Не надейся что слова мои забудешь
Коллективы
Справка
Музыканты
Дискография
Песни
Концерты
Фотогалерея
Публикации
Новости
Форум
ПЕСНЯРЫ.com
Добавлено: 23.07.2011
Автор редакции: Олег Верещагин
Для добавления и изменения информации на сайте необходимо авторизоваться на форуме.
Не надейся
Язык текста: русский
музыка: Е. Мартынов
слова: М. Пляцковский
Исполнитель: Лейся, песня (1982)
Список альбомов, в которых встречается песня:
| Год | Название | Исполнитель |
| 1982 | Песни Евгения Мартынова на стихи Михаила Пляцковского | Лейся, песня |
Щелчок по названию группы откроет список песен группы.
Щелчок по названию альбома откроет информацию об альбоме.
Щелчок по музыканту откроет информацию о музыканте.
Текст песни
Не надейся, что пройдёт бесследно мимо
День, который, день, который прожит нами.
Знай, что прошлое от нас неотделимо,
Не заменишь, не заменишь правду снами.
Припев:
И когда смотреть в глаза другие будешь,
На меня махнув рукою, как на детство,
Не надейся, что слова мои забудешь,
Не надейся, не надейся, не надейся!
Akmal — Вдоль дорог текст и клип песни
Akmal — Вдоль дорог
Посмотреть клип песни Akmal — Вдоль дорог можно на этой странице, очень многим он понравился и сама песня тоже, большинство пересматривают этот клип по несколько раз, поэтому предлагаем посмотреть ещё раз клип этой песни и написать ниже свой комментарий о нем. А если вы хотите выучить все слова песни Akmal — Вдоль дорог, то после видео будет опубликован полный текст песни. Чтобы не забыть слова этой песни рекомендуем сделать репост этой песни к себе на страницу в любую социальную сеть. Приятного просмотра!
Текст песни Akmal — Вдоль дорог
Я в твоих бездонных глазах
Вижу себя и наши отражения
Ты так хотела повернуть вспять
Время, что было мученьем
Я вдоль аллеи песни напевал
И ты с подругой меня обсуждала
Скажи, зачем тебе нужен болван
Когда вокруг других не мало
Знаешь, я помню
Твои слезы, ссоры по ночам
Я помню
Твой запах волос на мои плечах
И в пустой комнате
Я в отражение кричал
Оставь меня
Вдоль дорог
Я иду отчаянно
Наш диалог был случайным
И за любовь нашу не подерусь
Я к тебе никогда
Ни за что не вернусь
Вдоль дорог
Я иду отчаянно
Наш диалог был случайным
И за любовь нашу не подерусь
Я к тебе никогда
Ни за что не вернусь
Разве ты моя любовь
В моем черном худи?
Мы растворимся в небе
Прожигая минуты
Знаю, ты моя боль
Ведь только ты меня знаешь
Ты меня найдешь
А я тебя потеряю
Мой друг – это потолок
Ведь я вижу только его
Плюю в потолок
Другого не смог
Видит Бог, я не хочу
Чтобы тонули мы с тобою
Как бездомные
На пустых улицах
Знаешь, я помню
Твои слезы, ссоры по ночам
Я помню
Твой запах волос на мои плечах
И в пустой комнате
Я в отражение кричал
Оставь меня
Вдоль дорог
Я иду отчаянно
Наш диалог был случайным
И за любовь нашу не подерусь
Я к тебе никогда
Ни за что не вернусь
Вдоль дорог
Я иду отчаянно
Наш диалог был случайным
И за любовь нашу не подерусь
Я к тебе никогда
Ни за что не вернусь
Не надейся что слова мои забудешь
И это проникало в его песни. Поэтому его так любили люди!
Еще не родились звонкие песни Евгения Мартынова, еще он сам не сделал своих первых шагов на земле, еще наши будущие отец и мама не познакомились в прифронтовом госпитале в освобожденной Венгрии, но судьба — никому не ведомая и неотвратимая — уже начала питать корни таланта, впоследствии так ярко расцветшего и подарившего миру свои вдохновенные песни. А эти корни берут свое начало в песенной, утопающей в садах Украине (здесь исток отцовского рода) и в былинном, распахнутом всем ветрам Поволжье (отсюда проистекает материнский родник). Кто, как не отец, Григорий Иванович, вдохнул в Женю неиссякаемый дух творчества? Кто, как не мама, Нина Трофимовна, взлелеяла сыновью душу чистой и неподкупной, широкой и открытой?
