Маленькая жизнь о чем
Из недавно прочитанного: Маленькая жизнь
“Маленькая жизнь” Ханья Янагихара, 2015
Может ли жизнь быть маленькой? Может ли жизнь ребенка, внезапно умершего в детстве, быть меньше жизни человека, дожившего до 90 лет? Или маленькой может быть жизнь маленького человека у Достоевского, Гоголя и Чехова?
Эту книгу стоит читать тогда, когда вы точно знаете, что у вас будет с кем поговорить о ней после. Она требует безотлагательного обсуждения. Это книга для разговоров. Что в принципе чудесно. Если же никто в вашем окружении не намерен обременять себя более 800-страничным текстом, то вы рискуете заработать головокружение от закрепощённых и невысказанных мыслей и идей.
Итак, что же скрывается за обложкой, на которой крупным планом изображено лицо человека, скованного болью? (По крайней мере, эту фотографию на обложке американского издания книги я воспринимала именно так, но после прочтения выяснила, что она называется Orgasmic Man, и про неё говорят, что в ней смешались агония, экстаз, удовольствие и боль, вон оно как!)
Если определить роман в формате атакующих мир хештегов, то я бы использовала следующее: #дружба, #боль, #стыд, #самодеструкция, #потеря, #NYC, #жизнь …
Понятно, что Янагихара хотела нарисовать портреты абсолютно непохожих друг на друга личностей с индивидуальными историями. Она спотыкается на том, что все четыре друга становятся ультра успешными каждый в своей сфере. Получается утрированный кивок в сторону американской мантры о rags to riches. Один становится художником-фотографом, чьи работы выставляются в Whitney и MoMA. Второй становится продвинутым архитектором, в чьих услугах нуждаются по обе стороны континента. Третий делает головокружительную карьеру в кино. Четвёртый становится непобедимым адвокатом в престижной юридической фирме.
Затем она выбирает из четырёх одного, которого награждает целым букетом травм из детства. Только ты переводишь дыхание, как она снова добивает тебя невыносимо жёсткой подробностью из прошлого героя или изматывающими порывами к самодеструкции.
Если говорить просто, она забывает про чувство меры. Всё у неё избыточно: и когда хорошо, и когда плохо. Между мраком и светом нет полутонов.
Ощущение безнадёжности усугубляется тем, что книга затянута. Пожалуй, это тот минус, который кочует из отзыва в отзыв. У меня даже было впечатление, что роман не видел редакторской правки, так как объективно в нём много повторений. От сокращения в 2 раза произведение бы только выиграло.
Но не обходится и без удачных аспектов. Например, мне понравилось, как Янагихара описывает богемную жизнь в NYC, как кинематографично она воссоздаёт студенческие будни главных героев, мотельные беспросветные эпизоды из жизни Джуда, какое внимание она уделяет знакомству читателя со спецификой работы каждого из героев. Её описания легко визуализировать. Её персонажи очень выпуклы. Под конец книги мне казалось, что со многими я словно находилась в одном помещении, слышала их речь, переживала вместе с ними, разделяла опустошение и отчаяние, радовалась любому намёку на белую полосу.
По роману будет снят фильм. Пока результаты кастинга не объявлены, но в американской редакции журнала GQ решили пофантазировать и предложить кандидатов. Их вариант с Реми Малеком на роль Джуда меня абсолютно покорил. (Знаю, что неравнодушные к роману пользователи интернета также представляют в этой роли Эдди Редмэйна.)
Но вот Пол Джамати, предложенный ими на роль Гарольда, мне показался абсолютным мискастом, хотя актёр он замечательный. Я бы рассматривала Колина Ферта, Альфреда Молину и даже Ричарда Гира. Из Кайла Маклахена получился бы замечательный Доктор Трейлор, а вот Пол Джамати или Стенли Тучи могли превосходно подойти на роль Отца Люка. Короче, пока нет более подробных деталей о съёмках, фантазировать и делать ставки можно на полную катушку.
Какие бы слабые стороны не были у этой книги, я однозначно мечтаю увидеть этот фильм. Что-то мне подсказывает, что роман был создан с прицелом на экранизацию.
«Маленькая жизнь»: как создавался один из главных романов прошедшего десятилетия
Роман «Маленькая жизнь» обсуждали все, кто хоть сколько-нибудь следит за современной литературной жизнью. О том, как создавался один из ключевых текстов 2010-х годов, мы попросили рассказать блогера и книжного обозревателя Ксению Лурье.
