Наслаждайся этим потому что это происходит стивен чбоски
Наслаждайся этим потому что это происходит стивен чбоски
1) И в тот момент, клянусь, мы были бесконечны.
2) Почему я и все, кто мне дорог, выбирают тех, кто вытирает о нас ноги?
3) Какой твой любимый фильм?
— Не знаю. Как по мне, они все одинаковые.
— А книга?
— «По ту сторону рая» Скотта Фицджеральда.
— Почему?
— Я прочитал ее последней.
4) Если кто-то страдает больше, чем ты, это ничего не меняет, и ты все так же имеешь то, что имеешь. Хорошее и плохое.
5) Не в каждой истории нужно искать трагедию, Чарли, и даже если она там есть, это не оправда…
… показать весь текст …
Каждый человек должен жить сам для себя и только потом выбирать, стоит ли разделять свою жизнь с другими.
Не знаю, бывало ли у тебя подобное чувство. Что хочется уснуть на тысячу лет. Или просто не существовать. Или просто не знать, что ты существуешь. Или что-то подобное. Это желание очень болезненное, но оно появляется, когда я чувствую себя так, как сейчас. Вот почему я стараюсь не думать. Я просто хочу, чтобы все перестало вращаться.
И она поцеловала меня… Это был такой поцелуй, о котором я никогда не расскажу друзьям вслух. Это был такой поцелуй, который позволил мне понять, что я никогда не был так счастлив за всю свою жизнь.
Я так люблю свою маму. И не важно,
что это сентиментально звучит.
Думаю, на свой следующий День
рожденья я куплю ей подарок.
Думаю, это должно стать традицией.
Получаешь от всех подарки, а один
покупаешь для мамы, ведь она тоже
участвовала в процессе твоего
рождения. Думаю, это было бы здорово.
«Хорошо быть тихоней»
Я не люблю долго объяснять очевидные вещи — это раздражает меня и нарушает ход мыслей.
Стивен Чбоски – цитаты и высказывания
Просто люди зачастую уходят в свои мысли, чтобы не погружаться в жизнь.
Хорошо быть тихоней
— Разве мы не заслуживаем шанса?
— Все это неважно. Ты снова уйдешь. Мы не видим правду, потому что мы слабые и на что-то надеемся. Но для любви надежды нет, она заканчивается предательством. Так было всегда.
— Знаешь, я тебе не верю.
— Чарли влюбился в меня, Патрик. Это так в его стиле.
— Да ладно, Чарли?
— Я стараюсь перестать.
Хорошо быть тихоней
Мне было дико, что я вдруг оказался в центре внимания.
Хорошо быть тихоней
Не в каждой истории нужно искать трагедию, Чарли, и даже если она там есть, это не оправдание твоим поступкам.
Хорошо быть тихоней
Знаю, курить вредно, нам на ОБЖ рассказывали, но мне помогло.
Хорошо быть тихоней
Здорово было бы снова иметь друга. Я хочу этого даже больше отношений.
Хорошо быть тихоней
Наша жизнь — это череда мгновений. Пусть они пройдут. Мгновения. Неизбежные. Ведущие к главным.
Хорошо быть тихоней
Это напоминает о том, что порой, когда ты очень вдохновлён какой-то девушкой, и видишь людей, держащихся за руки, их сплетённые пальцы, то чувствуешь огромную радость за них. А в другое время ты видишь ту же пару, но они не вызывают ничего, кроме раздражения. И всё, чего тебе хочется — это всегда чувствовать за них радость, потому что это означает, что ты тоже счастлив.
Хорошо быть тихоней
— Он — вся моя жизнь.
— Больше ни про кого таких вещей не говори. Даже про меня.
Хорошо быть тихоней
Ты знаешь… Многие дети в школе ненавидят своих родителей. Некоторых ребят даже бьют. А некоторые оказались в самом эпицентре неправильной жизни. Некоторые из них лишь трофеи своих родителей, которые хвастаются соседям их успехами и медалями. А некоторые просто хотят напиться, и больше ничего.
Хорошо быть тихоней
Молю Бога, чтобы родители, или Сэм, или моя сестра по-человечески объяснили мне, что со мной не так. Подсказали бы, как изменить себя осмысленным образом. Чтобы все плохое ушло. Понятное дело, так не бывает, человек должен сам за себя отвечать.