Наш отец, музыкант-самоучка, азы музыкальной грамоты постигал прямо на сцене, в общении с профессионалами, еще до войны играя вместе с ними в духовых, народных и эстрадных оркестрах. Почти на любом инструменте он мог подобрать к песне гармонию, подыграть и, если требовалось, подпеть второй голос, поддержать ритм. Вернувшись с войны инвалидом 2-й группы и кавалером ордена Красной Звезды, отец, чтобы содержать семью, был вынужден работать (и подрабатывать) в нескольких местах одновременно: утренники в детских садиках озвучивать, уроки пения в школе вести, с фабрично-заводской самодеятельностью заниматься, в воскресные и праздничные дни на танцах и парадах играть (а при случае — и на похоронах). Помимо того, он успевал столярничать и плотничать: почти вся наша домашняя мебель была сотворена его умелыми руками.
О нашем деде, Иване Ивановиче, знаю не много: лишь то, что он был стекольных дел мастером, до революции ремесленничал в собственной мастерской, а после того как «пьяно-красномордые бандиты-комиссары» (со слов отца) экспроприировали весь его «буржуйско-куркульский» скарб вместе с кованым сундуком, полным керенок (об этом с улыбкой, негромко и только в родственном кругу иногда вспоминали «дiдовi дiти»), разоренный мелкобуржуазный собственник на правах вольного пролетария подался на Бахмутский (теперь Артемовский) стекольный завод, где и погиб в горячем 1918 году в результате пожара («вчадiв», как по-украински говорила наша баба Дуня, — то есть угорел). Гражданская война застала бабушку с шестью детьми Ивановичами на руках, все — мал мала меньше. Судьбы детей сложились по-разному: Ивана, самого старшего, 1911 года рождения, убили в уличной драке — зарезали, — о нем почти никогда не говорили; Павлик (имена называю так, как их произносили старшие родственники) погиб в Великую Отечественную, — поначалу, подобно многим сгинувшим, зачисленный в пропавшие без вести; Вася умудрился и «на зоне» побывать, и передовиком производства стать; Шура почти всю жизнь проработала телефонисткой на Донецкой железной дороге, во время войны служила штабной радисткой, заслужила как ветеран войны и труда почетные награды Родины; Мария с середины 30-х до 70-х годов была «во власти», в военные годы сражалась на трудовом фронте (сначала в Казахстане, а с освобождением Донбасса — в Артемовске), затем 30 лет в исполкоме горсовета работала, также заслужив высокие награды за многолетний доблестный труд. Дальняя наша родня разбросана по Донецкой области: в Артемовске, Донецке, Карл-Либкнехте, Кондратовке. Баба Дуня, оставшись в лихое, смутное время одна с детьми, крутилась, чтобы прокормить малышей, как могла, батрача порой на самых черных, неженских работах. Живя после войны с дочерью Марией, она ушла на пенсию с «высокого поста» уборщицы железнодорожного вокзала и благополучно дотянула до 1969 года, оставив этот свет в восьмидесятидвухлетнем возрасте.
Никто из братьев и сестер отца профессиональных устремлений к музыке не испытывал. Зато Григория, по рассказам бабушки, в детстве всегда тянуло к цыганскому табору, распевавшему неподалеку от их дома (на улице Мариупольской) песни под бубен, скрипку и гитару, к армейскому духовому оркестру, игравшему по праздникам популярные вальсы и революционные марши, к украинским уличным гулянкам, разливавшимся по округе «дзвiнкими пiснями й веселими танцями».
Отец родился в 1913 году, а мама появилась на свет в 1924-м, став третьим по счету ребенком у родителей, но вторым в семье (первенец Николай умер в раннем детстве).
Маминых родителей — людей «рабоче-служивого» сословия, тем не менее грамотных и якобы довольно образованных, — мы с Женей не знали: наша родная бабушка, Таисия Матвеевна (1898 года рождения), умерла от воспаления легких еще в 1931-м, голодном году, и дедушка, Трофим Иванович, некоторое время самостоятельно воспитывавший двух детей, вскоре женился на подобной ему «родительнице-одиночке», с трехлетним сыном Владимиром на руках, — Клавдии Васильевне, произведя с ней на свет еще двух дочерей — Валентину и Тамару. Для вечно голодавшего и бунтовавшего Поволжья, в годы Гражданской войны попавшего в центр «революционно-контрреволюционной круговерти» и вследствие этого потерявшего миллионы людских жизней, были характерны составные семьи с отчимами и мачехами, пасынками и падчерицами, сводными братьями-сестрами и приемными детьми. Вот и Трофим Иванович Бреев (мамин отец) — сам вырос в такой семье и детей своих от подобной участи не уберег. Всю жизнь он проработал на нефтебазе и во время войны, как классный специалист своего дела — старший мастер-механик, необходимый в тылу, — был «забронирован» от призыва в армию, несмотря на неоднократные попытки и искреннее желание уйти на фронт вслед за сыном Виктором (старшим братом нашей мамы). А Виктор в июне сорок первого должен был отслужить срочную службу и возвратиться домой, но вместо этого с первых же дней войны угодил в самое пекло, и от него до конца Второй мировой не было никаких известий.
