Лучше ярко сгореть чем
А какое Ваше понимание фразы «Лучше ярко сгореть, чем медленно тлеть»?
«Что лучше смертная казнь или пожизненное заключение? «
Гореть значит стремиться, искать ответы, делать свое любимое дело, рисковать, то, вспыхивать на ветру, то, жарко потрескивать. Но можно гореть и без цели и мечты, просто отрываться и ни в чем себе не отказывать.
А тлеть значит умерить свою жизнь, спокойно не торопясь идти к своей цели, медленно но верно, или может вообще ни к чему не идти, а просто лежать и смотреть в потолок всю жизнь.
Так что и гореть и тлеть можно по-разному, выбирайте, что и как это удобнее. Главное знать чего хочешь, потому как тлеть без мечты это пустая жизнь, вней ничего не увидишь, ничего не познаешь, и ничего после себя не оставишь, даже пепла!
Всё очень сильно зависит от запаса дров!
У Макаревича в песне есть такие слова:
Тот был умней, кто свой огонь сберег!
Он обогреть других уже не мог,
Но без потерь дожил до лучших дней!
Не сгореть, а гореть, ярко, подобно звезде, жертвовать собой ради идеи, ради других. Это достойно уважения!
А теперь задумайтесь, способны ли вы на самопожертвование, ради близкого, а тем более ради незнакомых вам людей? Можно сколько угодно разводить демагогию по поводу того, что такое «хорошо», а что такое «плохо», а можно реально пытаться в себе многое менять, бороться с собой и побеждать, ведь это, тоже, очень сложно и достойно не меньшего уважения!
Курт Дональд Кобейн (1967–1994) Лидер, гитарист и вокалист группы Nirvana.
— Если кто-то из вас ненавидит гомосексуалов, людей с другим цветом кожи или женщин, пожалуйста, сделайте милость: катитесь отсюда подальше. Не приходите на наши концерты и не покупайте наши пластинки.
— Когда я понял, что не найду человека похожего на меня, я просто перестал заводить дружбу с людьми.
— Лучше сгореть быстро и ярко, чем медленно тлеть всю жизнь.
— Мы принимали наркотики и вовсю балдели от этого, но сейчас с этим покончено. Всем, кто меня хорошо знает, известно, что я слишком дорожу своим временем, чтобы тратить его на наркоту.
— Панк-рок должен означать свободу, желание делать то, что тебе нравится, принимать то, что тебе по душе, и играть все, что тебе взбредет в голову и как Бог на душу положит, причем играть сколько душе угодно, пока все это получается неплохо и берет за душу.
«Лучше сгореть быстро, чем долго тлеть» Как бывший спецназовец за полгода покорил опаснейшие горы мира и стал легендой
В 2019 году бывший спецназовец из элитных войск Великобритании Нирмал (Нимс) Пурджа сделал то, что до этого считалось невозможным. В рамках проекта Project Possible он за полгода взошел на четырнадцать самых высоких пиков. До него мировым рекордом считалось покорение тех же вершин за семь лет. С разрешения издательства «Бомбора» «Лента.ру» публикует фрагмент книги, в которой Нимс описывает необычайные приключения на захватывающей дух высоте, где природа беспощадна, а люди по-настоящему раскрываются и проявляют свои самые лучшие и самые худшие качества.
Я проснулся оттого, что кто-то кричал — звал меня. Вздрогнув в спальном мешке, я открыл глаза. Я лежал в палатке в четвертом лагере на склоне Аннапурны. Начинался новый день. За минувшие две недели едва удавалось поспать, и после штурма вершины сил почти не оставалось. Точнее говоря, сейчас было совсем плохо: ноги и спина болели. После вершины мы с Мингмой и Гесманом, добравшись до лагеря, сразу же залезли в палатки отдыхать и восстанавливаться. Но, как оказалось, кое-что случилось. Один из шерпов ходил от палатки к палатке в панике и просил о помощи.
— Нимс, мне пришлось оставить клиента наверху, — в голосе шерпа слышалось отчаяние. — У него кончился кислород, у меня оставалось совсем немного, и я отдал ему свой баллон, наказав, чтобы продолжал спускаться, а сам отправился за помощью. Но боюсь, уже слишком поздно. Я даже не знаю, где он сейчас.