Courtesy of Todd Hido
Создание романа из рисунков и фотографий
Ханья Янагихара родилась в Лос-Анджелесе в 1974 году. Окончила в Массачусетсе Смит-колледж, частный университет свободных искусств для женщин, а затем переехала в Нью-Йорк. Она с детства любила рисовать, интересовалась искусством и свою увлеченность соединила с работой редактора. До того как «Маленькая жизнь» стала бестселлером, писательница работала в журнале T: The New York Times Style Magazine, потом уволилась, но в качестве автора продолжила писать для издания статьи о литературе, искусстве и моде.
Работа над «Маленькой жизнью» началась задолго до ее написания. В течение четырнадцати лет Янагихара собирала коллекцию тревожных рисунков и фотографий разных авторов, от Дианы Арбус до Райана Макгинли, которые стали в итоге галереей на Pinterest (сейчас коллекцию Янагихары и правда можно там найти). Это позволило ей буквально проваливаться в мир романа, работая над его атмосферой.
Серьезная подготовка помогла Янагихаре закончить объемный роман, когда дело дошло до его написания, в сжатые сроки. Она писала словно в лихорадочном бреду по вечерам после работы и в выходные, и через 18 месяцев книга в 375 тысяч слов была готова. Янагихара признается, что сразу была нацелена на минимум тысячу рукописных страниц, ведь персонажей она придумала давно.
Роман несет в себе эту вложенную автором стремительность и настраивает на определенную тревожность, характерную для того, кто не может забыть свою травму.
Читайте также
Это важно, поскольку роман несет в себе эту вложенную автором стремительность и настраивает на определенную тревожность, характерную для того, кто не может забыть свою травму. Человек с посттравматическим синдромом постоянно прокручивает в голове воспоминания о травматических событиях, проживая их снова и снова.
Антропологический интерес к телесности и гендерной идентичности
В центре повествования «Маленькой жизни» четверо друзей, бывшие соседи по комнате в колледже — юрист Джуд, художник Джей-Би, актер Виллем и архитектор Малкольм. Интересно взглянуть на то, как травма Джуда выражается в его отношении к себе и своему телу на фоне обычности других персонажей.
В первой части романа Янагихара как бы затемняет фигуру Джуда, концентрируясь на остальных трех героях. Для создания их образов писательница обращалась к работам Феликса Кида и Райана Макгинли, умело подчеркивающим сексуальное желание, таящееся в телах юношей. На фоне своих друзей Джуд скрытен и не проявляет телесной свободы, свойственной другим молодым людям. Он хромает, носит одежду с длинными рукавами, морщится, поднимаясь по лестнице, увиливает от разговоров о своих увечьях, что одновременно интригует читателя и свидетельствует о пережитой героем страшной травме.
Интерес к телесности у Янагихары возник еще в детстве. Ее отец был гематологом-онкологом и к человеческим телам относился как врач — отстраненно и без каких-либо эмоций. Когда в 10 лет Янагихара увлеклась рисованием, он обратился к знакомой-патологоанатому, чтобы отвести дочь в морг, где та могла бы упражняться в рисовании с натуры. В интервью The Guardian писательница рассказывает, каким удивительным для нее был опыт наблюдения за аккуратно вскрытыми трупами. Ее всегда пленяли наука и болезни, ей нравилось изучать, на что способен организм, чтобы продолжить жизнь. Этот опыт автора в романе преобразовался в бесконечные, подробно описанные самоистязания Джуда, в его отношение к своему «мертвому», болезненному и травмированному телу.
С той же отстраненностью и вниманием антрополога Янагихара продолжила изучать телесность, только под другим углом. Свою первую работу редактором она получила в ныне не существующем журнале Brill’s Content. Там она познакомилась с автором Сетом, а через него — с его друзьями: корректором журнала Джо и редактором Джаредом. Так девушка на женской работе из женского колледжа впервые смогла наблюдать за тем, как развиваются отношения между мужчинами: как они общаются друг с другом, выражают свои эмоции или дружбу. Как признается Янагихара в статье для The Vulture, особенно она была поражена их телесностью, которая у молодых людей выражается совсем иначе, чем у девушек.
