Магнитский и список магнитского кто это и что это
Плохие парни: почему в истории Сергея Магнитского нет положительных героев
Лихие 90-е
Компания Hermitage Capital Management (HCM) была создана зимой 1996 года на острове Гернси как инструмент управления Hermitage Fund. Название не связано со знаменитым музеем Санкт-Петербурга, а заимствовано у одноименной французской гостиницы, рядом с которой располагался офис Republic National Bank, одного из совладельцев HCM Эдмонда Сафры. Компания принадлежала на 51% Safra Republic Investments, а на 49% — Wiltonia Investments израильского миллиардера Бенджамина Штейнмица.
Последний и выделил несколько десятков миллионов долларов Hermitage Fund и сам стал одним из семи директоров компании, среди которых был и Уильям Браудер. Но вскоре в работе фонда произошли большие перемены. В декабре 1999 года Сафра погиб в результате поджога его дома в Монако. Поджигателем оказался его телохранитель, который был осужден на 10 лет.
После смерти Сафры и финансового кризиса 1998 года у Штейнмица испортились отношения с Браудером из-за разногласий по финансовым вопросам. Впоследствии он вышел из состава директоров фонда Hermitage. По словам источника Forbes, его не удовлетворили результаты работы фонда.
Большую ставку Hermitage делал на акции «Газпрома»: фонд разместил в эти акции около трети активов. Ключевой проблемой этой инвестиции было то, что правительство России законодательно запретило такие вложения (хотя в «Газпроме» и правительстве о Hermitage знали).
Фонд инвестировал сначала через калмыцкие компании («Дальняя степь» и др), чтобы обойти законодательство, акции держали через специальную схему (формально иностранцы не владели активом) — ее помогла реализовать компания консультант по налогом и бухучету Firestone Duncan, в которой работали Константин Пономарев, Сергей Магнитский, Андрей Сандаков и Джемисон Файерстоун.
Схема владения акциями подразумевала агрессивную налоговую оптимизацию. В середине 1990-х на территории страны было несколько внутренних офшорных зон (образцом была Республика Калмыкия), которые при соблюдении определенных условий платили в консолидированный бюджет вместо 35% налога на прибыль — 11%. Но этой льготой структуры Hermitage Fund не удовлетворились, а платили всего 5,5% налога на прибыль. Для этого были наняты на работу сотрудники-инвалиды.
«Конечно, основная цель применения этих компаний — оптимизация», — говорит Пономарев. Это подтверждается и тем, что после закрытия калмыцкого офшора компании Hermitage переехали в Москву, и с инвалидами компания рассталась. «Это был, пожалуй, единственный иностранный фонд в России, который регистрировал свои компании в Калмыкии и «трудоустраивал» инвалидов», — признает бывший инвестор Hermitage Fund.
Налоговые схемы и недоплаты в бюджет в 2000-х не остались незамеченными. Государство агрессивно заставляло платить налоги: массово заводили уголовные дела на сырьевые компании и крупных оптимизаторов. Апогеем этой кампании, получивший политический окрас, стало «дело ЮКОСа». Эта волна зацепила и Hermitage: 4 декабря 2004 года компания «Дальняя степь», принадлежавшая фонду Hermitage Capital (гендиректором был Браудер, а затем Иван Черкасов), стала фигурантом уголовного дела в связи с неуплатой компанией налогов на 522,6 млн рублей и включением в налоговую декларацию заведомо ложных сведений.
Дело было возбуждено Следственным управлением МВД по Республике Калмыкия, после чего «Дальняя степь» была обанкрочена, а акции «Газпрома» были выведены с ее баланса. Вопрос удалось закрыть — 5 мая 2005 года прокуратура вынесла постановление о прекращении уголовного преследования за отсутствием состава преступлении.
Hermitage effect
«Вы вор! Вы никто! Я — собственник, вы — менеджер. Я вас сниму. Вас вообще посадят». У него была такая риторика», — вспоминает член совета директоров нескольких госкомпаний свое впечатление о Браудере. По его словам, подобная манера общения рано или поздно неизбежно приводит к тому, что от такого человека хотят избавиться.
