Мой муж шизофреник что делать

Мой муж психически болен

Героиня прожила в браке с мужем, больным шизофренией, пять лет, родив двоих детей. На своем опыте она поняла, когда такой брак имеет перспективу, а когда – нет

«Это была не депрессия»

О том, что муж психически болен, я стала догадываться только на пятом году нашего брака. Мы поженились в 2006 году. С самого начала мы много ссорились, мне приходилось брать на себя больше семейных обязанностей, он неадекватно реагировал на мои просьбы о помощи, но у кого этого не бывает. К тому же у нас сразу появился ребенок, а через два года еще один.

– Пожалуйста, посиди с дочкой, я свожу младшего к врачу, у него отит, – просила я мужа.

– Я не могу, у меня встреча с друзьями. Почему ты не предупредила меня заранее? – отвечал он.

– Но отит тоже меня заранее не предупреждал.

Так выглядели наши перебранки, многие из которых заканчивались моими слезами, и я одна с двумя детьми тащилась в поликлинику. Мне казалось, это у мужа лишь пресловутый эгоизм или инфантилизм, или просто усталость, ведь все мы устаем, в том числе, от собственных детей.

Но сейчас, анализируя его поведение, я понимаю, что так проявлялась болезнь.

Эгоист делает что-то, строго блюдя свою выгоду, а у больного человека нет логики в поведении. Мой бывший супруг все время боялся, что семья его поработит, что у него не останется время на общение вне дома, но в итоге отстранился не только от семьи, но и от всех остальных людей.

Он говорил, что у нет сил, дома почти все время лежал и слушал музыку. Говорил, что хочет позаниматься с детьми, но когда начинал, сразу же оставлял, уставая. Когда я, уложив детей, пыталась с ним говорить про то, что мне трудно справляться одной, он мог расшуметься, чтобы разбудить детей и, таким образом, избежать разборок.

Такая странность, нелогичность поведения могла бы меня насторожить, можно было бы заподозрить, как минимум депрессию, если бы я была в состоянии тогда это сделать. Но это оказалась не депрессия, а более серьезная проблема, как выяснилось позже.

К врачу сходил, но от лечения отказался

Однажды муж пропал на три дня, от него лишь приходили сообщения: «Я не понимаю, зачем мне жить». Я боялась, что он покончит с собой, а потом оказалось, что он с другом уехал на фестиваль.

У меня до сих пор нет четкой границы между здоровым и больным человеком. Ведь есть психически больные люди, которые проходят медикаментозное лечение и счастливо живут со своими семьями. А есть здоровые, которые вытворяют такое, что страшно становится.

Я вышла замуж в 18 лет. Ему было 27 лет, у него была серьезная профессия переводчика. «Если я чего-то не пойму, он мне расскажет, ему же почти 30», – думала я, но сама оказалась за старшую.

Сейчас я понимаю, что мне просто хотелось сбежать из своей родной семьи. У меня двое братьев, один старше на 8 лет, другой на год. У второго шизофрения. При этом я делила с ним комнату вплоть до замужества.

В детстве он казался просто странноватым, родители думали, что с возрастом все выправится, а становилось хуже. К врачам его не водили, в 1990-е годы, когда рос мой брат, психиатров еще боялись. Интернета не было, родителям неоткуда было взять информацию. У брата появились вспышки агрессии, он не мог коммуницировать с людьми. Школу закончил, но дальше учиться не смог.

Когда пришло время идти в армию, родители, наконец, ответили его к врачу, и диагноз был поставлен. С тех пор он живет с родителями, не работает.

Думаю, из-за брата у меня была размыта граница между тем, что такое норма, а что нет.

Сейчас широко поднимается тема детей, выросших в семье алкоголика, но я не встречала ни одной книги о детях, которые выросли в семье с психически больным близким.

Мне приходилось во всем разбираться самой.

На пятом году брака я уговорила мужа пойти на семейную психотерапию. Первая встреча прошла хорошо, мы назначили вторую, но супруг не явился. Я прорыдала час у психотерапевта, зато с тех пор сама хожу к нему вот уже десять лет, с небольшими перерывами.