Жадно вслушиваясь в радиосводки о положении дел на фронте, дед всякий раз при очередных сообщениях о форсировании какого-либо стратегически важного объекта приходил в возмущение от непонятного ему термина «форсирование».
— Что это за слово такое?! — горячился он. — Почти каждый день то наши, то немцы что-нибудь форсируют. Только как прикажете это понимать. Вот и сейчас: «активно форсировали Днепр. » Ну и. Переправились-таки через Днепр или нет, в самом-то деле?! Почему не скажут прямо.
Виктор с войны не вернулся. О том, что он был убит в 1943-м, стало известно лишь в сорок шестом, благодаря активной розыскной деятельности бабы Клавы. Не дождался Трофим Иванович и дочери Нины: она-то вернулась (поклон небесам!), но отца в живых не застала. Он умер в победном мае сорок пятого от язвы желудка — в больнице, не поднявшись после операции. Было ему 52 года от роду.
Так что мы с братом называли бабушкой Клавой не родную мамину мать, а ее мачеху, дожившую до 1976 года и в своей трудовой биографии, подобно бабе Дуне, не миновавшую «институтов» сторожей и уборщиц. Волжские наши близкие и дальние родственники живут в Волгограде, Камышине, Липовке и еще каких-то небольших окрестных городках. Из всей маминой рабоче-крестьянской родни никто сколь-нибудь серьезной тяги к искусству не имел, так же как и «сваты» из Донбасса. Хотя Трофим Иванович хорошо пел, умел играть на балалайке, а Таисия Матвеевна, будучи домохозяйкой, играла в рабочем театре и пела в таком же «рабочем» хоре клуба нефтяников.
Наша мама, видать, от родителей унаследовала страсть к самодеятельному творчеству и до 1953 года, пока не получила инвалидность вследствие порока сердца, вызванного активной донорской деятельностью во время войны, занималась в различных художественных кружках и пела-играла в самодеятельных коллективах. По окончании восьмилетки, в 1939 году, она поступила в Камышинскую школу медсестер (теперь — медицинское училище), и с июня 1942 года до сентября 1945-го служила в эвакогоспиталях 3-го Украинского фронта, где и познакомилась с раненым Григорием Мартыновым, своим будущим супругом (до госпиталя — командиром стрелкового взвода 333-й дивизии).
ЧИТАТЬ КНИГУ ОНЛАЙН: Евгений Мартынов. Яблони в цвету
НАСТРОЙКИ.
СОДЕРЖАНИЕ.
СОДЕРЖАНИЕ
«У ПЕСНИ ЕСТЬ ИМЯ И ОТЧЕСТВО»
Очерк жизни и творчества Евгения Мартынова
Евгений Мартынов был светлым, лучащимся человеком.
И это проникало в его песни. Поэтому его так любили люди!
Еще не родились звонкие песни Евгения Мартынова, еще он сам не сделал своих первых шагов на земле, еще наши будущие отец и мама не познакомились в прифронтовом госпитале в освобожденной Венгрии, но судьба — никому не ведомая и неотвратимая — уже начала питать корни таланта, впоследствии так ярко расцветшего и подарившего миру свои вдохновенные песни. А эти корни берут свое начало в песенной, утопающей в садах Украине (здесь исток отцовского рода) и в былинном, распахнутом всем ветрам Поволжье (отсюда проистекает материнский родник). Кто, как не отец, Григорий Иванович, вдохнул в Женю неиссякаемый дух творчества? Кто, как не мама, Нина Трофимовна, взлелеяла сыновью душу чистой и неподкупной, широкой и открытой?
Наш отец, музыкант-самоучка, азы музыкальной грамоты постигал прямо на сцене, в общении с профессионалами, еще до войны играя вместе с ними в духовых, народных и эстрадных оркестрах. Почти на любом инструменте он мог подобрать к песне гармонию, подыграть и, если требовалось, подпеть второй голос, поддержать ритм. Вернувшись с войны инвалидом 2-й группы и кавалером ордена Красной Звезды, отец, чтобы содержать семью, был вынужден работать (и подрабатывать) в нескольких местах одновременно: утренники в детских садиках озвучивать, уроки пения в школе вести, с фабрично-заводской самодеятельностью заниматься, в воскресные и праздничные дни на танцах и парадах играть (а при случае — и на похоронах). Помимо того, он успевал столярничать и плотничать: почти вся наша домашняя мебель была сотворена его умелыми руками.
