Мы знаем что они лгут они знают что они лгут солженицын
25 цитат Солженицына с простыми и глубокими истинами
Александр Исаевич Солженицын оставил после себя богатое литературное наследие. Он писал о человеке, народе, обществе, государстве и о том, как они взаимодействуют между собой. Он не боялся срывать маски, высвечивать подлинные цели, развенчивать мифы.
У него под одной обложкой и роман, и публицистика, и научные исследования. В памяти читателя остаются лица персонажей и сведения о важнейших исторических событиях. Солженицынская проза и публицистика как нельзя более точно отвечают горячему народному желанию найти виноватых во всех русских бедах и покарать их хотя бы словом.
Важнейшее дело для Солженицына — донести до читателя свое понимание истории. Его книги можно назвать особым учебником истории для народа.
В этой подборке 25 фраз из его работ о судьбе человека, из которых можно почерпнуть для себя простые и вместе с тем глубокие истины:
1. Когда-нибудь не страшно умереть — страшно умереть вот сейчас.
2. Есть высокое наслаждение в верности. Может быть — самое высокое. И даже пусть о твоей верности не знают.
3. Работа – она как палка, конца в ней два: для людей делаешь – качество дай, для начальника делаешь – дай показуху.
5. Одна большая страсть, занявши раз нашу душу, жестоко измещает все остальное. Двум страстям нет места в нас.
6. Сытость совсем не зависит от того, сколько мы едим, а от того, как мы едим! Так и счастье, оно вовсе не зависит от объема внешних благ, которые мы урвали у жизни. Оно зависит только от нашего отношения к ним!
7. Не бойся пули, которая свистит. Раз ты ее слышишь – значит, она уже не в тебя. Той единственной пули, которая тебя убьет, ты не услышишь.
8. У тех людей всегда лица хороши, кто в ладах с совестью своей.
9. Простая истина, но и ее надо выстрадать: благословенны не победы в войнах, а поражения в них! После побед хочется еще побед, после поражения хочется свободы – и обычно ее добиваются. Поражения нужны народам, как страдания и беды нужны отдельным людям: они заставляют углубить внутреннюю жизнь, возвыситься духовно.
12. Неограниченная власть в руках ограниченных людей всегда приводит к жестокости.
13. Как ни смеялись бы мы над чудесами, пока сильны, здоровы и благоденствуем, но если жизнь так заклинится, так сплющится, что только чудо может нас спасти, мы в это единственное, исключительное чудо — верим!
14. Что дороже всего в мире? Оказывается: сознавать, что ты не участвуешь в несправедливостях. Они сильней тебя, они были и будут, но пусть — не через тебя.
15. Искусство – это не что, а как.
16. Когда глаза неотрывно-неотрывно смотрят друг в друга, появляется совсем новое качество: увидишь такое, что при беглом скольжении не открывается. Глаза как будто теряют защитную цветную оболочку, и всю правду выбрызгивают без слов, не могут её удержать.
17. Совсем не уровень благополучия делает счастье людей, а отношения сердец и наша точка зрения на нашу жизнь. И то и другое – всегда в нашей власти, а значит, человек всегда счастлив, если он хочет этого, и никто не может ему помешать.
18. — Мы изголодались по свободе, и нам кажется: нужна безграничная свобода. А свобода нужна ограниченная, иначе не будет слаженного общества. Только не в тех отношениях ограниченная, как зажимают нас. Нам демократия кажется солнцем незаходящим. А что такое демократия? — угождение грубому большинству. Угождение большинству означает: равнение на посредственность, равнение по низшему уровню, отсечение самых тонких высоких стеблей.
19. Тот мудрец, кто доволен и немногим.
21. Легкие деньги – они и не весят ничего, и чутья такого нет, что вот, мол, ты заработал. Правильно старики говорили: за что не доплатишь, того не доносишь.
22. Чем хрупче удался человек, тем больше десятков, даже сотен совпадающих обстоятельств нужно, чтоб он мог сблизиться с подобным себе. Каждое новое совпадение лишь на немного увеличивает близость. Зато одно единственное расхождение может сразу все развалить.
23. Если ты не умеешь использовать минуту, ты зря проведешь и час, и день, и всю жизнь.
24. Самая тяжелая жизнь совсем не у тех, кто тонет в море, роется в земле или ищет воду в пустынях. Самая тяжелая жизнь у того, кто каждый день, выходя из дому, бьется головой о притолоку — слишком низкая.
