Морковный кофе маяковский что значит
Анализ стихотворения «Юбилейное» Маяковского
Стихотворение «Юбилейное» Маяковского, написанное в 1924 году, действительно посвящено юбилею – но не его собственному, как можно было бы предположить, а пушкинскому – 125 лет со дня рождения великого русского поэта А. С. Пушкина.
Сочинение и краткий анализ «Юбилейное» покажет отношение футуриста к классической поэзии. Полный анализ можно использовать на уроке литературы в 8–9 классах, чтобы дать школьникам представление об этом произведении.
Краткий анализ произведения
В 1912 году был издан манифест футуристов, который назывался «Пощечина общественному мнению». Его суть заключалась в том, что нынешняя классическая литература должна была стать “пылью времени”, а авторы должны найти новые идеи для реализации себя в творчестве, ведь старые никуда не годятся.
Маяковский также стал причастен к данному манифесту, подписав его. Но накануне 125-летия Александра Пушкина Владимир пишет стихотворение “Юбилейное”, где переосмысливает свои взгляды к русской поэзии того времени, говоря о том, что все же она не так плоха, как он говорил ранее.
В стихотворении объяснена роль поэзии в обществе, а все поэты условно разделены на тех, кто “в жизни был мастак “балалаечников”. Ключевой фразой стихотворения являются слова: “Я люблю вас, но живого, а не мумию”, в которой выражено истинное отношение поэта к А. С. Пушкину.
Анализ стихотворения «Юбилейное»
Поводом для создания стихотворения «Юбилейное» (1924) явилась 125‑я годовщина со дня рождения А.С. Пушкина. Произведение написано в форме разговора, беседы-исповеди.
К этой особой жанровой поэтической форме — «разговора», «беседы», «послания», «письма», «размышления», — существенно обновленной по сравнению с предшественниками — поэт стал обращаться особенно часто во второй половине 1920‑х годов.
Манера разговора с классиком в «Юбилейном» — не задиристая, но и не юбилейно- восхваляющая. Тон беседы вежливый, уважительный, искренний и непринужденный, иногда шутливый, с заметной долей самоиронии.
Время действия в стихотворении — ночь («В небе вон / луна / такая молодая…»), традиционная пора различных превращений и приключений. Это позволяет поэту реализовать фантастический сюжет встречи с живым Пушкиным.
Но Маяковский не совершает классического путешествия во времена своего собеседника, а наоборот, Пушкин перемещен им из XIX в XX век. Круг вопросов, по которым поэтам «при жизни» «сговориться б надо», достаточно широк, что рождает своего рода полисюжетность стихотворения.
Один из таких мотивов — мотив любви. Поэт заявляет, что он теперь свободен от любви и от плакатов. Шкурой ревности медведь лежит когтист. Лежащая «медвежья шкура» — это символ закончившейся, умершей любви.
Любви, которая в поэме «Про это» (1923) олицетворялась страдающим, ревнующим, живым медведем. Теперь это лишь мертвая шкура. Теперь все это в прошлом. Применительно к Пушкину при обсуждении любовной темы возникают имена и литературных героев — Онегина, Татьяны, Ольги, — и реальных «охотников до наших жен»: «Сукин сын Дантес! / Великосветский шкода…».
Другая сюжетная линия связана с разговором о славе, вечности, этическом бессмертии, о памятнике, монументе как олицетворении этого бессмертия:
Заложил бы динамиту — ну-ка, дрызнь!
Ненавижу всяческую мертвечину!
Важнейшим видом преодоления смерти становится, по Маяковскому, книга. Книга, как одно из перевоплощений ее создателя, поэта-человека, во всей его духовной и физии- ческой «материальности». Книга обозначает жизнь поэта «после смерти».
После смерти нам стоять почти что рядом:
Установив рамки нового алфавита и поэтическую иерархию, начинающуюся именем Пушкина, Маяковский проводит шутливый смотр русской поэзии. При этом им оригинально обыгрываются говорящие за себя фамилии классиков и современников. Так рождаются остроты и каламбуры.
Державин осмысливается как законодатель эстетической власти и одновременно державный, государственный поэт. Некрасов — как опровержение собственной фамилии («он и в карты, / он и в стих, / и так / неплох на вид…»).
Надсон же отправляется «на Ща», по-видимому, потому, что навевает «сон» (такое олицетворение фамилии Надсона — с ударением на втором слоге — реализовано позднее, в пьесе «Клоп»: «…на сон не читайте Надсона и Жарова»).