Такое поведение было следствием того, что Браудер агрессивно занимался инвестиционным активизмом и подавал иски в отношении компаний, чьи акции покупал фонд. Hermitage Fund ежегодно оспаривал что-то в компаниях: настаивал на недействительности аудиторского заключения PwC в «Газпроме», пытался остановить допэмиссии госкомпаний, подавал иск к Банку России, пробовал добиться погашения казначейских акций «Сургутнефтегаза». При подаче иска возникал интерес СМИ, но обычно эти попытки ничем не заканчивались. Браудер называл это Hermitage effect — публикация, в результате которой проблема под давлением общественности решается. Его активность привлекала другие иностранные фонды, такие как Prosperity Capital Management, East Capital и Firebird Management.
Сегодня они его уже не поддерживают, и отношения со многими испорчены, но, вспоминая о прошлых временах, партнеры и брокеры отмечают его жадность. «Брокеры шутили, что после выхода из кабинета Билла стоит проверять, не пропало ли что из ваших карманов», — говорит один из работавших с ним финансистов. Сотрудник инвестфонда объясняет, что сегодня Браудер «портит поляну» — ездит по миру и отговаривает инвесторов от инвестиций в России.
В ноябре 2005 года выяснилось, что Браудер испортил отношения и с чиновниками, в результате чего погранслужба воспользовалась правом не допускать его на территорию России без объяснения причин. «КоммерсантЪ» предполагал, что запрет Браудеру на въезд в Россию пролоббировал председатель совета директоров «Роснефти», замглавы администрации президента Игорь Сечин.
Причиной могла стать активная позиция Браудера в вопросах консолидации акций «дочек» «Роснефти», вследствие чего компании пришлось ускоренно провести IPO и потратить больше средств на выкуп акций. Представители Hermitage Владимир Мартынов и Анатолий Романовский тогда официально опровергали информацию об отказе в визе. Ложь представителей можно было объяснить опасением того, что инвесторы фонда резко отреагируют на новость.
Но фонд HSBC был не единственным заработком Браудера. Как оказалось, он сумел выстроить параллельную с Hermitage Fund схему инвестирования для американских инвесторов. Через них в российские акции могло быть вложено средств не меньше, чем через сам фонд. Например, через компанию «Камея» вкладывался фонд Ziff Brothers Investments, принадлежащий американским миллиардерам — братьям Дирку, Роберту и Дэниелу Зифф.
Как Магнитский раскрыл схему хищений из российского бюджета, почему его посадили в тюрьму и как он погиб
Как Магнитский раскрыл схему хищений из российского бюджета и как погиб
No media source currently available
Летом 2007 года в здании британского инвестиционного фонда Hermitage Capital прошли обыски. Фонд и его структуры обвинили в неуплате более 4 млрд рублей налогов. Позднее основателя фонда Уильяма Браудера объявили в розыск. Все имущество и документы компании оказались в распоряжении МВД. После этого, как утверждает Браудер, на фонд началась рейдерская атака.
Журналист «Новой газеты» Роман Анин занимался расследованием дела Магнитского, он рассказывает:
«Были дочерние компании фонда «Эрмитаж», которые мошенническим способом были перерегистрированы на ранее судимых людей, используя документы, которые были изъяты в фонде во время обысков. То есть сотрудники полиции были явным образом вовлечены в это преступление, иначе кто бы передал преступникам документы компании?»
Документы на компании фонда Hermitage Capital, а значит и сами компании, после обысков оказались в руках преступников. И они пошли в суд, утверждая, что эти компании вопреки обещанию не продали им акции. Суды, несмотря на все странности этого дела, выносят решение на общую сумму более 20 млрд рублей. Так возникли фиктивные обязательства фонда Hermitage Сapital, которые и позволили преступникам совершить крупное хищение средств из бюджета России – почти 5,5 млрд рублей.
«И эти фиктивные обязательства, они обнуляют прибыль. То есть если я заработал в прошлом году миллион долларов, а теперь суд говорит, что я должен миллион долларов, значит, я его должен вернуть, и моя прибыль исчезает. И если исчезает прибыль, значит, не нужно платить налог, и я получаю право возместить налог. Собственно, преступники, получив это решение судов, пошли в налоговые инспекции, где у них были прикормленные налоговики, они заранее эти компании перерегистрировали и возместили рекордную сумму 5,4 млрд рублей», – поясняет Роман Анин.
Магнитского содержали в основном в СИЗО «Бутырка». Поступил он туда, если верить ему и его врачам, здоровым человеком. Спустя год в тяжелом состоянии на карете скорой помощи он попал в тюремную больницу в «Матросской тишине», где и погиб.