25. Самое главное в жизни, все загадки её – хотите, я высыплю вам сейчас?
Не гонитесь за призрачным – за имуществом, за званиями: это наживается нервами десятилетий, а конфискуется в одну ночь.
Живите с ровным превосходством над жизнью – не пугайтесь беды и не томитесь по счастью. Все равно ведь и горького не до веку и сладкого не дополна. Довольно с вас, если вы не замерзаете и если жажда и голод не рвут вам когтями внутренностей. Если у вас не перешиблен хребет, ходят обе ноги, сгибаются обе руки, видят оба глаза и слышат оба уха – кому вам еще завидовать? Зависть к другим, больше всего съедает нас же.
Протрите глаза, омойте сердце и выше всего оцените тех, кто любит вас и кто к вам расположен. Не обижайте их, не браните. Ни с кем из них не расставайтесь в ссоре. Ведь вы же не знаете, может быть, это ваш последний поступок и таким вы останетесь в их памяти. («Архипелаг ГУЛАГ»).
OpenTown Открытый город
Они лгут, мы знаем, что они лгут, и они знают, что мы знаем,
В Гааге состоялось очередное заседание 17-окружного военного суда по делу о крушении Boeing MH17, на котором выступили родственники погибших. Трансляция велась на сайте суда.
Я знаю, кто несет ответственность. Я процитировала Солженицына на русском для представителей российского режима. Я потеряла отца и мачеху, которые летели в Индонезию — страну, которую они любили. Мы видели много затягивания процесса и фейков, но я не буду делать политических заявлений. Я буду говорить об отце и его жене. Я много раз прощалась с ними. Первый раз — когда мне позвонили 17 июля 2014 года и сообщили, что самолет был сбит.
Я не верила и надеялась, что мне позвонят и они вернутся. Я не смогла по-настоящему попрощаться. У меня начались кошмары. Я шла по полям в Украине и искала отца, но видела только обломки и тела. Пахло огнем и смертью. Я шла через подсолнухи и звала отца. Я увидела его, он мне улыбнулся и спросил, что я тут делаю. Я сказала, что ищу его, и что он умер, когда его самолет был сбит. Я начала плакать и плакала, пока не проснулась с криком. Кошмары повторялись месяцами изо дня в день.
В ноябре мне сообщили, что их не смогут опознать. Мы решили устроить поминки, где их друзья и родственники смогут хоть как-то попрощаться. Но однажды в конце ноября я пришла домой и там был офицер по связям с семьями. Я надеялась хоть на что-то хорошее. Мне сказали, что отца опознали, но я не смогу получить его тело. Нашли только часть кости из руки отца, хотя он был шесть футов ростом.
20 августа 2015 года мы пошли за останками. Я увидела две маленьких коробочки, там были два небольших мешочка костей. Я прижала кости к себе и не знаю, сколько так стояла. Логически я понимала, что это они, но не хотела принимать. Мы отправились в Лимбург, где они жили, на кремацию. Мне пришлось снова с ними прощаться, хотя они только вернулись ко мне.
Годами я пыталась примириться со смертью отца и Нелл. Я не знаю, получится ли, я пытаюсь их отпустить, но я по-прежнему полна ненависти, гнева, страха, что справедливость не восторжествует. Я не могу закончить прощаться, по крайней мере пока ответственных не признают виновными.
Отец стал менее тихим, когда встретил Нелл — мою вторую мать. Я не узнавала отца, у него появились огоньки в глазах. У них появился новый дом, где появлялись его семья и друзья. Нелл приносила отцу счастье, он всегда хотел быть рядом с ней. Мы любили болтать втроем. Нелл не была молчаливой, и я тоже.
Второй выступила девушка из Австралии, которая потеряла в катастрофе мать и отца.
Наши родители возвращались из отпуска, они готовы были вернуться и рассказать друзьям и семье о своем приключении, но оно обернулось трагедией. Мне позвонили в 8:30 утра и сказали включить новости, отец написал мне сообщение всего за несколько часов до этого, что они в аэропорту и ждут посадки. Я позвонила отцу, он не ответил. Я позвонила друзьям, они были на другом самолете. Я сидела на кровати брата и смотрела новости. Потом я получила подтверждение, что они были на MH17. Мой мир перевернулся.