Прямое отождествление фамилии и содержания, как ни то ни се, «морковный кофе», представлено поэтом Безыменским. В целом Маяковский жалуется Пушкину, что «чересчур / страна моя / поэтами нища», а от многих поэтов-современников «от зевоты / скулы / разворачивает аж. ».
Еще одна линия беседы — это определение места и участия живого классика Пушкина в поэтической жизни XX века. Ясно, что писать стилем и стихом Пушкина со всеми его особенностями в XX веке уже нельзя («Вам теперь / пришлось бы / бросить ямб картавый…»). Представляются устаревшими и многие пушкинские темы («…битвы революций / посерьезнее «Полтавы», / и любовь / пограндиознее / онегинской любви…»).
Но для Маяковского несомненна и современность классика, актуальность его творческого наследия («Были б живы — / стали бы / по Лефу соредактор…»; «Вы б смогли — / у вас / хороший слог…»). В конечном счете в художественном мире «Юбилейного» торжествует жизнь. Жизнь заявляет о себе самим фактом «существования» поэзии, которая неподвластна смерти.
С уходом Пушкина поэтическое слово не исчезло, поэзия не остановилась. Тайна же встречи Маяковского с живым Пушкиным рассеивается под воздействием дневного света: Ну, пора: рассвет лучища выкалил. Как бы милиционер разыскивать не стал. На Тверском бульваре очень к вам привыкли. Ну, давайте, подсажу на пьедестал.
Фабула стихотворения завершается событием, противоположным завязке сюжета. Вначале Пушкину помогали сойти с пьедестала («Я тащу вас… Стиснул? Больно? Извините, дорогой…»), что означало возвращение классика в жизнь без «хрестоматийного глянца».
В финале Пушкин «подсаживается» на пьедестал, но это пьедестал не «мумии», а живого классика.
Подробный анализ стихотворения
История создания
В 1912 году, подписывая манифест футуристов, Маяковский писал ”Академия и Пушкин непонятнее иероглифов. Бросить Пушкина, Достоевского, Толстого и проч. с Парохода Современности”.
Однако спустя 12 лет, в 1924 году, он говорит уже совсем по-другому. Накануне столетнего с четвертью века юбилея “солнца русской поэзии” он пишет “Юбилейное”. И хотя в этом произведении он ставит себя на равных с Александром Сергеевичем, по сравнению с содержанием манифеста это выглядит как пиетет.
Тема
Основная тема стихотворения – поэзия, её суть и смысл. Конечно, с собратом-поэтом Владимир Владимирович обсуждает не только её – он делится чувствами, говорит о своей жизни, показывает на прекрасную луну. Он исповедуется тому, кто наверняка понял бы его чувства.
Композиция
Маяковский создает композиционно цельный монолог: перескакивая с темы на тему, он всё же ведёт беседу с Пушкиным вокруг одной главной мысли о необходимости классической поэзии, которая помогает выражать чувства.
Он расставляет все акценты в своём отношении к поэту XIX века, он говорит о своём искреннем сожалении: как жаль, что они не могут по-настоящему побродить под луной и проговорить до утра обо всём на свете.
А так им приходится расставаться: Владимир Владимирович подсаживает Александра Сергеевича на пьедестал и завершает свой монолог рассуждением о вечности: он считает, что они двое точно останутся в народной памяти и перечисляет ещё нескольких поэтов, которые, по его мнению, этого достойны.
При этом завершается произведение жизнеутверждающей манифестно-плакатной фразой о том, что Маяковский ненавидит вечность и обожает жизнь.
Жанр
“Юбилейное” написано в жанре лирического стихотворения. Вступая в разговор с Пушкиным, он изливает ему душу, откровенно рассказывая о своих переживаниях, высказывая своё мнение о литературных веяниях и творчестве вообще.
Стихотворение написано акцентным стихом: стихосложение, основанное на (примерном) равенстве числа ударений в строке.
Средства выразительности
Поскольку Владимир Владимирович обращается к классической поэзии, в “Юбилейном” используются в основном классические тропы. Это такие средства выразительности, как:
По мнению героя стихотворения, Пушкин бы пришелся ко двору сейчас, в ХХ веке, ведь он, африканец, тоже бушевал при жизни, только на него “навели хрестоматийный глянец”, а он, герой, любит поэта “живого, а не мумию”.
