На чем ездит костя цзю

Костя Цзю: Я – пахарь

У Жванецкого давно была такая короткая фраза: увидел в метро Пугачеву и остолбенел. Среди любителей бокса Костя Цзю сегодня не менее популярен, чем Алла Борисовна в СССР. И это при том, что за последние 13 лет он не провел ни одного поединка на российском ринге. В вестибюле отеля «Метрополь» с Константином посчастливилось столкнуться Александру Кобенко.

Беседовал Александр Кобенко

Абсолютный чемпион мира, чемпион по версиям WBA, WBC, IBF

Родился 19 сентября 1969 года в городе Серов, Россия

Сейчас живет в Сиднее, Австралия

Начал заниматься боксом с девяти лет

1985 год – выиграл Всероссийские юношеские игры
1986 и 1987 годы – чемпион СССР среди юниоров
1989, 1990 и 1991 гг. – золотые медали первенств СССР среди взрослых
1989 и 1991 годы – победы на чемпионатах Европы, Играх доброй воли в Сиэтле
1991 год – победитель чемпионата мира в Австралии
За время выступлений на любительском ринге провел 282 боя, одержал 270 побед

В марте 1992 года дебютировал на профессиональном ринге
Как профессионал провел 33 боя, из них: 30 – выиграл (24 нокаутом), 2 – проиграл, 1 – ничья

Первый боксер в Австралии, завоевавший все возможные титулы в своей весовой категории, и первый человек за последние 40 лет, сделавший это в суперлегком весе. Один из трех абсолютных чемпионов мира

Александр Кобенко: Как в тво­ей жиз­ни по­я­вил­ся бокс? В двух сло­вах.

Костя Цзю: В двух сло­вах про­сто: ка­ж­дый отец хо­чет ви­деть сво­его сы­на силь­ным, уве­рен­ным в се­бе че­ло­ве­ком, по­э­то­му мой па­па при­вел ме­ня в бокс. Я был шу­ст­рый. Ма­лень­кий, очень ма­лень­кий и очень шу­ст­рый.

К.Ц.: Ме­ня сра­зу учи­ли: «Драть­ся нель­зя». По­э­то­му у ме­ня все­гда бы­ли про­б­ле­мы с са­мим со­бой: пре­одо­леть се­бя – уда­рить ко­го-то на ули­це. Мне бы­ло это тя­же­ло. Это бы­ло вос­пи­та­но и си­дит во мне: «У те­бя ору­жие в ру­ках, и ты про­сто так не име­ешь пра­во им поль­зо­вать­ся».

А.К.: Дав­но по­с­лед­ний раз на ули­це драл­ся?

К.Ц.: Лет 14–15 на­зад. И то это бы­ли дра­ки, ко­гда у ме­ня про­сто уже не ос­та­ва­лось вы­хо­да, ко­гда ме­ня уже би­ли. То­г­да при­хо­ди­лось от­ве­чать. И то это бы­ло дав­но, очень дав­но. В Со­вет­ском Со­ю­зе еще. Я был в та­ких ме­с­тах, от­ку­да жи­вые не вы­хо­дят. А сей­час я про­сто умею го­во­рить, умею об­щать­ся, по­э­то­му не по­па­даю в си­ту­а­ции, где нуж­но драть­ся. Мно­гие ве­щи не нуж­ны. Мне не нуж­но ни­ко­му ни­че­го до­ка­зы­вать. Мне не нуж­но са­мо­ут­вер­ждать­ся, по­э­то­му я спо­кой­но из­бе­гаю мно­гих та­ких си­ту­а­ций.

А.К.: Прав­да, что про­фес­си­о­на­лу до­с­та­точ­но од­но­го уда­ра, что­бы че­ло­ве­ка вы­ве­с­ти из строя?

К.Ц.: Ко­неч­но, од­но­го уда­ра до­с­та­точ­но. Обыч­но лю­ди не­под­го­то­в­ле­ны, не ожи­да­ют та­ко­го вро­де от ма­лень­ко­го и без мощ­ных мышц. И вдруг раз – и упал.

А.К.: А в ка­кой мо­мент ста­ло яс­но, что бокс – это глав­ное де­ло в жиз­ни?

К.Ц.: В 12–13 лет я сде­лал та­кой вы­бор, ко­гда на­до вы­би­рать – или ты это де­ла­ешь, или то. Или спор­том за­ни­ма­ешь­ся, или учишь­ся и идешь к дру­гой жиз­ни. И я ре­шил, что для ме­ня это важ­но.

А.К.: Кто был то­г­да ку­ми­ром, при­ме­ром?

К.Ц.: Это го­да ка­кие – на­ча­ло 80-х го­дов, в те­ле­ви­зо­ре два ка­на­ла – пер­вый и вто­рой. И что смо­т­реть? Нам ни­че­го не по­ка­зы­ва­ли. Мы рос­ли чи­с­то на рус­ских бо­к­се­рах. Ви­к­тор Ры­ба­ков, Се­рик Ко­нак­ба­ев, Ва­ся Ши­шов – это те бо­к­се­ры, ко­то­рые по­ка­зы­ва­ли класс. По­том, ко­гда уже вы­рос, – Юра Але­к­сан­д­ров, и мно­го-мно­го дру­гих, на ко­то­рых я смо­т­рел и хо­тел та­ко­го же до­с­тичь.

А.К.: Сей­час в Ин­тер­не­те мно­го вся­ких рей­тин­гов луч­ших бо­к­се­ров всех вре­мен и на­ро­дов. Пра­к­ти­че­ски во всех есть твоя фа­ми­лия. Ты ко­го счи­та­ешь луч­шим за всю ис­то­рию?

К.Ц.: Слож­но ска­зать, по­то­му что нуж­но смо­т­реть, кем че­ло­век стал и что он сде­лал для это­го ви­да спор­та. Я счи­таю, один из лю­дей ста­ро­го вре­ме­ни – Рей Ро­бин­сон – до­с­тиг ог­ром­ных ре­зуль­та­тов, за­кон­чил уже за со­рок, по-мо­е­му. Мно­го сде­лал для спор­та. Рей Ле­о­нард дол­го нра­вил­ся. Из ны­неш­них – Ос­кар Де Ла Хойя. Для не­го бокс не толь­ко спорт, но и же­ла­ние помочь но­во­му по­ко­ле­нию до­с­тичь та­ких же ре­зуль­та­тов.

А.К.: Ты счи­та­ешь, что сам се­бя сде­лал?

К.Ц.: Да. Од­но­знач­но сде­лал сам се­бя. Ко­неч­но, тре­не­ра, ко­неч­но, ро­ди­те­ли. Luck – уда­ча. Но очень ча­с­то мне ни­кто не по­мо­гал. Без па­хо­ты, ес­ли бы я не умел па­хать, ни­че­го бы не по­лу­чи­лось.

