На что мнению ж п сартра человек обречен
Человек обречен на свободу
Итак, для самого начала, и для наличия базиса для рассуждений, нужно разобраться, что такое свобода и какая она бывает.
Свобода может быть даже и когда свобода физическая ограничена. Самым простым примером моральной свободы такого является одна картинка, которую я увидел как-то в интернете: тюрьма, через маленькое окошко охранники смотрят в камеру, где сидит заключенный с книжкой в руках. Перед дверью, там, где находятся охранники – мрак, тьма, черные тона, а за дверью, там, где заключенный, яркие тона, неописуемые краски, чайки, море, свет, и он сидит как будто на обрыве горы с книгой в руках, и свет настолько ярок что выходит даже за пределы камеры через это маленькое окошко, где охранники, и они сами удивляются, но сами и не могут понять, почему он так свободен, когда он в плену.
Вернёмся к цитате: «Человек обречен на свободу». Сразу могу не совсем согласить и согласиться со всем одновременно. Это странно, но здесь главное слово не свобода, а человек. Ведь только истинный человек, тот который может думать, рассуждать, взвешивать, отвечать за свои поступки и является свободным. Но если это человек, то кто не человек? Я писал сочинение о книге Рэя Брэдбери «451 градус по Фаренгейту», в ней и показаны нелюди, люди перестали читать, думать и подвержены общему течению, бренно существуя. Для них счастье было мнимым чувством, а свободы как таковой не существовала. Люди рождались, отживали и умирали. Но люди не жили, эти люди не являлись свободными, они были животными, но с человеческими качествами и инстинктами, не более. По-моему, напрашивается логический вывод: не способный мыслить и не является свободным, свободным морально.
В итоге ко всем приведенным фактом я приведу ещё одну из притчу о свободе.
Притча о свободен
Однажды Бог создал мир и населил его существами, очень похожими друг на друга. Но чтобы им было интереснее жить в этом мире, он решил сделать их уникальными исходя из их собственных желаний. И вот одни захотели летать, Бог подарил им крылья и назвал Птицами. Вторые желали плавать, и Бог наделил их плавниками и назвал их Рыбами. Третьи хотели бегать, и Бог дал им ноги, назвав Зверьми. Другие пожелали стать маленькими, Бог сделал и так, назвав их Насекомыми. И тогда Бог дал им Выбор и назвал Людьми.
И спросил Бог у последних:
– Мы хотим быть теми, кем только пожелаем, – ответили те.
И тогда Бог дал им Выбор и назвал Людьми.
Приведя все возможные факты и объяснения, хочу со своей точки зрения сделать вывод к цитате с которой я начал: «Человек обречен на свободу». Человек – это не просто существо, это то, кому дано право выбирать. И выбирать способен лишь истинный человек, умеющий мыслить, рассуждать, взвешивать. Разум делает человека свободным. Ведь свобода мысли безгранична. Разум не имеет границ и рамок, его не сдержат тюрьма, не сдержат оковы. Поэтому человек обречен на свободу.
Проблемы свободы выбора и индивидуальной ответственности в экзистенциализме Ж.-П. Сартра
Ц. В. Чалоян
Проблема свободы человека — одна из центральных проблем современной идеологии. Она занимает очень важное место и в современной философии, и в современной эстетике.
Такое философское направление, каким является экзистенциализм, в основу своей концепции кладет рассмотрение реальных, жизненно важных вопросов. В число их и проблема свободы, ее аспекты, непосредственно связанные с жизнью, как, например, проблема выбора, индивидуальной ответственности, рассмотрение той конкретной ситуации, в которой находится индивид.
Благодаря человеческой свободе, заявляют экзистенциалисты, появляется чувство радости, сознание того, что мир это ценность. Экзистенциалистская свобода в состоянии поддержать бытие мира, которое одновременно есть и объективный мир человека и «внешний мир».
В философии Сартра поступки, отношения и действия индивида основаны лишь на одном понятии — на свободе. Человеческая реальность идентична свободе, и лишь, на основе своей изначальной свободы человек может создавать свою сущность, весь свой мир. Превращая свободу в изначальное качество и присуждая ее человеку от рождения до самой смерти, Сартр пишет: «Человек не мог бы быть то свободным, то рабом, он целиком и всегда свободен или он не существует».