По иронии судьбы, на самого Маяковского потом, в советское время, действительно наведут хрестоматийный глянец, и он превратится в мумию, точнее говоря, в живой памятник. Как напишет потом Марина Цветаева, “двенадцать лет подряд человек Маяковский убивал в себе Маяковского-поэта”.
Возможно, именно поэтому поэт с иронией пишет в конце, что хотя и полагается по чину ему памятник при жизни, но он “заложил бы динамиту – ну-ка, дрызнь!”, потому что “ненавидит всяческую мертвечину” и “обожает всяческую жизнь”.
Сочинение о стихотворении Юбилейное
На 125 годовщину рождения Пушкина А.С., В. Маяковский создает стихотворную работу «Юбилейное», в тексте которой он пытается выразить мысль о том, что русская поэзия имеет свои особенности и она не настолько плоха, как пытались описать ее футуристы.
Творческая работа была написана в форме обращения. Автор с Пушкиным, он словно ставит и себя, и его рядом, приравнивая их персоны. Он пишет о том, что Пушкин действительно обладал уникальным творческим даром и подарил русской литературе массу прекрасных, фундаментальных работ.
Стихотворение начинается с обращения Маяковского к Пушкину, к его памятнику. Он снимает его с установленного места и совершенно не для того, чтобы надругаться. Просто автор хочет поговорить с ним откровенно, душа в душу.
Маяковский замечает, что у них впереди вечность, что можно поболтать часок – другой. Это говорит о том, что поэт осознанно относит себя к числу классиков поэзии.
Маяковский в достаточно скрытой форме пытается извиниться перед гением литературы за тот манифест, который был создан уже после его смерти. Он признается, что освободил свою душу от идейности и от плакатов.
В душе Маяковский возмущается от тех стихотворных работ, которые написаны в обычном, ежедневном стиле. Он утверждает, что им совершенно не место в числе революционных работ. Автор строго и резко критикует Есенина, но, при этом же восхищается Некрасовым. Хотя, по сути, их работы весьма схожи.
К персоне самого Пушкина поэт относится с огромным уважением. Он сожалеет, что они не жили в одно время. Также, Маяковский говорит о том, что стихотворные работы и литературная деятельность могут достаточно серьезно влиять на окружающую действительность. Поэтому, поэзия должна издаваться с пользой, с нуждой.
В своих обращениях к Пушкину, Маяковский говорит о том, что и сам он не вечен, что скоро рядом будут памятники их стоять. И при этом, поэт пишет, что, по его мнению, нужно чтить еще живых людей, а не вспоминать про них только после смерти.
Последняя фраза стихотворной работы еще раз намекает на то, что поэзия должна быть актуальной и своевременной.
Это стихотворение по-новому открывает читателю личность Маяковского. В нем он предстает как предельно искренний человек, имеющий свои мечты и желания, волнующийся за свое дело. Он имеет ценности и верно их хранит.
Фактически исповедальный характер монолога, обращенного к Пушкину, показало настоящее отношение поэта к русскому гению. Это стихотворение признание в любви и вечном уважении Пушкину и созданному им наследию русской литературы.
Стихотворение и анализ «Юбилейное»
Вот грудная клетка.
уже не стук, а стон;
в щенка смиренном львенке.
позорно легкомыслой головенке.
и выпускать рискованно.
на собственные ягодицы
не навяжусь в меланхолишке черной,
да и разговаривать не хочется
на поэтическом песке.
и бесполезно грезить,
встает в другом разрезе,
говорится или блеется?
Мне приятно с вами,-
будьте обязательно моя,
утром должен быть уверен,
что с вами днем увижусь я.-
и под окном стояние,
тряски нервное желе.
и горевать не в состоянии –
и любви пришел каюк,
дорогой Владим Владимыч.
не старость этому имя!
справлюсь с двоими,
я темой и-н-д-и-в-и-д-у-а-л-е-н!
чтоб цензор не нацыкал.
влюбленных членов ВЦИКа.
да не слушайте ж вы их!
сговориться б надо.
стоять почти что рядом:
с кем велите знаться?!
сын покойного Алеши,-
Что ж о современниках?!
Не просчитались бы,
в перчатках лаечных.
но это ведь из хора!
и в жизни был мастак.
как спирт в полтавском штофе.
Ну, а что вот Безыменский?!
по Лефу соредактор.
бросить ямб картавый.
– А ваши кто родители?
Только этого Дантеса бы и видели.
работать можно дружно.
разыскивать не стал.
