Меньшую что это в древней руси

Русские слова, которые в старину имели совсем другое значение

Удивительно, но слова с течением времени изменяются не меньше чем, скажем, материальные предметы. Порой модифицируется их звучание, а иногда и смысл, причем бывает, что на прямо противоположный. Изучение этимологии некоторых старинных понятий приводит поэтому к необычным результатам.

Погост — административно-территориальная единица

Как ни странно, это слово имеет прямое отношение к предыдущему, ведь впервые административно-территориальное деление в Киевской Руси установила княгиня Ольга, поделив Новгородскую землю на погосты и установив для них уроки. Сегодня большинство людей уверены, что погост – это кладбище (возможно, сельское или заброшенное), однако в старину в этом слове слышали корень «гость», ведь так называли места, где принимали гостей – сборщиков уроков (т.е. налогов). Для встречи князя и дружины, приехавших за податями, строили особые гостевые дома. В дальнейшем погостами стали называть административно-территориальные единицы, в которые могло входит несколько сел и деревень (аналог современных районов), а также и сам городок, в котором погост находился. Позднее в этих же «районных центрах» строили в первую очередь церкви и устраивали кладбища, от чего, возможно, значение слова постепенно сместилось.

Задница – это наследство

Следуя удивительно затейливыми путями, это слово из вполне официального, употребляемого, например, в «Русской правде», превратилось в анатомически-непристойное. В старину же его понимали скорее во временном смысле – то, что остается за человеком.

Урод – первенец и будущий глава семьи.

Прелесть – обман и совращение

Опять же, далекий отзвук этого первоначального значения мы слышим в словечке «прельстить», которое до сих пор имеет негативный смысл. Корень «лесть» означал раньше «приманку» и «хитрость». В церковно-славянском языке, кстати, слово сохранило первоначальный посыл и означает соблазн, совращение от злого духа, плоды плотского разгорячения ― самомнение, самонадеянность, высокоумие и превозношение.

Язык – это живая и постоянно развивающаяся материя. Она меняется вместе со временем и людьми. Так, например, сто лет назад самая популярная буква русского языка стала самой редкой

Ну так в украинском до сих пор есть слова

Украинский язык более архаичный.

Какая Прелесть этот Урок просто на всю жизнь нам преподали.

Ссылка на очень сомнительную статейку у которой нет ни автора, ни прилагаемой литературы.

Просвещение

Вчера сестра пришла с работы. Мама приготовила ужин, накладывает и начался разговор:

М: Вот Маша, учись грамотности у своего начальника. Смотри какие деньги зарабатывает!

С: а сегодня ещё случай был. Скажи мне мам, как пишется количество?

М по буквам: количество.

С: верно, а вот коллега всегда писала с 2-я «л». Сказала ей об этом, а она такая: «да ты че, не может быть. Я всю жизнь так пишу». Просветила её понимаешь. 😂

Признаться, у меня у самого часто возникает желание написать 2е «л», но держусь. Держу себя в руках 😂

Великий и могучий

Немного об изменениях в языке

Автор: Виолетта Хайдарова.

Мне тут предложили написать про молодёжный жаргон. Типа «вот наши бабушки и дедушки слушают этих молодых и ничего не понимают. Какой кринж? Какой лол? Сделай им словарик, переведи, им интересно будет». И знаете, что? Я сразу вспомнила все эти бесчисленные «словарики молодёжного жаргона», которые мне как филологу, да и просто любопытствующему попадались повсюду. И в каждом – в каждом, Карл! – встречалось сакраментальное «шнурки в стакане». Если кто-то вдруг чудом уберёгся от этого сакрального знания, то я скажу: «шнурки в стакане» означает «родители дома». Не знаю, использовал ли кто-то в реальности это выражение. То есть я немного поспрашивала друзей, большинство о нём не слышало, один человек сказал, что когда-то давно такое использовалось, но редко и в юмористическом контексте, а один прямо заявил, что узнал о нём от тётушки, которая таким образом решила «приблизиться к молодёжному жаргону», и воспринял не иначе как бред.