А.К.: Для на­чи­на­ю­ще­го бо­к­се­ра важ­но по­нять, что в бо­к­се глав­ное: си­ла, ско­рость, вы­нос­ли­вость, уда­р. Что от не­го по­тре­бу­ет­ся в пер­вую оче­редь?

К.Ц.: Уме­ние от­да­вать­ся, уме­ние ра­бо­тать. Са­мое глав­ное ка­че­ст­во, ко­то­рое нуж­но лю­бо­му про­фес­си­о­наль­но­му бо­к­се­ру или ат­ле­ту, что­бы до­с­тичь боль­ших ре­зуль­та­тов. Ес­ли мы го­во­рим, не вда­ва­ясь в под­роб­но­сти, то един­ст­вен­ное, что нуж­но, это – па­хо­та, уме­ние пе­ре­ба­ры­вать свои эмо­ции, пе­ре­ба­ры­вать са­мо­го се­бя.

А.К.: На сколь­ко про­цен­тов се­го­д­ня про­фес­си­о­наль­ный бокс шоу-бизнес и на сколь­ко – спорт?

К.Ц.: На рин­ге – это спорт. Все что вокруг – шоу. Не на­до это сме­ши­вать.

А.К.: Чув­ст­во стра­ха те­бе из­вест­но?

К.Ц.: За са­мо­го се­бя – нет, я не бо­юсь пра­к­ти­че­ски ни­че­го. Страх у ме­ня толь­ко за сво­их де­тей.

К.Ц.: 11, 7 и ма­лень­кой три го­ди­ка бу­дет. Мне про­сто страш­но бы­ва­ет, ко­гда я ви­жу, что млад­ший де­ла­ет, ку­да он за­ле­за­ет. Хо­тя, вспо­ми­наю се­бя, я та­кой же был. Вот они еще по кры­шам у ме­ня не ла­зи­ли ни ра­зу. У ме­ня боль­шой трех­этаж­ный дом – па­дать вы­со­ко, там нет ни­ка­ких ог­ра­ж­де­ний, я ду­маю, вот-вот по­ле­зу­т.

К.Ц.: Ни­ко­г­да не бы­ло у ме­ня ман­д­ра­жа. Я не знаю что это та­кое.

А.К.: То есть та­кое же спо­кой­ное со­сто­я­ние, как и на зад­нем си­де­нье тво­ей Audi А8?

А.К.: А для те­бя бой – это им­про­ви­за­ция или про­счи­тан­ное, от­ре­жис­си­ро­ван­ное – спе­к­такль, к ко­то­ро­му за­ра­нее го­то­ви­шься?

А.К.: Ес­ли вспом­нить меч­ты маль­чиш­ки 12-ти лет, все сбы­лись?

К.Ц.: В 12 лет я ни­ко­гда не меч­тал, что­бы до­с­тичь та­ких ре­зуль­та­тов. В свое вре­мя про­сто пред­ста­в­лять сбор­ную ко­ман­ду Со­вет­ско­го Со­ю­за бы­ло уже вы­ше кры­ши. Я до­с­тиг это­го. Ко­г­да пер­вый раз в ко­ман­ду по­пал, мне бы­ло 15 лет. Это бы­ли в то вре­мя не­мыс­ли­мые ве­щи.

А.К.: Уже с ко­сич­кой то­г­да хо­дил?

К.Ц.: Нет. Я на­чал ко­сич­ку от­ра­щи­вать в 18 лет, по­с­ле Олим­пий­ских игр.

К.Ц.: Да. 19 мне ис­пол­ни­лось, и я на­чал ду­мать, что хо­чу быть дру­гим. Это был та­кой вы­зов об­ще­ст­ву, вы­зов си­с­те­ме – от­ра­щи­ва­ние ко­сич­ки. Мно­го про­б­лем имел. Ме­ня чуть из сбор­ной не уда­ли­ли, го­во­ри­ли: «Или об­стри­га­ешь, или ухо­дишь». Пол­ный ма­разм. Я ни­ко­му пло­хо не де­лал. В кон­це кон­цов, по­лу­чи­лось нор­маль­но. Ме­ня при­ня­ли. Я был все-та­ки ли­де­ром сбор­ной.

А.К.: Что по­вли­я­ло на пе­ре­езд? Са­мое глав­ное?

К.Ц.: То, что я вы­иг­рал чем­пи­о­нат ми­ра. По го­ря­чим сле­дам. Са­мый удоб­ный ва­ри­ант. Стра­на по­нра­ви­лась очень.

А.К.: Там прин­ци­пи­аль­но чем луч­ше? В чем-то по-дру­го­му?

К.Ц.: По-дру­го­му. Вез­де хо­ро­шо, все нор­маль­но. Я здесь на­хо­жусь уже поч­ти ме­сяц, и у ме­ня серд­це не бо­лит за мо­их де­тей. Я знаю, что все в по­ряд­ке, они жи­вут в нор­маль­ном ме­с­те, и я не вол­ну­юсь за их бу­ду­щее. Я про­сы­па­юсь и знаю, что у нас все в по­ряд­ке бу­дет.

А.К.: В Рос­сию не со­би­ра­ешь­ся воз­вра­щать­ся?

К.Ц.: Жизнь – та­кая шту­ка: ни­ко­гда не го­во­ри ни­ко­гда. Я му­жик, я муж­чи­на, ко­то­рый дол­жен де­лать де­ло, ка­кое-то серь­ез­ное де­ло. Мис­сия моя на­мно­го вы­ше, чем быть про­сто тре­не­ром. В дан­ный мо­мент я не ви­жу пред­ло­же­ний.

А.К.: Дру­гой ве­ли­кий спорт­с­мен Вя­че­слав Фе­ти­сов вер­нул­ся, ви­ди­мо то­же ощу­щая свою мис­сию.

К.Ц.: Здо­ро­во. Со­гла­сен. Я Сла­ву очень силь­но ува­жа­ют за то, что он сде­лал. Он уже ми­нистр спор­та. Вто­рой-то не ну­жен.

А.К.: Ве­ли­ка Рос­сия, а по­го­во­рить не с кем. У нас на всех уров­нях так ма­ло лю­дей, ко­то­рые бы ощу­ща­ли сво­ей мис­си­ей что-ни­будь дру­гое, кро­ме как на­бить соб­ст­вен­ный кар­ман лю­бы­ми спо­со­ба­ми.