Ее всегда пленяли наука и болезни, ей нравилось изучать, на что способен организм, чтобы продолжить жизнь.
Читайте также
Для мужчин естественно обращать больше внимания на свое тело, а не на эмоции. Янагихара убеждена, что почти все мужчины, независимо от расы, религиозной принадлежности, культурной и сексуальной идентичности, владеют более ограниченным пониманием своих эмоций, чем женщины. Мужчин не поощряют выражать чувства словами, они не всегда умеют их правильно называть. В свою очередь, с телесностью связан главный страх родителей за своих дочерей: женщины с детства знают об опасности сексуальных домогательств и насилия.
Механизмы создания текста
Отсутствие идентичности и обезличенность персонажа, а также нейтральность и отчужденность Янагихары-«антрополога» переходят на уровень механики создания текста. Об этом в эссе «Камера вместо автора» рассказывает Анастасия Завозова, один из трех переводчиков романа. Она называет три механизма, которыми пользуется Янагихара на уровне языка.
Второй — Янагихара конструирует текст таким образом, что вообще непонятно, кто рассказывает историю (за исключением глав, написанных от лица Гарольда). Образ рассказчика словно заменяет камера, которая движется от персонажа к персонажу и обезличенно фиксирует все происходящее.
И третий — каждый раз, когда рассказ переходит к Джуду, по имени его никто не называет, звучит лишь постоянное «он». Завозова пишет: «Только он, он, он. Когда читаешь это по-английски, как-то смутно за это цепляешься, но в общем-то явно не видишь. Чувствуешь только опять вот эту вот нейтральность камеры, уход от явных ответов и софитов — один из друзей Джуда считает, что тот мастерски владеет искусством уходить от ответов, прятаться от любых откровений — и вот это уклончивое он, он, он помогает Джуду прятаться и от читателя всякий раз, когда рассказ переходит к нему».
Безграничность страдания
В любом романе о травме есть предел страданию. Герой может опуститься на самое дно, чтобы потом кто-нибудь ему помог выбраться из беспросветного мрака. Янагихара, наоборот, задумала создать такого протагониста, которому бы никогда не становилось лучше.
В противовес страданиям Янагихара преувеличила в романе и все остальное: каждый из главных героев добивается невероятного успеха в карьере, здесь очень много сопереживания, жалости, дружбы и любви. Удивительный Гарольд, университетский преподаватель и в дальнейшем приемный отец главного героя, тоже испытавший в жизни немало горя, заботится о Джуде и принимает его любым — болезненным, злым, истеричным. Присутствие Виллема, бесконечные разговоры и жизнь с ним действуют на состояние Джуда целительно, но стоит другу уехать, как все его раны вновь открываются. Несмотря на всю боль и агонию главного героя, эти светлые моменты дарят много тепла, помогают расслабиться и выдохнуть, хотя бы ненадолго, чтобы собраться и вновь окунуться в переживания Джуда.
В противовес страданиям Янагихара преувеличила в романе и все остальное: каждый из главных героев добивается невероятного успеха в карьере, здесь очень много сопереживания, жалости, дружбы и любви.
Читайте также
Эта гиперболизация намекает на нереалистичность и некоторую сказочность романа. В интервью The Guardian Янагихара говорит: «Вообще-то на меня повлияли некоторые сказки. В сказках нет матерей. Персонажей подвергают невероятным страданиям, а наградой им становится всего лишь женитьба…» Однако в «Маленькой жизни» нет даже этой награды. Писательница, как многие ее друзья и персонажи, не верит в брак. Ей никогда не хотелось завести семью, и в своем романе она решила рассказать именно об этой разновидности взрослой жизни, где на первом месте дружба. Но даже самая преданная и настоящая дружба, по мнению Янагихары, не всегда способна восстановить разрушенную жизнь — если физическая или психологическая травма слишком обширна, она может привести к смерти.
Трагедия и травма — это всегда одиночество
У Янагихары, как и у многих из нас, есть близкие, знакомые и друзья, которые были подвержены сексуальному насилию. Некоторые читатели-мужчины признавались писательнице в том, что произошедшее с Джудом случилось и с ними. Однако даже это признание, по мнению Янагихары, не меняет принципиально их положения — они все равно остаются наедине со своей трагедией.