Хорошо быть тихоней
— Но я люблю его! — я никогда не видел, чтобы моя сестра так плакала.
— Неправда.
— Я ненавижу тебя.
— Неправда, — порой папа бывает очень спокойным.
— Он — вся моя жизнь.
— Никогда не говори так, о ком бы то ни было. Даже обо мне, — это сказала мама.
Хорошо быть тихоней
Ехал я домой, а в голове крутилось это слово: «необыкновенный». И я подумал, что после тети Хелен ни от кого такого не слышал. Я был очень рад услышать это снова. Потому что все мы, как мне кажется, просто забываем это сказать. Я считаю, каждый человек по-своему особенный. В самом деле.
Хорошо быть тихоней
В машине врубил песни, которые мы слушали все вместе, когда были бесконечны. Я представил, что и сейчас мои друзья со мной. И даже заговорил с ними вслух.
Хорошо быть тихоней
В такие моменты очень важно добавлять «сэр». А если тебя называют полным именем, то это вообще караул. Уж поверь.
Хорошо быть тихоней
Там есть один момент, где главный герой, архитектор, сидит в лодке вместе со своим лучшим другом, газетным магнатом. И магнат говорит, что архитектор — очень холодный человек. Архитектор отвечает, что если бы их лодка протекала, и в спасательной шлюпке было бы место только для одного человека, он бы охотно отдал свою жизнь за газетного магната. И потом он говорит что-то вроде:
— Я бы умер за тебя. Но я не стану жить ради тебя.
Хорошо быть тихоней
Замечательная вещь — мамина сумочка: если тебе что-то нужно, ты всегда найдешь это в ней.
Хорошо быть тихоней
Все меняется. И друзья уходят. И жизнь ни для кого не останавливается.
Хорошо быть тихоней
Почему я и все, кто мне дорог, выбирают тех, кто вытирает о нас ноги?
Хорошо быть тихоней
Не знаю, бывало ли у тебя подобное чувство. Что хочется уснуть на тысячу лет. Или просто не существовать. Или просто не знать, что ты существуешь. Или что-то подобное. Это желание очень болезненное, но оно появляется, когда я чувствую себя так, как сейчас. Вот почему я стараюсь не думать. Я просто хочу, чтобы все перестало вращаться.
Хорошо быть тихоней
И в тот момент, клянусь, мы были бесконечны.
Хорошо быть тихоней
Такова моя жизнь. Чтобы ты знал, я чувствую себя одновременно и весёлым, и грустным, не понимаю, как такое возможно.
Хорошо быть тихоней
Не знаю, как долго я продержусь без друга. Это было очень легко, до тех пор как я не узнал, что значит настоящий друг.
Хорошо быть тихоней
Я чувствую бесконечность.
Хорошо быть тихоней
— Какой твой любимый фильм?
— Не знаю. Как по мне, они все одинаковые.
— А книга?
— «По ту сторону рая» Скотта Фицджеральда.
— Почему?
— Я прочитал ее последней.
Хорошо быть тихоней
Я развернулся и ушел в свою комнату, запер дверь и опустил голову на подушку, позволив тишине расставить все по своим местам.
Хорошо быть тихоней
И я думаю, что они поняли. Не что-то конкретное. Просто поняли. И, думаю, это всё, что может быть нужно от друзей.
Хорошо быть тихоней
Это очаровательно, как все делают вид, что любят друг друга, когда на самом деле не проявляют даже симпатии.
Хорошо быть тихоней
Похоже, это мои самые ранние воспоминая: думаю, с ними я впервые осознал, что живу.
Хорошо быть тихоней
Научись извлекать уроки из поражений.
Не знаю, сколько я еще протяну без дружбы. Раньше меня это ничуть не тяготило, но я просто не знал, что такое дружба. Бывают случаи, когда неведение — благо.
Хорошо быть тихоней
Неправильно, когда парень, глядя на девушку, начинает думать, что в его глазах она лучше, чем на самом деле. И еще, по-моему, неправильно, когда самый искренний взгляд на девушку – это взгляд через объектив фотокамеры.