Ущерб, который нам нанесли, невозможно представить. У меня нет выбора, приходится учиться жить с их смертями. Точно так же убийцы не оставили нашим родителям выбора жить или нет. Нам не оставили возможности жить с ними. Мой двухмесячный сын никогда не увидит бабушку и дедушку.
В суде убийство всегда имеет последствия. Я прошу суд, чтобы жертвы и их семьи получили справедливость.
Следующим выступил гражданин Нидерландов, который потерял в катастрофе брата.
На самолете был мой брат Петер. Он так и не совершил то, чего он хотел всю жизнь. Он ждал до пенсии, чтобы доплыть со своими внуками по морю в Бразилию. Он был самоотверженным, был лучшим другом и поддерживал меня. Петер построил свою первую лодку по чертежам в 19 лет. Он вышел на пенсию в 2013 году, и купил яхту. Мы готовы были плыть в Бразилию, но сначала он хотел съездить в отпуск с семьей.
Он всегда говорил всем, что летать безопасно. За 20 минут до посадки Петер позвонил мне и сказал, что боится, потому что они полетят над зоной военного конфликта. Я решил его успокоить. Он же сказал мне продолжать писать песни. Я чувствую ответственность, он дважды за звонок доверил свою судьбу в мои руки. Я знаю, что некоторые пассажиры могли быть в сознании. Петер, возможно, летел и опасался, а в момент удара понял, что все опасения подтвердились.
С ним погибли мои племянница и племянник. Мы взяли на себя организацию траура, организацию наследства (я помог двум дочерям Петера от первого брака, потому что я знал, что он боролся бы за них до последнего). Увы, распределение наследства до сих пор тянется.
Также в суде зачитали сообщение от родственника, который потерял в катастрофе сына и внуков и не пожелал присутствовать на заседании.
Катастрофа стала для нас ампутацией без наркоза, землетрясением, превышающим по силе шкалу Рихтера. Когда мы получили сообщения об опознании фрагментов тел нашего сына, невестки и внуков, мы не могли поверить, но в итоге нам пришлось спуститься на землю, как тот самолет. Нам пришлось принять реальность, что наш сын, невестка и их дети были зверски убиты. Мы похоронили четыре гроба, а через несколько месяцев нам пришлось хоронить еще одну часть тела Роба.
The Insider попросил экспертов из Conflict Intelligence Team проанализировать опубликованные судом данные из материалов дела, среди которых новые доказательства причастности российских военных и наемников.
«Они лгут, мы знаем, что они лгут, и они знают, что мы знаем, что они лгут»
Родственники погибших в Boeing MH17 сегодня начали выступать на суде в Схипхоле.
Голландка Риа ван дер Стин, которая в катастрофе МН17 потеряла отца и мачеху, первой выступала в суде
Cлова Солженицына, вынесенные в заголовок, она произнеслa по-русски.
И далее она заявила-
«Я знаю, кто несет ответственность. Я процитировала Солженицына на русском для представителей российского режима. Я потеряла отца и мачеху, которые летели в Индонезию — страну, которую они любили. Мы видели много затягивания процесса и фейков, но я не буду делать политических заявлений. Я буду говорить об отце и его жене. Я много раз прощалась с ними. Первый раз — когда мне позвонили 17 июля 2014 года и сообщили, что самолет был сбит.
Я не верила и надеялась, что мне позвонят и они вернутся. Я не смогла по-настоящему попрощаться. У меня начались кошмары. Я шла по полям в Украине и искала отца, но видела только обломки и тела. Пахло огнем и смертью. Я шла через подсолнухи и звала отца. Я увидела его, он мне улыбнулся и спросил, что я тут делаю. Я сказала, что ищу его, и что он умер, когда его самолет был сбит. Я начала плакать и плакала, пока не проснулась с криком. Кошмары повторялись месяцами изо дня в день.
В ноябре мне сообщили, что их не смогут опознать. Мы решили устроить поминки, где их друзья и родственники смогут хоть как-то попрощаться. Но однажды в конце ноября я пришла домой и там был офицер по связям с семьями. Я надеялась хоть на что-то хорошее. Мне сказали, что отца опознали, но я не смогу получить его тело. Нашли только часть кости из руки отца, хотя он был шесть футов ростом.
20 августа 2015 года мы пошли за останками. Я увидела две маленьких коробочки, там были два небольших мешочка костей. Я прижала кости к себе и не знаю, сколько так стояла. Логически я понимала, что это они, но не хотела принимать. Мы отправились в Лимбург, где они жили, на кремацию. Мне пришлось снова с ними прощаться, хотя они только вернулись ко мне.