К.Ц.: Я по­ни­маю. Но я еще не ви­дел ни од­но­го пред­ло­же­ния. А что­бы по­ни­мать это все луч­ше, нуж­но жить и кру­тить­ся здесь. Я го­тов рас­сма­т­ри­вать лю­бые пред­ло­же­ния, ес­ли они бу­дут серь­ез­ные и мас­штаб­ные. По­то­му что я ви­жу, что мо­гу на­мно­го боль­ше дать, чем быть про­сто тре­не­ром или про­сто функ­ци­о­не­ром. Я ра­бо­таю на са­мо­го се­бя. У ме­ня ко­ман­да лю­дей, ко­то­рая ра­бо­та­ет на ме­ня. Я ни­ко­му не под­чи­ня­юсь. Я хо­зя­ин се­бе. На­до мной ни­ко­го нет, кро­ме Бо­га. Ко­г­да я мо­гу кон­т­ро­ли­ро­вать все, что во­к­руг ме­ня про­ис­хо­дит, и дать та­ким же об­ра­зом мно­го дру­гим, я бы с удо­воль­ст­ви­ем это сде­лал.

Агрессивность понять могу, но грубость я ненавижу

А.К.: В ка­кой-то мо­мент жизнь за­ста­в­ля­ет брать от­вет­ст­вен­ность не толь­ко за соб­ст­вен­ную жизнь.

К.Ц.: Я мно­го лет уже от­ве­чаю за ко­го-то. Ко­г­да я при­е­хал в Ав­ст­ра­лию, я взял от­вет­ст­вен­ность на се­бя, взяв свою под­ру­гу – 19-лет­нюю мо­ло­дую де­воч­ку, ко­то­рую сво­ро­вал у ро­ди­те­лей и увез ту­да. Я де­лал от­вет­ст­вен­ные ша­ги, ко­гда уе­хал в дру­гую стра­ну. Не зная язы­ка, не зная ни­ко­го. Все дей­ст­вия до­ма про­хо­дят толь­ко че­рез ме­ня. А тут на­мно­го мас­штаб дру­гой ста­но­вит­ся. Я по­ни­маю, о чем ты го­во­ришь. И я го­тов на это. Мне нуж­но сде­лать пред­ло­же­ние, от ко­то­ро­го я не смо­гу от­ка­зать­ся. Я за­нят до­ма, очень силь­но за­нят. Но я с удо­воль­ст­ви­ем при­е­ду сю­да, как я уже ска­зал, ес­ли я бу­ду ну­жен, силь­но ну­жен мно­гим лю­дям. Но я бу­ду ко­ман­до­вать со­бой сам.

А.К.: С Пре­зи­ден­том об этом раз­го­ва­ри­вал?

К.Ц.: Мель­ком раз­го­ва­ри­ва­ли. И ска­зать, что я бу­ду в ко­ман­де сам се­бе пре­зи­дент, это, ко­неч­но, не­пра­виль­но.

А.К.: Что те­бя до сих пор здесь шо­ки­ру­ет?

К.Ц.: Гру­бость. Она бы­ла и есть. Прой­дись по ули­це скром­нень­ко – гру­бость встре­ча­ет­ся на ка­ж­дом ша­гу.

Ко­г­да ты вы­хо­дишь на ули­цу в Ав­ст­ра­лии ут­ром, не в са­мом го­ро­де, а в ок­ре­ст­но­стях, и встре­ча­ешь че­ло­ве­ка, он те­бе: «Good morning». Че­ло­век идет ми­мо, ты его не зна­ешь, он те­бе – «Good morning». Здо­ро­во. И это ста­но­вит­ся при­выч­кой. Ты не ду­ма­ешь, ты про­сто ав­то­ма­ти­че­ски де­ла­ешь. Ме­ня­ет­ся пси­хо­ло­гия. Для ме­ня гру­бость – шок. По­э­то­му я не гу­ляю мно­го, что­бы шо­ко­вых си­ту­а­ций бы­ло мень­ше. Аг­рес­сив­ность еще мож­но по­нять. Но гру­бость – я не­на­ви­жу ее. Ко­г­да она ни о чем.

А.К.: Ска­жи че­ст­но, ка­кие на­пит­ки пред­по­чи­та­ешь?

К.Ц.: Всем ре­ко­мен­дую энер­ге­ти­че­ский на­пи­ток «Цзю». Про­из­во­дит­ся в Рос­сии.

К.Ц.: Я не на­ру­шаю ре­жи­ма. Я про­фес­си­о­нал. Я знаю для че­го я жи­ву, я знаю, что я де­лаю и для че­го я де­лаю. По­э­то­му вы­пить ба­ноч­ку пи­ва для ме­ня не яв­ля­ет­ся на­ру­ше­ни­ем ре­жи­ма.

К.Ц.: Конь­яч­ку я то­же мо­гу вы­пить сей­час уже, по­то­му что я люб­лю конь­як, мне нра­вит­ся хо­ро­ший конь­як, у ме­ня до­ма боль­шая кол­лек­ция хо­ро­ших конь­я­ков. Я не счи­таю это на­ру­ше­ни­ем ре­жи­ма. Мне же не 20 лет и да­же не 25, и да­же уже не 30. И я знаю, что, ко­гда и как мож­но де­лать. Нуж­но по­лу­чать удо­воль­ст­вие от жиз­ни. В рам­ках за­ко­на, ко­неч­но же. Я де­лаю то, что я хо­чу де­лать. Это, мне ка­жет­ся, та сво­бо­да, ко­то­рую нуж­но стре­мить­ся за­во­е­вы­вать – и жить как ты хо­чешь. В оп­ре­де­лен­ных рам­ках. Но эти рам­ки – нор­маль­ное яв­ле­ние и я за них не вы­хо­жу.

А.К.: Что ты лю­бишь де­лать, ко­гда не за­ня­т де­ла­ми?

К.Ц.: Я люб­лю быть с семь­ей. Это редко бы­ва­ет. А еще люб­лю ни­чего не де­лать. Ни­че­го. Но это бывает еще ре­же – три-пять дней в го­ду.

К.Ц.: Я люб­лю мыть по­су­ду по ут­рам. Я с удо­воль­ст­ви­ем мо­гу по­мыть пол или вы­не­сти му­сор. С удо­воль­ст­ви­ем это де­лаю, по­то­му что это не обя­зан­ность да­же. Мы се­мья. Мы долж­ны ка­ж­дый что-то де­лать друг для дру­га. Это нор­маль­но.

А.К.: В Рос­сии ты очень по­пу­ля­рен. При­чем это не де­ше­вая по­пу­ляр­ность, а ос­но­ван­ная на глу­бо­ком ува­же­нии. Это со­вер­шен­но точ­но. И как по­ет­ся в на­шей из­вест­ной пес­не: «Де­вуш­ки го­то­вы про­дол­жить ваш род». А в Ав­ст­ра­лии?

К.Ц.: В Ав­ст­ра­лии де­вуш­ки не со­би­ра­ют­ся про­дол­жать мой род. Хо­тя по­пу­ляр­ность у ме­ня там то­же очень боль­шая. Но я не хо­жу ни­ку­да уже мно­го-мно­го лет, не ту­су­юсь, как вы тут го­во­ри­те. В Ав­ст­ра­лии мне не тя­же­ло от мо­ей по­пу­ляр­но­сти.