Что с ним происходило за этот год?
«Камеры были настолько ужасные, что после нашего расследования их уничтожили. И новый начальник СИЗО Телятников показывал мне с гордостью, что этих камер больше нет», – рассказывает правозащитник Валерий Борщев, возглавлявший тогда Общественную наблюдательную комиссию Москвы.
Условия содержания были пыточными: летом – невыносимая жара, зимой – нестерпимый холод, крысы, грязь, антисанитария и отсутствие горячей воды и медицинской помощи.
Вот цитаты из писем Сергея Магнитского:
«К вечеру уже весь пол камеры №35 был залит канализационной водой слоем в несколько сантиметров. По полу уже было невозможно ходить, так что мы передвигались по камере, лазая по кроватям, как обезьяны.
В камере №61 не было даже оконных рам. 11/09/09 я подал заявление, в котором просил установить рамы со стеклами. Из-за холода в камере спать приходилось в одежде, укрываясь одеялом и курткой, но рамы не вставляли. 18/09/09 мы подали жалобу на то, что из-за отсутствия оконных рам и вызванного этим холода мы все простудились. «.
Тогда о Магнитском мало кто знал. Его защитники не торопились поднимать шум. Тогда еще казалось, что, может, получится договориться. Но Магнитский договариваться ни с кем не собирался.
Заместитель главного редактора «Новой газеты» Сергей Соколов рассказывает:
«От него хотели получить нужные показания, а он их не дал. И мало того, обвинял следствие и МВД в каких-то махинациях, которые преследовали интересы тех, кто украл деньги. А денег украли немало. Но этот человек посчитал нужным не скрывать факты мошенничества, которые он обнаружил. За что и поплатился».
От Магнитского требовали оговорить Уильяма Браудера, он на это не соглашался. Договариваться пытались не только следователи, но, судя по всему, и врачи, в помощи которых юрист так нуждался. К августу, когда Сергей Магнитский от боли не мог уже даже лежать, его увезли в больницу.
Правозащитник Валерий Борщев считает, что к Магнитскому применяли насильственные методы, которые и привели к его смерти. «То есть они его убили. Хотели ли они его убивать? Не знаю, не уверен. Может, опять была попытка его сломать, добиться, чтобы он отказался от этой борьбы, от этого противостояния, – не рассчитали, переборщили. Не знаю. Есть подозрение, что его били уже в машине скорой помощи – он приехал уже избитый. И именно поэтому нам не показали и скрыли видеозаписи его прибытия в «Матросскую тишину».
Рассказывает правозащитник Валерий Борщев:
«Вдруг она принимает решение вызвать восемь охранников и заковать его в наручники. Почему? А он поднял кушетку и начал ею размахивать».
По показаниям Гаусс, Магнитский, который с трудом мог передвигаться, поднял металлическую кушетку (к слову, она всегда привинчена к полу) и начал махать ею из стороны в сторону. Поэтому якобы пришлось заковать его в наручники и избить резиновой дубинкой.
«Она по положению вызвала скорую помощь, и они через 15 минут приехали, но их не пускали. А пустили, только когда он уже погиб. Они пришли, увидели: под ним была лужа мочи, рядом валялись наручники. И они позвонили в скорую помощь зарегистрировать время гибели, место гибели. Все это было зафиксировано», – рассказывает Валерий Борщев.
В рапорте от ФСИН было указано, что Магнитский умер в палате и ему оказывалась помощь. Но был и рапорт сотрудника скорой помощи и целый ряд других свидетельств, которые ставят все документы ФСИН под сомнение. Возглавлявший тогда ОНК Москвы Валерий Борщев пришел в СИЗО с инспекцией, но информации от сотрудников колонии он получил немного.
«Я вам больше не буду отвечать!» – «Почему?» – «Я боюсь, что меня убьют!» Вот такое заявление начальника СИЗО (Дмитрия Конова) при генерале Давыдове, начальнике ГУ ФСИН, меня поразило», – вспоминает Борщев.
Магнитский умер от сердечной недостаточности. В «Бутырке» также у него нашли камни в желчном пузыре и поставили диагноз «калькулезный холецистит». Помощь ему так и не оказали. Исполнители не наказаны, как и заказчики.