Хорошо быть тихоней
Я лишь надеюсь, что не забуду сказать своим детям, что они такие же счастливые, каким я выгляжу на своих старых снимках. И надеюсь, что они поверят мне.
Хорошо быть тихоней
Если кто-то страдает больше, чем ты, это ничего не меняет, и ты все так же имеешь то, что имеешь. Хорошее и плохое.
Хорошо быть тихоней
Само кино было очень интересным, но мне оно не показалось очень хорошим, потому что после его окончания я не почувствовал себя иначе, чем до просмотра.
Хорошо быть тихоней
Я всегда считаю последнюю прочитанную книгу наилучшей, пока не возьмусь за что-то новое.
Хорошо быть тихоней
— Мы ищем зеркало.
— Такого не держим.
— По тебе видно.
Любовь способна затуманить даже самый ясный взор.
Цитаты Стивен Чбоски
Мне было дико, что я вдруг оказался в центре внимания.
В машине врубил песни, которые мы слушали все вместе, когда были бесконечны. Я представил, что и сейчас мои друзья со мной. И даже заговорил с ними вслух.
Даже странно, что для меня это было важно.
За прилавками работают подростки — у тех вовсе такой вид, будто им давно жить не хочется.
Ехал я домой, а в голове крутилось это слово: «необыкновенный». И я подумал, что после тети Хелен ни от кого такого не слышал. Я был очень рад услышать это снова. Потому что все мы, как мне кажется, просто забываем это сказать. Я считаю, каждый человек по-своему особенный. В самом деле.
Это приятно, когда у тебя есть что-то, чего можешь с нетерпением ждать.
Похоже, это мои самые ранние воспоминая: думаю, с ними я впервые осознал, что живу.
В такие моменты очень важно добавлять «сэр». А если тебя называют полным именем, то это вообще караул. Уж поверь.
Озлобленности у нее не осталось. Только печаль. Но печаль не безнадёжная. Печаль, которая просто требует времени.
Молю Бога, чтобы родители, или Сэм, или моя сестра по-человечески объяснили мне, что со мной не так. Подсказали бы, как изменить себя осмысленным образом. Чтобы все плохое ушло. Понятное дело, так не бывает, человек должен сам за себя отвечать.
Я заглядываю так далеко, потому что в школе мне ужасно одиноко. Думаю, я об этом уже говорил, но с каждым днём становится всё сложнее.
Дорогой друг! Дочитал «Убить пересмешника». Теперь это моя самая любимая книга. Правда, я всякий раз так думаю, пока не прочту следующую.
Знаю, курить вредно, нам на ОБЖ рассказывали, но мне помогло.
Не знаю, сколько я еще протяну без дружбы. Раньше меня это ничуть не тяготило, но я просто не знал, что такое дружба. Бывают случаи, когда неведение — благо.
Чувствую себя злостным симулянтом: понемногу склеиваю свою жизнь, и никто об этом не догадывается.
От своего психиатра я знаю: для того, чтобы тебе стало лучше, вначале должно стать хуже, но это «хуже» слишком затянулось.
Девушкам нужен тот, кто сможет дать им цели.
Пошел к себе в комнату, дверь затворил поплотнее, голову подушкой накрыл и стал ждать, когда тишина расставит все по местам.
— Чарли влюбился в меня, Патрик. Это так в его стиле. — Да ладно, Чарли? — Я стараюсь перестать.
Вся штука в том, что девочка обычно считает, будто парня можно перевоспитать. Но что характерно: если бы она и впрямь сумела его перевоспитать, то потеряла бы к нему всякий интерес.
Стивен Чбоски: Хорошо быть тихоней
Здесь есть возможность читать онлайн «Стивен Чбоски: Хорошо быть тихоней» — ознакомительный отрывок электронной книги, а после прочтения отрывка купить полную версию. В некоторых случаях присутствует краткое содержание. Город: Москва, год выпуска: 2013, ISBN: 978-5-389-06160-6, издательство: Азбука, категория: Современная проза / на русском языке. Описание произведения, (предисловие) а так же отзывы посетителей доступны на портале. Библиотека «Либ Кат» — LibCat.ru создана для любителей полистать хорошую книжку и предлагает широкий выбор жанров:
Выбрав категорию по душе Вы сможете найти действительно стоящие книги и насладиться погружением в мир воображения, прочувствовать переживания героев или узнать для себя что-то новое, совершить внутреннее открытие. Подробная информация для ознакомления по текущему запросу представлена ниже:
Хорошо быть тихоней: краткое содержание, описание и аннотация
Предлагаем к чтению аннотацию, описание, краткое содержание или предисловие (зависит от того, что написал сам автор книги «Хорошо быть тихоней»). Если вы не нашли необходимую информацию о книге — напишите в комментариях, мы постараемся отыскать её.