К.Ц.: То­же нор­маль­но. А для че­го я де­лал, для че­го вы­сту­пал? На­вер­ное, од­на из при­чин то, что я до­с­тиг уме­ния об­щать­ся с людь­ми. Мне это нра­вит­ся, я по­лу­чаю от это­го удо­воль­ст­вие. Но нуж­но по­сто­ян­но быть вни­ма­тель­ным. Ни­ко­г­да нель­зя рас­сла­бить­ся.

А.К.: Ос­та­лись ка­кие-то це­ли в бо­к­се? Или в прин­ци­пе те­ма ис­чер­па­на?

К.Ц.: В об­щем-то я все­го уже до­с­тиг в бо­к­се. И ес­ли я вер­нусь ту­да, то это бу­дет по­еди­нок уже ме­ж­ду мной и мной, чи­с­то во мне. Не до­ка­зы­вая ни­че­го, зачем-то это сделаю еще раз.

А.К.: Я слы­шал, что се­мья не очень хочет.

К.Ц.: Нор­маль­ное яв­ле­ние: се­мья не хо­чет, что­бы па­па вы­сту­пал. Они ви­дят че­рез что на­до прой­ти, как тя­же­ло это все до­с­та­ет­ся. Они ви­дят все трав­мы. Ненор­маль­но ло­жить­ся спать в де­вять ча­сов ве­че­ра взрос­ло­му му­жи­ку, ко­то­рый про­сы­па­ет­ся в шесть ут­ра, де­ла­ет тре­ни­ров­ку и в де­вять опять ло­жит­ся спать. По­том спит, идет на днев­ную тре­ни­ров­ку, при­хо­дит до­мой ве­че­ром, ча­сов в пять. В 17.30 на­чи­на­ет­ся мас­саж, в 19.00 за­кан­чи­ва­ет­ся. В 19.30 ужин. Ос­та­ет­ся пол­ча­са, и я ло­жусь спать. И так три ме­ся­ца. Нор­маль­но? Не нор­маль­но. По­этому я го­во­рю: для че­го мы жи­вем? Что­бы жить с семь­ей. Ме­ня се­мья не ви­дит. Они ря­дом, но в ре­жи­ме: «Тсс! Па­па спит». Этот вы­бор нужно сде­лать. Но я не мо­гу по­ка решиться.

Источник

«Он сделал для меня все». Дедушка — главный человек в карьере Тима Цзю

В среду Тим Цзю одержал 17-ю победу на профессиональном ринге — уже в первом раунде он брутально нокаутировал Боуэна Моргана. После боя на ринг вышли его мама Наталья и дедушка Борис Тимофеевич. Именно дедушку, а не отца, бывшего абсолютного чемпиона мира в первом полусреднем весе Константина Цзю, Тим считает главным человеком в своей боксерской карьере.

«Он для меня все. Просто ВСЕ, — сказал Цзю-младший в интервью Аustralian Аssociated Рress (APP) незадолго до боя с Морганом. — Мой дедушка участвует во всех аспектах моей боксерской жизни, даже в самых мелких. Он ключевой человек в моей карьере. И не только в моей, но и в карьере моего отца. Он и фундамент, и мотор, который толкает меня вперед».

Борису Тимофеевичу 74 года. По национальности — кореец, по духу — русский (в интервью Youtube-каналу EnergyLifeNL, говоря о жизни в Австралии, он сказал: «Хоть и живем там [в Австралии], но мы русские»). Работал на металлургическом заводе в Серове (завод им. Серова) — в копровом отделе мартеновского цеха.

В 1966-м (то есть в 20 лет) Борис женился на Валентине. Мать Цзю работала в серовской больнице медсестрой. В 1969-м родился Константин, а еще через несколько лет — его младшая сестра Ольга. Когда Косте было 9 лет, отец отвел его в местную ДЮСШ — в секцию бокса, которой руководил тренер Владимир Черня.

«Мы с классом идем по мартеновскому цеху Серовского металлургического завода, — вспоминал Цзю в интервью (взято с сайта aikibujutsu.ru). — У нас экскурсия. Все кругом шумит, скрежещет, снуют люди, сыплются искры раскаленного металла. Вдруг сквозь грохот слышу: «Привет, Костя!» С недоумением вглядываюсь в чумазого, в грязном комбинезоне дядьку. И только по улыбке узнаю: отец! Он смеется: «Что ж ты родного батьку не признал?!» Отец всю жизнь слесарил на этом заводе. На смену уходил в полшестого утра. Мать много лет проработала медсестрой в здешней больнице. Была одной из лучших, уколы делала как никто.

Сидя сегодня на террасе своего австралийского дома и слушая нескончаемый шум океана, я думаю, что мне действительно повезло. с отцом. У него не было времени возиться со мной, он простой человек, но основные понятия сумел объяснить весьма доходчиво. «Никогда не ври, — говорил он. — Пойми, все совершают ошибки, но нужно иметь мужество признаться в них. Ложь лишь кажется спасением, на самом деле это тупик. Что бы в твоей жизни ни случилось, всегда можешь прийти ко мне и рассчитывать на помощь. Главное — говори правду». Эти детские уроки я усвоил на всю жизнь. Они помогли пройти мимо многих соблазнов и выстоять там, где другие ломались. Потому что я никогда не врал, и в первую очередь самому себе. «

В 1991 году 22-летний Константин Цзю выиграл чемпионат мира, который проходил в Австралии. Австралийцы предложили ему контракт, и в январе 1992-го Цзю вместе с 19-летней женой Натальей прилетел в Сидней — чтобы там работать и жить. Там, в Австралии, у них родились трое детей — Тимофей (1994 год), Никита (1998) и Анастасия (2002). Через некоторое время Цзю перевез в Сидней отца, мать, сестру Ольгу с ее семьей. Они живут в Австралии и сейчас, в отличие от Цзю, который уже давно обосновался в Москве (с Натальей они развелись в 2013-м).

Источник

Костя Цзю: «У боксера должна быть спортивная машина с хорошим двигателем»

Экс-чемпион мира Костя Цзю Когда рассказал о своем отношении к автомобилям.

– Первый опыт вождения я получил, когда мне исполнилось 16-17 лет. Точно помню, что это был 1988 год, а первой машиной стала старая добрая «девятка». Только-только она появилась тогда в СССР и стоила немалые деньги – порядка 300 000 тогдашних рублей. Очень хорошо запомнился номер – 3312. Первым инструктором стал мой тренер: он в первый же день показал, как заводить двигатель, как переключать передачи, а дальше я сам разбирался.