Роман Анин, у которого есть материалы дела Магнитского, рассказывает:
«В материалах есть явные следы, которые ведут к конечному бенефициару, которым я считаю Дмитрия Клюева, которого называли юристы фонда «Эрмитаж» в первых хищениях. Но следствие, как только подобралось к бенефициару, тут же дело свернуло и наказало стрелочника».
Дмитрий Клюев – бизнесмен, считается владельцем «Бенефит-банка», хотя сам это отрицает. По словам Анина, Клюев специализируется на налоговых возмещениях, и похищенные 5,4 млрд рублей ушли в некогда его «Банк универсальных сбережений».
«И он очень влиятельный человек, – добавляет Анин. – Если вы посмотрите на людей, с которыми он летает и ездит на поездах, это все налоговые чиновники, которые участвовали в возмещениях, это сотрудники полиции, следователи, которые вели дело в отношении Магнитского. Не может быть двух мнений по поводу того, кто стоит в центре этих возмещений».
Деньги, украденные у России, ищут по всему миру. Уголовные дела возбуждены во Франции, в Швейцарии, в Чехии.
«Я боюсь, что даже если деньги найдут и где-нибудь аккумулируют, Россия их не примет, потому что тогда придется признавать, что вся схема, которую вскрыл Магнитский, о которой говорил Браудер, о которой говорили адвокаты, реальна», – отмечает Сергей Соколов.
Дело о смерти Магнитского было закрыто год назад. Крупное хищение из бюджета России за всю ее историю тоже осталось нераскрытым. О связи между двумя этими делами на официальном уровне никто так и не объявил.
Цена смерти. Кто и почему заказал Сергея Магнитского
Ему стало совсем плохо утром 16 нояб¬ря. Врач терапевтического отделения спецмедблока СИЗО «Бутырская тюрьма» Лариса Литвинова зафиксировала, что «живот был умеренно напряжен». Еще зафиксировала «обострение боли». «Я сочла, что, быть может, его состояние требует хирургического обследования», — сказала она члену Общественной наблюдательной комиссии Зое Световой 20 ноября.
(Эта комиссия была создана в 2008 году на основании закона «Об общественном контроле за обес¬печением прав человека в местах принудительного содержания».)
В 14.47 вызвали скорую помощь. Дмит¬рий Кратов, замначальника СИЗО по медицине, позвонил в больницу СИЗО «Матросская Тишина»: «Мы больного к вам везем. Хорошо бы его обследовать. Панкреатит». — «Что, у него панкреонекроз?» — спросила на другом конце провода Ольга Александровна — «Нет», — ответил Кратов. «Зачем тогда везете?» — спросила женщина в белом халате.
Сергей Магнитский. Похороны. Обратите внимание на руки
В Матросскую Тишину умирающего Сергея Магнитского привезли в 18.30. «При панкреонекрозе процесс развивается стремительно: если не сделать срочную операцию, человек умирает за 5 часов», — сказал The New Times врач-реаниматолог Тимур Гусейнов. Судя по той картине, которую описывает Светова, в больнице Матросской Тишины этот процесс уже подходил к концу. Но ни хирурга, ни фельдшера в этот понедельник в тюремной больнице не оказалось. «При панкреонекрозе резко подскакивает температура, так как от агрессивного выброса ферментов начинается интоксикация организма, сумасшедшая, кинжальная боль», — говорит Гусейнов. При такой боли человек сворачивается в комочек, поджимает ноги, пытается руками сжать тот ад, который творится у него внутри. Боль мутит рассудок, страх, отчаяние, ужас от вида тюремщиков. И ни одного родного лица вокруг. «Вы хотите меня убить», — кричал он. Люди в белых халатах сочли, что вместо хирурга полезнее вызвать психиатрическую бригаду, которая «купировала состояние мягким фиксированием», сообщил членам Общественной наблюдательной комиссии начальник СИЗО «Матросская Тишина» Фикрет Тагиев. То есть, связав ему руки, лишили Магнитского последней защиты от боли. Дальше, как и бывает при панкреонекрозе, возбуждение сменилось комой. Ближе к 9 вечера Сергей Магнитский отмучился. Больше ни тюремщики в халатах и без, ни следователи, ни судьи — никто уже не имел над ним власти.