Стивен Чбоски: другие книги автора
Кто написал Хорошо быть тихоней? Узнайте фамилию, как зовут автора книги и список всех его произведений по сериям.
Эта книга опубликована на нашем сайте на правах партнёрской программы ЛитРес (litres.ru) и содержит только ознакомительный отрывок. Если Вы против её размещения, пожалуйста, направьте Вашу жалобу на info@libcat.ru или заполните форму обратной связи.
Хорошо быть тихоней — читать онлайн ознакомительный отрывок
Ниже представлен текст книги, разбитый по страницам. Система сохранения места последней прочитанной страницы, позволяет с удобством читать онлайн бесплатно книгу «Хорошо быть тихоней», без необходимости каждый раз заново искать на чём Вы остановились. Поставьте закладку, и сможете в любой момент перейти на страницу, на которой закончили чтение.
Тут я как с цепи сорвался: стал орать этому психологу, что Майкл всегда мог поделиться со мной. У меня началась форменная истерика. Чтобы только меня успокоить, он стал плести, что имел в виду «поделиться с кем-нибудь из взрослых»: с учителем, с психологом. Но меня такими штуками не проймешь, и вскоре к зданию нашей школы подкатил на «камаро» мой брат и меня забрал.
С того дня и до самых каникул учителя меня не дергали и даже завышали оценки, хоть я и не стал умнее. На самом деле я их всех, похоже, нервировал.
Похороны Майкла получились странные: его отец ни слезинки не проронил. А через три месяца ушел из семьи. Во всяком случае, Дейв открытым текстом в столовке так и сказал. Я иногда об этом задумываюсь. Вот интересно: что делалось у Майкла в доме за ужином, перед теликом? Никакой записки он не оставил — ну, или предки ее заныкали. Может, и правда были у них «проблемы в семье». Я без понятия. Если б знать, может, не так бы тоскливо было. Может, прояснилось бы хоть что-нибудь, пусть неутешительное.
Одно знаю точно: мне из-за этого приходит в голову, что у меня, наверно, тоже «проблемы в семье», но у других, как я понимаю, еще покруче проблемы. Типа того, как мою сестру бросил самый первый ее парень — переметнулся к другой — и сестра все выходные плакала.
Папа ей тогда сказал: «Есть люди, которым гораздо тяжелей».
А мама ничего не сказала. Через месяц сестра с новым парнем познакомилась, опять стала быструю музыку гонять. Отец, как всегда, на работе занят. А мама — по дому. А брат всю дорогу возился со своим «камаро». То есть всю весну, а как лето началось — уехал учиться. Он играет в американский футбол за сборную Пенсильванского университета, ему нельзя в отстающих числиться, иначе к играм не допускают, и за лето ему нужно было выровнять баллы.
В семье у нас, по-моему, любимчика нет. Нас трое детей, я самый младший. Мой брат — самый старший. Он классный футболист и машину свою обожает. В серединке — моя сестра, очень симпатичная, парней строит. Я теперь учусь на «отлично», как и сестра, поэтому меня никто не долбает.
Мама перед теликом вечно плачет. Отец много работает, человек он правильный. Моя тетя Хелен говорила, что папу гордыня спасет от кризиса среднего возраста. До меня совсем недавно дошло, что она имела в виду: ему уже сорок стукнуло, а перемен никаких.
Тетю Хелен я любил больше всех на свете. Она была маминой сестрой. Училась в свое время на «отлично», книжки мне давала читать. Папа говорил, что до такого чтива я еще не дорос, но мне нравилось; он, бывало, пожмет плечами и отстанет.
Последние годы своей жизни тетя Хелен провела у нас в доме, потому что с ней приключилось что-то жуткое. От меня скрывали, что с ней произошло, хоть я и расспрашивал. Когда мне было лет семь, я перестал допытываться, но до этого приставал, как все дети, а тетя Хелен — в слезы.