В тяжелые для Франции годы гитлеровской оккупации, предательства империалистическими кругами интересов народа, в ситуации, когда трудно было верить в возможность освобождения, Сартр выступил со своим программным трудом «Бытие и Ничто», провозглашая: «Человека нельзя поработить».
Концепция «онтологической свободы» Сартра в те годы, в своем назначении была оправдана, она призывала противиться фашизму.
«Онтологическая свобода» — это метафора, которая превращала в нечто парадоксальное то, что было положительным моментом, а именно — неотъемлемую индивидуальную свободу, понятие которой, без сомнения, выполняло положительную роль. В частности, весьма парадоксально звучало утверждение Сартра: «Никогда мы не были более свободными, чем во время немецкой оккупации. Мы потеряли все наши права и прежде всего право говорить; каждый день нам бросали в лицо оскорбления, и мы были вынуждены молчать; нас вывозили тысячами, как рабочих, евреев, как политических заключенных; повсюду на стенах, в газетах, на экранах, мы встречаем эту гнусную и пошлую физиономию, которую угнетатели хотели придать нам самим: именно поэтому мы были свободными».
Вместе с тем, по Сартру, на человеческом сознании лежит большая ответственность — распоряжаться своей свободой. У него человек не должен отказываться от ответственности, следовательно, и от свободы. При помощи активной субъективности, т. е. свободного выбора с формулировкой свободного проекта, сартровская личность представляется не как нечто данное, а как меняющееся. И именно в этом процессе человек непременно должен говорить об ответственности за самого себя и за окружающее, когда трус, например, ответственен за свою трусость. Человек ответственен за свои поступки прежде всего перед своей «изначальной свободой». Если человеческая личность обладает внутренней свободой, то она не будет в зависимости от внешних обстоятельств. Подобным образом чередуются события в жизни сартровских героев. В то время как на улицах идет война, борьба за свободу против гитлеровской армии, сартровский герой остается как бы замурованным в стене, где ничего не происходит. Он выходит на улицу только лишь для того, чтобы, смеясь, говорить: «Эта свобода, я ее искал так далеко; она была так близко, что я не мог ее видеть, не мог ее коснуться, — она была только Я. Я — есть моя свобода».
Если человеческое тело включено в мир, объясняет Сартр, развивая принципы картезианской школы, благодаря чему оно вовлекается е цепь детерминированных событий, то мое сознание может быть лишь свободным проявлением, а это свободное проявление отождествлено с существованием. При этом существование человека как члена общества не представляется Сартру проявлением «подлинного» существования (экзистенции). Возможность осуществления экзистенции заложена исключительно по внутренней свободе индивида.
Сартр, исходя из субъективизма экзистенциалистской концепции свободы и произвольного выбора, пишет: «Каждая ситуация есть моя ситуация, потому что она является отражением моего свободного выбора. Ни одно общественное событие, возникающее внезапно и увлекшее меня, не приходит извне: если я мобилизован на войну, эта война есть моя война, я виновен в ней, и я ее заслуживаю. Я ее заслуживаю прежде всего потому, что мог бы всегда уклониться от нее — стать дезертиром или покончить с собой. Если я этого не сделал, значит я ее выбрал, стал ее соучастником».
Несмотря на видимость признания Сартром обусловленности человеческих действий внешними обстоятельствами, тем не менее, по существу, здесь мы сталкиваемся с типичной экзистенциалистской, глубоко произвольной трактовкой «ситуации» самих «внешних обстоятельств» как результата свободного выбора. В пьесе «Мухи» он заявляет: «Итак, убийца царствует», народ безмолвствует, а боги ни во что не вмешиваются, так «ими легче управлять», — заявляет бог Юпитер, — ведь «эти жалкие души охвачены страхом.
В книге «Экзистенциализм — это гуманизм» Сартр полемизирует с Андре Жидом, упрекая его в том, что он «понятия не имеет о ситуации и действует под влиянием простого каприза». Признавая, что свобода существует только в «ситуации», т. е. в определенных исторических условиях, Сартр, тем не менее, отступает от этого правильного положения, утверждая, что «ситуация существует благодаря свободе». Именно вследствие этого ситуация, по Сартру, не может увеличивать или ограничивать свободу личности.
Выбор определяется. Сартром как «фундаментальный акт свободы». В книге «Бытие и Ничто» читаем: «Итак, фундаментальный акт свободы найден: именно этот акт придает смысл особому действию, к рассмотрению которого я могу быть подведен: этот постоянно возобновляющийся акт не отличается от моего бытия, он является выбором самого меня в мире и одновременно с этим открытием мира».
Экзистенциалисты стараются убедить нас, что поскольку цели наших действий руководятся нашим свободным выбором, то выбор наших целей совершенно свободен и он делается «без точки опоры». Если человек хочет существовать, т. е. быть свободным, заявляет Сартр, он должен беспрестанно выбирать. Человек живет, развивается и достигает чего-то только благодаря свободному выбору: «Быть — значит выбирать себя». Выбор имеет, по Сартру, изначальный характер, как и свобода. Приведем некоторые его мысли по этому вопросу: «. Каково бы пи было наше бытие, оно есть выбор». «Бытие-для-себя» есть выбор, мы являемся выбором. Для человеческой реальности (существовать) это значит выбирать себя, и «выбор есть не что иное, как бытие всякой человеческой реальности», и «для человеческой реальности нет границы между существовать и себя выбирать».
В утверждении Сартра о том, что «свобода есть не что иное, как выбор», или: «свобода существует через выбор», «когда нет свободы, нет выбора», есть доля правды. Свободный выбор действительно является одной из сторон реальной человеческой свободы. Однако и выбор у Сартра отрывается от его реальной основы и превращается в онтологическую категорию, не связанную с действительными условиями человеческой жизни.
Известное декартовское изречение: «Я мыслю — следовательно, существую», патриарх немецкого экзистенциализма Ясперс, например, перефразировал: «Я выбираю, следовательно, существую». Но как можно оценить результат действия экзистенциалистской личности, где гарантия, что «выбор» сделан правильно?
Экзистенциалисты приходят к тому, что в процессе свободного действия индивид свободен выбирать, при этом не имея никаких принципов выбора, чтобы судить о правильности или ошибочности своего решениям Экзистенциализм лишает индивида права ориентироваться на какие-то объективные критерии. В основе экзистенциалистской тревоги, «заброшенности» человека в мире, где он должен жить в страхе и свободно выбирать, отсутствуют нормы поведения и морали. Экзистенциалистская личность сознает свою свободу. Осознанная свобода определяет как целый мир, гак и отдельные его модификации, в числе которых литература и искусство, которые являются формой выражения тотальности человеческих свобод.
В основе эстетической концепции Сартра лежит теория творческой свободы и суверенности писателя. Ориентируясь на сартровскую теорию, художники, философы, эстетики и романисты провозглашают новое видение мира.
Исходя из экзистенциалистского понимания свободы, Сартр считает иллюзией то, что наша свобода должна определяться существующим в объективной действительности порядком. Установленные в природе связи являются для художника всего лишь предлогом для мечтаний и размышлений. Сартр предлагает следующую аналогию: художник написал картину, картина эта не может никак быть повторением другой, уже существующей картины. Если данная картина представляет определенную ценность, то лишь в том случае, когда она является выражением своеобразия, индивидуальности и результатом свободного творчества художника. Правдивым считается не то искусство, которое следует навязанному ему закону, воспроизводя при этом модель, а то искусство, которое может представить человека как человека нового, «единственного».
В искусстве нельзя следовать общепринятому человеческому, идеалу, заранее предписанной истине, традиции; ведь она же, эта традиция, может быть случайностью, я не необходимостью в истории — так полагает Сартр. Правильное восприятие нового и создавало шедевры человеческой мысли, которые принадлежали и будут принадлежать завтрашнему дню, т. к. являются результатом неиссякаемого творческого вдохновения и актом свободного действия. Если чувство свободы помогает сартровскому человеку избегать «метафизической тошноты», то это не ради покоя, а напротив, ради того, чтобы снова обрести свое свободное существование, ведь «мы обречены быть свободными».
Своеобразно представляет Сартр и категорию проекта. Проект у Сартра определяется своей целью, т. е. своей устремленностью в будущее, с позиции которого он возвращается к настоящему с тем, чтобы осветить последнее и отрицать его. Человек же, переходя от одного проекта к другому, под конец возвращается к изначальному проекту, который не обуславливается ни объективными, ни субъективными факторами. Сартр не соглашается, с тем, что проект может строиться только лишь на уже существующих ценностях, которые объективно обусловлены и не зависят от одной лишь творческой активности самого мышления. По Сартру, в результате подобного проектирования в будущее появляется чистая свобода — залог неисчерпаемых возможностей творческого развития.
Начиная с правильного утверждения о том, что действие не является простым движением, а характеризуется прежде всего замыслом, намерением, выбором, Сартр вскоре сдает свои верные позиции.
В экзистенциалистской постановке все основано и обусловлено выбором, следовательно, понятие выбор может представляться как весьма смутное и искусственное построение.
В искусстве же все обстоит иначе. Свободный выбор в искусстве предполагает правильное соотношение действительности и искусства; как только это соотношение нарушается, страдает прежде всего искусство. Искусство само есть разграничение, выбор. Чем свободнее искусство, тем прочнее покоится оно на системе выбора. Выбор есть внутренний закон искусства. Даже на пещерных рисунках есть своя система выбора, конечно, обусловленная кругом познаний пещерного человека, его восприятием. Когда натуралисты отказались от выбора в пользу действительности, тем, самым они погубили искусство. В модернистском искусстве отвергается не выбор, а действительность. Но опять действительность не терпит никакого ущерба и опять уничтожается только искусство. Когда искусство порывает с действительностью, оно губит себя: отрицая действительность, оно отрицает только само себя. И как бы ни отделялось искусство от действительности, оно все равно продолжает составлять часть ее часть ее конкретных отношений. Для Сартра же свободный выбор «находится по ту сторону всех причин», он «абсурден».
Чувства, помыслы, цели, проекты, выбор не появляются случайно; не благодаря мифологической «изначальной свободе» Сартра, хотя и человеку кажется, что они не зависят от внешнего мира, а только от него самого и от его «свободы». Человек находится в объективном мире и зависит от него. Внешняя природа является естественной основой и первым условием его жизни, она определяет и его цели и его деятельность. Внешние условия материальной жизни общества и прежде всего экономические, общественные отношения, которые складываются, не проходя через сознание людей, являются определяющими мотивами деятельности.
Как и действие, выбор тоже не может быть недетерминированным, абсолютно свободным творчеством тотально свободного «для-себя». Выбор человека определяется сложным комплексом субъективных и объективных обстоятельств. В многообразной жизни общества встречаются, конечно, и случаи, когда выбор является делом «чистой прихоти», «свободного изобретения» индивида. Но когда вопрос изучается не с точки зрения отдельных вкусов, а с научной точки зрения, тогда становится ясно, что человек совсем не свободен выбирать в сартровском смысле. Сартр утверждает, что свободней выбор, «есть свободное творчество человека», у него получается: «Вы свободны, выбирайте, т. е. изобретайте»; по Сартру, при выборе человек «не ссылается на предустановленные ценности». Всякая детерминированность человеческого поведения воспринимается Сартром как средство самообмана и душевной нечестности (mauvaise foi). В действительности выбор ограничивается и обуславливается как мировоззрением, моралью, классовой, партийной принадлежностью, особой социально-политической обстановкой, так и прежде всего материальными, экономическими условиями, независимо от того, осознает ли человек это или нет. Выбор свободен только тогда, когда совершается со знанием дела, т. е. на основе познания объективной необходимости, с учетом требования реальной действительности.
В статье Сартра «Холодная война и единство культуры» можно найти правильные мысли о свободе. Там он пишет, что «научные исследования никогда не были абсолютно свободными», что на первый взгляд создается впечатление, будто на Западе существует «большая независимость горстки деятелей искусства», но что в действительности художник там только формально свободен, потому что «на деле зависит от определенной группы зрителей и читателей». И Сартр очень хорошо разъясняет, что драматург, например, в Париже, зависит от того, что «театры расположены в центре города, вдали от рабочих кварталов, цены на билеты высоки: буржуазные критики всегда начеку». Поэтому парижская буржуазия является «подлинным диктатором в области театрального искусства» и «сама выносит окончательный приговор тому или иному произведению».
Послевоенная французская философия и эстетика не могла не затрагивать, как и прежде, проблему свободы личности. Побуждающие причины на этот раз были иные. Пессимистические настроения, связанные с событиями второй мировой войны и оккупации, особенно усугублялись в послевоенные годы колониальными войнами, вторжением во Францию волны «американизма», которое допускало французское правительство, как и в годы второй мировой войны, против воли свободолюбивого народа, творца того идеала человеческого общества, во имя которого совершались революции. Все больше и больше распространялась волна разочарований и пессимизма среди буржуазной интеллигенции. Экзистенциализм, как яркое выражение этой ситуации, вновь выдвинул свой тезис о заброшенности и одиночестве личности в этом «абсурдном» мире. Сартр же в этот период стремился к уточнению и углублению своего понимания свободы. Эволюция в его философии от абстрактного, сугубо индивидуалистического понимания «свободы для себя», для своего «Я», к новому понятию, а именно — «свободы для всех», была результатом правильного выбора, сделанного им в годы французского Сопротивления и дальнейшего осмысления политических и социальных событий. Этот выбор не мог не сказаться определенным образом на философии французского экзистенциализма, придав новую интерпретацию таким основным понятиям, как «свобода», «выбор», «ответственность». Об этом говорит следующее утверждение Сартра в книге «Экзистенциализм — это гуманизм», вышедшей в 1946 году: «Я вынужден желать одновременно с моей свободой свободы другим, я могу получить мою свободу только в том случае, если я получу ее для других».
Отношения между людьми Сартром рассматриваются в плане вечного конфликта. В таком «изначальном конфликте» находятся, по теории Сартра, и «моя свобода» и «свобода другого», т. к. каждое «для-себя» стремится ассимилировать «для-себя» другого, превращая его в объект, т. е. «в-себя». Следовательно, «другой» посягает на мою свободу или ограничивает ее. Люди в обществе являются для экзистенциалистов изолированными одиночками, и при рассмотрении определенного выбора «свобода для всех», в основном, теряет свое объективное содержание.
Рассмотрим данное явление на конкретном примере: Сартр, будучи профессором философии, был приглашен к своему ученику, который хотел услышать от него разумный совет, вступить, ли ему в ряды Сопротивления и бороться за освобождение Франции, оставив при этом свою мать без всякой материальной и моральной поддержки, или же остаться с нею, пренебрегая чувством долга перед родиной. Сартр отвечает ему: «Вы свободны, выбирайте, никакая общая мораль не может указать Вам, что надо делать, экзистенциализм может сказать только, что вы свободны». В данном случае Сартр обходит «свободу для всех», выдвигая на первый план личную субъективную свободу индивида. Но в последних философских и художественных произведениях Сартр-философ и Сартр-писатель сближается с прогрессивным лагерем мира. Он приходит к признанию солидарности рабочего класса и признает, что его прежнее философское положение о том, что «другие — это ад» (в пьесе «При закрытых дверях»), уступает место более верному положению, а именно — «другой» выступает уже как «элемент моей судьбы в мире».
Герои Сартра мечутся в вечных поисках своей мифической «свободы», будучи угнетаемы чувством всеобщей «ответственности». Каждый его герой является как бы «потерянным», одиноким, «заброшенным» и беспомощным существом перед лицом абсурдного и трагического мира. Его разъедает постоянное чувство «метафизической» тоски и тревоги в чисто физическом плане. В книге «Бытие и Ничто» мы читаем: «Человек, осужденный быть свободным, несет всю тяжесть мира на своих плечах: он ответственен за мир и самого себя как за определенный способ бытия». Сартр понимает ответственность как осознание творческих возможностей своего Я, излагая при этом широкое толкование этого понятия. «Мы не делаем того, что хотим, — пишет он, — и тем не менее мы ответственны за то, чем мы являемся. Таков бесспорный факт».
В соответствии с философской концепцией в эстетической концепции Сартра объявляются ответственными за мир и писатель и читатель. Писатель создает мир, раскрывая его в произведении, т. к. книга является средством выражения ненависти, любви, желания автора. Переживания и чувства автора составляют трансцендентный мир, что и передается на суд читателя. Читатель же невольно является соучастником событий, изложенных в книге, вследствие чего бремя ответственности, которую возложил на свои плечи автор, он берет на себя. Чувства, возникшие у читателя при чтении, весьма своеобразные, так как в корне они свободны. В процессе чтения читатель познает свободу писателя, а так как сама «литература есть выражение тотальной свободы, адресованной к свободе других», то свобода опознает себя.
В основе творческой практики писателя лежит свобода. В силу свободного проекта творчества человек становится автором, читаем у Сартра: это результат того, что человек, будучи в состоянии реагировать, может отвечать и на определенные требования, в которые вложены определенные социальные функции. Художественные произведения, продолжает Сартр, могут быть конструированы лишь на конкретных фактах, присущих конкретному обществу.
Сартр стоит на верных позициях в вопросе о зависимости писателя от общества. Но в эстетической концепции данная трактовка получает иное звучание: писатель, представляет собой самосознание общества, в его творчестве общество представляется как видимость, сохраняя за сознанием роль обуславливающего фактора.
Обязательства писателя перед обществом, в сущности, являются ни чем иным, как свободой, ведь писатель представляет мир в своем произведении лишь посредством неисчерпаемой свободы.
В эстетической концепции Сартра следует отметить рациональную мысль о том, что «произведение искусства — это нечто, что никогда не позволит себе быть мыслью». И это так, ведь произведение искусства есть не только результат отражения в мышлении объектов и явлений действительности, а нечто значительно большее — результат духовно-практической деятельности писателя.
ЖАН-ПОЛЬ САРТР — «Человек обречен быть свободным»
О своем детстве Жан-Поль Сартр рассказал в автобиографической повести «Слова» (1963). Родился он 21 июня 1905 года в Париже. Отец его, морской офицер, умер, когда мальчику было немногим более года, и Жан-Поля воспитывала мать.
В то же время он готовил большую философскую работу, в которой не отделял философию от литературы, потому что «любит Стендаля не меньше, чем Спинозу». Отрывки из этой работы публиковали «Литературные новости». Окончив Нормальную школу, Сартр вскоре начал преподавать философию в одном из лицеев Гавра.
Он был небольшого роста, с брюшком, слепой на один глаз. Она отличалась элегантностью, одевалась либо в яркие шелка, либо во все черное. Впрочем, Бовуар пришла в восторг от щедрости и юмора, с которыми Сартр делился своими знаниями, и высоко оценила его интеллект.
Вскоре выяснилось, что они стремятся к одной и той же цели развенчать буржуазные ценности и создать новую философию, в основе которой лежала бы аутентичность. Бовуар была педантичным философом и заставляла Сартра оперировать неопровержимыми аргументами. Он всю жизнь полагался на ее редакторское чутье и острый ум. Они заключили договор, который для многих современных пар стал образцом для подражания: быть вместе, оставаясь при этом свободными. Брак и соблюдение верности исключались. Сартра это устраивало, поскольку этот сексуальный анархист не мог устоять перед чарами привлекательных и глупеньких молодых девиц. Взамен единобрачия они дали обет рассказывать друг другу «все», быть «откровенными». Впрочем, они почти всегда были вместе, а если их разделяло расстояние, то они писали друг другу. Вызывавшая кривотолки пара была в восторге от поп-культуры. Сартр любил голливудские фильмы, а Бовуар жадно проглатывала толстые литературные журналы. Сартр в черном поло, Бовуар в тюрбане были воплощением богемной жизни послевоенного Парижа…
В 1933–1934 годы Сартр был стипендиатом Французского института в Берлине, где погрузился в мир феноменологии Гуссерля, познакомился с публикациями Хайдеггера. С тех пор Сартр стал приверженцем феноменологии, благодаря которой он строил свое здание философии.