Сергея Магнитского, как утверждают источники The New Times, не планировали убивать. Случился досадный недосмотр, что называется, пережали. Его просто «заказали»: возбудили против него уголовное дело, потому что в том была серьезная потребность у серьезных людей. Во-первых, еще 5 июня, а потом 7 октября 2008 года он дал показания следователю СК прокуратуры РФ по г. Москве по делу о похищении дочерних компаний у инвестиционного фонда Hermitage Capital Management, которые потом умудрились путем налогового возврата украсть у государственного бюджета более 5 млрд рублей (подробнее на стр. 10). Во–вторых, от юриста Магнитского требовались показания на его клиента, главу Hermitage Capital Билла Браудера. Следователи следственного комитета (СК) МВД полагали, что Сергей Магнитский был ключевым звеном в организации деятельности компаний, обеспечивавших фонду миллиардные доходы.
Надежды больше нет
12 ноября у Сергея Магнитского впервые по-настоящему сдали нервы. В этот день судья Тверского районного суда города Москвы Елена Сташина удовлетворила ходатайство следствия об очередном продлении «содержания под стражей Магнитского С.Л.» 15 ноября срок ареста должен был истечь, а 23 ноября исполнялся год его содержания под стражей. У юриста Магнитского теплилась надежда, что вдруг его, никого не убившего и не покалечившего да к тому же больного — в первой половине октября он был госпитализирован в терапевтическое отделение Бутырской тюрьмы (камера № 708) в связи с обострением панкреатита, — отпустят читать дело домой.
12 ноября суд был назначен на 11 часов дня, но, по словам адвоката Дмитрия Харитонова, «ни судья, ни прокурор, ни следователь к назначенному времени не явились. Еще через час появился второй следователь по делу, Олейник. Он с ухмылочкой пошел к судье, побыл у нее какое-то время, потом вышел и говорит: «Ну че, я там еще материалов привез», — рассказал The New Times Харитонов. Как утверждает адвокат, когда они ознакомились с этими новыми материалами, то им стало понятно: они меняли позицию защиты. Понял это и Сергей Магнитский: он успел лишь бегло просмотреть эти материалы, сидя в конвойном помещении — его левая рука была пристегнута наручниками к батарее, а правой он листал дело, которое лежало у него на коленках. «/…/ Том № 2 уголовного дела № 311 578 существенно отличается от тома № 2 того же уголовного дела и других его томов, предъявленных мне 20 октября 2009 года /…/, — писал Магнитский в другом своем ходатайстве. — У меня есть основания сомневаться в честности следователя Сильченко О.Ф., так как он в ходе судебных заседаний, в которых рассматривались его ходатайства о заключении меня под стражу и о продлении срока содержания под стражей, представлял в суд явно сфабрикованные и содержащие заведомо для него (Сильченко) ложную информацию показания /…/». Когда, наконец, судья Сташина начала процесс, Сергей Магнитский заявил ходатайство о том, чтобы ему дали возможность обсудить новые материалы с адвокатами. Просил сначала день, потом час — судья дала 15 минут. Просил выпустить его из «клетки», чтобы он мог нормально на столе разложить материалы, — отказала. Отказалась и принимать справки о состоянии здоровья, о его детях. «Тогда Сергей заявил о своем отказе участвовать в суде. Я никогда раньше его на таком нервном взводе не видел», — рассказал The New Times адвокат Дмитрий Харитонов. На следующий день, 13 ноября Сергей Магнитский подал жалобу начальнику Бутырки о том, что накануне «был лишен возможности приема горячей пищи в течение более 24 часов», поскольку его «5 часов продержали в камерах сборного отделения после доставки из суда», а ночью перевели в новую камеру. «Я просил отложить перевод до утра, не переводить меня в другую камеру в ночное время, но мне в этом было отказано», — писал он.
Вечером 13 ноября — это была пятница — корпусной вызвал к Сергею Магнитскому фельдшера: «Магнитский обратился с жалобами на тошноту, на боли в правом подреберье», — сообщила тюремный терапевт Литвинова члену Общественной наблюдательной комиссии Зое Световой. «У нас опытные фельдшера, если бы было острое состояние, его бы сразу же госпитализировали», — сказала женщина в белом халате.