Тут-то отец и залепил мне пощечину. «Будешь знать, как тетю Хелен доводить!» Я вовсе не хотел ее доводить и прикусил язык. Тетя Хелен сказала отцу, чтобы не смел при ней поднимать на меня руку, а он такой: это мой дом, что хочу, то и делаю. Мама промолчала, брат с сестрой тоже.
Больше я ничего не помню, потому что разревелся, и отец велел маме увести меня с глаз долой. А много позже мама, хватив белого вина, рассказала мне, что случилось с ее сестрой. Действительно, многим приходится куда хуже, чем мне. Это точно.
Сейчас буду ложиться спать. Поздно уже. Вон сколько накатал — а тебе читать. Почему я вообще взялся тебе писать: завтра впервые пойду в другую школу, где только старшие классы, и у меня мандраж.
На той беседе с психологами, когда Майкла обсуждали, Сьюзен выболтала, что Майкл ей однажды сказал, будто она самая красивая девочка на свете, хотя у нее тогда брекеты были и все такое. А потом он ей предложил дружить — у нас в школе это было серьезно. В старших классах говорят «встречаться». Они с ним целовались, фильмы обсуждали, и она без него ужасно затосковала, потому что он был ей лучшим другом.
Стивен Чбоски: «Я не знаю ни одного художника, который бы не лажал»
На русском вышел роман Стивена Чбоски «Воображаемый друг» — первая за 20 лет книга автора «Хорошо быть тихоней» о мальчике Кристофере, который уходит в лес вслед за таинственным голосом. Кристина Вазовски, автор подкаста «Это провал», встретилась с Чбоски в Лондоне и расспросила его о новой книге, провалах и психотерапии.
— Когда я готовилась к интервью, у меня возникло чувство, что я могу написать его даже без разговора с вами: люди задают одни и те же вопросы и, естественно, получают один и те же ответы. Давайте пропустим часть про то, как вы решили стать писателем, и расскажите лучше об истории своего провала.
— Давайте, расскажу. С 12 лет я был очень трудолюбивым учеником, что бы ни задумывал — все получалось. Я закончил университет, нашел деньги, написал сценарий и срежиссировал полнометражный фильм — «The Four Corners of Nowhere». Моей мечтой было попасть на «Сандэнс». В 90-е считалось так: если снимешь хороший фильм, то попадешь на «Сандэнс», твой фильм купят, ты поднимешь денег, и фильм попадет в кинотеатры. Но я не знал, что эта схема работает только для совсем небольшого числа фильмов.
В итоге, с моей точки зрения, моя карьера началась с огромного провала. Я горжусь своим фильмом: когда в 24 года твой фильм показывают на престижном кинофестивале, это круто, но то, что фильм так и не попал в прокат, что он не появился на видео, что я потерял деньги множества людей, — разбило мне сердце. Эта история так на меня повлияла, что я не брался за новый фильм, боже, больше 10 лет («The Four Corners of Nowhere» был снят в 1995-м, а в 2005-м Чбоски написал сценарий для мюзикла Криса Коламбуса «Богема». — Прим. ред.).
В общем, я решил, что режиссура — это не мое, и надо найти другой способ реализовать себя. Только через 15 лет я решился взяться за режиссуру второго фильма — «Хорошо быть тихоней».
— То есть вы 15 лет сидели и боялись?
— Да, я боялся, что у меня просто нет таланта к режиссуре. Тут я хочу рассказать о еще одном провале. Я занимался сериалом «Иерихон» (Чбоски был исполнительным продюсером и соавтором сценария сериала. — Прим. ред.). И опять же, я горжусь им — мне понравилось писать пилотный выпуск, нравились персонажи, нравилось работать с актерами и командой, но в то же время мне было дико тяжело работать над этим шоу. Я очень не нравился одному из продюсеров — не знаю почему, но он меня невзлюбил. Это был сложный опыт.
И к концу шоу я был в непростой ситуации. Мне было 37 лет, за плечами ничего, кроме книги «Хорошо быть тихоней», не казалось мне достаточно значимым. И мне нужно было понять, как поменять свою жизнь, потому что в тот момент я думал, что мне суждено остаться нереализованным и несчастным человеком.