Уходя, я обернулась и сказала «Прощай, папа, прощай, Нелл». Но вскоре мне пришлось прощаться еще раз. Я смотрела кадры из аэропорта перед посадкой часами, пытаясь найти моих родителей. Я увидела лишь на мгновение, как они шли мимо магазина. Потом я нашла еще один важный для меня кадр, когда они прошли гейт, повернули за угол и ушли из моей жизни. Я смотрела кадры десятки раз, надеясь, что они обернутся и попрощаются. Но, разумеется, этого не произошло. Они тогда еще были не готовы со мной прощаться.
Годами я пыталась примириться со смертью отца и Нелл. Я не знаю, получится ли, я пытаюсь их отпустить, но я по-прежнему полна ненависти, гнева, страха, что справедливость не восторжествует. Я не могу закончить прощаться, по крайней мере пока ответственных не признают виновными.
Мой отец был сильным и молчаливым, он предпочитал делать, а не говорить. Он всегда был занят и всегда работал для своей семьи, начальника, друзей, даже на выходных. В выходные я ездила с ним на машине. Он рассказывал интересные истории — он работал с газом и электричеством. Я помню, как мы сидели в машине, отец хлопал меня по коленке и мы улыбались. Так он говорил «я люблю тебя». Он был третьим сыном в семье, плавал на сухогрузе, но решил, что море — это не его. У него было множество профессий, он любил работать руками.
Отец стал менее тихим, когда встретил Нелл — мою вторую мать. Я не узнавала отца, у него появились огоньки в глазах. У них появился новый дом, где появлялись его семья и друзья. Нелл приносила отцу счастье, он всегда хотел быть рядом с ней. Мы любили болтать втроем. Нелл не была молчаливой, и я тоже.
Согласно предварительному графику, заседание суда состоится 7, 10, 13, 14, 16, 21, 23 и 24 сентября 2021 года.
Жить не по лжи (Солженицын А.И.)
Эссе «Жить не по лжи» (1974 г.) Александра Исаевича Солженицына (1918 – 2008).
Когда-то мы не смели и шепотом шелестеть. Теперь вот пишем и читаем Самиздат, а уж друг другу-то, сойдясь в курилках НИИ, от души нажалуемся: чего только они не накуролесят, куда только не тянут нас! И ненужное космическое хвастовство при разорении и бедности дома; и укрепление дальних диких режимов; и разжигание гражданских войн; и безрассудно вырастили Мао-Цзе-Дуна (на наши средства) и нас же на него погонят, и придется идти, куда денешься? И судят кого хотят, и здоровых загоняют в умалишенные — все они, а мы бессильны.
Уже до донышка доходит, уже всеобщая духовная гибель насунулась на нас всех, и физическая вот-вот запылает и сожжет и нас, и наших детей, — а мы по-прежнему все улыбаемся трусливо и лепечем косноязычно:
— А чем же мы помешаем? У нас нет сил. Мы так безнадежно расчеловечились, что за сегодняшнюю скромную кормушку отдадим все принципы, душу свою, все усилия наших предков, все возможности для потомков — только бы не расстроить своего утлого существования. Не осталось у нас ни твердости, ни гордости, ни сердечного жара. Мы даже всеобщей ядерной смерти не боимся (может, в щелочку спрячемся), — мы только боимся шагов гражданского мужества. Нам только бы не оторваться от стада, не сделать шага в одиночку — и вдруг оказаться без белых батонов, без газовой колонки, без московской прописки.
Уж как долбили нам на политкружках, так в нас и вросло, удобно жить, на весь век хорошо: среда, социальные условия, из них не выскочишь, бытие определяет сознание, мы-то причем? Мы ничего не можем!
А мы можем все! — но сами себе лжем, чтобы себя успокоить. Никакие не они во всем виноваты — мы сами, только мы! Чего не придумаешь! Нам закляпили рты, нас не слушают, не спрашивают. Как же заставишь их послушать нас?
Переубедить их — невозможно.
Естественно было бы их переизбрать! — но перевыборов не бывает в нашей стране.
На Западе люди знают забастовки, демонстрации протеста, — но мы слишком забиты, нам это страшно: как это вдруг — отказаться от работы, как это вдруг — выйти на улицу?