Я понял, о ком шла речь, — о 48-летнем враче из Малайзии Кин Вуй Чине, довольно опытном восходителе. Доктор Чин принимал участие в пудже в базовом лагере вместе с нами. Мы с ним выпили немного, и я помню, как он с улыбкой наблюдал за церемонией пуджи. Потом мы даже немного потанцевали и сделали селфи.
Я также видел их обоих с шерпом на вершине. Они выглядели немного уставшими, но не обессилевшими и делали снимок за снимком. Я предупредил их тогда:
— Ребята, быстрее начинайте спуск, внизу отпразднуем.
— Думаю, что он умрет, — сказал шерп. — Нимс, можешь помочь?
Я кивнул. Не хотелось думать, что доктор Чин останется на горе навсегда. Поскольку уже доводилось оказаться в подобной ситуации на Эвересте, я, наверное, в тот момент был наиболее опытным из всех на Аннапурне, чтобы осуществить спасательную операцию. Вновь идти наверх — значило очень сильно рисковать, но я готов был взяться за дело при одном условии — если нас снабдят запасом кислорода. Мы сильно устали, а на поиск пострадавшего и его спуск потребуется много сил.
— Я готов провести спасработы, но потребуется помощь страховой компании — нужно доставить на гору кислородные баллоны, так мы сможем добраться до Чина.
Шерп тупо посмотрел на меня.
— Послушай, — сказал я, — во-первых, я не знаю, жив ли этот человек. Во-вторых, никто не будет лазить там, на высоте, и искать его без кислорода, это подвергает опасности всю мою команду, и я не могу идти на такой риск, тем более что он, скорее всего, уже мертв.
Мы связались с базовым лагерем, но к шести утра наши запросы относительно заброски кислорода на гору остались без ответа.
Пока не стоило даже и пытаться делать что-либо — без баллонов это бессмысленно. Но и сидеть сложа руки не хотелось. Что можно предпринять? И тут я вспомнил про беспилотник. Вытащив его на утреннее солнце, я попытался отогреть его и запустить — возможно, удалось бы узнать местонахождение доктора Чина или хотя бы определить район поисков. Но мотор не заводился. После нескольких попыток эту затею пришлось оставить.
Я вновь связался с базой, но новостей не было, поэтому я с грустью отправился в базовый лагерь с мыслью о том, что гора забрала еще одну жизнь. Мы спустились примерно к десяти вечера. Я был измотан и физически, и морально, но все же не настолько, чтобы не выпить виски.
Я слышал, как подходили к палаткам другие альпинисты, спускавшиеся с горы, и не мог отвязаться от мыслей об умирающем. Но все же поздно ночью получилось заснуть. Однако спустя несколько часов пришлось пробудиться — меня звал Мингма. Переход ото сна к действительности был долгим и медленным, в конце концов стало понятно, что история получила продолжение.
— Нимсдай, доктор Чин. Они его видели, он все еще жив!
Я услышал, как подлетает вертолет. Значит, они вызвали машину для поисково-спасательной операции.
— Ладно, давай посмотрим, что получится. Мы полетим наверх на вертолете, я подготовлю спасательную команду.
Я быстро оделся, обдумывая дальнейшие шаги. Потом опубликовал запись в социальных сетях, надеясь, что кто-то из подписчиков сможет так или иначе помочь.
Требуется помощь. Кин Вуй Чин находится на горе, он по-прежнему жив.
Необходимые действия: убедить страховую компанию санкционировать спасательную операцию.
Просьба: кто контактирует со СМИ, можете помочь нам?
Ситуация на данный момент: моя команда ждет в базовом лагере доставки вертолетом шести кислородных баллонов. Это произойдет только в том случае, если страховая санкционирует такой вылет.
Давайте спасем жизнь человека
Я собрал необходимые вещи, забрался в вертолет, и мы полетели наверх, в район, где в последний раз видели Чина. И вскоре мы увидели его! На льду лежал человек в ярко-красном костюме, его трепал ветер, и он махал нам рукой.
— Это Чин, — крикнул я пилоту, — надо спуститься туда!
Мы теперь обязаны были помочь. Я представил себя на месте пострадавшего: вот я вижу вертолет, машу пилоту, и мне машут в ответ. Это спасение! Чин видел, что помощь на подходе, и лишить его надежды было бы очень жестоко. Он мог бы просто не вынести психического напряжения.