Да, и правда. «Шнурки в стакане» – это квинтэссенция того, как журналисты и прочие далёкие от того самого реального слоя общества, которое они описывают, пытаются сымитировать его понимание. Это выражение очень образное, яркое, необычное… Прекрасное для того, чтобы показать экзотику. Вот только жаргон – это не экзотика, а повседневная речь. И когда исследователи начинают перечислять красивые необычные слова и показывать на них, мол, вот, смотрите, как говорит молодёжь, это выглядит так, будто европеец приехал в Африку и фотографируется на фоне женщин в ярких бусах и кольцах на шее или мужчин с костями в носу. А эти негры после рабочего дня идут к своим грязным халупам без бус и костей и начинают вести реальную жизнь.

А вот почему нужно идти в тот самый гугл и узнавать значение новых слов, если молодёжь как бы уже давно придумала свой сленг – это уже вопрос поинтереснее. Казалось бы: ну вот появилось жаргонное обозначение для слова «деньги» – бабки. Отлично же. Но нет. Возникают всё новые и новые обозначения: капуста, лавэ, кэш, то же бабло, ещё множество названий… Зачем? Обозначение есть и оно уже жаргонное. А потому что реальный жаргон меняется быстрее, чем мода на подиумах. Это основа и главный признак любого сленга. То, ради чего он вообще появляется на свет.

Сейчас мы понимаем эти слова, потому что воровской жаргон пронизал все общество, а школьником и студентом в свое время был почти каждый. Но изначально они создавались именно для того, чтобы с помощью речи выделить своих и отличаться от чужих. И здесь начинается проблема. Как только сленговые словечки становятся достоянием широких кругов населения, они – что? Правильно, перестают выполнять эту самую свою основную функцию. Подросток, желающий дистанцироваться от замученного бытом общества, не станет использовать выражения, которыми пользуются его родители, он придумает свои. И возьмёт их он из тех источников, которые ему кажутся максимально далёкими от мира взрослых. Так мы приходим к ещё одному типу жаргонных выражений – пришедшим из субкультур.

И вот тут мы приходим к одной из главных характеристик языка, той самой, которая делает его таким богатым, но и таким запутанным, а ещё заставляет вчерашних бунтарей и неформалов чувствовать себя… устаревшими что ли. Эта характеристика – избыточность. В языке имеется огромное число способов сказать одно и то же. И во многом это происходит как раз из-за смены тех самых молодёжных жаргонов, носители которых вырастают, забирают с собой во взрослый литературный и не очень язык самые удачные слова, а их дети придумывают новые для тех же явлений. И если вы думаете, что так начало происходить совсем недавно, то нет. Мы уже не говорим «очи», «перси», «ланиты» – все эти слова сменились на «глаза», «грудь», «щёки», хотя, казалось бы, зачем? За вековую историю языка эти части тела никак не менялись, чтобы им давалось новое название. Однако те же «глаза» в разное время были и «веждами», и «зенками», и «шарами», и «буркалами», и «моргалами», и так далее. Но старое название уже кажется выцветшим, недостаточно выразительным – и вот ему на замену уже готово новое. Поэтому когда сейчас мы видим какое-нибудь «шеймить» вместо «стыдить» или «скилл» вместо «навык», не стоит торопиться осуждать использующих такие слова. И тем более не надо переживать за то, что таким образом язык обеднеет или «испортится». Ведь именно эта постоянная смена лексики и есть один из основных признаков жизни языка.

Автор: Виолетта Хайдарова (@vetyk).

А ещё вы можете поддержать Кота рублём, за что мы будем вам благодарны.

Яндекс-Юmoney (410016237363870) или Сбер: 4274 3200 5285 2137.

Подробный список пришедших донатов вот тут.

Подпишись, чтобы не пропустить новые интересные посты!

Источник

Древние единицы измерений длины и времени в Древней Руси

Каждые сутки были разделены на 16 часов, каждый час содержал 144 части, в каждой части было 1296 долей, в каждой доле – 72 мгновения, в каждом мгновении – 760 мигов, в каждом миге – 160 сигов.