— А сейчас вы кажетесь себе творчески реализованным человеком?
— Да. Мне наконец-то кажется, что я занимаюсь тем, чем всегда должен был: пишу книги и сценарии, снимаю фильмы. Эти две вещи — прямо мое. Мне вообще повезло: самые важные для меня проекты одновременно были самыми финансово успешными. Мне платят за то, что я занимаюсь любимым делом, и мне не нужно идти на компромиссы. Это замечательно.
— У вас были мысли, что популярность «Тихони» — это просто удача? Вы когда‑нибудь ставили под вопрос свой талант?
— Конечно. Я сомневался, есть ли у меня писательский талант, потому что я никогда этому не учился. Я закончил киношколу. За всю жизнь я не взял ни одного урока писательского мастерства. Я даже не знал слова «эпистолярный», когда писал «Хорошо быть тихоней», роман в письмах! «Тихоня» просто выплеснулся из меня. Так что да, я еще как сомневался. Именно поэтому мне понадобилось 20 лет, чтобы взяться за вторую книгу: я думал, что успех «Тихони» — это просто счастливая случайность. И мне захотелось разобраться: мне просто подфартило или я могу сделать это еще раз. В итоге написание книги оказалось невероятно наполняющим опытом, и теперь я хочу как можно скорее сесть за новую.
— К вопросу о новой книге: у «Воображаемого друга» очень противоречивые отзывы — кто‑то говорит, что книга потрясающая, кто‑то говорит, что это провал. Вы читаете рецензии? Если да, как вы к ним относитесь?
— Какие‑то читаю, если это уважаемые критики или я думаю, что мне есть чему научиться у них. Но я не принимаю это все слишком близко к сердцу — только ищу, что я могу применить к следующей книге. Я не верю, что искусство может существовать в дихотомии: хорошо — плохо, палец вверх — палец вниз. Жизнь — это не рулетка. В жизни нельзя поставить на черное или красное, а потом запустить шарик и однозначно понять, достиг ты сегодня чего‑то или нет. Это было бы ужасно.
Я знал, что писать большую книгу — это риск и делать это в другом жанре — это риск, и затрагивать тему религии — это риск. Как вы сказали, кому‑то книга понравилась, кто‑то называет ее классикой хоррора. Книга в продаже две недели, и они уже считают, что это классика! Другие очень жестко ее критикуют. Меня радует то, что книга вызывает эмоции, отклик, что ее не просто прочитали и пошли дальше.
На самом деле, здорово, что мы начали наш разговор с провалов. Потому что я не знаю ни одного художника, который бы не лажал. Это как с темными временами в жизни. Без черного не бывает белого, и наоборот — все определяется балансом. И ваш вопрос про противоречивые рецензии об этом же. Я пытаюсь рассказать историю: кому‑то она понравится, кому‑то — нет. Я, конечно, надеюсь, что многим понравится.
— Я нашла много схожих черт между главным персонажем книги Кристофером и собой — не с точки зрения бедности и насилия, а скорее тревоги. Я была очень тревожным ребенком, для меня это было непростое чтение. А что это для вас, автобиографическая книга? Не с точки зрения фактов, а скорее ощущения себя в семилетнем возрасте?
— Безусловно. По большей части я пишу о вещах, которые ужасали меня в детстве или вызывали трудности, или о вещах, от которых страдают дети вокруг меня сейчас. Это очень личная и, я надеюсь, в конечном счете очень жизнеутверждающая история о том, как с помощью семьи и друзей ты можешь победить тьму. Это то, что я хотел сказать.
Я думаю, наши страхи — действительно часть нашей личности. Даже не только страхи: любое расстройство ментального спектра, тревожность и неуверенность и все те мысли, которые мы почему‑то не можем выкинуть из головы. И, если понять, что это страхи, и увидеть их, появляется шанс перерасти их и стать сильнее.
— Какой момент в вашей жизни был самым темным с этой точки зрения?
— Большинство людей знают меня как автора «Хорошо быть тихоней» — они либо читали книгу, либо смотрели фильм, иногда и то, и то. Если вспомните фильм, то у главного героя Чарли были панические атаки — моменты, когда он не понимал, где находится, когда он расстраивался на дороге. В общем, у меня были панические атаки. И это самые тяжелые времена, когда ты чувствуешь, что все нереально. Это очень-очень страшно.