На Тверском бульваре
очень к вам привыкли.
памятник при жизни
полагается по чину.
Краткое содержание
Б. Щербаков. Пушкин в Петербурге. 1949
Произведение начинается с диалога. Именно диалог представляет собой излюбленную поэтом стихотворную форму. В произведении диалог ведётся между двумя участниками сюжета – лирическим героем (автором) и великим А.С. Пушкиным. Беседа оказывается живой, искренней, наполненной большой долей юмора, нотами грусти, размышлениями о главном и прочей «ерунде».
Известный памятник Пушкину работы скульптора А.М. Опекушина много лет стоит на Тверском бульваре Москвы. Именно к нему пришёл Маяковский, желая сказать слова благодарности великому поэту. Сначала, как это и полагается, он приветствует творца, представляется ему и протягивает ладонь для рукопожатия. Буквально тут же, резко прижимает руку Пушкина к собственной груди: отныне два поэта могут общаться не словами и звуками, а сердцами. По мнению Маяковского, стук сердец способен преодолеть не только любые преграды, но и временные расстояния.
Общение Пушкина и лирического героя (автора) происходит так, словно диалог ведут два абсолютно равных человека. Маяковский уверяет Пушкина: «У меня, да и у вас, в запасе вечность». Затем он обращает внимание гения на тот неопровержимый факт, что в алфавитном перечне заглавные буквы их фамилий располагаются практически рядом.
Подробно обсудив иных собратьев по лирической стезе, поэты прощаются друг с другом. Со стороны Маяковского звучит следующее предложение: «Ну, давайте, подсажу на пьедестал». Перед окончательным расставанием Маяковский признаётся гению, что любит его, но только как живущего поныне, а не как мумию. Он сожалеет, что скульптор навёл столько глянца на его памятник, говоря о том, что при жизни великий поэт, скорее всего, частенько испытывал бурю различных чувств, так как был потомственным «африканцем».
Предпочитая ударные концовки в своих произведениях, Маяковский завершает данное произведение заявлением о том, что, ненавидя всё мертвецкое, предпочитает «всяческую жизнь!».
История создания
Как известно, в момент подписания футуристами манифеста в 1912 г., поэт говорил о Пушкине в весьма пренебрежительной манере. Но, спустя двенадцать лет, уже в 1924 г., о великом русском поэте он высказывается совершенно иначе. Стоя на «пороге» 125-ти летнего юбилея Пушкина, он создаёт данное стихотворение. Несмотря на то, что в произведении Маяковский располагает собственную персону на единой ступени с гением, в сравнении с содержанием всего манифеста выглядит это, словно пиетет. Маяковский весьма неохотно, но всё же признаёт важность лирики, которую раньше презирал.
Жанр, направление, размер
Произведение создано в жанре разговора – лирического монолога. Начиная диалоговое общение с творцом, лирический герой открывает ему свою душу, повествуя о личных переживаниях, высказывая собственное мнение о литературных веяниях и пр.
Произведение относится к литературному направления «футуризм». В литературных манифестах поэтов данного направления провозглашалась идея сбросить классическую литературу с «парохода современности». Футуристы, к которым относился и Маяковский, призывали отречься от классического наследия, создав на его «обломках» новое искусство, устремлённое в светлое будущее.
Поэтический размер – хорей. Но при использовании данного стихотворного размера автор делает основной акцент вовсе не на ритмическом рисунке построения фраз, а на лексемах, которые в произведении логически выделяются.
Композиция
Композиционное построение произведения является одночастным. Маяковский беседует с другим поэтическим гением, создавая композиционно целый монолог: он постоянно перескакивает с одной темы на другую, одновременно ведя диалог с Пушкиным вокруг основной идеи о важности классической лирики, способной выражать человеческие чувства максимально полно.
Образы и символы
Маяковский с целью донесения до читателей основной идеи произведения, создал следующую палитру образов:
Темы и настроение
Основной темой произведения выступает поэзия, её смысл, содержание и суть. Безусловно, с великим Пушкиным автор обсуждает не только одну поэзию, но и щедро делится собственными эмоциями, рассказывает о своей жизни, демонстрирует прекрасную луну. Маяковский будто бы исповедуется Пушкину, будучи уверенным в том, что гений его понимает. Настроенческий пафос характеризуется оптимизмом. Ярким подтверждению этому служит плакатная фраза о том, что автор не воспринимает любую «мертвечину», и обожает жизнь.