— Правда, что за два года все пару раз нарушали правила дорожного движения?

Да, официально было два нарушения, причем первое случилось всего несколько лет назад. Дело было так: ехал я утром, машин на трассе нет вообще. Вот я и решил поехать чуть быстрее, чем разрешено. Вместо 110 километров в час ехал 126. Меня и остановили.

— Как сотрудники ГИБДД к вам относятся?

Хорошо, я же не нарушаю правила. Если меня и останавливают, то только поздороваться и автограф взять. Ну, был случай, останавливает: «Ваши права?». Я даю ему права. Он мне: «А есть еще что-нибудь?» Даю удостоверение. Он смотрит то на права, то на удостоверение и отпускает. Я спрашиваю: «Зачем ты меня остановил?» Отвечает: «Просто так». Честно, не понимаю, зачем так работать.

— Наверное, это все про Россию, а в Австралии просто так не останавливают?

Были случаи, останавливали. Проверяют на алкоголь ночью. Дело в том, что многие пабы работают допоздна, а в Австралии разрешена небольшая доза алкоголя в крови у водителя. Как-то мы едем вечером, после бани, выпили немного пива. Меня хоть и узнали, но остановили. Спрашивают: «Выпил немного?». Отвечаю: «Конечно, из бани же еду». Проверили – все в порядке. А просто так там редко останавливают.

— Нет желания соперничать на трассе, как вы делаете это на ринге?

Абсолютно нет. Если честно, соперничество бывает только на старте. На светофоре, например. При этом я должен быть уверен, что впереди у меня прямая трасса. Тогда да, я могу запросто вдавить педаль газа. В остальном на дороге у меня нет никакого соперничества с другими автомобилистами.

— На чем ездите на другом континенте? Российские машины не перевезли?

Нет, зачем они мне там? У нас левый руль, а у них правый. Неудобно. В Австралии у меня две машины. Одна ежедневная – Bentley Arnage, а вторая чисто для выездов, показов, презентаций. Это Corvette 68 года. Рык его двигателя сразу слышно на дороге! В России же на каждый день мы используем Porsche Cayenne.

— А сами за рулем ездить любите?

Конечно, люблю водить машину. У меня даже есть права профессионального гонщика – специальные курсы по экстремальному вождению прошел. Есть опыт участия в профессиональных гонках. Я знаю, как в какой ситуации вести себя на дороге, поэтому готов к любой ситуации на дороге. Еще важно то, что, когда едешь на хорошей машине, знаешь, как в полной мере использовать все ее возможности.

— Если бы вы захотели создать автомобиль для боксеров, что бы это была за машина?

Я думаю, это должна быть спортивная машина, с хорошим двигателем. Двигатель должен быть V8, как минимум и должен выдавать хорошую скорость. Хотелось бы получать от нее взрывную силу и хорошую маневренность. Полный привод, только механика и не меньше 450 «лошадей» под капотом. Вот это настоящий боксерский автомобиль: мощный, резкий, быстрый. Как хороший качественный боксер. Посмотрите на последний Bentley или Audi R8 – что-то подобное, – цитирует Цзю ae96.ru.

Источник

«Когда вернулся в Россию, меня много кидали и обманывали». Честное интервью Кости Цзю, который ведет сына к чемпионству

Про Австралию, проигрыш на Олимпиаде и суды.

Костя Цзю – первый и пока единственный российский боксер, который стал абсолютным чемпионом мира. В ноябре 2021-го было ровно 20 лет с момента боя против Заба Джуды, в котором Цзю и объединил все главные титулы. Сейчас дело Кости продолжает сын Тимофей – обязательный претендент на пояс WBO, а 17 ноября разгромно победил крепкого соперника.

Цзю-старший же теперь промоутер: он хочет привить России культуру платных трансляций (первый турнир показывали только на Amediateka) и говорит, что для успеха в этом бизнесе нужна система, которой еще нет. В интервью каналу «Руки Выше» Костя рассуждает не только о нынешнем, но и вспоминает прошлое:

• Как рос в Свердловской области, дома не было горячей воды, а первый зал находился в котельной;

• Как первый тренер заставил убивать куриц, чтобы пробить Костю на мотивацию, а через полтора месяца Цзю выиграл первенство Европы;

• Почему рад, что не выиграл Олимпиаду-1988;

• Почему уступил Рикки Хаттону и ушел из бокса;

• Как вернулся в Россию и его тут же начали кидать.

«Помогло то, где я находился: маленькая дыра. Это закаляет, ты из этого хочешь выйти»

– Мы сейчас в зале в центре Москвы, в котором есть абсолютно все. У тебя в детстве, наверняка, такого не было. Свердловская область, город Серов…

– Бывшая котельная, пустой и маленький баскетбольный зал, высокие потолки, один мешок боксерский: это все, что было. В сентябре – полный зал, год проходит, в конце мая – 2-3 человека.

– Это естественный отбор?

– Да. На следующий год опять набирается группа из 30 человек, за год отсеивается, остается 2-3 человека. Есть группа ребят, который прошли весь путь вместе со мной. До сих пор дружим и общаемся. Они не достигли серьезных результатов, кандидатами в мастера спорта стали и все. Ну, может быть, это их судьба. Чем я отличался? Наверное, я больше всех хотел. У меня такая дурная вещь была в жизни: ни разу не опоздал на тренировку и ни разу не пропустил. Вот слово дисциплина – оно так вошло в мою жизнь. Мне очень сложно сейчас с этим жить. В том отношении, что я до такой степени строг к самому себе, что это мешает.

– Например?

– Почему бокс?

– Я был очень маленький. Для сравнения: мой младший сын, которому 7 лет в феврале, весит 38 кг. Моя первая весовая категория в 9 лет – 24 кг. Может быть, это одна из причин, почему я добился результатов. Изначально – постоять за себя, так как маленький, шустренький. Энергию надо было куда-то девать. И когда вот это все совпало, все пазлы сложились: дисциплина, занятость и цель – получилось.

– Почти любой маленький город в периферии, тогда еще советской – это место, в котором надо выживать.

– Если вспомнить то время, у нас ничего не было на полках. Везде дефицит – это понятно, но там вообще ничего не было. Поэтому сложно выживать. Если мы говорим про родителей, то они жили как все, то есть никак. Что я имею в виду? От зарплаты до зарплаты, от заема какого-то, потом выплачиваешь. Когда я начал уже зарабатывать, все круто поменялось, потому что моя зарплата – это зарплата родителей, умноженная на 2-3, можно было дышать. Когда оказался в сборной, появились определенные привилегии: в 18 лет получил 3-комнатную квартиру, тогда же дали возможность купить первую машину по госцене. В 18 лет машина и квартира – это вроде такая хорошая сторона, но никто не видит другую: чтобы до этого дойти, нужно много сделать.