Все же другие роковые пути, за последний век опробованные в горькой русской истории, — тем более не для нас, и вправду — не надо! Теперь, когда все топоры своего дорубились, когда все посеянное взошло, — видно нам, как заблудились, как зачадились те молодые, самонадеянные, кто думали террором, кровавым восстанием и гражданской войной сделать страну справедливой и счастливой. Нет, спасибо, отцы просвещения! Теперь-то знаем мы, что гнусность методов распложается в гнусности результатов. Наши руки — да будут чистыми!
Так круг — замкнулся? И выхода — действительно нет? И остается нам только бездейственно ждать: вдруг случится что-нибудь само?
Но никогда оно от нас не отлипнет само, если все мы все дни будем его признавать, прославлять и упрочнять, если не оттолкнемся хотя бы от самой чувствительной его точки.
И здесь-то лежит пренебрегаемый нами, самый простой, самый доступный ключ к нашему освобождению: личное неучастие во лжи! Пусть ложь все покрыла, пусть ложь всем владеет, но в самом малом упремся: пусть владеет не через меня!
И это — прорез во мнимом кольце нашего бездействия! — самый легкий для нас и самый разрушительный для лжи. Ибо когда отшатываются люди ото лжи — она просто перестает существовать. Как зараза, она может существовать только на людях.
Не призываемся, не созрели мы идти на площадь и громогласить правду, высказывать вслух все, что думаем, — не надо, это страшно. Но хоть откажемся говорить то, что не думаем!
Вот это и есть наш путь, самый легкий и доступный при нашей проросшей человеческой трусости, гораздо легче (страшно выговорить) гражданского неповиновения по Ганди.
Наш путь: ни в чем не поддерживать лжи сознательно! Осознав, что граница лжи (для каждого она еще по-разному видна) — отступиться от этой гангренной границы! Не подклеивать мертвых косточек и чешуек Идеологии, не сшивать гнилого тряпья — и мы поражены будем, как быстро и беспомощно ложь опадет, и чему надлежит быть голым — то явится миру голым.
Итак, через робость нашу пусть каждый выберет: остается ли он сознательным слугой лжи (о, разумеется, не по склонности, но для прокормления семьи, для воспитания детей в духе лжи!), или пришла ему пора отряхнуться честным человеком, достойным уважения и детей своих, и соплеменников. И с этого дня он:
— впредь не напишет, не подпишет, не напечатает никаким способом ни единой фразы, искривляющей, по его мнению, правду;
— такой фразы ни в частной беседе, ни многолюдно не выскажет ни от себя, ни по шпаргалке, ни в роли агитатора, учителя, воспитателя, ни по театральной роли;
— живописно, скульптурно, фотографически, технически, музыкально не изобразит, не сопроводит, не протранслирует ни одной ложной мысли, ни одного искажения истины, которое различает;
— не приведет ни устно, ни письменно ни одной «руководящей» цитаты из угождения, для страховки, для успеха своей работы, если цитируемой мысли не разделяет полностью или она не относится точно сюда;
— не даст принудить себя идти на демонстрацию или митинг, если это против его воли; не возьмет в руки, не подымет транспаранта, которого не разделяет полностью;
— не поднимет голосующей руки за предложение, которому не сочувствует искренно; не проголосует ни явно, ни тайно за лицо, которое считает недостойным или сомнительным;
— не даст загнать себя на собрание, где ожидается принудительное искаженное обсуждение вопроса;
— тотчас покинет собрание, заседание, лекцию, спектакль, киносеанс, как только услышит от оратора ложь, идеологический вздор или беззастенчивую пропаганду;
— не подпишется и не купит в розницу такую газету или журнал, где информация искажается, первосущные факты скрываются.
Мы перечислили, разумеется, не все возможные и необходимые уклонения от лжи. Но тот, кто станет очищаться, — взором очищенным легко различит и другие случаи.
Да, на первых порах выйдет не все равно. Кому-то на время лишиться работы. Молодым, желающим жить по правде, это очень осложнит их молодую жизнь при начале: ведь и отвечаемые уроки набиты ложью, надо выбирать. Но ни для кого, кто хочет быть честным, здесь не осталось лазейки: никакой день никому из нас даже в самых безопасных технических науках не обмануть хоть одного из названных шагов — в сторону правды или в сторону лжи; в сторону духовной независимости или духовного лакейства. И тот, у кого не достанет смелости даже на защиту своей души, — пусть не гордится своими передовыми взглядами, не кичится, что он академик или народный артист, заслуженный деятель или генерал, — пусть так и скажет себе: я — быдло и трус, мне лишь бы сытно и тепло.