Почему я выбрала развод

Я хожу в храм, поэтому и в своем приходе пыталась найти поддержку. Некоторые священники говорили мне, что бывают ситуации, когда нужно и развестись. Женщины, с которыми я делилась, в основном убеждали остаться: «Замуж вышла – терпи», «Брак – это работа, труд», «А мне, думаешь легко, на меня муж тоже орет, и бьет даже».

Тогда я почувствовала себя виноватой, думала, да, с родителями тоже бывает тяжело, но родителей не выбираешь. Но мужа-то я выбрала сама, и вот теперь мы ссоримся и скандалим. Чувство вины, скорее всего, тянулось из родной семьи; когда ты растешь рядом с психически больным человеком, тебе кажется, что ты виноват, что он такой.

Я уже не могла разобраться, понять, когда над браком, отношениями надо работать, что-то терпеть, а когда терпение становится попустительством, оборачивается для мужа распущенностью.

В моем случае я терпела то, что муж употребляет наркотики, не работает, то есть никак не обеспечивает семью, и бывает совершенно непредсказуем. Например, однажды муж в состоянии «кайфа» взял детей и поехал к своим родственникам в область. Меня ни о чем не предупредил. А потом говорил:

– Я, пьяный, трезвее вас всех.

В тот раз все закончилось хорошо, но ведь могло случиться, что угодно.

Выдержала я такой жизни лишь несколько месяцев, а потом ушла, мы развелись. В это время у меня самой уже была диагностированная депрессия.

Мой опыт говорит: с психически больным человеком можно жить, если у обоих супругов есть понимание, что это состояние – болезнь, которую необходимо лечить.

Например, в случае с созависимостью, если муж отказывается ходить на терапию, на группу самопомощи, нужно ходить самой, вылечить свою созависимость. Так можно сохранить брак.

Я ушла от него не потому, что считала его «конченным человеком», а потому что мне было невыразимо тяжело одной со всем этим справляться.

Я знаю, моим детям в будущем понадобится поддержка

Только спустя пару лет после нашего развода моему бывшему супругу поставили диагноз параноидальная шизофрения. Удивительно, что за это время он успел еще раз жениться, у него родился еще один ребенок. Его вторая жена быстро поняла, в чем дело и тоже ушла от него. Мы с ней поддерживаем связь.

Когда он остался один, казалось, что теперь ему никто не мешает взять себя в руки, нет детей, нет «жен». Общайся с друзьями, занимайся творчеством. Но он сидел в своей однушке и употреблял. И я, и его вторая жена продолжали уговаривать его лечиться. А вот его родители никак не участвовали в жизни сына, мне было сложно объяснить им, что он болен, ну, пьет человек, ну, не ходит на работу, разве только больные так делают.

Когда у меня началась депрессия, врач прописала мне антидепрессанты. Вторая жена мужа тоже в какой-то период проходила медикаментозное лечение.

– Посмотри, мы лечимся, и нам это помогает, – уговаривали мы его на собственном примере.

– Нет, вы как были дуры, так дурами и остались.

В конце концов, у него начался психоз, три дня он ничего не ел, не пил, все время писал мне, говорил, что за ним следят из компьютера. Когда ему стало совсем плохо, я уговаривала его вызвать скорую. Он отвечал:

– Я звонил в скорую, там стали спрашивать, где я живу, и я бросил трубку.

Он все же попал в психиатрическую больницу, где ему и поставили диагноз.

Мы с ним общаемся, в основном, из-за детей. Дети с ним на связи, переписываются. Сценарий у мужа по-прежнему старый: он хотел бы с детьми общаться, но у него на это нет сил. Когда мы развелись, детям было пять и три года, но последствия жизни со странным папой останутся у них на всю жизнь. Я много с ними разговаривала о болезни, о наркотиках, об алкоголе, о том, что папа «хороший», но болезнь и пренебрежение лечением его изменило.

Не прошло и десяти лет, как родители супруга поняли, что с ним не все в порядке. Стали звонить моим детям, внушая им, чтобы они о нем заботились. Я пресекла это сразу.