Чувство одиночества знакомо Янагихаре с детства, она часто переезжала вместе с отцом из-за его работы. Лос-Анджелес — Гавайи — Нью-Йорк — Балтимор — Калифорния — Гавайи — Техас — Гавайи — Калифорния. И все это до того, как ей исполнилось семнадцать. Как и Джуд, Янагихара провела часть своего детства в мотелях, которые она считает своеобразным символом Америки. В мотелях могут происходить ужасные вещи, о которых мы никогда не узнаем. Именно поэтому Янагихара считает, что сюжет «Маленькой жизни» может происходить только в США.
Унылые одноэтажные или двухэтажные постройки, гнетущие номера, синтетическое покрывало, исхоженный сотнями ног выцветший ковер, квадрат телевизора, прикрученного к стене, шум машин за окном. Приехав в мотель поздно вечером, Янагихара вместе с братом оставалась сидеть на кровати в ожидании мамы, пока та бродила в поисках продуктового магазина, чтобы купить хлеба с арахисовым маслом на ужин. Не было никакого сомнения, что мама вернется, но ощущение пустоты давило, заставляя чувствовать себя бесконечно одиноким. Именно это чувство она постаралась передать Джуду, который в одиночестве ждал возвращения брата Луки, своего опекуна и насильника.
Если продолжить разговор о съемном жилье на одну ночь, то зернистый, вуайеристский и наводящий мистический ужас снимок 1961 года Дианы Арбус The Backwards Man in His Hotel Room, где изображен человек задом наперед в гостиничном номере, является одним из важных в коллекции фотографий, вдохновивших Янагихару на написание «Маленькой жизни». Она говорит, что роман является своеобразным аккомпанементом к этому изображению и представляет собой портрет того типа одиночества, которое способны испытать лишь жители мегаполисов.
Некоторые читатели-мужчины признавались писательнице в том, что произошедшее с Джудом случилось и с ними. Однако даже это признание, по мнению Янагихары, не меняет принципиально их положения.
Читайте также
Одна — про все еще недостаточно известного американского фотографа, писателя, художника и общественного деятеля Дэвида Войнаровича. Из-за страшных побоев и жестоких издевательств отца он сбежал из дома в пятнадцать лет, какое-то время жил на улице и продавал себя за десять долларов на Таймс-сквер. Кстати, интересный факт: фото на обложке издания «Маленькой жизни» на английском языке принадлежит Питеру Худжару, любовнику, лучшему другу, родственной душе, наставнику и музе Войнаровича.
Одна из самых трогательных и нежных работ Войнаровича — незавершенный фильм в память о Худжаре, который скончался от СПИДа. Взгляд камеры скользит по мертвому телу Питера на больничной койке, эти кадры перемежаются с другим материалом — киты кружат в аквариуме, белые птицы у моста, луна за облаками, а затем греза: сонное тело мужчины без рубашки ласково передают из рук в руки обнаженные мужчины, словно переносят его в другой мир.
Другая история из книги Лэнг про Генри Дарджера, чикагского уборщика, одного из известнейших в мире художников-аутсайдеров, достигшего славы лишь посмертно. После смерти отца он попал в приют, где детей насиловали и издевались так сильно, что некоторые умирали от физических увечий. Несмотря на ужасающую травму, Дарджер был болезненно привязан к приюту и опекунам. О прошлом он никому не рассказывал, да и некому было, кроме одного друга, который скончался раньше него и оставил после себя еще большую душевную пустоту и боль.
Проживание своей травмы Дарджер перенес в более чем триста картин и в текст самого длинного в мире художественного романа в 15145 страниц. «Царства Несбыточного» описывают происходящую на вымышленной планете кровопролитную войну против рабства детей. Главные героини истории — семь сестер Вивиан — подвергаются всевозможным истязаниям и насилию со стороны одетых в мундиры мужчин, что Дарджер отражает не только в тексте, но и в акварелях. Но как героини комиксов, девочки выдерживают любое испытание, они беспредельно живучи.
Сама Янагихара говорит, что, создавая «Маленькую жизнь», не хотела концентрироваться на травме и насилии, она писала о дружбе и взрослении.