И вот тут как раз помогло то, где я находился: вот эта маленькая дыра. Потому что это воспитывает характер. У нас не было горячей воды дома, нужно было ходить мыться раз в неделю в баню. Папа хорошо был на заводе, он мылся каждый день. Металлургический завод, копровый отдел, слесарь, его не узнать, пока он не помоется, потому что черный всегда. Соседи, маленькая 3-комнатная квартира, где у нас одна комната 16 квадратов. И это все закаляет. Ты из этого хочешь выйти.

«Мысли, что я не хочу убивать цыплят, перебороли мое настроение, что я не хочу тренироваться. Куриц, правда, пришлось убивать все равно»

– У тебя все достаточно быстро завертелось. И юниорская сборная, и первенство мира, и чемпионаты мира.

– Было несколько моментов в моей начальной карьере, когда я очень сильно уставал, и были моменты, когда я чуть не бросил бокс. Особенно, когда попал в сборную в 16 лет.

– Что это за моменты?

– Много говорим именно о боксе, о твоей дисциплине, о том, что ты больше всех хотел. Но фактически это лишает ребенка детства.

– У тебя оно было или нет?

– Оно было другое. С 11 лет подъем в 5:30 утра каждый день. Конечно, были и дискотеки в 15-16 лет. Были моменты, когда я мог не тренироваться, но подъем в 5:30 утра независимо от чего-либо. Я к этому привык с 11 лет.

– Все это привело тебя к Олимпиаде 1988 года. Но там ты проиграл в четвертьфинале.

– Слава богу, что я не выиграл Олимпиаду. Смешно, да? Причина этого ответа – потом опять же узнал: корейское правительство назначило миллион долларов тому, кто выиграет Олимпиаду. А так как у меня часть была корейская, я мог бы получить миллион долларов в 1988-м, в 18-19 лет. Все поменялось бы в моей жизни. У меня были бы проблемы с правительством. Я бы наверняка уехал в Корею как профессионал. Все бы по-другому сложилось в моей жизни. И есть такое слово destiny – судьба, она направляла меня в другой путь.

– Тем не менее в твоей внушительной коллекции не хватает как раз олимпийского золота. Это сожаление?

– Определенное. Есть наши многие великие спортсмены: чемпионы России, мира, Европы, Олимпийских игр, чемпионы мира среди профессионалов. Мне не хватает только олимпийского золота. К сожалению, оно уже никогда не сможет быть у меня. Я сожалею, но это судьба.

– Почему в итоге не поехал на вторую Олимпиаду? Понимаю, что был переход в профессионалы, но обычно люди задерживаются, потому что видят золотой огонечек в конце и понимают, что есть перспектива взять Олимпиаду, остаются на вторую и на третью.

– А я не увидел это. То предложение, которое я получил, превышало все. И даже дело не в финансах, это не такие большие деньги были, а как возможность быть самим собой. Мне очень понравилась Австралия. То предложение, которое получил, как я его получил, меня очень вдохновило.

«В суде в Австралии проиграл больше 8 млн долларов. Негатив – что проиграл, позитив – я неплохо выучил английский»

– После Олимпиады твоя карьера развивается, ты стал сильнее как любитель, а параллельно разваливается страна. Как ты воспринимал развал Советского Союза?

– Я все еще выступал за Советский Союз. Развал шел, и он произошел после последнего чемпионата мира – в 1991 году. Я единственный, кто выиграл там. Вот то непонятное состояние и ощущение, за кого ты будешь выступать – это была еще одна из причин переехать.

– Предложение поступило после сиднейского чемпионата мира. В чем главная сложность, оставляя страну, в которой ты вырос, уезжать в неизвестность?

– Я ехал работать. Когда было первое предложение, думал, что 3-5 лет поработаю, а потом вернусь. Никогда не думал, что мне так понравится страна. Она меня приняла за родного. В 1995 году мне дали уже гражданство. За 3 года я стал гражданином страны с нуля: без языка, без связей. Одна из причин, почему меня так полюбили, меня приняли своим.

– Жизнь в Австралии: что это такое?

– Продолжение большой работы в том же формате, какой и был здесь, только намного сложнее. Freedom – свобода. Свобода твоих мыслей. Я научился отвечать за самого себя, за свои действия. Я научился быть главным в своей команде. Это интересно. Ты хозяин самого себя. Все было путем ошибок и проб, проб и ошибок. Вставал на грабли. Когда ты не понимаешь языка, сложно. Я старался быстро выучить. Незнание законов, подписанный первый контракт и судебные дела из-за этого – все это имело значение.

– Что было в том самом контракте, который ты подписал?

– Один пункт, из-за которого все произошло. Есть такое слово option – выбор. Я пришел, когда закончился контракт. Мне говорят, что у меня трехгодичный контракт с двухгодичной пролонгацией. Я пришел к юристам и сказал, что не хочу продлевать, они ответили, что могу этого не делать. Я разорвал контракт и судился. Проиграл суд, проиграл апелляцию, проиграл еще одну апелляцию. Причина – потеря прибыли промоутера на том, на чем он мог бы заработать.

– То есть учитывались потенциальные твои бои по тому контракту?

– Конечно. А так как я уже стал чемпионом мира… Негатив – я проиграл суд, а позитив заключался в том, что я неплохо выучил английский язык.

– Суд ты проиграл на внушительную сумму.

– Больше 8 миллионов долларов. Был момент, когда я чуть ли не стал банкротом. В 1995 году меня засудили, а вердикт пришел в 1997-м – сразу после того, как я проиграл Филлипсу. У меня все наложилось: проиграл бой, все спонсоры ушли, проиграл суд. У меня было очень тяжелое время.

– На момент проигрыша в суде у тебя уже были такие финансы, чтобы отдавать по контракту?

– Нет, не 8 миллионов долларов. Определенные финансы были, но не такие, конечно.

– Как выходить из ситуации?

– Постепенно. Я потом опять судился. Засудил юриста, который дал мне совет. И то же самое было: он проиграл суд, подал апелляцию, проиграл апелляцию, подал еще одну, так шло еще года 2-3. Я где-то половину суммы смог вернуть, но остался никому не должен. Самое главное в этой ситуации, что я смог найти в себе силы прийти к тому человеку, промоутеру первому, Биллу Морди, и извиниться за то, как я поступил, потому что считал себя правым во всем. А неправота моя заключалась в том, что я разрушил большую систему своим уходом. Я пришел к нему и извинился. Мы посидели и остались друзьями. Так жизнь сложилась, что через 3 месяца он умер. Самое главное для меня – осадок на сердце не остался.

«В бою с Хаттоном понял, что больше не готов умирать. Потом в себе не мог найти объяснение: что ты не смог этого сделать, ты сломался где-то»

– Абсолютное чемпионство – это максимально значимый этап карьеры. Как сейчас вспоминаешь то, как пришел к этому?

– Выиграл бой у Заба [Джуды], годовщина вот недавно была – 20 лет, мы выступали в MGM. Я в гостинице, все пояса мои, жил наверху, не помню на каком этаже. Поднимаюсь, а Лас-Вегас же всю жизнь живет не останавливаясь. Подхожу к окну, там балконов нет, город горит, все горит, и ощущение внутри тебя: «This world is mine». Это все принадлежит тебе. Ощущение вот этого кайфа, что это все твое. Весь мир твой.

– Есть ли имя, с которым ты не встретился по ходу карьеры и жалеешь об этом?

– Думаю, что было бы очень здорово выступить с Оскаром Де Ла Хойей. Следующим после Винса Филлипса должен был быть бой с Оскаром. Де Ла Хойа тогда еще был с Бобом Арумом, и у меня контракт был с Боб Арумом. Но так как бой я проиграл, меня убрали. Жестко, жестоко все происходит. Любят победителей, не любят проигравших. Поэтому проиграл – все с нуля начинаешь.

– Оскар тут возвращается в выставочные поединки. Может быть еще возможно?

– Знаешь, я умею отвечать за свои слова. Я обещал маме, что она больше не увидит меня на ринге. Этого для меня достаточно.

– Если представить, что нет слова, данного маме – какой гонорар?

– 20 миллионов долларов. Тогда можно думать и разговаривать. Почему? Я объясняю так. Мы живем в другом мире сейчас. Я понимаю, откуда генерируются эти деньги. Это не просто я придумал так. Я знаю, что это можно заработать. Я знаю процент продаж в Австралии, в Америке. Я все прекрасно понимаю, как это происходит, мировые права как продаются, спонсорские пакеты. Поэтому это не сумма из головы, это реальная сумма, которую я мог бы заработать. Но даже за эту сумму я не соглашусь.

– А какой был максимальный гонорар у тебя в карьере?

– Около 7-8 миллионов.

– Рикки Хаттон – заключительный бой в твоей карьере. Что получилось у него и что не получилось у тебя?

– У меня не получился бой так, как должен был. И без всяких оправданий в свою сторону, он был злее в тот момент, голоднее, чем я. Я могу назвать совокупность нескольких факторов. Один из них – это бой в 2 часа ночи, а я не готовился к нему в это время. Это стратегическая ошибка всей моей команды. Второй момент – я уже наелся всем этим видом спорта и не было того адреналина, который позволил бы мне поднять это все. Сгонка веса тоже повлияла. Это все небольшое, не имеющее громадного основополагающего значение. Все помаленьку наложилось. И еще был один момент внутри меня самого: между 11-м и 12-м раундом я понял, что больше не готов умирать. Это прострельнуло мне в голову, и я не понял тот вопрос, который мне задал тренер: «Готов ли я продолжать?» Я просто промолчал и ничего не ответил. Для него это послужило фактом, что пора останавливать бой.

– Как раз хотел спросить, что происходило в перерыве между последними раундами.

– «Are you ready?» и мое молчание. В другой момент я бы просто был взбешен этим вопросом. И для тренера, знавшего меня уже много-много лет, это послужило ответом, что не готов.

– И ты согласен с его решением?

– Ты не представляешь, сколько раз я задавал себе этот вопрос. Но через какое-то время случайно моя мама встретилась с тренером и сказала: «Спасибо, что остановил бой».

– После этого ты решил уйти.

– Нет. Я не готов был уйти, а не нашел решение, чтобы сказать, что готов продолжать. Это разные вещи для меня. А потом я пообещал маме.

– Какой это все временной промежуток занимало?

– То есть ты терзался еще несколько лет?

– Очень долго. Я не мог найти мотивацию опять выкладываться полностью на 100%.

– Вернуть пояса.

– Для чего? Известность, слава, деньги?

– Статус.

– Статус какой? Я не думал, что проиграю бой, поэтому заранее мы уже организовывали мероприятие по приезду в Австралию. Но, во-первых, состояние ужасное. Я отменил рейс и взял билет на другой. Но меня все равно встречало 2-3 тысячи человек. Откуда узнали? И после этого у меня было несколько публичных выступлений, я читал мотивационные лекции, а в себе не мог найти объяснение: что ты не смог этого сделать, ты сломался где-то. Я искал эту причину. И одна из главных – я не готов был больше умирать на ринге.

«В первом зале в России у меня должен был быть процент с занимающихся. Но после конфеток девочки-бухгалтеры показали мне всю раскладку»

– Возвращение в Россию в 2009-м. Ты приезжал в новую страну, совершенно не ту, из которой уезжал.

– Я никогда не жил в Москве до этого. Основная сложность – определенная наивность. В Австралии я заключал договоры, подписывал контракты. Здесь у нас все на рукопожатиях, которые не работают. Меня очень много кидали и обманывали.

– Как?

– За что, например?

– Первый зал, который у меня был, мы заключили определенный договор. На его основании я должен был получить определенные деньги, процент от количества людей. Вроде все правильно, но оказалось, что это не совсем правильно. Там было две организации: одна – школа бокса, а вторая – школа кикбоксинга. И все прописывалось не на школу мою, а на школу кикбоксинга. Я смотрю, люди ходят, а отчетность совсем другая. Но они не поняли, что с бухгалтерами-девочками можно общаться по-другому, после конфеток они показали мне всю раскладку. И тут я увидел, что двойная бухгалтерия. Welcome to Russia. И таких очень много моментов было.

У меня были частные уроки. Ко мне приходит человек, хозяин банка, говорит: «Давай позанимаемся?» Я говорю сумму, в тот момент где-то 10 тысяч. Мы потренировались, он дает мне после занятия 10 тысяч рублей. Я говорю: «Ты серьезно? 10 тысяч долларов». Я ему отдал эти 10 тысяч рублей и попросил громадное одолжение, чтобы мы никогда больше не встречались с ним.

– Возвращение в Россию ознаменовало и тренерскую карьеру. Как выглядел процесс работы с Александром Поветкиным?

– Я получал удовольствие в тот момент. Это тоже был этап моей жизни здесь. Мне нравилось то, что я делаю. Расстались мы по той же простой причине – у нас не было договора. У нас был словесный, как здесь любят делать, shaking deal. Я не знаю причины. Мы встречались, у нас дружеские отношения, что с Денисом Лебедевым, что с Санькой. Просто так получилось.

– Что именно было?

– Я очень требовательный – в том отношении, что я делаю. У меня есть определенные правила. Не все эти правила устраивали другую сторону, организаторов.

– То есть вопрос не в спортсменах?

– Как произошло расставание с Поветкиным? Помню, что перед его боем с Кличко тебя спрашивали, будешь ли ты присутствовать на поединке, ты сказал, что нет, и существует обида.