Основная идея
Основная идея произведения заключается в следующем утверждении: в силах каждого стихотворца осознанно писать такие поэтические строки, которые будут приносить реальную пользу обществу, а не быть лишь отражением духовных терзаний конкретного человека. Поэт много думает на тему литературного наследия, оставленного великими предками, и делает вывод о том, что нередко «жизнь встаёт в другом разрезе, и большое понимаешь через ерунду».
Средства выразительности
Маяковский обращается к теме классической лирики, поэтому в своём произведении он использует привычные классические средства выразительности, такие как:
Морковный кофе
Морковный кофе
Из заметок ничего не понимающего
1.Последним по времени гостем традиционного литгазетовского «Клуба-206» был наш замечательный режиссёр и успешный, что называется, организатор кинопроизводства Карен Шахназаров. В весьма плодотворной и содержательной беседе (слегка сокращённую стенограмму которой вы могли прочесть в предыдущем номере газеты) среди массы интересных размышлений, ценных наблюдений и острых мыслей генеральный директор «Мосфильма» выдал, в частности, такую «убойную» фразу: «Должен сказать, современная киножурналистика совершенно не понимает, что такое современное кино». И хотя впоследствии он некоторым образом сгладил резкость, высказавшись в том смысле, что кинематографический процесс сегодня настолько сложен, что даже сам гендиректор, проработав в отрасли 30 лет, не понимает в нём многого, некоторое чувство лёгкой обескураженности вышеупомянутой эскападой осталось. Засело глубоко в сознании и решительно требует как минимум некоего ответного выплеска на бумагу, проговорения. Попытки анализа, даже самоанализа – неужто и впрямь, как говаривали мультипликационные братья Колобки: «Нич-чего не понимаю&raqu
2.За цех, конечно, обидно. И всё ж таки упорно не хочется верить, что среди массы достойнейших профессионалов – крепких умов и умелых перьев – нет ни одного, чётко разбирающегося во всех тонкостях и хитросплетениях происходящего ныне в кинематографе. Многие из них ведь не один десяток лет отдали изучению важнейшего из искусств и в прежние времена вроде как не вызывали таких уж кардинальных нареканий по части своего видения предмета. Выходит, столь глубокие перемены, что весь наработанный годами инструментарий уже ни на что не годен.
В таком случае мне как киножурналисту сравнительно юному вообще следует молчать в тряпочку и сосредоточиться покамест исключительно на постижении сложнейшего организма, его, как выразился К.Г. Шахназаров, «составляющих и компонентов».Тем более что вот так вот начнёшь либо в кинозале, либо над строками каких-либо имеющих касательство цифр и фактов задумываться – и со всей ясностью ощущаешь: многое понять в самом деле весьма и весьма затруднительно.
3.Я, например, никак не могу взять в толк, почему под флагом столь необходимого всем нам, и молодёжи в особенности, историко-патриотического кино, призванного раскрыть всё величие российского народа и отдельных его характерных представителей (существовавших в реальности или нет – это в данном случае не столь важно), особо ярко проявляющееся в трудные, кризисные, судьбоносные моменты славного прошлого, нам упорно пытаются втюхать нечто идейно прямо противоположное. Не станем в очередной раз разбирать концепцию приснопамятных «Сволочей», умудрившихся поставить значимый нюанс в истории Великой Отечественной с ног на голову, но вот совсем свежий пример. В не так давно вышедшей в прокат дебютной кинокартине видного телевизионщика Алексея Пиманова «Три дня в Одессе» показывается, как в послевоенной черноморской жемчужине был выкорчеван с корнем весь криминальный элемент (надо ли говорить, что вс
4.Трудно понять, отчего практически все фильмы исторической направленности характеризуются с некоторых пор каким-то, называя вещи своими именами, наплевательским отношением к исторической же достоверности. Оно понятно, что дух времени – материя тонкая и не всякому художнику подвластная, но вот каких-то бьющих в глаз фальшивых деталей кадра, ей-богу, кажется, не так сложно избежать. Так, главная лирическая пара картины Пиманова (а это отнюдь не примитивное «крутое мочилово», тут и семейно-любовные линии имеют место быть: снимаем ведь для людей) одно из своих объяснений ведёт на фоне афишной тумбы, возвещающей о предстоящем выступлении… Екатерины Гельцер. Да, знаменитая балерина и впрямь вошла в анналы своим сценическим долголетием, но не до такой же всё-таки степени. Рождённая в 1876-м, она завершила свою карьеру за десять с лишним лет до тех самых «Трёх дней…». Вы скажете: какая мелочь! Но из таких вот мелочей, как нам всегда говорили, и складывается художественная целостность фильма и – главное – изначальное доверие к людям, которые стремятся возвестить что-то на киноплёнке городу и миру. Куда, спрашивается, пропал институт научных консультантов, столь замечательно функционировавший в кино советском? Вымер как класс?