В последние предвоенные годы вышли в свет его книги «Воображение» (1936), «Воображаемое» (1939), «Эскиз теории эмоций» (1940). К нему приходит литературная известность. Наконец-то был напечатан его роман «Тошнота» (1938), первоначально отвергнутый издательством «Галлимар», и книга рассказов «Стена» (1939).
Нападением Гитлера на Польшу началась новая мировая война. Сартр был мобилизован и нес метеорологическую службу в одном из армейских подразделений. Долгое затишье на французско-германском фронте (так называемая «странная война») позволило ему вести дневниковые записи, в которых уже явственно обрисовывались контуры большого философского трактата.
В мае 1940 года ударом танковой армады французский фронт был прорван, и через полтора месяца Третья Республика прекратила существование, а Сартр вместе с миллионом соотечественников оказался в лагере для военнопленных. Так сама История ворвалась в жизнь свободного художника и мыслителя, поставив его перед необходимостью решающего выбора: смириться с происшедшим или бороться за освобождение Франции. Он выбрал сопротивление, и это обстоятельство определило всю его дальнейшую судьбу в политике, литературе и философии. Двадцать лет спустя в статье памяти Мерло-Понти Сартр высказался об этом так «Сопротивление сдвинуло нас, умеренных интеллектуалов, налево».
В 1941 году Сартр был освобожден из заключения по состоянию здоровья и оказался в Париже. Здесь он организовал подпольную группу под девизом «Социализм и свобода». Название в высшей степени знаменательное это политическое кредо Сартра, считавшего, что социализму (как он существовал в то время) не хватает свободы. Идея свободного социализма руководила действиями и мыслями Сартра почти четыре десятилетия его жизни. Если помнить об этом, то можно объяснить многие, на первый взгляд странные его поступки.
Сартр поясняет, что его исследование направлено на то, чтобы описать человеческое существование. Его первоначальный интерес состоит не в том, чтобы сказать, на что должны быть похожи люди и на что они похожи в действительности. Например, он говорит не о том, что мы должны делать свободный выбор, а о том, что условия существования человека таковы, что мы не можем избежать такого выбора.
Таким образом, Сартр утверждает, что каждый должен делать свой собственный выбор своего мира. Однако здесь возникает проблема: ведь каждый должен делать то же самое. Выбор индивидуален, даже если один выбирает за всех людей.
Мы отказываемся от свободы, потому что в признании ее мы испытываем страдание, говорит Сартр. Страдание ощущается там, где не существует ничего, что определяет выбор, и где все возможно. Он пишет, что «в тот самый момент, когда я постигаю свое бытие как ужас пропасти, я сознаю этот ужас как не определенный в отношении к моему возможному поведению. В одном смысле этот ужас требует благоразумного поведения, и он есть сам по себе предварительный набросок этого поведения. В другом смысле он закладывает окончательные моменты этого поведения только как возможные, именно потому, что я не постигаю его как причину этих конечных моментов». Понятие страдания, или страха, становится краеугольным камнем экзистенциализма. Однако страдание никоим образом не является единственным или даже необходимым следствием реализации свободы. Экзистенциальное мышление, несомненно, не может быть сконструировано как возникающее единственно из отчаяния перед лицом абсурдности.
Сартр не просто присоединился к марксизму, но решил вдохнуть в него новую жизнь. Симона де Бовуар рассказывает, что Сартр работал над «Критикой» яростно, взбадривая себя не только табаком, но и таблетками, которые неблагоприятно влияли на его и без того слабое зрение, так что последние семь лет жизни он был почти полностью слепым. В «Критике» Сартр опровергает многие из своих ранних взглядов на свободу личности. Он пишет: «Пусть никто не интерпретирует меня в том духе, что человек свободен во всех ситуациях… Я хочу сказать совершенно противоположное, а именно, что все люди рабы, поскольку их опыт жизни имеет место в области практико-инертности и в той степени, в какой эта область с самого начала обусловлена своими недостатками».