Для того чтобы понять, какими величинами оперировали наши Предки, достаточно привести один простой пример: одна из самых малых частиц времени у славяно-арийских народов называлась “сиг”. Изображалась она Руной в виде молнии. Наиболее быстрое перемещение с одного места на другое оценивалось в сигах. Отсюда и старые русские выражения типа “сигать”, “сигануть”.

Чему же равен 1 сиг, в современных единицах времени? Ответ заставляет задуматься любого: в одной секунде содержится 300244992 сига, а 1 сиг примерно равен 30 колебаниям электромагнитной волны атома цезия, взятого за основу для современных атомных часов (или примерно 1/300 мл. доля секунды). Зачем же нашим Предкам нужны были такие малые величины? Ответ прост – для измерений сверхбыстрых процессов. Таким образом, древние выражения “сигать”, “сигануть” в современном языке могут означать только “телепортировать”.

А самая большая величина расстояния “дальняя даль” равна примерно 1,4 светового года. Очевидно, что такие единицы длины были нужны только для описания расстояний до других звездных систем. Аналогично и самый большой период времени “Сварожий Круг” был равен периоду прецессии земной оси в 25 920 лет, который почему-то остается незамеченный современниками, привыкшими жить масштабами одной человеческой жизни, а не временными масштабами существования Человечества и ледниковыми периодами.

Древние русские меры сыпучих телъ:

Вершить кладь (накладъ) – взвешивать пажить (добро). (др.рус)

1) Русский пудъ = 16,38кг. Пудъ – древнерусская единица веса. Упоминается, въ частности, въ грамоте Всеволода Мстиславовича (1134-35г.г.). Согласно «Арифметике Магницкого» (петровские времена), (смотрите ниже справку) 1 пудъ = 40 фунтам или 30 ансырямъ. В XIX веке пудъ равнялся 40 русским фунтамъ (русский фунтъ = 32 лота или 96 золотниковъ). Московский пудъ – 6/7 обычного пуда.

2) Золотникъ – малая мера веса = 4,1г. В древней Руси часто использовалась ювелирныхъ делъ мастерами. («малъ золотникъ, да дорогъ!») Золотникъ = 1/9216 фунта или 96 долямъ.

3) Капь – древняя единица веса = 65,52кг. Известна съ конца XII века. В конце XIII века утверждена въ 4 пуда.

5) Куль (ранее Мехъ) – мера сыпучих телъ различного весу (Москва XVII век). Упоминается въ летописяхъ.

6) Гарнецъ («горшок» по древнерусски). Въ Царстве Польскомъ употреблялся до 1849г., разделялся на 4 кварты = 4 литра. Въ Галиции употреблялся до 1857г. = 3,85 литра (по Южакову). Общевосточнославянская мера сыпучихъ телъ. »Найдется купецъ и на дырявый гарнецъ!»

7) Четверикъ = 26,25 литра. Мера емкости въ России. В одном четверике 8 гарнцевъ, 1/8 четверти.

Осьмина (осьминка). Мера сыпучихъ телъ равная половине четверти (105 – 125 литра). (по «Библиотеке Фольклора»)

9) Половникъ. Мера молоченого хлеба. (В «Русской правде» въ половникахъ исчисляется доходъ земледельцевъ.)

10) Корецъ. Мера для зернового хлеба и меда (пития) размером около 1 гарнца. В Польше также мера жидкостей (стар.) – около 10 ведеръ.

11) Уборокъ. Старинная русская мера небольшой вместимости – около ежедневной порции зерна (по «Русской Правде»).

12) Зобница. Зобъ – корм (др.рус.). Древнепсковская хлебная мера. Делилась на полузобенья и четверти. Примерно равнялась 10 пудам муки. (Псков. летописи XIV – XVIв.в.)

Древние русские меры длины:

а) Русская верста = 500 саженей = 1500 аршинъ = 1066,8м.

б) Коломенская верста = 700 саженей. Старая верста.