Мать Сергея Магнитского, Наталья Николаевна, в интервью The New Times заметила, что на суде «Сергей выглядел изможденным. Он потерял 18 килограммов…» 14 ноября, когда адвокаты приехали в Бутырку для встречи со своим подзащитным, им заявили: «Вам Магнитского не доставят. Вам не дадут его сегодня». Обращение к следователю Сильченко результата не дало: «Ничего страшного не происходит, — сказал следователь адвокату Харитонову. — Диагноз мы вам никакой не скажем, потому что это наше внутреннее дело». Харитонов тут же отправил телеграммы-жалобы в Генпрокуратуру и начальнику Следственного комитета МВД. 15 ноября Сергей Магнитский находился в терапевтическом отделении СИЗО «Бутырская тюрьма». Еще в первую его ходку в это спецотделение он рассказывал своему адвокату: «Там не только докторов нет, там даже охранников нет. Тебя закрывают и уходят. Человек будет кричать, умирать — никто не поможет». 16-го он и умер…
СМС от Майкла Карлеоне
«Список Магнитского»: причины, цели и возможные последствия
Редакция авторских материалов РИА Новости.
Так называемый «список Магнитского», содержащий 18 фамилий российских официальных лиц, опубликован на сайте минфина США. Высокопоставленных чиновников российского государства в списке не оказалось. Он обнародован практически накануне визита в Москву советника американского президента Тома Донилона, который планирует передать Владимиру Путину развернутое послание Барака Обамы по перспективам двусторонних отношений.
Обозреватели РИА Новости размышляют о настоящем и будущем российско-американских отношений и теми вопросами, которые ставит публикация Соединенными Штатами «списка Магнитского».
Смерть в 2009 году в больнице СИЗО «Матросская тишина» 37-летнего руководителя отдела налогов и аудита британской фирмы Firestone Duncan Сергея Магнитского — случай трагический, но, к сожалению, не выходящий вон из ряда.
Но их имена американским законодателям вряд ли известны. Имя Магнитского они узнали от основателя Hermitage Capital Management Уильяма Браудера, интересы которого в России представлял Магнитский, и фактически именно Браудер спровоцировал появление «списка Магнитского». Но можно ли всерьез полагать, что высшие власти США пошли на такую серьезную конфронтацию с Кремлем ради иностранного бизнесмена с неоднозначной репутацией?
Таким образом, «список Магнитского» превращается для американской администрации во внешнеполитический инструмент избирательного действия. При этом приличия как бы соблюдены: кто же будет против защиты права человека на самое ценное, что у него есть, — на жизнь?
С этим, надо полагать, связана, на первый взгляд, чересчур болезненная реакция Кремля на Акт Магнитского. Здесь тоже прекрасно понимали, что речь идет не о наказании виновников смерти Магнитского, а о более серьезных вещах. Тем более что американская сторона как бы подчеркнула это, отменив в день принятия Акта Магнитского поправку Джексона-Вэника, словно говоря: для тех, кто еще не понял, оба эти закона для нас, американцев, равного калибра и преследуют одну и те же цель — иметь удобный инструмент для дискриминации российских интересов, когда это выгодно США.
Но так ли выгоден Соединенным Штатам Акт Магнитского с так называемым «списком Магнитского»?
Сразу надо оговориться, кому именно в Соединенных Штатах. Известно, что администрация президента США и госдепартамент были против этой истории в целом и в частностях. Как ни странно это звучит, но если мы и имеем дело с некой подрывной акцией, то она направлена совсем не только против России. Это часть борьбы на всех фронтах против Барака Обамы, демократов, против той половины Америки, которая понимает, что времена изменились и больше не получится прежней, силовой внешней политики, политики санкций и угроз. Противники демократов своими «списками Магнитского» загоняют внешнюю политику страны в тупик.
«Вторая половина Америки» — условно, республиканцы – так себя ведет уже два-три года, не давая администрации работать. Прежде всего, борются по американским внутренним вопросам, достаточно взглянуть, что сейчас происходит вокруг проекта очередного бюджета, внесенного в конгресс. Ни одно назначение в администрации не проходит без абсурдных сцен в том же конгрессе.
Для «республиканской» половины США происходящее — вопрос жизни и смерти. Пока не закончится тотальный кризис американского консерватизма, пока «вторая половина США» не обретет и не перезагрузит свою идеологию, она так и будет себя вести – предельно агрессивно.
Кому от этого хуже?
Наиболее очевидные последствия закона и «списка Магнитского» — ухудшение отношений США со страной, которая более или менее поддерживает Америку (или хотя бы не вредит ей) в таких острых международных сюжетах, как ядерные кризисы вокруг Ирана и Северной Кореи, вывод войск из Афганистана.