5.И куда делись профессиональные представители ещё целого ряда архиважных кинематографических профессий, те же редакторы, к примеру? Да, у творцов могут случаться периоды некоего временного помутнения – это хорошо известно. Но ведь на то и должны присутствовать рядом специалисты, способные подсказать, поправить, слегка подкорректировать и если не вытащить безнадёжное на уровне самого своего замысла произведение, то по крайней мере уберечь от полнейшего позора. Какой случился, скажем, с новой кинокомедией Александра Стриженова «Любовь-морковь», где чудовищным выглядит всё: картинка, диалоги, сюжетные коллизии, внешний облик и, с позволения сказать, игра исполнителей и т.д. Кто бы спорил, сам принцип отношения искусства к действительности может быть различным и в том числе самым невероятным (особенно если перед нами род сюрреалистического фарса) – и отчего бы не снять кино на тему, как пребывающие на грани развода муж и жена одним прекрасным утром обнаружили себя обменявшимися телами. И ничего страшного, что подобные кинофильмы уже выходили в свет за океаном – оригинальных сюжетов ведь, как заметил некогда прозорливый Борхес, вообще-то не так много. Но почему под предлогом того, чтобы без особых затей повеселить, мне на протяжении двух часов вливают в глаза, уши и мозг невообразимую бурду, находящуюся «по ту сторону удовольствия», за границей добра и зла. И ведь сей морковный кофе сварен на мои в том числе как налогоплательщика средства – фильм-то, как и многое не укладывающееся ни в какие рамки, снят «при поддержке Федерального агентства по культуре и кинематографии». А почему так происходит из раза в раз (при том что возникло сейчас, несомненно, и много замечательных лент, снятых на государственные деньги) – я, простите, никак не понимаю. И куда смотрят, и чем занимаются все эти высокие комиссии и прочие инстанции, которые, как нас уверяют, очень внимательно и подробно рассматривают все поступившие к ним творческие заявки на создание фильма, я не понимаю тем более.
6.И уж решительно не укладываются в голове следующие цифры: если за весь 2006 год, по данным Роскультуры, было произведено 105 игровых полнометражных фильмов (имеются в виду как раз созданные при государственном участии), а в прокат вышла хорошо если половина из них – то что, собственно, произошло с остальными? С какой целью они были сняты? С целью того, чтобы бодро отрапортовать о повышении производительности? А не увидели их зрители, надо полагать, по причинам исключительно эстетического свойства. Ну не слишком удались полотна – такое ведь бывает, правда? Однако практически невозможно убедить себя в том, что все эти несколько десятков картин заметно уступают планке, обозначенной «Любовью-морковью». Мы, конечно, знаем, что главные люди в киноиндустрии у нас сегодня – прокатчики, люди, которые, собственно, и решают, что смотреть народу. Но в чём же заключается в таком случае та самая громко и бравурно провозглашаемая господдержка? В том, чтобы дать режиссёрам и продюсерам немного денег на съёмки, а потом благополучно забыть о них и использовать разве что в статистических целях?
7.И наконец, самым непонятным для меня остаётся в этой ситуации позиция самих мастеров кинематографа. Почему никто из них не рискнёт честно сказать о сложившемся несколько странном порядке вещей? Блюдут корпоративные интересы (хотя никакой такой единой корпорации, на мой взгляд, давно уже нет)? Или же предпочитают на всякий случай особо не высовываться? Это удивительно, но на последнем съезде Союза кинематографистов говорили и спорили до хрипоты о чём угодно, в первую очередь о постах и собственности, но только не о проблемах творческих. А так хотелось бы услышать из первых уст о действительной и во многом таинственной жизни сегодняшней киноиндустрии. В ней ведь и впрямь со стороны разобраться довольно затруднительно.
В отличие от той очевидной ситуации, когда ты можешь почти сразу и уверенно понять: настоящее, качественное перед тобой явление искусства либо же нечто, что под это словосочетание никак не подпадает. Для этого, как мне кажется, в тонкостях процесса разбираться вовсе не обязательно.