После того как я закончил тот фильм, у меня не было ни одной панической атаки. В процессе съемок, пытаясь сымитировать их, показать, я понял, что я как‑то преодолел их необходимость в реальной жизни.
— Я знаю, что вы большой фанат психотерапии. Когда вы впервые к ней обратились?
— Я начал ходить на терапию в колледже, когда мне было 19, походил пару лет и потом вернулся, когда мне исполнился 31 год.
— Чувствуется, что человек, который написал «Хорошо быть тихоней» и «Воображаемого друга», ходил на терапию.
— «Тихоня» и привел меня на терапию во второй раз. Я закончил книгу и тогда вернулся к психотерапии. А «Воображаемый друг» появился из большого количества терапии.
— Получается ли у вас проработать какие‑то проблемы через чтение? Например, когда читаешь о том, что болит. Или письмо более эффективно?
— Чтение, безусловно, помогает. Кроме того, через чтение я могу смотреть на мир с необычной перспективы, глазами людей, с которыми я никогда бы не столкнулся.
Я вырос в Питсбурге (город на северо-востоке США. — Прим. ред.), который очень отличается от, скажем, юга Соединенных Штатов. Но когда я читал «Убить пересмешника» Харпер Ли, то чувствовал, что принадлежу и к этим землям тоже, что проблемы этого региона созвучны тем проблемам, которые есть в жизни у меня. Когда я читаю «Рассказ служанки», то, хотя я и не женщина, и тем более не женщина, выросшая в Гилеаде, я чувствую себя сопричастным ко всему, о чем рассказывает эта книга. Это делает меня лучше, потому что заставляет больше прислушиваться к голосу женщин. Я увидел привилегии мужчин в том свете, в каком не рассматривал их до этого, именно благодаря чтению книги Маргарет Этвуд. И множество книг работают именно так — «1984» Оруэлла, «Преступление и наказание».
— В «Воображаемом друге» мне понравился момент, где вы графически играете с текстом. Одно слово — одна страница. Это очень крутой кинематографичный прием. Но у меня такой вопрос: «Почему было не дать этого больше, дожать? Почему вы используете его только в одном месте?»
— Это не было стилистическим приемом, этот прием продиктовало содержание.
Давайте представим, я пишу одно слово на страницу.
Я смотрю на это глазами режиссера. Каждая чистая страница для меня — это пустой кадр. Скорее кадр, чем страница. Я разбрасываю буквы по пустой странице, и то, какие именно это буквы, что зашифровано этими буквами, — все можно разгадать, ответы спрятаны в самой книге. Возможно, это сложно передать в переводе на другие языки — на русский, например. Но я использовал этот прием ради тех самых загадок.
В книге вообще все описано так, как это представляется ребенку. Шерифа зовут Шериф, маму Кристофера — мама Кристофера, мисс Хендерсон — это именно мисс Хендерсон. Взрослые персонажи — не то же самое, что взрослые люди, потому что мы смотрим на них глазами ребенка. Только старик Эмброуз упоминается по имени.
В книге много повторений, и это не просто так. Дети учат сказки, повторяя их помногу раз, также они получают представление о религии и учат молитвы, многократно их повторяя. Там очень много отсылок к сказкам: например, когда Кристофер идет в лес как Красная Шапочка. Я смешиваю религию со сказками Братьев Гримм и всеми теми сюжетами, которым учат и которые рассказывают детям. Весь этот пласт сюжетов появляется в книге в той же форме, в какой его воспринимает ребенок: через повторение. По структуре книга похожа на учебник с задачами, где чем дальше — тем сложнее. Этим я хотел вызвать недоверие читателя к языку как к таковому.
Именно для этого и нужна эта игра с буквами, чтобы посмотреть на отдельную букву не как на часть слова, а как на графический символ. Когда мы отчетливо видим этот символ, мы также отчетливо слышим голос в нашей голове. А кому принадлежит этот голос? Той части тебя, которая постоянно критикует? Или это настоящий ты? Или это посторонний, который каким‑то образом проник к тебе в голову и сбивает тебя? Меня восхищает, как работает этот механизм.