– В тот момент была определенная обида, потому что мы готовились, тренировались. Назначается бой с Кличко, и мне не звонят. А так как у нас был договор на руку, то у меня нет никаких претензий, так как у нас был fight on fight deal. И меня просто не пригласили, и с того момента мы расстались.

– В чем заключалась твоя задача во время работы с Поветкиным?

– Подготовить его к бою на 100%. Как я видел свою роль: полный наставник подготовки, который отвечает и за физическую форму, не ведет ее, но отвечает за нее. Если бы я это не знал и не умел, это другое дело. Но был человек, который был ближе, друг его, с которым они тренируются. И их не всегда устраивало. Сашку не всегда устраивало, как я их мучил. Я очень жесткий в этом отношении.

– Как долго длилась твоя обида?

– Мы не маленькие дети. У меня нет никакой обиды ни на Сашку, ни на того парня. Так жизнь устроена, есть слово «судьба», я в нее так сильно верю. Потому что после у меня появились другие дела. У меня сейчас двое деток маленьких появилось. Не знаю, как в тот момент я смог бы разорваться. Вот все, что случается в жизни, значит так должно быть.

«Сложность для сына – постоянное сравнение со мной. Папа был абсолютным, ты должен стать абсолютным. Он ничего никому не должен»

– Ты видел, что твой старший сын – Тим – станет боксером?

– Ему было лет 13, когда он спросил, зачем я его отдал в футбол, если он рожден быть боксером. Он с рождения в зал приходил, постоянно тренировался и играл в футбол, неплохо играл. Потом я уже больше времени находился в России и отдал свой зал Tszyu Boxing Academy в управление сына. Он начал ходить, тренироваться, смотреть за залом. И его втянуло очень сильно в это дело.

Года 4 назад созвонились, и он задал вопрос, как я смотрю на то, чтобы он начал профессиональную карьеру. Я спросил, сильно ли он этого хочет. Ответ – да. Он видел мое состояние, он видел мои травмы, он знает, как это тяжело, он уже взрослый мальчик, он должен отвечать уже за свои слова. Я поддержал. Самое интересное, что второй сын мне сказал, что хочет заняться профессиональными выступлениями.

– Сколько ему?

– 22 года. Я поддержу, конечно, но это будет дополнительной изжогой моим родителям.

– Фраза Тима, что он рожден стать боксером, ты разделяешь ее?

– Да. Он родился в зале. Ему было года 1,5, у него есть фотография, где перчатки больше, чем его голова. Он находился в этой атмосфере, он был на моем бою, он знает: чтобы чего-то достичь, нужно очень тяжело работать.

– В чем для тебя сложность, когда сын боксер и идет по твоим стопам, и уже достаточно высоко забрался?

– Сложность не для меня, а для него. Это сравнение со мной постоянное. Папа был абсолютным, ты должен стать абсолютным. Он ничего никому не должен. Он должен это понять. Я думаю, что мы очень хорошо поговорили, и он понимает это. Он идет своей дорогой, это его путь. Поэтому, как он дойдет, посмотрим.

– У тебя есть определенные ожидания, связанные с ним, или как идет, так и идет?

– Конечно, хочется, чтобы он был чемпионом мира, как минимум. Что мне нравится, очень сильно нравится – он несет те ценности, которые я хоть немного воспитал.

– Его потенциальные чемпионские титулы будут воспринимать как успехи российского боксера или австралийского?

– Австралийского все-таки. Ему нужно приехать сюда, чтобы его почувствовали и полюбили здесь. Это нужно заслуживать. Он имеет русское гражданство, он тоже русский, но он здесь никогда не жил. Он родился даже не здесь, для него Австралия – это родная страна. Он русский, он это знает, но ему нужно пожить здесь, чтобы это почувствовать. Есть такая фраза – People Champion. В Австралии он именно тот, а здесь нет.

«Как промоутер я выкупил права на все свои бои, они принадлежат мне. В России, СНГ и Австралии – никто не имеет права показывать их»

– Теперь ты промоутер. Первый турнир прошел 13 ноября. В реалиях бокса в России, как в Свердловской области в советское время, нужно выживать, и очень часто это не получается.

– Везде стоят впереди финансы. К финансовой составляющей я привожу еще такую вещь – систему. У нас нет системного подхода к этой проблеме. Ребята не получают правильные гонорары, но они должны понимать, откуда они появляются. Для этого нужно быть медийным. Их должна знать каждая собака. Мы будем развивать новых спортсменов и поднимать новых звезд, которые должны сиять. Это хороший бизнес, который может приносить доходы многим людям.

– В России промоутерская деятельность убыточная.

– И у тебя есть представление, что нужно для этого сделать?

– Я ее вижу. Мы создадим совершенно новый прецедент, совершенно новое направление спортивных трансляций. Потому что я хочу поменять систему, чтобы люди понимали, за что они платят. Они платят не только за то, что они получили удовольствие, посмотрев хороший бой или хорошую программу, они платят еще за то, чтобы наши спортсмены были известны.

– Система платных трансляций – абсолютная утопия для России.

– Ну не привыкли у нас покупать.

– Значит, будем обучать.

– Как?

– Делать так, чтобы по-другому никак не могли увидеть. В свое время как промоутер я выкупил все права на все свои бои, они принадлежат мне. На Россию и СНГ – никто не имеет права показывать мои бои. В Австралии никто не имеет права показывать. Например, сейчас сделали определенную рекламу моему сыну, и им нужны были небольшие фрагменты моих боев. Они запросили у меня официальное разрешение, подписанное двухсторонним договором и юристом, что я со своей стороны разрешаю показывать свои бои в такое-то время. Когда это будет узаконено у нас, мы постепенно будем продвигаться. У нас люди не привыкли платить. Привыкать надо. Мы живем в цивилизованной стране. Мы будем наказывать, если будут воровать.

– Сколько ты сам готов заплатить за условный бой Тайсон Фьюри – Деонтей Уайлдер?

– Сколько он будет стоить? 20-30 долларов? Я бы отдал. Для обычного человека в России, конечно, дороговато будет. Но у нас, к сожалению, привыкли получать все бесплатно. Так не должно быть. Если ты хочешь конфетку, ты должен заплатить за конфетку.

– Ты несколько раз сказал про судьбу. В чем она сейчас?

– Прежде всего, я здесь, в своей стране – это раз. Я опять в том деле, которое очень сильно люблю – это два. Сошлись пазлы. Чтобы осуществить мою следующую мечту, потребуется 10-15 лет. Первая мечта была в 11 лет, попасть на Олимпийские игры, она осуществилась через 8 лет. Следующую свою мечту я осуществил, когда стал абсолютным чемпионом, мне было 32. Следующая исполнится где-то в 60-65 лет.

Источник