О нашем деде, Иване Ивановиче, знаю не много: лишь то, что он был стекольных дел мастером, до революции ремесленничал в собственной мастерской, а после того как «пьяно-красномордые бандиты- комиссары» (со слов отца) экспроприировали весь его «буржуйско-куркульский» скарб вместе с кованым сундуком, полным керенок (об этом с улыбкой, негромко и только в родственном кругу иногда вспоминали «дiдовi дiти»), разоренный мелкобуржуазный собственник на правах вольного пролетария подался на Бахмутский (теперь Артемовский) стекольный завод, где и погиб в горячем 1918 году в результате пожара («вчадiв», как по-украински говорила наша баба Дуня, — то есть угорел). Гражданская война застала бабушку с шестью детьми Ивановичами на руках, все — мал мала меньше. Судьбы детей сложились по- разному: Ивана, самого старшего, 1911 года рождения, убили в уличной драке — зарезали, — о нем почти никогда не говорили; Павлик (имена называю так, как их произносили старшие родственники) погиб в Великую Отечественную, — поначалу, подобно многим сгинувшим, зачисленный в пропавшие без вести; Вася умудрился и «на зоне» побывать, и передовиком производства стать; Шура почти всю жизнь проработала телефонисткой на Донецкой железной дороге, во время войны служила штабной радисткой, заслужила как ветеран войны и труда почетные награды Родины; Мария с середины 30-х до 70-х годов была «во власти», в военные годы сражалась на трудовом фронте (сначала в Казахстане, а с освобождением Донбасса — в Артемовске), затем 30 лет в исполкоме горсовета работала, также заслужив высокие награды за многолетний доблестный труд. Дальняя наша родня разбросана по Донецкой области: в Артемовске, Донецке, Карл-Либкнехте, Кондратовке. Баба Дуня, оставшись в лихое, смутное время одна с детьми, крутилась, чтобы прокормить малышей, как могла, батрача порой на самых черных, неженских работах. Живя после войны с дочерью Марией, она ушла на пенсию с «высокого поста» уборщицы железнодорожного вокзала и благополучно дотянула до 1969 года, оставив этот свет в восьмидесятидвухлетнем возрасте.
Никто из братьев и сестер отца профессиональных устремлений к музыке не испытывал. Зато Григория, по рассказам бабушки, в детстве всегда тянуло к цыганскому табору, распевавшему неподалеку от их дома (на улице Мариупольской) песни под бубен, скрипку и гитару, к армейскому духовому оркестру, игравшему по праздникам популярные вальсы и революционные марши, к украинским уличным гулянкам, разливавшимся по округе «дзвiнкими пiснями й веселими танцями».
Отец родился в 1913 году, а мама появилась на свет в 1924-м, став третьим по счету ребенком у родителей, но вторым в семье (первенец Николай умер в раннем детстве).
Маминых родителей — людей «рабоче-служивого» сословия, тем не менее грамотных и якобы довольно образованных, — мы с Женей не знали: наша родная бабушка, Таисия Матвеевна (1898 года рождения), умерла от воспаления легких еще в 1931-м, голодном году, и дедушка, Трофим Иванович, некоторое время самостоятельно воспитывавший двух детей, вскоре женился на подобной ему «родительнице-одиночке», с трехлетним сыном Владимиром на руках, — Клавдии Васильевне, произведя с ней на свет еще двух дочерей — Валентину и Тамару. Для вечно голодавшего и бунтовавшего Поволжья, в годы Гражданской войны попавшего в центр «революционно-контрреволюционной круговерти» и вследствие этого потерявшего миллионы людских жизней, были характерны составные семьи с отчимами и мачехами, пасынками и падчерицами, сводными братьями-сестрами и приемными детьми. Вот и Трофим Иванович Бреев (мамин отец) — сам вырос в такой семье и детей своих от подобной участи не уберег. Всю жизнь он проработал на нефтебазе и во время войны, как классный специалист своего дела — старший мастер- механик, необходимый в тылу, — был «забронирован» от призыва в армию, несмотря на неоднократные попытки и искреннее желание уйти на фронт вслед за сыном Виктором (старшим братом нашей мамы). А Виктор в июне сорок первого должен был отслужить срочную службу и возвратиться домой, но вместо этого с первых же дней войны угодил в самое пекло, и от него до конца Второй мировой не было никаких известий.