Даже этот путь — самый умеренный изо всех путей сопротивления — для засидевшихся нас будет нелегок. Но насколько же легче самосожжения или даже голодовки: пламя не охватит твоего туловища, глаза не лопнут от жара, и черный-то хлеб с чистой водою всегда найдется для твоей семьи.
Преданный нами, обманутый нами великий народ Европы — чехословацкий, неужели не показал нам, как даже против танков выстаивает незащищенная грудь, если в ней достойное сердце?
Это будет нелегкий путь! — но самый легкий из возможных. Нелегкий выбор для тела, — но единственный для души. Нелегкий путь, — однако есть уже у нас люди, даже десятки их, кто годами выдерживает все эти пункты, живет по правде.
Итак: не первым вступить на этот путь, а — присоединиться! Тем легче и тем короче окажется всем нам этот путь, чем дружнее, чем гуще мы все на него вступим! Будут нас тысячи — и не управятся ни с кем ничего поделать. Станут нас десятки тысяч — и мы не узнаем нашей страны!
Если ж мы струсим, то довольно жаловаться, что кто-то нам не дает дышать — это мы сами себе не даем! Пригнемся еще, подождем, а наши братья биологи помогут приблизить чтение наших мыслей и переделку наших генов.
Если и в этом мы струсим, то мы — ничтожны, безнадежны, и это к нам пушкинское презрение:
«Они лгут, мы знаем, что они лгут, и они знают, что мы знаем, что они лгут». Родственники погибших в Boeing MH17 выступили в суде
В Гааге состоялось очередное заседание 17-окружного военного суда по делу о крушении Boeing MH17, на котором выступили родственники погибших. Трансляция велась на сайте суда.
Первой выступила гражданка Нидерландов, которая потеряла в катастрофе отца и мачеху. Он начала свое выступление с того, что прочитала по-русски цитату из «Архипелага ГУЛАГ» Солженицына: «они лгут, мы знаем, что они лгут, и они знают, что мы знаем, что они лгут».
«Я знаю, кто несет ответственность. Я процитировала Солженицына на русском для представителей российского режима. Я потеряла отца и мачеху, которые летели в Индонезию — страну, которую они любили. Мы видели много затягивания процесса и фейков, но я не буду делать политических заявлений. Я буду говорить об отце и его жене. Я много раз прощалась с ними. Первый раз — когда мне позвонили 17 июля 2014 года и сообщили, что самолет был сбит.
Я не верила и надеялась, что мне позвонят и они вернутся. Я не смогла по-настоящему попрощаться. У меня начались кошмары. Я шла по полям в Украине и искала отца, но видела только обломки и тела. Пахло огнем и смертью. Я шла через подсолнухи и звала отца. Я увидела его, он мне улыбнулся и спросил, что я тут делаю. Я сказала, что ищу его, и что он умер, когда его самолет был сбит. Я начала плакать и плакала, пока не проснулась с криком. Кошмары повторялись месяцами изо дня в день.
В ноябре мне сообщили, что их не смогут опознать. Мы решили устроить поминки, где их друзья и родственники смогут хоть как-то попрощаться. Но однажды в конце ноября я пришла домой и там был офицер по связям с семьями. Я надеялась хоть на что-то хорошее. Мне сказали, что отца опознали, но я не смогу получить его тело. Нашли только часть кости из руки отца, хотя он был шесть футов ростом.
20 августа 2015 года мы пошли за останками. Я увидела две маленьких коробочки, там были два небольших мешочка костей. Я прижала кости к себе и не знаю, сколько так стояла. Логически я понимала, что это они, но не хотела принимать. Мы отправились в Лимбург, где они жили, на кремацию. Мне пришлось снова с ними прощаться, хотя они только вернулись ко мне.
Уходя, я обернулась и сказала «Прощай, папа, прощай, Нелл». Но вскоре мне пришлось прощаться еще раз. Я смотрела кадры из аэропорта перед посадкой часами, пытаясь найти моих родителей. Я увидела лишь на мгновение, как они шли мимо магазина. Потом я нашла еще один важный для меня кадр, когда они прошли гейт, повернули за угол и ушли из моей жизни. Я смотрела кадры десятки раз, надеясь, что они обернутся и попрощаются. Но, разумеется, этого не произошло. Они тогда еще были не готовы со мной прощаться.