Читайте также
Дарджер умер в 1973-м, прожив долгую, но очень одинокую жизнь. В восемьдесят лет из-за увечий и тяжелой работы он больше не мог ухаживать за собой и переехал из скромной комнаты в пансионе, расположенном в занюханном районе, в католическую миссию святого Августина. Тогда хозяин помещения, решив очистить комнату от хлама, и нашел множество художественных работ, представляющих огромный интерес. В последние годы Дарджер совсем плохо себя чувствовал. «Ноги доставляли ему все больше страданий, он сильно хромал, время от времени приступы случались такие лютые, что он не мог стоять. Боль появилась в боку — такая, что он иногда часами напролет сидел и костерил всех святых», — пишет Оливия Лэнг.
Несмотря на то, что Янагихара ни разу в многочисленных статьях и интервью о «Маленькой жизни» не упоминает ни Войнаровича, ни Дарджера, частичное совпадение их историй с историей Джуда не может быть случайным, как и ее задумка, подобно Дарджеру, написать тысячестраничный роман. Джуд вырос в приюте, неоднократно подвергался издевательствам, физическим пыткам и сексуальному насилию. Этот одинокий и брошенный мальчик, тело которого брат Лука продавал за деньги, со временем превращается в талантливого юриста, окруженного друзьями, принадлежащими к творческим профессиям. Повзрослевший Джуд постоянно хромает, мучается от ужасных болей, завязывает отношения с лучшим другом и впадает в состояние шока, когда один за другим близкие уходят из его жизни.
Разглядев в нарочитой гиперболизации страданий Джуда отголоски историй, произошедших с реальными людьми, хочется вновь перечитать роман, остановиться на определенных эпизодах, вглядеться повнимательнее в текст и попробовать снова понять, как он сделан и почему так сильно притягивает к себе — или отталкивает.
Сама Янагихара говорит, что, создавая «Маленькую жизнь», не хотела концентрироваться на травме и насилии, она писала о дружбе и взрослении. Свою книгу она называет своеобразной параболой взрослой жизни, которая в самом начале наполнена невероятными возможностями, но со временем становится все более замкнутой. Каждый в конце предоставлен сам себе, а близкие приходят и неминуемо уходят. Однако в конечном итоге лишь травма способствует взрослению человека, это есть часть жизни. Здесь нет никакого противоречия.
«Маленькая жизнь» как социальный эксперимент: лекция Галины Юзефович
«Афиша Daily» продолжает конспектировать лекции цикла «История новейшей литературы: 10 главных романов конца XX — начала XXI века» Дирекции образовательных программ Департамента культуры Москвы. Галина Юзефович — об источниках, героях и общественном значении «Маленькой жизни» Ханьи Янагихары.
Преподаватель Совместного бакалавриата ВШЭ-РЭШ, обозреватель сайта Meduza.
Ханье Янагихаре 42 года, ее отец родился на Гавайях, а мать — кореянка родом из Сеула. Сама Ханья родилась в Америке и, несмотря на яркую ориентальную внешность, cчитает себя американкой. В детстве будущая писательница сменила несколько школ: семья постоянно переезжала с места на место, так что жизнь ее с самого начала была достаточно пестрой. После школы Янагихара поступила в женский колледж, и это оказалось важным в контексте ее будущего творчества. После колледжа она работала журналистом в разных изданиях: писала об индустрии медиа, о моде и лайфстайле, вела колонки про семантику моды и современное искусство. Свой первый роман — «Люди среди деревьев» — Янагихара написала в 2013 году: издательство Corpus обещает выпустить его ближайшей осенью в переводе Виктора Сонькина. Ее второй и на сегодня самый знаменитый роман «Маленькая жизнь», о котором у нас сегодня и пойдет речь, был написан всего за восемнадцать месяцев и вышел в 2015 году. Роман попал в шорт-лист Букеровской премии, однако на финише его обошел Марлон Джеймс с «Краткой историей семи убийств» (как показалось многим, не вполне заслуженно).
Профессиональный бэкграунд автора сыграл важную роль в подготовке к написанию романа: во всех своих интервью Янагихара говорит, что корни «Маленькой жизни» располагаются преимущественно в области визуального.
Среди главных источников своего вдохновения писательница называет коллекцию прет-а-порте модного дома Prada сезона зима-осень 2007 года. Коллекция эта почти вся монохромная — от черного до ослепительно белого, через весь спектр сероватых оттенков, и построена на контрасте, причем не только цветовом, но и фактурном: грубая шерсть соседствует здесь с блестящими, гладкими тканями вроде атласа. По словам автора, именно эта коллекция объясняет эмоциональный рисунок книги: от абсолютно черного отчаяния до абсолютно белого счастья — и обратно.