«Список Магнитского» вгоняет довольно острый гвоздь пусть не в гроб, но в ботинок российской оппозиции и правозащитников – это ведь, по сути, их руками составлялся список. Теперь эти люди в глазах не только властей, но и многих наших соотечественников дискредитированы таким участием, и им будет гораздо сложнее объяснить использование финансовой помощи Запада. Не говоря уже о том, что после Акта Магнитского любой оппозиционной или правозащитной организации со связями с США будет легче легкого получить клеймо рычага заокеанской политики в России.
Кто и как составляет «черные списки» в США и России?
Ни в американском Акте Магнитского (Sergei Magnitsky Rule of Law Accountability Act), ни в российском федеральном законе «О мерах воздействия на лиц, причастных к нарушениям основополагающих прав и свобод человека, прав и свобод граждан Российской Федерации» списков конкретных людей нет.
В Америке такой список должен был составить президент США «на заслуживающей доверия информации». На это ему давалось 120 дней, которые истекают 13 апреля 2013 года.
В России этим должен заниматься «федеральный орган исполнительной власти, уполномоченный в области иностранных дел» (то есть МИД) на основе предложений от членов Совета Федерации, Госдумы, омбудсмена РФ, политических партий и Общественной палаты, а также государственных органов.
Конкретный срок составления «черного списка» российский закон не устанавливал. Но, исходя из того, что МИД, согласно закону, должен был не реже одного раза в год отчитываться перед депутатами и сенаторами о ходе выполнения закона, в любом случае такой список должен появиться не позже 1 января 2014 года, когда исполнится год со дня вступления силу российского закона.
Похоже, что процедура составления «черных списков» в России более открытая: можно понять, кто конкретно и какая именно политическая или общественная организация пролоббировала включение в российский список того или иного американца.
Насчет закрытой части «черного списка» в российском законе тоже ничего сказано. Наш закон ее в принципе не предусматривает, и, чтобы составлять секретные списки нежелательных американских граждан, Госдуме придется принять соответствующую поправку в закон, а сенаторам и президенту ее утвердить.
Последнего вряд ли следует ожидать, потому что подобные не афишируемые «черные списки» нежелательных иностранцев всегда существовали и существуют во многих странах, а пугать власти США некими «секретными приложениями» к нашему закону не имеет смысла — он и так достаточно весом для симметричного ответа на Акт Магнитского.
Почему Россия в ответ просто не представила свой «черный список», а завязала это на неоднозначно воспринятую и у нас, и на Западе историю с детьми?
В первом варианте нашего «антимагнитского закона» не было запрета на усыновление американцами российских сирот. Принятый Госдумой 10 декабря в первом чтении закон содержал только две статьи. Первая запрещала въезд в Россию гражданам США, «причастным к нарушениям основополагающих прав и свобод граждан РФ» и предусматривала экономические санкции против них. Вторая статья устанавливала правила составления и изменения «антимагнитского списка». Статья о запрете американского усыновления появилась перед вторым чтением законопроекта 17 декабря. Что же произошло за ту неделю?
Официальных заявлений на этот счет ни тогда, ни потом никто так и не сделал, так что можно предлагать только гипотезы. Вероятнее всего, дети появились в законе как раз потому, что после его первого чтения ничего не произошло. Американцы принимают громкий и унизительный для России закон. Россия в ответ принимает свой абсолютно симметричный ответный закон — и тишина. Но стоило в нем появиться сиротам, как звон от ответной внешнеполитической пощечины прозвучал без преувеличения на весь мир.
Закон превратился из «антимагнитского» в «закон Димы Яковлева» и стал симметричным не только по смыслу, но и по международному резонансу. Иными словами, закон из чисто дипломатического инструмента превратился в политический инструмент и, как показало время, довольно сильный.
Можно ли было найти для «антимагнитского закона» какой-нибудь другой катализатор, который выполнил бы ту же внешнеполитическую задачу, не внося одновременно раскол в российское общество?
Наверное, можно. Например, поискать экономические рычаги (об этом ниже). Но выбран был именно этот вариант. Политическая цель была достигнута, правда, побочные последствия в первый момент казались неприятными.
По прошествии времени накал страстей вокруг сирот, лишенных возможности уехать в Америку, поутих. Больше того, выяснилось, что детский омбудсмен Павел Астахов не так уж неправ относительно ненадежности американских усыновителей. Во всяком случае, нам неизвестно о подобных случаях, произошедших с усыновленными российскими сиротами в других странах.