Но думаю, у детей останется чувство нездоровой вины. Я знаю, что в Москве и в Петербурге есть группы поддержки для тех, кто живет с психически нездоровыми родственниками. Думаю, когда-нибудь им это понадобится.

Как так? Христос сказал: «не разводитесь», а Его Церковь позволяет?

Священник Максим Соколов, (Самара), клинический психолог:

– Тема, поднятая в статье, очень важная и серьезная. Не только для людей, оказавшихся в подобной тяжелейшей ситуации, но и для широкого круга менее трагичных случаев. Случаев, которые ежедневно встречаются в супружеской жизни, да и просто во взаимодействии между людьми.

В современном падшем человечестве очень размыта и неустойчива грань между служением и порабощением, терпением и потворством, между соблюдением элементарных человеческих интересов и подвигом спасения. И с этой проблемой, с вопросом «как быть?» люди часто обращаются к священнику, к Церкви, к Богу.

Слова Христа о разводе просты (о, такая сложная для нас простота!) и безхитростны: «…что Бог сочетал, того человек да не разлучает» (Мф., 19). И это понятно: в христианском учении о человеке он создан по образу и подобию Божию. Образу важно научиться служить, для этого и создается семья, а не для того, чтобы попользоваться друг другом, а не подходит – выкинуть за ненадобностью.

Это может поставить нас в тупик. Как так? Христос сказал: «не разводитесь», а Его Церковь позволяет?

Думаю, никакого противоречия здесь нет. Христос, как Абсолютная Истина, показывает нам вершину чистоты супружеского служения, более того, эти Его слова — в ответ на вопрос иудеев, для которых к тому времени развод стал некоторой обыденностью, процедурой (как и для многих сейчас). Христос возвращает понимание, что развод — это всегда трагедия, всегда раскол в «малой Церкви», всегда «по живому».

Вместе с тем, на практике часто приходится сталкиваться с ситуацией, когда семья в своем высшем предназначении, как служение друг другу во спасение, фактически уже не существует, неразумные настойчивые действия одного из (а в большинстве случаев — обоих) супругов привели ее к краху.

При этом часто, как в описанном случае, один из супругов пьет или наркоманит, просто пользуется другим, становится экономическим и эмоциональным иждивенцем, его поведение угрожает жизни и здоровью детей.

Вот в этом случае, «скрепя сердце» Церковь признает данный брак разрушенным. Но это не такой развод, как в гражданском браке. Церковь призывает молиться друг за друга даже после разрушения совместной жизни, желать спасения и постараться простить друг друга.

Но Церковь не призывает в этом случае наперекор всему к греху разрушения семьи добавить еще и грех лицемерия, самообмана, когда внешне «семья» существует, а внутри уже только «ад и ненависть».

Ну а где же эта грань? Грань, за которой восстановление христианской семьи уже невозможно? В священнической практике надо быть очень осторожным с решением, стараться не навязывать ни один из выходов (развестись/сохранить) как единственно возможный. Священник должен помочь супругам самим рассмотреть ситуацию с точки зрения смысла христианского брака и помочь принять решение.

Хорошим прогнозом для восстановления семьи становится заинтересованность обоих супругов в изменениях, старания, положенные для этого. Несомненно, великое значение имеет благодать Божия, «немощная врачующая и оскудевающая восполняющая», поэтому прекрасно, если оба супруга, проживая кризис, выходят из него более глубокими христианами. Помощь Церкви всегда рядом – покаяние, осознание своей немощи, и причастие. Великая сила! Но только не надо считать, что «Бог все сделает за нас и без нас». Хорошо обратиться в такой ситуации к опытному семейному психологу, например.

В истории нашей героини видно, что она пыталась сохранить брак. Конечно, трудно жить с психически нездоровым человеком, хотя при правильной терапии и желании самого человека лечиться современная психиатрия часто помогает достичь хорошего уровня адаптации и социального функционирования даже в сложных случаях.

Но здесь ситуация осложнилась наркотиками. Некоторые психоактивные вещества кратковременно смягчают остроту психической симптоматики, но в долговременной перспективе психическая и духовная деградация неизбежна. Поэтому описанный случай представляется тяжелым и с психологической, и с психиатрической, и с духовной точки зрения.

Замечательно, что наша героиня продолжает прорабатывать накопившиеся проблемы с психологом, это очень важно, чтобы не «тащить хвосты» проблем и грехов дальше в свою жизнь и жизнь детей.

Ну и конечно, для будущих жен очень важно, как в английской пословице: «до свадьбы держать глаза широко открытыми, а после свадьбы немного прищуриться». Очень хорошо, что сейчас в нашей Церкви, на приходах (например, в Самаре на приходе св. Татианы при Университете) начали появляться тематические группы по подготовке молодых людей к семейной жизни и помощи в адаптации молодым семьям. Много вызовов современной семье от современного мира. Но победа одна — через любовь и служение.

Коллажи Дмитрия Петрова

Мы просим подписаться на небольшой, но регулярный платеж в пользу нашего сайта. Милосердие.ru работает благодаря добровольным пожертвованиям наших читателей. На командировки, съемки, зарплаты редакторов, журналистов и техническую поддержку сайта нужны средства.

Источник

Мой муж – шизофреник

БАДы недорого

В детстве и юности мы очень быстро и с легкостью навешиваем штампы. Вот он дурак, а тот – идиот, а вот этот – шизофреник. Мы не думаем о словах, не ищем их реального значения, а зря… Я когда-то тоже была такой, а теперь я на самом деле знаю, кто такой шизофреник, более того, каково это – жить с ним.

Бесплатная консультация прямо сейчас!

Онлайн консультация специалиста по Вашему вопросу!

Номер лицензии: ЛО-77-01-019036

Когда у мужа скверный характер

Я выходила замуж по большой любви! Мы с ним встречались не так долго, да, и я не особо вдумывалась в особенности его поведения. Мне хотелось одного – быть с ним рядом. По прошествии 10 лет я не изменила своего решения, тем более, наши отношения прошли колоссальную проверку на прочность, которую я не пожелаю никому. После медового месяца начался тот самый быт, о рифы которого так часто разбиваются лодки любви. Я стала замечать явные ненормальные формы поведения, которые меня поначалу даже пугали.

Муж периодически был словно оторван от реальности, он отгораживался от всего, что его окружало, и от меня в том числе. Что было более страшным для меня, так это своеобразное эмоциональное снижение. Он проявлял поразительную холодность ко всем близким ему людям. Я не могла спокойно смотреть, как он безучастен ко всему, что имеет самое прямое к нему отношение. Постепенно он оставил все свои увлечения в прошлом, больше не собирал модели, не хотел играть с друзьями в футбол, ездить на рыбалку. Его совершенно не волновало, что о нем скажут, поэтому он стал нечистоплотен и неряшлив в быту.

Я – человек логик, но то, что я видела, не поддавалось никакому объяснению. Он мог и любить, и ненавидеть одновременно. Это сложно объяснить, тут надо было просто видеть его взгляд. Действия и стремления были двойственными, порой непонятными ему самому. Конечно, так вначале было далеко не всегда. В остальные моменты это был все тот же человек, которого я полюбила, но все-таки немного другой.

Здравствуй, шизофрения

Вновь возвращаясь к воспоминаниям детства, я прямо слышу смех от слова «шизофреник». Оно такое забавное, не так ли? Пока не столкнешься с этим заболеванием лицом к лицу. Как потом выяснилось, по моему мужу можно было писать научную работу, так как в нем проявились почти все признаки недуга.

Хочу отметить, что все это развивалось не сразу, а поэтапно, медленно. Как нам потом объяснили, это была простая форма шизофрении. Но простая она только по названию, а не по наполнению, увы. У него наступали и ремиссии, то есть в моменты, когда «все проходило», он был абсолютно адекватным, искал работу, жил насыщенной событиями жизнью. И в эти моменты я была абсолютно счастлива, считала, что он просто вышел из затяжной депрессии. Мне казалось, что я наконец нашла ключик, как сделать его счастливым, и он перестал ненавидеть свою жизнь. А потом все возвращалось.