Другой визуальный образ, на который опиралась Янагихара, — «Человек задом наперед», работа великой Дианы Арбус. Герой этой фотографии как бы разделен на две части: верхняя половина смотрит в одну сторону, а ноги развернуты в противоположную. Это определенно не самая знаменитая вещь Арбус, более того, она бракованная — слишком крупное зерно, и Янагихара, по-видимому, углядела ее в какой-то маргинальной коллекции (в основные собрания работ Арбус она не входила). Если вы посмотрите на фото внимательно, то увидите, что человек находится не у себя дома, а в гостиничном номере. Он полностью одет — и он совсем один в идеально выхолощенном, пустом и безликом интерьере. Для Янагихары этот кадр стал символом внутреннего вывиха, при котором человек выглядит обыденно, но при этом имеет внутри себя некий трагический изъян, абсолютно не вяжущийся с этой его кажущейся нормальностью. А тема пронзительного одиночества, которое испытывает современный горожанин, оказалась одной из центральных для романа в целом.
Еще один (важнейший, может быть) зримый источник «Маленькой жизни» — картина очень успешного современного художника Джеффри Чедси «Boys in the Band», которая в некотором смысле стала для писательницы символом приобщения к миру мужчин, проникновения в его скрытые от посторонних тайны. До окончания университета весь мир Янагихары (напомним, она училась в женском колледже) был исключительно женским — и мужчины долгое время казались ей чем-то непознаваемым, принципиально отличным от нее самой и ее подруг. Устроившись на свою первую работу в журнал, она познакомилась с редактором и его друзьями. Наблюдение за этими молодыми людьми стало для нее настоящим откровением, и в первую очередь Янагихару поразила существовавшая в этой теплой компании система взаимных альянсов: в одной комбинации — задушевные друзья, в другой — спарринг-партнеры для интеллектуального бокса, в третьей — завзятые спорщики и антагонисты и так далее, почти до бесконечности. Все они были связаны друг с другом крепче, чем каждый из них с внешним миром, и сочетали открытость по отношению к окружающим с почти семейной замкнутостью. Однажды на выставке Ханья увидела картину «Boys in the Band», и она напомнила ей об этой компании, а после оказалось, что Джеффри Чедси — однокурсник одного из ее членов. На картине изображены трое веселых (то ли выпивших, то ли накурившихся) молодых людей и четвертый — не то усталый, не то с похмелья, но явно переживший какую-то внутреннюю драму. Один из героев обнажен, другой — обнажен наполовину, и очевидно, что всю четверку связывают некие близкие, эмоционально наполненные отношения.
Тут необходимо небольшое отступление. Ошибкой было бы считать «Маленькую жизнь» гей-романом (хотя многие читатели спешат занести его именно в эту категорию — кто-то со знаком плюс, кто-то со знаком минус), однако не отметить пронизывающий все повествование гомоэротизм невозможно. Все женские образы в книге подчеркнуто нечетки и смазаны, ни одна из героинь не может сравниться по глубине прорисовки с мужскими персонажами, да и назначение их по большей части сугубо функциональное — произнести важную фразу и навеки исчезнуть или обнять главного героя справа, в то время как приемный отец обнимает его слева. Все это делает реальность внутри романа не столько гомосексуальной, сколько попросту однополой: все ее обитатели — мужчины. А это значит, что и любые отношения — глубокие, важные, близкие, доверительные, сексуально или просто эмоционально заряженные — возможны только с мужчинами.
Возвращаясь к визуальным источникам вдохновения, необходимо упомянуть повлиявший на Янагихару цикл фотографий Тодда Хидо, снимавшего американские мотели. Как мы помним, семья писательницы постоянно переезжала, по дороге часто останавливаясь в мотелях. В интервью Янагихара любит рассказывать про дешевые типовые интерьеры, синтетическое постельное белье, сыроватую штукатурку, пыль, которые были непременными атрибутами ее детских воспоминаний. Те, кто читал роман, помнят, что самые страшные, душераздирающие его сцены происходят в мотеле, и хотя детство самой Янагихары было вполне безоблачным, именно этот памятный ей антураж, великолепно запечатленный на работах Хидо, и послужил воображаемой рамкой, в которую эти сцены вписаны.
