с обеих сторон. Значит, платить надо Олегу.

Северянам и радимичам Олег объяснил тоже наглядно: «Я неприятель им, а с вами у меня никакой вражды. Не давайте хазарам, но платите мне». Трудно сказать, в какой степени прониклись славяне красноречием Хельга-Олега, но радимичи в 885 году и северяне в 884-м стали платить дань Олегу. Древлян Олег тоже заставил платить себе дань. Он пытался заставить платить дань еще уличей и тиверцев, но иранцы воевали с Олегом и платить ему дань не захотели.

Только «в 964 году войско Святослава вступило в земли последнего не покорившегося Киеву и платившего дань хазарам славянского племени – вятичей»[28].

С этого времени почти вся территория Руси оказалась объединена, причем под властью варяжской династии.

В 960-е годы начинаются походы князя Свендослава, сына Ингвара, или Святослава Игоревича, на Хазарию. Князь идет уже не грабить, а расширять свое государство. Он стремится подчинить себе и славян, и кочевников и с доступом на Азовское и Черное моря, и на Каспий.

В 968/969 году войско Свендослава широко растекается по сердцу Хазарии, устью Волги. Сам он воюет с ромеями на Дунае, но после походов его воевод, при поддержке огузов, Итиль и Семендер разорены и запустели. Некоторое время русы, по-видимому, господствовали в низовьях Волги, разграбили территорию выше по Волге – страну буртасов и город Булгар. Хазарское население в панике разбежалось, укрывшись на островах. Двор кагана в это время тоже укрывался на островах Каспийского моря.

Хазарию не присоединяют к Руси, не делают союзником. Ее просто добивают, и все.

После ухода русов в 970-е годы хазарский правитель получил помощь от Хорезма (по другим данным, Ширвана) и вернулся в Итиль. В обмен на поддержку большая часть хазар перешла в ислам; позднее, после очередной помощи, принял ислам и каган. В 985 году князь Владимир совершил новый поход на Хазарию и наложил на нее дань. Но все это уже только агония.

Десять или двадцать лет после похода Владимира Хазарский каганат, а вернее, огрызок каганата еще продолжает доживать, не играя никакой международной роли. В конце X века и он окончательно перестал существовать. Хазары Поволжья как народ начали растворяться в потоке новых пришельцев, печенегов, и окончательно были растворены в ходе нашествия новой кочевой волны – половцев. На месте хазарских земель в низовьях Волги поселяются огузы. В Дагестане о сколько-нибудь значимой роли хазар источники не упоминают – они просто исчезают бесследно.

В 1064 году несколько сотен хазарских семей ремесленников были переселены с Поволжья в Закавказье: об этом просили местные правители.

Хазары Подонья (Саркела) и Причерноморья попали под власть русского Тмутараканского княжества. Хазарские отряды входили в войско Мстислава Владимировича во время его битвы с братом Ярославом в 1024 году.

Источник

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *