Н старшинов что ж ты дождик
Николай Старшинов
Н. К. Старшинов родился 6 декабря 1924 года в Москве, в Замоскворечье, в многодетной семье. В 1942 году призван в армию и стал курсантом 2-го Ленинградского военного пехотного училища. В начале 1943 года в звании старшего сержанта попал на передовую. Первые стихи поэта были напечатаны во фронтовых газетах. В августе в боях под Спас-Деменском получил тяжёлое ранение. Из армии демобилизовался в 1944 году и сразу же поступил в Литературный институт имени А. М. Горького (который окончил лишь в 1955). В том же 1944 году Николай Старшинов женился на своей ровеснице, такой же фронтовичке и начинающей поэтессе Ю. В. Друниной. В 1946 году у них родилась дочь Елена, но этот брак распался в 1960 году.
В 1947 году в журнале «Октябрь» Старшинов опубликовал поэму «Гвардии рядовой». Первая книга стихотворений — «Друзьям» — вышла в 1951 году в издательстве «Молодая гвардия». В 1950-е годы увидели свет поэтические сборники: «В нашем общежитии», «Солдатская юность», «Песня света»; в 1960-е — «Весёлый пессимист», «Проводы», «Иду на свидание» и др.
Большое место в творчестве Николая Константиновича занимала тема Великой Отечественной войны. Также Старшинов, много ездя по стране, занимался собиранием частушек, которые время от времени издавал отдельными книжками. Кроме того, поэт занимался переводами.
В 1955— 1962 годы Николай Старшинов заведовал отделом поэзии в журнале «Юность», совмещая эту работу с должностью руководителя литературного объединения в МГУ. В 1972—1991 годы редактировал альманах «Поэзия».
Николай Старшинов запомнился современникам как добрый, весёлый, жизнелюбивый человек, заядлый рыбак и душа компании. Его общительность привела к злоупотреблению алкоголем, в результате чего летом 1972 года он лечился в спецотделении московской больницы им. Соловьёва, о чём впоследствии написал юмористические воспоминания «Наше житие в «Соловьёвке», опубликованные в «Литературной России» в 1996 году.
В последние годы у поэта вышли сборники: «Глагол» (1993), «Мои товарищи — солдаты», «Птицы мои» (1995) и др. В 1994 году были опубликованы литературные мемуары Старшинова — «Лица, лики и личины», в 1998, посмертно — книга воспоминаний «Что было — то было…».
Награды:
орден Отечественной войны I-й степени (06.04.1985[6])
орден «Знак Почёта»
орден Дружбы народов
медаль «За оборону Москвы»
медаль «За боевые заслуги» (06.11.1945)
премия Ленинского комсомола (1983) — за произведения последних лет и многолетнюю плодотворную работу с молодыми писателями
Государственная премия РСФСР имени М. Горького (1984) — за книгу стихов «Река любви»
Н. К. Старшинов умер 5 февраля 1998 года. Похоронен в Москве на Троекуровском кладбище.
Песня света
Мы с нею в дверях столкнулись.
На шаг она отступила
И вскрикнула удивлённо
Густые лучи ресниц
И вдруг меня озарила
Серым печальным светом,
Сумеречным светом
Чуть удивлённых глаз.
Не понял я, что со мною.
Только впервые в жизни
Так сердце моё упало,
Дыханье перехватило,
И, словно пудовый, выпал
Школьный портфель из рук.
Опомнившись, я услышал:
–Много народу в зале?
Кто выступал вначале?
Козловский ещё не пел?
– Сегодня? Концерт? Козловский?
А я-то не знал. –
И вместе
По длинному коридору
Мы бросились в школьный зал…
А в зале уже звучала
Шубертовская баркарола, –
Медленный, грустный голос
Нам доносил до сердца
Полный счастливой боли
Юношеский напев.
Смолкли аплодисменты…
И сразу певцу на смену
На школьную нашу сцену
Фокусники и жонглёры
Вышли из-за кулис.
То бились они на шпагах,
То – даже! – глотали шпаги,
Но я, как и прежде, слышал
Одной баркаролы звуки,
Но я, как и прежде, видел
Глаз твоих серый свет.
Но кто ты? Как твоё имя.
Ты в классе своём, наверно,
Примерная ученица.
Не надо быть Шерлок Шолмсом,
Чтоб всё это разузнать.
Я как-то на переменке,
Как будто бы между прочим,
Сказал твоему соседу
С подчёркнутой издёвкой:
– Послушай, твоя соседка
Летает не хуже птицы –
Странное существо!
Сосед отвечал небрежно:
– Чайковская, что ли. Галька? –
Чайковская. Неужели
Сам Пётр Ильич Чайковский
Дедушкой был твоим?
И стало мне всё понятно:
Так вот у тебя откуда
К музыке и театру
Безудержная любовь!
Вечер. Конец уроков.
В твой класс захожу я тайно.
Вот парта твоя.
На стенке –
Огромная диаграмма.
Постой-ка… А где тут Галя
Чайковская?. Вот она!
Напротив твоей фамилии
По алгебре – вот несчастье! –
Синий кружок сияет.
Синий? Так, значит, двойка!
А рядом – смотри-ка – чёрный.
Значит, поставили кол!
Уж этот мне математик!
Уж этот Степан Васильич!
Он мне добряком казался,
Он мне шутником казался,
А здесь. Не могу понять.
Обычно он в класс заходит
Степенной своей походкой
(Бородка чуть рыжевата)
И молвит: – К доске сегодня
Выйдет не кто иной,
Как, скажем… Ну, предположим…
Мы головы пригибаем,
Чтоб на глаза не попасться.
А он себе продолжает,
Водя по журналу пальцем:
– Смелее! Голов не вешать!
Сегодня своим ответом
Навеки нас осчастливит,
Пожалуй что… Ну, хотя бы…
Прославленный математик,
Знаток всевозможных формул,
Будущий Лобачевский,
А именно…
Имярек.
И сразу вздох облегченья,
Как вихрь, пролетел по классу.
И, как по команде «смирно!»,
Головы поднялись.
Уж этот Степан Васильич!
Просто непостижимо,
Как это – наставить двоек,
Гале
Наставить двоек
Рука его поднялась?
Как же это выходит?
Так отнестись к человеку,
Сбить…
Для него, наверно,
Считается пустяком?
Постой-ка… А что он любит,
Кроме своих изречений,
Кроме себя.
Недаром
Живёт он холостяком.
Уж этот мне математик.
Он с этой минуты самой
Степенной своей походкой,
Причёской своей короткой,
Козлиной своей бородкой
Стал ненавистен мне.
По лужам прошлёпал дождик
Босыми своими ногами.
И голубое небо
Вместе с вечерним солнцем,
С косматыми облаками,
С троллейбусными проводами
С размаху упало навзничь
На вымытую до блеска
Асфальтовую гладь.
А вот уже солнце село,
И на стальном асфальте
Красный закат улёгся,
Вспыхнул неторопливо
И до утра погас.
Мимо неслись машины…
Сейчас ты из дому выйдешь.
Сейчас я тебя увижу.
Сейчас к тебе подойду.
Что ж, в конце концов я
Не тряпка и не мальчишка.
Мне уже не пятнадцать,
А скоро шестнадцать лет.
Сегодня к ней подойду я,
Не завтра, не послезавтра,
А именно что сегодня,
Вот именно что сегодня.
Сегодня.
И вдруг – она.
Летит – пальто нараспашку,
Как серые крылья – полы.
Летит она, словно птица,
Почти земли не касаясь
Туфельками, –
Летит!
Но кто это с нею рядом
Шагает неторопливо,
Поддерживая за локоть
И сдерживая полёт?
Отец.
Нет, уж слишком молод.
Дядя.
Едва ли дядя.
Ах, понял теперь я:
Это,
Наверное, брат твой старший.
А может.
Нет, быть не может!
Нет, это – твой старший брат.
А завтра ты снова с братом.
И послезавтра – снова.
И в школе тебя не видно.
Только через неделю
Я на доску приказов
Смотрю – и глазам не верю –
Написано: исключить!
Кто мог подписать такое?
Наверно, Степан Васильич…
Но я тебя не оставлю
Одну в безысходном горе.
Нет, я тебя спасу!
Уедем с тобой из школы
В Африку, к абиссинцам.
Пройдём с тобой по пустыням,
По голубому Нилу,
Тропическими лесами.
С отрядами абиссинцев
Проклятого Муссолини
Наголову разобьём.
В пыли и сиянье славы
Ворвёмся в Аддис-Абебу.
И сам абиссинский негус
Нас будет благодарить.
Сегодня к тебе приду я.
Скажу тебе только: «Едем!»
И ты мне ответишь: «Едем!»
Стало быть, решено!
Вот подошёл я к дому.
Окна её открыты.
В комнате, чуть мигая,
Горел голубой огонь.
Галя сидела в кресле,
Небрежно листая книгу.
Он молча стоял у кресла,
Голову опустив.
Она положила книгу.
Встала. Прошла два шага.
Села за пианино.
Рванулась вперёд – и пальцы
По клавишам расплескала…
Я весь превратился в слух.
В комнате зазвучала
Грустно и чуть устало
Шубертовская баркарола –
Громче,
Свободней,
Шире…
И на тревожной ноте
Внезапно оборвалась.
Галя заговорила:
– Милый мой! Что с тобою?
Ну подойди поближе…
Ну, посмотри как прежде.
Что же… молчишь. Не хочешь. –
Галя лицо закрыла
И прошептала гневно:
– Ну, уходи. Прощай!
Нет, больше не мог я слушать.
Чуть не бегом – от дома
Кинулся…
И до ночи
Шатался вдоль переулков,
Знакомых и незнакомых.
И только одно я думал:
Так вот у птиц, наверно,
Обламываются крылья.
Кончено, значит… Всё!
Годы. Они шагали
Походкою торопливой…
И вот я уже в шинели.
В пилотке.
Спешу к вокзалу –
Ждёт меня на Белорусском
Воинский эшелон.
Ремень затянув потуже,
Пилотку свою поправив,
Иду я и повторяю:
«Сегодня перед отправкой
Мне надо её увидеть.
Я должен её увидеть!
Иначе мне нельзя».
Вот подошёл я к дому.
На окнах – глухие шторы.
Раз постучал я. Дважды.
Молчание нет ответа.
Но вот зашаркали туфли,
И сгорбленная старушка
Чуть приоткрыла дверь.
– Простите, могу я видеть
Чайковскую. –
Но горбунья
Прошамкала:
– Что за люди!
Стучатся бесцеремонно.
А эта ещё красотка
Баюкает своё чадо
И ухом не поведёт!
– Как? Что? У неё ребёнок?
– А кто же ещё? Конечно!
Не кукла же заводная
Горланит и днём и ночью.
Ну, что же вы? Заходите. –
Но я отшатнулся:
– Нет!
Простите…
Я шёл и думал:
«Она и её ребёнок
И, главное, муж – чужое.
Чужое. Всё-всё чужое,
Мне нечем интересоваться!
На что мне чужие судьбы. »
Сквозь ветер и дождь
К вокзалу
Я шёл, ускоряя шаг…
Февральская ночь стояла.
Бездомный бродяга ветер
Над полем горланил громко.
Мела и мела позёмка.
В траншее лежал я рядом
С сержантом взвода разведки,
Который, как оказалось,
Был моим земляком.
Сержант о московской жизни
Рассказывал мне охотно.
Наверно, ему хотелось
Досыта наговориться:
Он должен был этой ночью
Отправиться за «языком».