Несмотря на то что восхождение отняло много сил, а вторая группа уже обработала маршрут на Дхаулагири до лагеря II, надо было провести спасработы. Больше всего угнетало то, что Project Possible повис на волоске — погодное окно на Дхаулагири заканчивалось, надвигалась буря, и если я не взойду на вершину в ближайшие пару-другую дней, собьется график всего проекта. А стоит исключить лишь одну гору из расписания, отложив ее на потом, и шансы завершить проект вовремя будут близки к нулю.
Мы вернулись в лагерь, я рассказал Гесману, Мингме и Гелджену об увиденном и изложил план. Нам сообщили, что супруга доктора Чина финансирует спасательную операцию самостоятельно (команда Project Possible за свою работу не взяла ни копейки), и кислородные баллоны уже отправлены.
— Мы не можем оставить его там, — сказал я. — Это очень трудная гора, но думаю, удастся спустить его. Я никогда никого не бросал в бою и в горах тоже не брошу.
Провести заброску на вертолете прямо к месту, где находился Чин, было очень рискованно. Поэтому мы надели обвязку, и каждый привязался к вертолету длинным тросом. Взлет дался тяжело, требовалась недюжинная выдержка, особенно в момент, когда трос натянулся и меня оторвало от земли. Вертолет поднимался все выше, и неприятных ощущений прибавлялось. Несмотря на защитные очки и надетую маску, ветер сек лицо, обжигая кожу. Поле зрения резко сузилось — из-за скорости полета и работающих над головой лопастей я видел искаженную картинку.
Нельзя было позволить страху взять верх, наоборот, важным было суметь получить удовольствие от полета. Примерно пять минут я болтался в воздухе на высоте ста — ста пятидесяти метров над снежно-каменным склоном горы, пока пилот пытался найти подходящее место для высадки.
Высадившись на склоне, мы направились к месту, где лежал Чин. Путь был нелегким. Когда несколькими днями ранее мы обрабатывали маршрут к вершине, то расстояние от зоны высадки до места, где находился пострадавший, преодолели за восемнадцать часов. На этот раз мы прошли эту дистанцию гораздо быстрее — за четыре часа, потому что были на адреналине — эдакая команда Усейнов Болтов от альпинизма. Мы поднимались и поднимались и наконец увидели Чина. Больше всего я боялся, что все старания напрасны. Он был очень плох и не отреагировал на наше появление. Однако он видел нас, и я потряс его за плечи.
— Эй, доктор Чин, — сказал я ему, — все будет хорошо!
Я осмотрел пострадавшего, насколько позволяла обстановка. Судя по всему, ему осталось недолго. Чин провел на этой высоте около полутора суток. Одна рука полностью обморожена, лицо и ноги тоже в плохом состоянии. Стало понятно, что, даже если удастся спустить его живым, он останется инвалидом. Тем не менее что-то подсказывало, что малайзиец еще не сдался. Он пытался говорить. Нужно проверить, насколько ясно он мыслит.
— Доктор Чин, сколько людей видишь перед собой? — крикнул я и прижался ухом к его губам, чтобы расслышать ответ.
Что ж, он был в сознании.
— Ты молодец, брат! Сможешь пить?
Я осторожно поднес флягу к его губам и держал, пока он пил. В это время остальные уложили его в спасательные сани. Нельзя было терять ни минуты. Солнце садилось, и вертолет уже не мог эвакуировать нас из-за темноты. Доктора Чина нужно было как можно быстрее доставить в укрытие, где мы могли бы ухаживать за ним и обогревать в ожидании утра, когда прилетит вертушка.
Мы спустили его до четвертого лагеря и забрались в нашу палатку. Мы старались, чтобы Чин не терял сознания, растирали его — улучшали циркуляцию крови в теле. Я попытался снять с него ботинки, чтобы согреть ноги, но этого сделать не удалось — ботинки примерзли, и отделить их от кожи не получилось даже с помощью ножа. Сначала надо было отогреть их так, чтобы оттаяли.
На протяжении ночи надежда сменялась отчаянием. Порою казалось, что мы спасем его. Когда я видел, что он начинает терять сознание, то пытался вернуть его в этот мир:
— Соберись с силами, ты сможешь, — говорил я ему.
Чин стонал в ответ. Но иногда было очевидно, что он уходит. И тогда я начинал сомневаться в целесообразности этой затеи.
— Черт, правильно ли мы поступили, взявшись за это? — спросил я Мингму. — Он может умереть, и получится, что мы зря рисковали нашими жизнями.