Годами я пыталась примириться со смертью отца и Нелл. Я не знаю, получится ли, я пытаюсь их отпустить, но я по-прежнему полна ненависти, гнева, страха, что справедливость не восторжествует. Я не могу закончить прощаться, по крайней мере пока ответственных не признают виновными.
Мой отец был сильным и молчаливым, он предпочитал делать, а не говорить. Он всегда был занят и всегда работал для своей семьи, начальника, друзей, даже на выходных. В выходные я ездила с ним на машине. Он рассказывал интересные истории — он работал с газом и электричеством. Я помню, как мы сидели в машине, отец хлопал меня по коленке и мы улыбались. Так он говорил «я люблю тебя». Он был третьим сыном в семье, плавал на сухогрузе, но решил, что море — это не его. У него было множество профессий, он любил работать руками.
Отец стал менее тихим, когда встретил Нелл — мою вторую мать. Я не узнавала отца, у него появились огоньки в глазах. У них появился новый дом, где появлялись его семья и друзья. Нелл приносила отцу счастье, он всегда хотел быть рядом с ней. Мы любили болтать втроем. Нелл не была молчаливой, и я тоже.
Второй выступила девушка из Австралии, которая потеряла в катастрофе мать и отца.
«Наши родители возвращались из отпуска, они готовы были вернуться и рассказать друзьям и семье о своем приключении, но оно обернулось трагедией. Мне позвонили в 8:30 утра и сказали включить новости, отец написал мне сообщение всего за несколько часов до этого, что они в аэропорту и ждут посадки. Я позвонила отцу, он не ответил. Я позвонила друзьям, они были на другом самолете. Я сидела на кровати брата и смотрела новости. Потом я получила подтверждение, что они были на MH17. Мой мир перевернулся.
Ущерб, который нам нанесли, невозможно представить. У меня нет выбора, приходится учиться жить с их смертями. Точно так же убийцы не оставили нашим родителям выбора жить или нет. Нам не оставили возможности жить с ними. Мой двухмесячный сын никогда не увидит бабушку и дедушку.
В суде убийство всегда имеет последствия. Я прошу суд, чтобы жертвы и их семьи получили справедливость.
Следующим выступил гражданин Нидерландов, который потерял в катастрофе брата.
«На самолете был мой брат Петер. Он так и не совершил то, чего он хотел всю жизнь. Он ждал до пенсии, чтобы доплыть со своими внуками по морю в Бразилию. Он был самоотверженным, был лучшим другом и поддерживал меня. Петер построил свою первую лодку по чертежам в 19 лет. Он вышел на пенсию в 2013 году, и купил яхту. Мы готовы были плыть в Бразилию, но сначала он хотел съездить в отпуск с семьей.
Он всегда говорил всем, что летать безопасно. За 20 минут до посадки Петер позвонил мне и сказал, что боится, потому что они полетят над зоной военного конфликта. Я решил его успокоить. Он же сказал мне продолжать писать песни. Я чувствую ответственность, он дважды за звонок доверил свою судьбу в мои руки. Я знаю, что некоторые пассажиры могли быть в сознании. Петер, возможно, летел и опасался, а в момент удара понял, что все опасения подтвердились.
С ним погибли мои племянница и племянник. Мы взяли на себя организацию траура, организацию наследства (я помог двум дочерям Петера от первого брака, потому что я знал, что он боролся бы за них до последнего). Увы, распределение наследства до сих пор тянется.
Также в суде зачитали сообщение от родственника, который потерял в катастрофе сына и внуков и не пожелал присутствовать на заседании.
«Катастрофа стала для нас ампутацией без наркоза, землетрясением, превышающим по силе шкалу Рихтера. Когда мы получили сообщения об опознании фрагментов тел нашего сына, невестки и внуков, мы не могли поверить, но в итоге нам пришлось спуститься на землю, как тот самолет. Нам пришлось принять реальность, что наш сын, невестка и их дети были зверски убиты. Мы похоронили четыре гроба, а через несколько месяцев нам пришлось хоронить еще одну часть тела Роба.
The Insider попросил экспертов из Conflict Intelligence Team проанализировать опубликованные судом данные из материалов дела, среди которых новые доказательства причастности российских военных и наемников.