– А я, земляк, представляешь,
Кем только в гражданке не был –
Шофёром и управдомом,
Чертёжником и снабженцем.
А перед войною даже
Стал, так сказать, артистом –
В одном захудалом джазе
Эстрадные песни пел.
Вот здесь-то всё и случилось…
Я как-то после концерта
С девушкой повстречался,
Вернее сказать, с девчонкой.
Она была до забвенья
В музыку влюблена.
Девчонка… Она, конечно,
Узрела во мне Карузо.
Она ко мне потянулась
Всей молодостью своей.
А я с ней тогда, признаться,
Связался, как чёрт с младенцем.
Два раза в кино сходили,
Два раза в театре были.
Потом в моей холостяцкой
Квартире
Она была.
Да был у неё я как-то.
Я помню, она играла
Шубертовскую баркаролу… –
Я вздрогнул:
– Постой, постой!
А как её звали? Галя?
Сержант приподнял ушанку
И почесал затылок:
– По правде сказать, не помню,
Может быть, даже Галя,
Но дело совсем не в том.
Я ею стал тяготиться,
Встречался всё реже, реже…
Потом на гастроли с джазом
Уехал в Смоленск…
И больше
Не видел её с тех пор.
А что с нею дальше было?
Она же меня любила.
И может быть…
Чёрт и знает,
Всякое быть могло.
Над лесом всплыла ракета,
Небо и снег осветила
Мёртво-зелёным светом,
Рассыпалась и погасла…
Сержант маскхалат поправил,
Вылез на снежный бруствер
И двинулся по-пластунски
К немецким траншеям, в ночь…
Годы. Они шагали
Железным солдатским строем.
И, топая по болотам
С винтовкой и пулемётом,
В этом строю железном
Я был рядовым бойцом.
Годы. Какие годы!
Вы у меня отняли
Самый обычный город.
Годы, вы мне вернули
Город моей любви!
Я снова иду вдоль улиц.
И каждая – это детство,
И каждая – это юность,
И каждая – это встречи.
Город заветных встреч.
Это – родная школа.
Вот стадион «Строитель».
А это, на перекрёстке,
Спрятавшийся за забором
Солнечный дом,
В котором
Ты, Галя, жила когда-то…
Кажется – с плеч упало
Десять железных лет.
Вот подошёл я к дому.
Окна её открыты.
За стёклами, как медуза,
Покачивается плавно
Оранжевый абажур.
А был голубой…
Стучу я.
Молчание. Нет ответа.
Но вот зашаркали туфли.
Знакомая мне старушка
Чуть приоткрыла дверь.
– Простите, могу я видеть
Чайковскую. –
Но горбунья
Прошамкала:
– Вы ошиблись!
Вот ломятся без разбора.
Такая здесь не живёт.
Со злобой и подозреньем
Взглянула
И сразу двери
Захлопнула перед носом.
Хороший приём.
Ну что же…
Куда мне теперь идти?
А может, Степан Васильич
Что-нибудь мне подскажет?
Я должен узнать о Гале.
Он-то, наверно, знает…
Да заодно, пожалуй,
И навещу его.
За дверью – знакомый голос:
– Войдите! –
Вхожу.
У двери –
Игрушечная машина.
Резиновый мяч…
Откуда.
Солдатики на паркете
Построились по ранжиру.
Метущийся конь-качалка
С вытаращенными глазами
Замер без седока.
Две детских кровати…
Странно!
А на подушках белых –
Две чёрных головки…
Дети?
Откуда у холостяка?
Уж этот мне математик!
Да он и не изменился.
Нисколько не изменился –
Такой же, как был, чудак.
Стало быть, он женился!
На старости лет женился!
Детьми обзавелся…
Что же,
Бывает, видать, и так.
Уж этот Степан Васильич!
Как же он суетится!
Вполголоса провозглашает:
– Прославленный математик!
Зашёл-таки … Вот спасибо!
Садись… Ничего не скажешь,
Порадовал старика.
Я начал: – Степан Васильич,
Как вы теперь живёте.
– Да я-то живу… Уж лучше
Ты сам расскажи, пожалуй,
Ну, скажем… Ну, предположим…
Но я его оборвал.
Я выпалил по-солдатски:
– Скажите, Степан Васильич,
А вы не встречали Галю
Чайковскую. –
И осёкся, –
Как же он помрачнел.
Смотрю на него и вижу:
Он всё-таки сдал заметно.
Немного согнулся – годы!
Ещё похудел – невзгоды!
В бородку его золотую
Впуталось серебро.
… И начал Степан Васильич:
«Галя…
Я после школы
Её не встречал три года,
Да, не встречал три года.
А встретил… Была война…
После ночной тревоги
Я вышел из нашей школы
И сразу её увидел.
Она на руках ребёнка,
Закутанного в одеяло
Несла..
А за нею следом
Мальчишка черноголовый –
Заплатанные штанишки,
Потрёпанные ботинки –
Бежал…
Я ей крикнул вслед:
– Чайковская. То есть… Галя! –
Галя остановилась.
– Твои?
– Да, конечно. Чьи же.
– А муж. –
Она промолчала.
– Одна. А детишек двое?
– Двое…
– А с ними, Галя,
Наверное, нелегко? –
Она подняла ресницы
И бросила мне с усмешкой:
– Да как вам сказать. Наверно… –
И даже пошла на дерзость:
– Попробуйте заведите,
А я вас потом спрошу.
На следующий день у школы
После ночной тревоги
Я простоял всё утро,
Чтоб встретить её опять.
Ах, как же я был неловок!
Я сунул ей в руки свёрток.
Она подняла ресницы,
Глаза её загорелись
Гневными огоньками:
– А это ещё чего? –
Как школьник, я растерялся:
– А это.
А это… мелочь…
Я холостяк безнадёжный,
Но у меня есть племянник.
Ему я купил рубашку,
Курточку и ботинки,
Да только они малы… –
Она опустила ресницы:
– Спасибо, Степан Васильич,
Но я не беру подачек.
Прощайте… –
И повернулась,
И скрылась в густой толпе».
Пока говорил учитель,
Я думал:
«Не раз, не дважды
Я проезжал свой город».
Я думал:
«Не раз, не дважды
Я проносился мимо
Горестей и несчастий,
Самого дорогого –
Юношеской мечты.
А мог бы прийти на помощь,
А мог бы…»
Степан Васильич
Не прерывал рассказа:
«Не раз, не дважды
Я проносился мимо
Горестей и несчастий,
Самого дорогого –
Юношеской мечты.
А мог бы прийти на помощь,
А мог бы…».
Степан Васильич
Не прерывал рассказа:
«… Я долго её не видел –
Были свои заботы,
Экзамены и уроки,
Да мало ли в школе дел!
Но как-то зимой,
Под вечер
Мальчишка черноголовый
Принёс от неё записку.
Да вот она…»
Из шкатулки
Он вынул записку,
Тихо
Прочёл мне:
«Степан Васильич,
Прошу вас прийти сегодня,
А лучше всего – немедля.
Чайковская».
… У окна
Лежала она в кровати.
В комнате было тихо.
В комнате было пусто.
Лампа смотрела в стену,
Сумрачно освещая
Выцветшие обои,
И только в углу, где когда-то
Стояло, как я запомнил,
Галино пианино,
Обои ещё сохраняли
Свой первозданный цвет.
Я подошёл к кровати,
Взял руку – мне показалось,
Рука была раскалённой.
Я голову Гали тронул –
Была голова в жару.
Она подняла ресницы.
Узнала:
– Степан Васильич?!
Прощайте, Степан Васильич…
Я, знаете, я умру…
Да, да… И не утешайте. –
Я вскрикнул:
– Да что ты, Галя! –
Но Галя заговорила
Взволнованной скороговоркой.