Сейчас возникла такая же ситуация, доктор Чин расслабился, а для человека в его состоянии на такой высоте это очень опасная ситуация.
Мы тоже вымотались. Сутки назад мы взошли на вершину Аннапурны, на следующий день уже снова поднимались наверх в рамках спасательной операции, не жалея сил, а теперь надо было согревать Чина до утра, поддерживая его жизнь. Мы продолжали все возможные манипуляции, пока наконец ранним утром я не почувствовал, что моя голова тяжелеет и. бах! Мне обожгло ноги. Это Мингма шлепнул меня изо всех сил.
— Проснись, Нимсдай! — крикнул он. — Очнись!
Я вздрогнул и пришел в себя. Чтобы взбодриться, я стал энергично шлепать себя руками по щекам, Гесман и Гелджен таким же образом не давали заснуть себе. Это было все, что мы могли сделать, чтобы не отрубиться. Затем кому-то из нас пришла в голову идея кричать друг на друга. Возможно, со стороны это казалось безумием: четыре мужика в палатке орут друг на друга над тяжело обмороженным человеком в надежде, что смогут согреть его теплом своих тел. Но отчаянные ситуации требуют отчаянных действий. Засни мы, и Чин наверняка бы умер.
Следовало еще правильно рассчитать время. Согласно плану, вертолет забирал нас из третьего лагеря, и спуститься туда необходимо точно вовремя. Если придем раньше, Чину придется ждать машину на ветру и на холоде. В случае опоздания не факт, что вертолет сможет вылететь вновь в тот же день.
Я посмотрел на часы — до восхода солнца оставалось два часа. Мы вовремя спустили Чина в третий лагерь — вскоре подлетела вертушка. Мы пристегнули сани с пострадавшим к тросу, и его эвакуировали в госпиталь в Катманду.
Подобные эвакуации в Непале проводятся нередко, однако есть свои особенности. Из-за дороговизны полетов спасательная команда обычно спускается с горы самостоятельно. Потому что забирать со склона каждого в отдельности вертолетом — слишком дорого. Прочелночить туда-сюда четырежды — значит добавить к счету десятки тысяч долларов. Но в этот раз мне предложили спуститься с горы на вертушке.
— Сначала спустите мою команду, — ответил я. — Я пойду последним.
Было понятно, что, если сначала вертолет заберет меня, он вряд ли вернется за остальными членами команды — это слишком дорого. Однако одного меня вряд ли оставят, учитывая, сколько сил я приложил для спасения доктора Чина. Кроме того, я уже заработал определенную репутацию и известность, так что «забыть» меня на горе они просто не смогли бы. Чтобы быть уверенным, что вся команда в целости и сохранности спустится с Аннапурны и никто не станет играть с нами в игры, следом за доктором Чином в базовый лагерь вертолетом отправились Мингма, Гелджен и Гесман.
Когда я прибыл на вертолетную площадку госпиталя, куда ранее доставили доктора Чина, о его спасении стало известно общественности. В госпитале уже находилась его супруга, а меня, едва я сошел с вертолета, окружила толпа журналистов.
В отделении интенсивной терапии я встретился с миссис Чин. Она явно испытывала облегчение, но не могла сдержать эмоций.
— Большое спасибо вам, — сказала она, — я не знаю, что еще сказать. Врачи не уверены, выживет ли он.
— Он хочет жить, — ответил я. — Там, наверху, он сражался за жизнь тридцать шесть часов. Мы сделали все, что могли, чтобы помочь ему.
Я был рад, что мистер и миссис Чин теперь вместе, но случившееся заставило вновь задуматься об опасности высотного альпинизма и ценности человеческой жизни. Эта ситуация на Аннапурне стала еще одним напоминанием о том, что события на горе выше восьми километров могут развиваться по самому непредсказуемому сценарию и привести к катастрофическим последствиям, хотя любой, кто отправляется на восхождение, знает, на что подписывается. Горная болезнь или тяжелое увечье уже мало кого шокируют, подобные вещи на Аннапурне происходят слишком часто.
Если я встану перед выбором: умирать долго от старости либо погибнуть в бою или во время восхождения, то предпочту последнее. Лучше сгореть быстро и потухнуть, чем долго тлеть. Оставалось понять, как к этому относится доктор Чин
Закончив все дела в Катманду, мы приготовились к вылету в базовый лагерь Дхаулагири. Я был расстроен. Во-первых, я негодовал из-за того, как долго доктор Чин оставался на горе без помощи, во-вторых, возникла угроза для Project Possible.