в) Мерная верста = 1000 саженей (1629г.). В 1649г. установлена уложениемъ въ 1000 саженей трехаршинныхъ. Одновременно существовала верста въ 500 саженей «царскихъ». Аналог версты – «поприще»(др.рус.) – чуть более километра.

г) Поприще = 700 саженей съ половиною (XVв.)

а) Сажень – Маховая сажень – Перехват – расстояние между указательными пальцами разведенных рук = 2,13 – 2,36см. (Сахаров)

б) Косая сажень – предположительно расстояние отъ пальцевъ вытянутой въ верх руки до пальцевъ отставленной слегка въ сторону противоположной ноги.

в) Сажень русская = 3 аршина = 48 вершка.

4) Бадогъ (батогъ) = полсажени = 1,06м. Ходовая мера при строительныхъ работахъ, так называемое «правило» у плотниковъ. «У плотниковъ одна орудия – отвесъ да правило».

5) Пядь (пядень) – расстояние между большимъ и указательнымъ пальцами руки (др.рус.). Аглицкая пядь = 22,86см. (Введена в петровские времена).

а) Вершок = 4,4см. = 1/16 аршина (по «Торговой книге»)

б) Вершок = 1+11/16 английского дюйма (Тассе, 1554г.)

в) Вершок = 1+3/4 английского дюйма (Южаков, XIXв.)

К тому же древнерусские зодчие случайных, а тем более необоснованных размеров в своем творчестве не допускали. Тогда какие же пропорции связывают эти вроде бы случайные параметры? А.А.Пилецкий, анализируя размеры саженей, показывает, что численная величина их образует двухрядную модульную систему чисел, подобную ряду чисел Фибоначчи. То есть они тяготеют к золотым пропорциям, что подтверждается также отношением длины греческой сажени к малой. Оно равно золотому числу Ф = 1,618. А целочислено несоизмеримые между собой иррациональные золотые числа образуют наивысшую эстетическую соразмерность частей и целого.

В древние времена Пядевая система использовалась белыми народами повсеместно, позже мерам этой системы были даны мирские привязки и пояснения, которые сохранились в поговорках и сказках русского народа. Например: «Семь пядей во лбу», «От горшка два вершка», «Мужичок с нокоток», «Каждый мерит на свой аршин», «Просчитал каждый шаг», «На волосок от смерти» и т.д. Пядевая система мер — система мер, использовавшаяся древними Славянами. Она охватывает собой диапазон от микронов до астрономических расстояний. Для каждой меры существует своё символьное обозначение. В основу пядевой системы положено среднее расстояние от большого до указательного пальца, т.е. пядь.

Ниже приведем численные значения основных мер пядевой системы:
1 пядь = 17,78 см
2 пяди = 1 стопа (35,56 см)
3 пяди = 1 локоть (53,34 см)
4 пяди = 1 аршин (71,12 см)
5 пядей = 1 шаг (88,9 см)
6 пядей = 1 мера, или полсаженя (106,68 см)
7 пядей = 1 лоб (124,46 см)
8 пядей = 1 столбец (142,24 см)
9 пядей = 1 посох (160,02 см)
10 пядей = 1 витой посох (177,8 см)
12 пядей = 1 сажень (213,36 см)
16 пядей = 1 круг (284,48 см)
17 пядей = 1 косая сажень (302,26 см)
1/4 пяди = 1 вершок (4,445 см)
1/16 пяди = 1 нокоть (1,11125 см)
1/256 пяди (1/16 локтя) = 1 линия (0,069453 см)
1/4096 пяди (1/16 линии) = 1 волос (0,00434 см)
1/65536 пяди (1/16 волоса) = 1 волосок (0,00027см)
1 верста = 6000 пядей (1066,8 метра)
1 столбовая верста = 1 517,41632 метра
1 мерная верста = 1000 саженей (2 133,6 метра)
1 даль = 150 столбовых верст (227,6 км)
1 светлая даль = 148 021 218,5273 км
1 дальняя даль = 3500 светлых далей (518 074 264 845,5 км).