И только тогда я понял,
Что это она в бреду:
– Вот вы говорите – чёрный,
А я говорю – он светлый.
Да, светлый… Он самый первый.
Он – первая моя радость
И первое моё горе, –
За что мне его винить?
А после пришли другие…
А только такого света
Другие не принесли мне…
Но что это. Непонятно –
Какая-то пестрота…
А дети – они как дети –
Живут себе, подрастают,
Играют и ходят в школу.
И чем они виноваты,
Что нету у них отца. –
И вдруг перешла на шёпот:
– Стойте. Прошу вас.. тише.
Вот, слышите, зазвучала
Шубертовская баркарола?
Вы слышите, как прозрачно?!
А вы говорили – чёрный… –
Она вдруг заговорила
С особенным торжеством:
– Нет, светлый! Смотрите – светлый…
Но только певец ужасный.
Ну просто невыносимо,
Как он поёт фальшиво…
Я кинулся за врачом.
Степан Васильич
Задумался… И – ни слова.
Оба мы помолчали,
Может быть, полчаса.
Я встал…
Две кроватки детских.
Две чёрных головки.
Дети…
Солдатики на паркете…
– Ну, что же, Степан Васильич,
Знаете, я пойду…
И вышел…
И долго-долго
Шатался вдоль переулков,
Знакомых и незнакомых,
Пока на асфальте чёрном
Не запылал рассвет.
И только одно я думал:
«Поздно…»
Я думал со злобой:
«Поздно…»
Людьми-то надо
Вовремя дорожить.
И сам бы я мог, не плачась,
Всё повернуть иначе.
И мне в этой жизни, значит,
Надо
Сначала
Жить.
Николай Старшинов
Н. К. Старшинов родился 6 декабря 1924 года в Москве, в Замоскворечье, в многодетной семье. В 1942 году призван в армию и стал курсантом 2-го Ленинградского военного пехотного училища. В начале 1943 года в звании старшего сержанта попал на передовую. Первые стихи поэта были напечатаны во фронтовых газетах. В августе в боях под Спас-Деменском получил тяжёлое ранение. Из армии демобилизовался в 1944 году и сразу же поступил в Литературный институт имени А. М. Горького (который окончил лишь в 1955). В том же 1944 году Николай Старшинов женился на своей ровеснице, такой же фронтовичке и начинающей поэтессе Ю. В. Друниной. В 1946 году у них родилась дочь Елена, но этот брак распался в 1960 году.
В 1947 году в журнале «Октябрь» Старшинов опубликовал поэму «Гвардии рядовой». Первая книга стихотворений — «Друзьям» — вышла в 1951 году в издательстве «Молодая гвардия». В 1950-е годы увидели свет поэтические сборники: «В нашем общежитии», «Солдатская юность», «Песня света»; в 1960-е — «Весёлый пессимист», «Проводы», «Иду на свидание» и др.
Большое место в творчестве Николая Константиновича занимала тема Великой Отечественной войны. Также Старшинов, много ездя по стране, занимался собиранием частушек, которые время от времени издавал отдельными книжками. Кроме того, поэт занимался переводами.
В 1955— 1962 годы Николай Старшинов заведовал отделом поэзии в журнале «Юность», совмещая эту работу с должностью руководителя литературного объединения в МГУ. В 1972—1991 годы редактировал альманах «Поэзия».
Николай Старшинов запомнился современникам как добрый, весёлый, жизнелюбивый человек, заядлый рыбак и душа компании. Его общительность привела к злоупотреблению алкоголем, в результате чего летом 1972 года он лечился в спецотделении московской больницы им. Соловьёва, о чём впоследствии написал юмористические воспоминания «Наше житие в «Соловьёвке», опубликованные в «Литературной России» в 1996 году.