Помощь специалистов

Да, мы совершили жуткую ошибку, начав поиски помощи с экстрасенсов, чем только все усугубили. Целый год мы боролись с одержимостью, седея от страха. И только потом отправились к квалифицированному психиатру, отбросив стереотипы и заблуждения. Нам сразу сказали, что полное излечение невозможно, и психотропная терапия неизбежна. Только так мы сможем улучшить и облегчить состояние мужа. Спасибо Высшим силам, муж согласился лечиться. Думаете, мы восприняли это как страшный приговор? Ни в коем случае! Мы наконец узнали имя нашего врага, поняли, как с ним справляться. Вы представляете, какое это счастье?

Мы очень благодарны всем специалистам, которые с нами работали, так как проведена колоссальная работа. Лечение было разносторонним и насыщенным.

Онлайн консультация специалиста

Номер лицензии: ЛО-77-01-019036

Подводя итог, я хочу отметить, что я наконец-то начала жить, как и мой муж. Да, мы постоянно под контролем, есть побочные эффекты от препаратов, но все это стоит того, чтобы жить без галлюцинаций и бреда, ходить на работу и вернуться к любимым увлечениям. Не бойтесь лечиться, это единственно верная дорога, которая может быть у людей, которых вы любите. Чувствуем ли мы обреченность от того, что будут рецидивы? Я в ответ на это могу у вас спросить, чувствуете ли вы обреченность от того, что еще не раз в своей жизни столкнетесь с простудой, гриппом и другими болячками. Да, было бы прекрасно жить без этих невзгод. Но по-настоящему страшно, когда ты не знаешь, как с ними бороться. А мы уже знаем.

Источник

Круги по воде: как влияет на семьи психическая болезнь близкого

Подавляющее большинство (83%) родственников людей, страдающих шизофренией, принимают на себя полную ответственность за их психологическую поддержку. Около половины из них в результате сталкиваются со сложностями в поддержании социальной жизни, работе, а также испытывают финансовые трудности, следует из материалов исследования компании «Гедеон-Рихтер», с данными которого ознакомились «Известия». Наличие психического заболевания, особенно в тяжелой форме, неизбежно влияет на всех членов семьи, обращают внимание специалисты. Оно может не только нарушить привычный образ жизни, но и привести к психологическим проблемам. Поэтому родственникам в таких ситуациях требуется дополнительная поддержка. Подробнее о том, как она может быть устроена и в чем такие семьи нуждаются в первую очередь — в материале «Известий».

Страх и растерянность

Всего, по данным, опубликованным Минздравом, к концу 2019 года в России было около 5,8 млн пациентов с психическими заболеваниями. Показатель распространенности этих расстройств по стране составил 3,9 тыс. случаев на 100 тыс. населения.

Не исключено, что реальные цифры могут быть и выше — активисты, психологи и психиатры неоднократно обращали внимание на то, что люди далеко не всегда обращаются за помощью к специалистам, опасаясь получить психиатрический диагноз из-за связанных с ним предрассудков и стигматизации.

Диагноз шизофрения был примерно у миллиона пациентов, писали «Известия» в конце прошлого года. По другим данным, обнародованным Российским обществом психиатров в 2018 году, в среднем в стране с таким диагнозом ежегодно насчитывается около полумиллиона человек. При этом в ряде случае, отмечали тогда специалисты, речь шла об ошибочной постановке диагноза, когда в реальности речь шла о другом психическом расстройстве.

Положение, в котором оказываются близкие таких людей, изучили в рамках исследования, проведенного по заказу фармацевтической компании «Гедеон-Рихтер» (материалы есть в распоряжении «Известий»).

Так, родственники пациентов, больных шизофренией в большинстве случаев берут на себя полную ответственность за их поддержку — как финансовую (68%), так и психологическую (83%), следует из материалов исследования.

Это сказывается на их способности поддерживать полноценный образ жизни. Больше половины — 56% — сказали, что не могут поддерживать полноценную социальную жизнь. 47% рассказали о финансовых проблемах и 54% — о сложностях при совмещении работы с уходом за больным.