— В одном из интервью вы сказали, что талант и вкус — это разные вещи. Вы можете раскрыть эту мысль?
— Лучший пример — фильмы и актеры. Вот есть хороший актер, а потом он почему‑то снимается в ужасном фильме. И ты думаешь про себя: как это вообще возможно? Почему он согласился там сниматься?
По мне, лучшие актеры — это те, у которых есть талант отличать хороший проект от плохого. Они из раза в раз выбирают самые лучшие фильмы. Актер может играть хорошо даже в плохом фильме, но какой в этом талант, если фильм — говно? Никто не оценит хорошую игру, потому что все остальное так и останется безвкусицей. С другой стороны, актер может быть — если говорить о таланте — не то чтобы выдающимся, но если он умеет выбирать хорошие фильмы, у него больше шансов на успех.
— Относительно вкуса и безвкусицы — мне как создателю контента легко оценивать работы других людей, но не получается избавиться от предвзятости в отношении собственных.
— Это невозможно! Для этого и нужны друзья. Поэтому нужно обращаться к другим за свежим взглядом. Ты такой приходишь и говоришь: «Вот на это я собираюсь потратить следующие три года своей жизни, как думаешь, оно того стоит?» Когда я начал писать «Воображаемого друга», особенно когда понял, что это будет объемная книга, я спрашивал совета жены, стоит ли мне продолжать, стоит ли вообще писать эту историю. Ей понравилось, она сказала: «Конечно, стоит, продолжай».
— Я часто прошу друзей сказать, что они думают про мои работы. Но мне очень страшно слышать критику. Если вы спрашиваете друзей, вам кажется, что они честны с вами в этот момент? Вы спокойно принимаете критику от них?
— Я должен воспринимать обратную связь, потому что я хочу, чтобы мои работы были настолько хороши, насколько возможно. Я не хочу обманываться. Слышать критику больно, но необходимо. Если ты слушаешь похвалу, слушай и тех, кому не нравится то, что ты делаешь.
Представьте, что вы ужинаете с кем‑то, и у вас складывается прекрасная беседа — вы же не «выключаете» половину этой беседы? Так что да, я серьезно отношусь к критике; и да, конечно, это больно, но это полезно. Например, я не думаю, что моя следующая книга будет такой же длинной, как «Воображаемый друг». Со стороны может казаться, что, когда я писал «Друга», я думал: «Сейчас напишу толстый роман, и все будут думать, что я гений». Я не настолько высокомерен. Сейчас я понял: «Хм, некоторые люди не любят длинные книги, я этого не знал, это никогда не беспокоило меня как читателя, но сейчас я взял это на заметку».
Или, например, темы религии, которые я затрагивал в книге. Часть читателей поняли, что я имел в виду, и им понравилось. А другие совсем немного не поняли и почувствовали себя оскорбленными — книга вызвала кое‑какой шум в религиозных кругах. Я этого не ожидал. Я возьму это на заметку и буду двигаться дальше.
— А что вы вынесли из этой религиозной шумихи? Не поднимать такие темы вообще или быть более однозначным?
— Скорее быть более аллегорическим, стараться, чтобы люди не спутали смысл, который я вкладывал, с тем, что они прочитали. Скажем, в «Хорошо быть тихоней» главный герой Чарли много плачет. Так я показываю, что он очень тревожный человек, и слезы — это его способ выпустить эту тревожность наружу. И я получил много отзывов в духе «так не бывает, подростки так себя не ведут, не верю» — они считали все это очень «в лоб». И я не хочу сказать, что они не правы. Я не намерен менять ни слова в книге, но я понимаю, что, если я бы написал немного иначе, я бы не потерял эту часть аудитории. И это было моей ошибкой.
То же самое с темой религии. Я стараюсь не писать о ней слишком много, потому что не хочу, чтобы люди думали, что в ней весь смысл книги. Но если кто‑то решил, что я взялся переписать Священное Писание, — вовсе нет, это скорее история про искупление. Но я все принимаю во внимание, я не хочу терять этих читателей без веского повода, не хочу никого расстраивать. Я только надеюсь, что я могу помочь читателям понять те невидимые вещи, силы, формирующие выборы, которые мы совершаем.