Из-за спасработ мы пропустили погодное окно на Дхаулагири. Вследствие мощной бури уже провешенные перила оказались под толщей снега и, судя по всему, найти их вряд ли получится. Кроме того, ураганный ветер снес и порвал наши палатки в верхних лагерях. Когда мы с Гесманом, Мингмой и Гелдженом прибыли на вертолете в базовый лагерь, моральный дух ребят, дожидавшихся нас у подножия горы, был на самом низком уровне. Кроме того, припасы также подошли к концу. Мы сели в лужу.
Я понимал, что на гору надо подняться быстро, но сила духа и единство цели всей команды проекта не менее важны. Подготовка экспедиции ничем не отличалась от подготовки солдат к бою: нужны цель и мотивация. Но еда и хороший отдых тоже значат много.
Если не отводить время на отдых и восстановление, то команда потерпит поражение на поле боя. Поэтому я сообщил ребятам, что мы уходим с горы, чтобы немного развеяться, выпить и потанцевать. Мы поехали в Покхару и веселились там целую неделю. Даже взяли напрокат несколько мотоциклов, чтобы погонять как следует по окрестным полям.
Настроение у ребят поднялось, и результат не заставил себя ждать. 12 мая, в половине шестого вечера, мы стояли на вершине Дхаулагири. На протяжении двадцати часов нам пришлось выстаивать на ветру, который дул со скоростью семьдесят километров в час, пробиваться через снежные заносы, и все это в плотной облачности. Мы потратили очень много сил.
Большую часть пути прошли в альпийском стиле, то есть без предварительной обработки маршрута, за исключением сложных мест, в частности скальных стен. Это было опасно, но я знал, что могу вести за собой на гору высококвалифицированную альпинистскую команду в экстремальных погодных условиях. Едва ветер ненадолго стихал, мы все рвались вверх, пытаясь подняться как можно выше, пока позволяли условия. Затем налетал новый шквал, и приходилось ждать следующей паузы в буре.
Тяжело приходилось и Кесангу. Несмотря на имевшийся опыт восхождения на восьмитысячники, у Кесанга не было такой выносливости, как у его старшего брата Мингмы, и, похоже, из-за сильной нагрузки он стал сдавать. Помимо этого, его здорово донимала зубная боль, и, чем ближе мы поднимались к «Зоне смерти», тем хуже ему становилось. Время от времени Мингма помогал ему, пока остальные лезли дальше. Я волновался.
Кесанг не настолько силен, как Мингма. Получится ли у него? И тут вдруг я подумал о том, что, если, не дай бог, оба брата попадут под лавину или провалятся в трещину, у их семьи не останется кормильца. Как ни странно, Кесанг, похоже, думал о том же. Когда мы наконец добрались до вершины, он хлопнул меня по плечу и сказал:
— Наверное, неправильно, что мы с братом идем на гору одновременно. Если что-то пойдет не так, кто будет заботиться о родных?
Я привлек его к себе и сказал:
— Брат, обещаю, мы вернемся домой вместе.
И я быстро повел команду вниз. Временами казалось, что гора злится на нас все больше. Буря усиливалась, и порою из-за ветра было невозможно держать глаза открытыми, они буквально горели, хотя я шел в защитных очках. Однако на пути к базовому лагерю я вдруг осознал, что в отношениях всех членов команды произошел некий сдвиг. Еще на Аннапурне Гесман показал, что мы — элитное альпинистское подразделение. Теперь же между всеми нами возникла уникальная связь, потому что ставки, по которым велась игра, были очень высоки.
Теперь я знал, что можно положиться на Мингму и Гелджена во время поисково-спасательной операции. Лакпа Денди также проявил себя с лучшей стороны в ходе экспедиции гуркхов на Эверест. А борьба за выживание в тяжелейших условиях на Дхаулагири сблизила нас всех. Отныне я мог рассчитывать на ребят так же, как и они на меня. Как и в Лодочной службе, мы работали на всю катушку, стремясь к совершенству.
И эти взаимное доверие и поддержка очень пригодились, чтобы выстоять на восхождении на Канченджангу.
Neil Young — My My Hey Hey (Out of the Blue)
It’s better to burn out
than to fade away.
Лучше сгореть,
чем угаснуть.