В последние годы у поэта вышли сборники: «Глагол» (1993), «Мои товарищи — солдаты», «Птицы мои» (1995) и др. В 1994 году были опубликованы литературные мемуары Старшинова — «Лица, лики и личины», в 1998, посмертно — книга воспоминаний «Что было — то было…».
Награды:
орден Отечественной войны I-й степени (06.04.1985[6])
орден «Знак Почёта»
орден Дружбы народов
медаль «За оборону Москвы»
медаль «За боевые заслуги» (06.11.1945)
премия Ленинского комсомола (1983) — за произведения последних лет и многолетнюю плодотворную работу с молодыми писателями
Государственная премия РСФСР имени М. Горького (1984) — за книгу стихов «Река любви»
Н. К. Старшинов умер 5 февраля 1998 года. Похоронен в Москве на Троекуровском кладбище.
Что ж ты, дождик, льешь и льешь, словно из ушата (?
Что ж ты, дождик, льешь и льешь, словно из ушата (.
) для кого же ты хорош(.
) вон по лужам без галош скачут лягушата(.
Что ж ты, дождик, льёшь и льёшь, словно из ушата?
Для кого же ты хорошо?
Вон по лужам без галош скачут лягушата!
Составьте и запишите предложения?
Составьте и запишите предложения.
1. изловили, в, мышеловку, кошку, посадили, мыши
Солнце, гуляло, по, тучу, забежало, небу, забежало, небу, и, за
Лягушата, поливали, из, прибегали, ушата.
Фонетический разбор слова льешь?
Фонетический разбор слова льешь.
Запиши слова в три столбика?
Запиши слова в три столбика.
Не забывая про ь 1) беречь 2) думаешь 3) съешь вот эти слова надо распределить по этим столбикам : спрячь, обжечь, стрич, помочь, поджечь, стоишь, говоришь, сидишь, бежишь, идешь, пьешь, литишь, кричишь, льешь.
Мыши кошку изловили, в мышеловку посадили?
Мыши кошку изловили, в мышеловку посадили.
Солнце по небу гуляло и за тучу забежало.
Прибегали лягушата, поливали из ушата ПОМОГИ ПОЖАЛУЙСТА РАЗОБРАТЬ ПО ЧЛЕНАМ ПРЕДЛОЖЕНИЯ.
Слова записывай в два столбика.
Какое слово не вошло ни в один из столбиков?
Дует сильный ветер?
Дует сильный ветер.
Целый день идет дождик.
Птицы улетели в теплые края.
Сороки скачут около жилища людей.
Настала скучная пора.
Найти 3 многозначных слова.
Прочитай текст?
Найди и выпиши глаголы.
Разбери из как часть речи.
Дожди, как из ушата, Но в прудике веселье : Лягушка Толстопята Справляет новоселье, И пляшут лягушата Уж целую неделю.
А сколько песен спели.
Мыши кошку изловили в мышеловку посадили?
Мыши кошку изловили в мышеловку посадили.
Солнце по небу гуляло и за тучи забежало.
Лягушата прибегали из ушата поливали.
Поставить знаки между однородными членами.
Помогите?
1. в, мыши, посадили, кошку, мышеловку, изловили.
Помогите мне пожалуйста найти сложные слова в предложение Дожди как из ушата но в прудике веселье лягушка толстопята справляет новоселье и пляшут лягушата уж целую неделю а сколько песен спели?
Помогите мне пожалуйста найти сложные слова в предложение Дожди как из ушата но в прудике веселье лягушка толстопята справляет новоселье и пляшут лягушата уж целую неделю а сколько песен спели.
Сфоткать выставить можно.
Это не глагол так что сорри.
Глаголы в неопределенной форме отвечают на вопросы, что делать? Что сделать? НО У ТЕБЯ ЭТО НЕ ГЛАГОЛ.
Сор корень, о в кружок, ножки корень.
Непарный в нем непарное количество листиков.
А. гнул спину. Б стоял горой. Е. вывела из строя.