Существует поговорка «Не нужно быть семи пядей во лбу». Семь пядей равняются человеческому росту примерно к 12-летнему возрасту.

Источник

Меньшую что это в древней руси

Древнерусское сло­во «мо­ужь» про­ис­хо­дит из пра­сла­вян­ско­го *mọžь и род­ст­вен­но ста­ро­сла­вян­ско­му мо­ужь («муж, муж­чи­на, суп­руг»).

В ис­то­рио­гра­фии XX века су­ще­ст­во­ва­ла точ­ка зре­ния, со­глас­но ко­то­рой Мужи в Древ­ней Ру­си на­зы­ва­ли ис­клю­чи­тель­но пред­ста­ви­те­лей со­ци­аль­ной эли­ты или да­же толь­ко дру­жин­ни­ков (Б.Д. Гре­ков, С.В. Юш­ков, К. Цер­нак и другие). Од­на­ко сло­во «Мужи» ча­ще все­го не но­си­ло тер­ми­но­ло­гического ха­рак­те­ра и обо­зна­ча­ло про­сто лю­дей муж­ско­го по­ла, муж­чин вне за­ви­си­мо­сти от их со­ци­аль­но­го ста­ту­са. Об этом сви­де­тель­ст­ву­ет, в ча­ст­но­сти, то, что в ис­точ­ни­ках это на­име­но­ва­ние ис­поль­зу­ет­ся как по от­но­ше­нию к знат­ным лю­дям, так и по от­но­ше­нию к ря­до­во­му на­се­ле­нию.

Од­но­вре­мен­но упот­реб­ле­ние сло­ва «Мужи» мог­ло иметь со­ци­аль­ное зна­че­ние. Сло­во «Мужи» в со­че­та­нии с эпи­те­том обыч­но упот­реб­ля­лось для ха­рак­те­ри­сти­ки пред­ста­ви­те­лей эли­ты. В на­чаль­ном ле­то­пи­са­нии «на­ро­чи­ты­ми» и «луч­ши­ми» Мужами на­зва­на знать древ­лян. Впро­чем, пер­вое оп­ре­де­ле­ние, по всей ви­ди­мо­сти, но­сит литературный ха­рак­тер и пред­став­ля­ет со­бой пе­ре­вод греческих эпи­те­тов, ча­ще все­го ἐπίσημος («вы­даю­щий­ся, за­ме­ча­тель­ный, вид­ный»).

Сло­во­со­че­та­ния «вячь­шии (боль­шии, до­б­рии, стар¬ишии и тому подобные) мо­ужи», как пра­ви­ло, в Древ­ней Ру­си при­ме­ня­лись для ха­рак­те­ри­сти­ки при­ви­ле­ги­рованной час­ти сво­бод­но­го на­се­ле­ния, пре­ж­де все­го бо­яр. В пре­да­нии о юно­ше-ко­же­мя­ке (в «По­вес­ти вре­мен­ных лет» 992 года) рас­ска­зы­ва­ет­ся о том, как ки­ев­ский князь Вла­ди­мир Свя­то­сла­вич «ство­рил» со­вер­шив­ше­го под­виг в вой­не с пе­че­не­га­ми ге­роя и его от­ца «ве­ли­ки­ми» Мужами, то есть, ве­ро­ят­но, сде­лал их свои­ми при­бли­жён­ны­ми, вклю­чил в дру­жи­ну.

В Ска­за­нии о чу­де­сах свя­тых Ро­ма­на и Да­ви­да (хри­сти­ан­ские име­на свя­тых кня­зей Бо­ри­са и Гле­ба) го­во­рит­ся о том, что в 1113 году по­сле смер­ти ки­ев­ско­го князя Свя­то­пол­ка Изя­сла­ви­ча в Ки­ев при­гла­ша­ли Вла­ди­ми­ра Все­во­ло­до­ви­ча Мо­но­ма­ха «вси лю­дие, па­че же боль­шии и на­ро­чи­тии» Мужи (под ни­ми по­ни­ма­ет­ся эли­тар­ная ка­те­го­рия на­се­ле­ния Кие­ва, оп­ре­де­ляв­шая по­зи­цию ос­таль­ных ки­ев­лян).