Термин «практико-инертный» связан с той частью жизни, которая определяется более ранними свободными действиями и представляет собой взаимодействие или, точнее, диалектику индивидуальной практики и наследственного бремени исторического факта, что в «Критике» является преобладающим интересом Сартра.
Существует общее мнение, что Сартр в этой работе не преуспел ни в социологии, ни в антропологии, ни в философии. Однако в ней, как и в других своих работах, Сартр поднимает вопросы, которые имеют глубочайший интерес и представляют огромное значение.
С возрастом Сартр становился все непримиримей. Во второй половине 1960-х годов разгорелась война во Вьетнаме при самом активном участии США. Сартр становится председателем «общественного трибунала Рассела», целью которого было расследование фактов геноцида во Вьетнаме.
«В 1945 году в Нюрнберге впервые возникло понятие политического преступления. Наш трибунал не предлагает ничего иного, как применить к капиталистическому империализму его же собственные законы. Юридический арсенал не ограничивается только нюрнбергскими законами, есть еще пакт Бриана-Келлога, Женевская конвенция и другие международные отношения».
«Культурную революцию» он рассматривает в контексте внутрипартийной борьбы в Китае и не питает иллюзий относительно внешней политики этой страны. Он склонен считать культурную революцию делом серьезным и нужным, в частности, как лекарство от элитарной концепции интеллектуальной деятельности.
Сартр увидел в группах экстремистской молодежи «свободу, равенство и братство» и «непосредственную прямую демократию» в противовес представительной, которую он ни в грош не ставил.
К оборотной стороне экстремистских молодежных товариществ он был до странности нечувствителен, вплоть до того, что пытался взять под защиту руководящих террористов подпольной «Красной Армии» (правда, осуждая при этом их практику). Так он пытался принять участие в судьбе группы Баадер-Майнхоф, чем вызвал бурю негодования в ФРГ.
На президентских выборах в 1974 году он занял позицию «революционного неучастия». По этому поводу Симона де Бовуар заявила в интервью: «Тот факт, что Жан-Поль Сартр не голосует, для меня означает его стремление остаться вне институтов, которое заслуживает уважения». Теперь главной формой его философско-публицистической активности становятся интервью и записываемые на магнитофон разговоры (чаще всего его собеседником был его личный секретарь, один из бывших руководителей «пролетарской левой» Бенни Леви).
В мае 1975 года американские философы взяли у Сартра интервью в связи с его семидесятилетием, и в этом интервью зафиксированы некоторые итоги последнего этапа философской эволюции мыслителя. «Я считаю себя философом-картезианцем, по крайней мере, в «Бытии и Ничто»… Философия есть исследование бытия и существований… Вот в чем я действительно отличаюсь от марксистов… Я понимаю вопрос класса, социальный вопрос, отправляясь от бытия, которое шире, чем класс, в этом я вижу свое превосходство над марксистами».
В 1979 году Сартр принял участие в последней политической акции своей жизни. Это было требование к правительству принять беженцев из Вьетнама, когда десятки тысяч человек на утлых суденышках вышли в открытое море, чтобы найти пристанище на чужой стороне; и немалое число их погибло.
В последний раз старый философ продемонстрировал, что жизнь и свобода отдельного человека для него дороже идеологических догм. Печальным оптимизмом веет от его последней беседы со своим секретарем. «Видишь ли, мои сочинения неудачны. Я не сказал ни всего, что хотел, ни так, как я этого хотел… Я думаю… будущее опровергнет много моих утверждений; надеюсь, некоторые из них выдержат испытание, но во всяком случае История не спеша движется к осознанию человека человеком… Вот что дает тому, что мы сделали и сделаем, некоторого рода бессмертие. Иначе говоря, надо верить в прогресс. И это, может быть, одна из моих последних наивностей».
Официальных похорон не было. Жан-Поль Сартр, умерший в 1980 году, перед смертью сам просил об этом. Известный французский писатель, активный участник левого движения и крупнейший философ своего времени, превыше всего ценил искренность. Однако по мере того как похоронная процессия продвигалась по левобережному Парижу, мимо любимых писателем мест, к ней стихийно присоединились 50 тысяч человек.