Жадно вслушиваясь в радиосводки о положении дел на фронте, дед всякий раз при очередных сообщениях о форсировании какого-либо стратегически важного объекта приходил в возмущение от непонятного ему термина «форсирование».
— Что это за слово такое?! — горячился он. — Почти каждый день то наши, то немцы что-нибудь форсируют. Только как прикажете это понимать. Вот и сейчас: «активно форсировали Днепр. » Ну и. Переправились-таки через Днепр или нет, в самом-то деле?! Почему не скажут прямо.
Виктор с войны не вернулся. О том, что он был убит в 1943-м, стало известно лишь в сорок шестом, благодаря активной розыскной деятельности бабы Клавы. Не дождался Трофим Иванович и дочери Нины: она-то вернулась (поклон небесам!), но отца в живых не застала. Он умер в победном мае сорок пятого от язвы желудка — в больнице, не поднявшись после операции. Было ему 52 года от роду.
Так что мы с братом называли бабушкой Клавой не родную мамину мать, а ее мачеху, дожившую до 1976 года и в своей трудовой биографии, подобно бабе Дуне, не миновавшую «институтов» сторожей и уборщиц. Волжские наши близкие и дальние родственники живут в Волгограде, Камышине, Липовке и еще каких-то небольших окрестных городках. Из всей маминой рабоче-крестьянской родни никто сколь-нибудь серьезной тяги к искусству не имел, так же как и «сваты» из Донбасса. Хотя Трофим Иванович хорошо пел, умел играть на балалайке, а Таисия Матвеевна, будучи домохозяйкой, играла в рабочем театре и пела в таком же «рабочем» хоре клуба нефтяников.
Наша мама, видать, от родителей унаследовала страсть к самодеятельному творчеству и до 1953 года, пока не получила инвалидность вследствие порока сердца, вызванного активной донорской
Lizer — Не Ангел
«Не Ангел» — песня с одноимённого альбома 2019 года.
Слушать Лизер — Не Ангел
Текст песни Не Ангел
Припев
Мои руки – не крылья, да и люди – не птицы
Я лечу выше только чтобы разбиться
Пообещай мне, что не сможешь влюбиться
Мои руки – не крылья, я – самоубийца
Мои руки – не крылья, да и люди – не птицы
Я лечу выше только чтобы разбиться
Пообещай мне, что не сможешь влюбиться
Мои руки – не крылья, я – самоубийца
Куплет 1
Люди расстаются, люди убегают
Люди много врут и кидаются словами
Сложно улыбнуться, если потухаешь
Хочется жить, но вокруг выживают
Люди не умеют летать, нас не учили падать
Люди не умеют летать, мы погибаем рано
Мы просто идём по тоннелю,
Надеясь увидеть свет в конце
Но свет должен быть внутри нас
Дорогая, научи меня любить!
Научи меня дышать свободно
Подари мне крылья
Припев
Мои руки – не крылья, да и люди – не птицы
Я лечу выше только чтобы разбиться
Пообещай мне, что не сможешь влюбиться
Мои руки – не крылья, я – самоубийца
Мои руки – не крылья, да и люди – не птицы
Я лечу выше только чтобы разбиться
Пообещай мне, что не сможешь влюбиться
Мои руки – не крылья, я – самоубийца
Куплет 2
Я запутался в себе, нету крыльев, ну, а вдруг
Я без них смогу взлететь, моя тень — мой новый друг
Мои мысли ни о ком, мои треки ни о чём
Мои ноги на краю: две секунды, я взлечу
А что будет, когда я закрою глаза?
Будет свет или тьма, я не знаю
Кто-нибудь вспомнит обо мне?
Или вместе со мной уйдут воспоминания?
Так же быстро, как мы появились
Так же быстро про нас забывают
И сегодня я точно узнаю
Что мы очень хотим, но мы не летаем…
Припев
Мои руки – не крылья, да и люди – не птицы
Я лечу выше только чтобы разбиться
Пообещай мне, что не сможешь влюбиться
Мои руки – не крылья, я – самоубийца
Мои руки – не крылья, да и люди – не птицы
Я лечу выше только чтобы разбиться
Пообещай мне, что не сможешь влюбиться
Мои руки – не крылья, я – самоубийца
Мои руки – не крылья, да и люди – не птицы
Я лечу выше только чтобы разбиться
Пообещай мне, что не сможешь влюбиться
Мои руки – не крылья, я – самоубийца
Мои руки – не крылья, да и люди – не птицы
Я лечу выше только чтобы разбиться
Пообещай мне, что не сможешь влюбиться
Мои руки – не крылья, я – самоубийца