Источник

Меньшую что это в древней руси

Владимир Викторович Колесов

Мир человека в слове Древней Руси

Полнее сознавая прошедшее, мы уясняем современное; глубже опускаясь в смысл былого — раскрываем смысл будущего; глядя назад — шагаем вперед; наконец, и для того полезно перетрясти ветошь, чтоб узнать, сколько ее истлело и сколько осталось на костях.

С большой радостью принял я предложение издательства Ленинградского государственного университета написать для широкого круга читателей книгу по истории древнерусских слов. За четверть века работы над этой темой мне довелось ознакомиться с интересными материалами и написать специальные работы по этому вопросу; появилось множество первоклассных исследований и докторских диссертаций, созданных уже нашими современниками, но хорошо известны и классические труды основоположников отечественного исторического языкознания. Однако несмотря на самое тщательное и строгое научное исследование, на обилие материала, на постоянное уточнение современными исследователями полученных в работах предшественников данных, эти напряженные коллективные устремления оставили неясными по крайней мере две важнейшие проблемы. Без их освещения работа никогда не будет считаться законченной, потому что поставленная перед наукой цель исследования не достигла удовлетворительного результата.

Первая из проблем афористически сформулирована Ф. М. Достоевским: «Вы говорите: факты, — мы и без того завалены фактами и не знаем, что с ними делать». Так и в исторической лексикологии: в подробностях научного анализа исчезает общая картина изменения; не всегда легко представить основные, опорные для древнерусской системы изменения и элементы; взаимная связь понятий и образов, сохраненных нам в древнерусском слове, не всегда устанавливалась во всей полноте в безбрежном обилии текстов. Кроме того, не всегда ясно осознается, что восприятие одного и того же слова менялось с течением времени. Другими словами, ощущается необходимость, жертвуя частностями и опуская однородные факты, выразить полученный многолетними исследованиями результат компактно, как целостную картину древнерусских представлений о ценностном мире человека в том виде, как они отразились в древнерусской письменности.

Но есть и вторая проблема. Постоянно ощущалась необходимость связать историю слов с реальной историей древнерусского общества, т. е. соотнести результаты лингвистического исследования с аналогичными результатами исторических и литературоведческих исследований на ту же тему. Специальный анализ лингвиста, разумеется, не соотносим с результатами специального анализа, может быть, тех же текстов, произведенного, например, историком. Научное изучение объекта всегда слишком замкнуто по методике и результатам, иначе оно может проиграть в строгости и достоверности, а это нежелательно. Однако нежелательны и опущения тех уже известных исследований, которые с другой стороны могут восполнить недостающие факты исторических построений. Вот почему возникло намерение изложить полученные результаты лингвистического исследования таким образом, чтобы приблизить их к сопоставляемым с ними результатам исторических штудий по древнерусской истории. Привлекательность этой идеи казалась неотразимой, но каков результат ее исполнения, о том судить читателю.

Самым трудным явилось требование таким образом «отжать» иллюстративный материал, чтобы при знакомстве с ним менее всего пострадали бы читатель и сама идея компактного описания модели человеческого мира в представлениях Древней Руси. Кое-что опущено напрасно, это ясно теперь, когда книга завершена, но я надеюсь, что углубленному изучению тех или иных проблем отчасти поможет указанная в конце книги специальная литература; в ней же читатель найдет и подробности, которые опущены в данной книге. Выбор самих источников, которые использованы для иллюстраций, во многом определялся авторской концепцией поднятых проблем. Приходится в связи с этим еще раз остановить внимание читателя на той мысли, что целостная модель древнерусского мира, изложенная в книге, создана автором. Однако не уверен, что опровергая некоторые частные аспекты изложения или не соглашаясь с ними, оппоненты добьются положительного результата. В конце концов, здесь излагаются результаты исследований по истории языка за последний полуторавековой период, так что по меньшей мере и они должны будут предложить собственную интерпретацию этих коллективных усилий русистов-историков.