В итоге на проблему сирот в России впервые за много лет обратили самое пристальное внимание. А российский ответ на Акт Магнитского вернулся к тому, с чего он начинался 10 декабря прошлого года — симметричному «черному списку» в ответ на американский список.
Могла бы Россия ответить еще больнее и наказать Америку долларом?
Когда история со «списком Магнитского» только начиналась, возник вопрос ассиметричного ответа. Казалось бы, самое очевидное решение – наказать Америку рублем, вернее, долларом, изъяв вложенные нашей страной резервы в государственные ценные бумаги США. Тут же придумали и применение «освобожденным» из Штатов деньгам – отправить на строительство инфраструктуры.
Америка для России не является ключевым торгово-экономическим партнером. Основные интересы нашей страны находятся в Евросоюзе. Что же касается США, то в 2011 году торговый оборот с ними составил всего лишь чуть более 5% в общей структуры экспорта-импорта.
Тем не менее, в государственных облигациях и других ценных бумагах Соединенных Штатов Россия держит почти 163 млрд (30% российских резервов). Причем за последний год вложения увеличились на 20 млрд. Правда, несмотря на то, что наша страна входит в десятку крупнейших кредиторов США, доля России в общем объеме американских обязательств весьма скромна – около 4%. Кстати, наши вложения в три раза меньше, чем годовой прирост инвестиций в госбумаги Соединенных Штатов.
Но может ли Россия изъять эти деньги? Увы, вряд ли. По нескольким причинам.
Во-первых, в казначейские обязательства вложены не только деньги суверенных фондов, но и резервов Центробанка. Иностранные вложения необходимы для осуществления международной торговли и расчетов. Если изъять деньги из США, то их нужно куда-то вложить. Вариантами тут небогато. В основном речь может идти о бумагах стран, входящих в зону евро. Но делать ставку на одну валюту рискованно, да и вряд ли Европа захочет значительно наращивать объемы заимствований.
Во-вторых, если гипотетически предположить, что Россия решит продать американские бумаги, то это резко повысит предложение, а, значит, снизит цену. Более того, все это вызовет лавинообразную реакцию продаж со стороны других кредиторов. Что приведет к резкому падению доллара. В итоге, мы рискуем значительно обесценить вложения.
Что касается идеи вложить эти деньги внутри страны, то она тоже небезупречна. Даже если теоретически предположить, что удастся сохранить изъятые деньги от обесценивания, то вложения около 5 трлн. рублей в экономику разгонят инфляцию и уронят рубль.
Получается, что в материальном отношении Россия и США повязаны. Политики сколь угодно могут выяснять отношения, но экономика не предполагает спонтанных и алогичных решений.
А чем, собственно, плохи законы Магнитского и Димы Яковлева?
Проблем с этими законами две. Первая процедурно-техническая, вторая – общественно-политическая. Обе взаимосвязаны и относятся не столько к самим законам, сколько к контексту, в котором они появились на свет и будут применяться.
Процедурно-техническая проблема состоит в нечеткости оснований для отнесения тех или иных людей к спискам. Причем это касается как «списка Магнитского», так и «списка Димы Яковлева».
Российская сторона совершенно правильно подчеркивает произвольность внесения людей в «список Магнитского», а равно и непрозрачность критериев, по которым ведется отбор. Гипотетический «список Димы Яковлева», существование которого легализует одноименный российский закон, выглядит более четко проработанным с точки зрения перечня критериев, однако также допускает широкие толкования.
По сути, обе стороны создали юридические инструменты массового поражения, позволяющие легко карать нарушителей. В этом смысле законы ничем не плохи, и их существование приведет только к улучшению положения с правами человека в обеих странах.
Но это – в теории. Есть еще и практика правоприменения, благонамеренность применяющего закон и общественно-политический контекст – вторая проблема обоих документов. И здесь широта формулировок и непрозрачность процедур отнесения могут изрядно навредить тем, кто попадет под горячую руку составителей списков.
Эмоциональный накал вокруг дела Сергея Магнитского и вокруг проблем с российскими детьми оказался столь высок, что анализ фактов уступил место полемики той или иной степени демагогичности и политической ангажированности.
В этих условиях обеспечить корректное применение обоих законов, которые, как мы уже отметили, не обладают продуманной «техникой безопасности», будет крайне трудно. Оба вопроса все сильнее и сильнее политизируются.