Наконец, упомяну об известном проекте Николаса Никсона «Сестры Браун», безусловно, повлиявшем на замысел книги. Суть проекта состоит в том, что Никсон из года в год, на протяжении сорока с лишним лет, фотографирует четырех сестер, фиксируя малейшие изменения в их лицах, прическах, одежде. Изначально Янагихара хотела сделать одного из главных героев — Джей-Би — фотографом, а не художником-фигуративистом, и вдохновлялась при этом как раз Никсоном и его работами. Род деятельности сменился, однако суть осталась прежней: подобно Никсону, Джей-Би оказывается летописцем своей компании — его картины отражают не только внешние изменения, но и динамику отношений между героями.
«Сестры Браун» Николаса Никсона (1981 год)
«Сестры Браун» Николаса Никсона (2012 год)
Цикл Тодда Хидо «Homes at Night»
«Человек задом наперед» Дианы Арбус
Коллекция прет-а-порте Prada, сезон зима-осень 2007 года
Если с визуальными истоками все вполне прозрачно, то со смысловой сеткой романа, с его концептуальным каркасом дело обстоит куда сложнее и индивидуальнее. Мне бы хотелось остановиться на некоторых вещах, которые кажутся ключевыми лично мне.
Центральная тема «Маленькой жизни» — это, безусловно, травма, ставшая в последние годы чуть ли не самым обсуждаемым и востребованным сюжетом. Тому, почему именно она оказалась сегодня настолько актуальна, может быть несколько объяснений. На мой взгляд, главное из них — это парадоксальное развитие и расширение темы личностного роста.
Сегодня все мы можем наблюдать неуклонную девальвацию профессионального опыта, идущую рука об руку с повышением ценности опыта персонального. Именно персональный опыт, личные переживания становятся сегодня основной формой декорума, которым человек украшает себя или вернее свою публичную витрину. Личность, которая больше испытала, видела или чувствовала, оказывается во всех смыслах (включая сугубо прагматический, карьерный) заметно привлекательнее личности, на протяжении двадцати пяти лет уныло учившей математику или слесарное дело. Однако ресурс позитивного опыта — прочитанных книг, увиденных озер и вулканов, выученных языков — исчерпаем, а потребность в дальнейшем украшении себя остается. И вот в последние годы намечается новый тренд: в зачет идет уже не только позитивный опыт, делающий нас красивее и счастливей, но и воспетые Земфирой «трещинки». Жертва, сумевшая худо-бедно переварить и интегрировать свою травму, кажется нам интереснее человека, с которым ничего дурного в жизни не происходило. Травма в анамнезе становится синонимом личностной глубины, сложности, загадочности и в конечном счете неотразимости.
Читая «Маленькую жизнь», мы не испытываем ни малейших сомнений в том, кто из четырех главных героев интереснее: ну конечно же, Джуд. Но Янагихара работает с этой популярной темой отнюдь не стандартным образом. Джуд красив, умен и крайне работоспособен, у него складывается блестящая карьера, он находит замечательных друзей, любовь и семью, но при всем этом — и Янагихара неоднократно это подчеркивает — Джуд неисцелим. «Я хотела создать героя, которому никогда не полегчает», — говорит об этом сама писательница. Она отказывается эстетизировать травму, показывая, что не всякое можно пережить и что травматик — не романтический герой, но неиссякаемый источник проблем для себя и окружающих.
Другая важнейшая, на мой взгляд, тема, на которой нельзя не остановиться, — это устройство романного времени. Действие «Маленькой жизни» начинается в некой условной «современности» и в ней же и завершается, хотя между началом и концом проходит примерно тридцать лет. Время в «Маленькой жизни» абсолютно нейтрально: оно не маркировано крупными историческими событиями, финансовыми кризисами, терактами, сменой президентов и тому подобными вехами, позволяющими соотнести происходящее в романе с реальностью. Этот прием, очевидно, нужен писательнице, для того чтобы вывести роман за пределы социальности и создать внутри него идеальную стерильную среду для максимально убедительной и яркой демонстрации эмоциональной жизнь героев. Отсутствие внешних воздействий, нарочитое устранение из текста времени и пространства (понятно, что хотя действие книги происходит преимущественно в Нью-Йорке, Нью-Йорк этот явно лежит в какой-то параллельной вселенной) до предела обостряет восприятие мельчайших движений человеческих душ.