Строки цитируются Куртом Кобейном в предсмертной записке.
Курт, мы всегда будем помнить тебя таким каким ты был.
Крутая фраза. я запомню
Ты еще не видел мою. кхем, кхем «Лучше жить, чем умереть»
Моя любовь. Преклоняюсь.
Курт жив пока мы его помним!
Хм. умерли многие из тех, кто должны были остаться. И живы те, кому лучше бы умереть.
Может кто меня поправит, но вроде бы фраза звучала так: «Лучше сгореть, чем расствориться»
. хотя это может быть всего лишь одна из интерперитаций в переводе на великий и могучий.
ЛУЧШЕ СГОРЕТЬ, ЧЕМ УГАСНУТЬ.
Лучше сгореть, чем угануть
Лучше сгореть, чем расствориться-это правильная версия. Посмотрите «7 поколений рок-н-ролла»ВВС..
Лингвистический перевод этой фразы может звучать по-разному. Но вот смысловое её значение таково:
«Лучше сгореть ярким пламенем, чем тлеть всю жизнь!»
В этом изречении Курт давал объяснение (а может искал оправдание) своему образу жизни.
Хотя это изречение принадлежит Курту, смысл сказанного он подсмотрел в романе «Шагреневая кожа» французкого писателя Оноре де Бальзака, где эта фраза является основной смысловой нагрузкой произведения.
«лучше гореть, чем тлеть» — я такой вариант слышала чаще
Еще могу добавить. Лучше ужасный конец, чем ужас без конца.
А как ты проводишь время? Люблю поэзию, пишу прозу
Земляки и земляне, ежедневно идущие на работу, меня зачастую спрашивают:
«А как вы, пенсионеры, проводите день, как убиваете время, ты нам расскажи?».
Лучше ярко блеснуть и сразу быстро сгореть?
Чем прожить без любви, но мучительно тлеть.
Ты прав! Так было бы лучше всей вашей семье?
А если не знаешь, тогда ты об этом бога спроси.
Я им честно отвечаю, потому что нам повезло, мы живыми попали в рай земной.
Ну, например, вчера в среду вечером, мы с женой поехали в город за покупками.
Зашли в торговый центр покупок, обошли почти все магазины, там кое-что купили для праздничного обеда и собрались домой.
Выйдя из магазина на парковку, мы оба сразу увидели полицейского, выписывающего штраф за превышение времени стоянки.
Вежливо, с улыбкой, я спросил его, не может ли он снисходительно отнестиcь к двум пенсионерам и не выписывать штраф.
Без всякой реакции на мою просьбу он положил квитанцию штрафа под дворник на лобовом стекле и улыбнувшись, исчез.
Это сразу вывело меня из себя, и я его, правда, тихо обозвал тупицей.
Реакция полицейского была незамедлительной, он начал возвращаться.
Он посмотрел на меня совершенно холодным взглядом и выписал новый штраф за спущенные колёса, положив его под первый.
Тут уж вмешалась моя жена! Люди, знакомые с ней, хорошо знают, уж если она заведётся, то остановить её будет очень трудно.
Уже после короткой словесной перепалки, она сообщила ему,
Что он чудак на букву «м», за что был выписан третий штраф.
И чем больше мы его оскорбляли, тем больше штрафов он нам выписывал.
Вся эта котовасия продлилась минут десять, не больше, я это фиксировал.
Потом пришёл наш автобус, мы сели и поехали домой, дорога пролегала через поля с рапсом.
Мы обменивались короткими фразами о произошедшем, окружащие нас, ничего не понимали.
Да уж, помни, неисповедимы пути господни даже в эмиграции!
Тем более, что мы ехали всё быстрее и быстрее, правда, домой.
Привет, мой брат по духу, как жизнь сложилась твоя?
Ты не спеши к богу, здесь дел у писателей ещё много.
Рубль рухнул? А ты не родись красивой, ты будь счастливой!
Лучше ярко блеснуть и тут же сгореть, чем всю жизнь тлеть?
Зачем же ей красота, честно скажи?
Ведь она отдана в рабство за долги.
Я достучался до небес, поверь мне!
Теперь и она свободна, уже на воле.
Её теперь все мужики домагаются,
Она вдруг сегодня захотела замуж.
Леди-осень в гостях в заполночь?
А луч солнца приходит на зорьке?
Проснулся, а родная улыбка напротив?
Ты угадал, в её руке две чашечки кофе.