Сложность изложения в некоторых случаях определялась особенностями исторического развития языка и общества. Развитие народных представлений о мире, отражаясь в слове, постоянно испытывало давление извне, прежде всего — со стороны славянского книжного языка, который слагался постепенно, в течение нескольких столетий, начиная с IX в., от первых переводов Кирилла и Мефодия — первоучителей славян. В течение всего средневековья и разговорный русский язык испытывал очень сильное влияние со стороны византийской культуры. Многие русские особенности современного быта (кажущиеся этнографически исконными) на самом деле возникли под прямым воздействием этой культуры, более развитой и включавшей в себя все достижения цивилизации того времени. Нет нужды затушевывать подобные сложности исторического развития восточных славян и упрощать изложение темы за счет привлечения одного лишь «народного» — разговорного — языка. Тем не менее, описывая древнейшие этапы развития народных представлений о специфически опорных понятиях, выраженных в слове, пришлось, во-первых, уделить особенное внимание более или менее подробным соответствиям древнерусского и византийского (на основе переводов с греческого языка), во-вторых, установить линии семантического развития слов, отражающих развитие народных русских и литературно-книжных представлений, образов одного и того же понятия о социальных или общественных отношениях Древней Руси. Пришлось использовать также материалы других языков (в самом незначительном, но совершенно необходимом количестве), иначе оказались бы неясными источники заимствования той идеи или словесного образа, которые наш современник простодушно считает исконно русскими.

В книге рассмотрены не все термины социальной жизни древнерусского периода, как требовалось бы для воссоздания полной панорамы. Историку всегда хотелось бы рассмотреть все без исключения понятия, которые относятся к делу, но лингвист пока не готов сделать это с одинаковой степенью законченности. Поэтому здесь рассмотрены лишь представления о тех сторонах социальной жизни, которые можно описать выразительно и последовательно на основании тщательной разработки проблемы или опираясь на личные исследования. Все остальное, о чем сегодня можно говорить как о возможном, вероятном или даже проблематичном знании, оставлено пока в стороне.

Возникает явное противоречие между синкретичным по существу мировосприятием древнерусского человека и аналитической формой изложения материала в книге. Дискурсивность современного мышления не дает автору другого способа изложения. Но несогласованность эта определяется и характером описания: лингвист, оперируя словами при помощи слов же и реконструируя лежащие в их основе понятия и представления (образы), не может изложить свой сюжет в виде объемной и законченной системы. Иногда, правда, это удается сделать в. виде заключений к отдельным разделам, но, конечно, не в той полноте, как того заслуживает тема. Однако устранение частностей и последовательности их развития чрезмерно упростило бы саму проблему, лишив ее известной меры научности, поэтому в некоторых разделах дано много фактов, и эти факты, как в старом перечне действующих лиц трагедии, даны по мере появления их на исторической сцене.

Нельзя понять и истолковать древнерусскую терминологию, не прослеживая ее развитие в предшествующий и в следующий за древнерусским периоды. Перед нами оказался бы простой перечень слов, не дававших представления о развитии понятий и образов, скрытых в этих словах. Поэтому история слов дана на широком развороте средневековой истории. Это позволяет понять, почему термин-понятие в своем появлении всегда чуть опаздывал по сравнению с темпом общественного развития. Раннее средневековье, породившее феодализм, пронизано терминологией родового быта, и только к концу древнерусского периода понятия (и слова, их выражающие) начинают соответствовать уровню социальной жизни, оставляя для последующих поколений уже свое представление о социальном. Но как только средневековье выработало собственные понятия о мире, в котором живет человек, возникло стремление к намеренной архаизации сложившихся именований, что, в свою очередь, долго препятствовало осознаванию тех действительных изменений, которые происходили в обществе. Вот почему важно знать, что было до Древней Руси и что, напротив, сама она принесла «зрелому» средневековью.

Источник