Исследование проводилось в Болгарии, Венгрии, Чехии и России. В нем приняли участие психиатры, пациенты с шизофрений и члены их семей. Всего в ходе исследования было проведено 102 индивидуальных качественных глубинных интервью и обработано 675 количественных анкет.

При этом любое тяжелое психическое расстройство, диагностированное у кого-то из близких, неизбежно влияет на всех членов семьи и, в том числе, приводит к психологическим проблемам — в частности, психологическим, обращают внимание специалисты.

«Психическое заболевание затрагивает всех членов семьи как круги по воде — нарушается и общее качество жизни, рушатся карьерные перспективы, потому что люди вынуждены больше времени уделять заботе о близком человеке, и социальные функции, потому что пойти куда-то или пригласить гостей к себе домой может быть сложнее. Все испытывают страх или растерянность», — объясняет врач-психиатр, директор Научного центра персонализированной психиатрии Надежда Соловьева.

В частности, участники опроса, результаты которого стали известны в марте, отметили, что самым сложным является первый этап, когда семье сообщают о диагнозе.

«Наиболее критичным для членов семьи пациента является этап, когда они узнают о диагнозе», — отмечается в исследовании. В это время люди в первую очередь нуждаются в эмоциональной поддержке, которая позволила бы им справиться с полученными новостями.

Следующим по значимости является период поиска актуальной информации: так, больше половины респондентов считают недостаточным количество доступной информации, которая могла бы быть использована для самопомощи; информации о лекарствах; а также об опыте других семей, столкнувшихся с аналогичными проблемами. «Поддержка членов семьи фактически является поддержкой пациентов», — подчеркивается в документе.

Сберечь здоровье всех

В 2012 году Научный центр психического здоровья Российской академии медицинских наук (РАМН) опубликовал методические рекомендации по работе с родственниками людей, страдающих тяжелыми психическими заболеваниями.

В них отмечалось, что люди в таких случаях сталкиваются не только с падением привычного уровня жизни и вынуждены отказываться, например, от карьерных перспектив, но и с повышенной психологической нагрузкой — в частности, с сильными чувствами гнева, страха, отчаяния или стыда, а также с ощущением беспомощности. Многие также на первых порах не могут правильно оценить возможности своего близкого и, соответственно, определить адекватные требования к нему. А попытка справиться с беспомощностью может привести к гиперконтролю.

При этом обстановка в семье может напрямую влиять на то, насколько остро будет протекать заболевание, подчеркивают авторы. И негативно сказываться может не только чрезмерная критичность со стороны близких людей, но и, напротив, чрезмерное погружение их в болезнь близкого человека.

«Исследования эмоциональной экспрессивности родственников пациентов показывают, что у больных шизофренией, проживающих с критически настроенными и сверхвовлеченными в их болезнь членами семьи, гораздо чаще наблюдаются рецидивы, чем у тех, кто проживает с менее склонными к критике или чрезмерной опеке близкими», — отмечается в материалах.

Работа с родственниками пациента изначально входит в задачи психиатров, рассказывает Надежда Соловьева. Об этом говорят и ВОЗ, и российское Министерство здравоохранения. В России, в частности, помощь близкими таких больных включена в обязательный стандарт помощи людям с психическими расстройствами, утвержденный министерством здравоохранения.

«Психиатрическая служба направлена не только на помощь людям с психическими заболеваниями, потому что, если глобально смотреть на систему здравоохранения, — мы стараемся сберечь здоровье всех граждан», — объясняет собеседница издания.

В идеальной ситуации родственники и сам больной должны пройти психообразование — построенный по специальной методике курс, который позволил бы им не только больше узнать о конкретном заболевании, с которым столкнулись в их семье, но и пережить все связанные с этим эмоции под наблюдением специалистов. Кроме того, психообразование дает возможность познакомиться с опытом других семей, оказавшихся в аналогичной ситуации: «Когда человек понимает, что он такой не один, что заболевание не является виной или отличительной особенностью близкого человека, ему становится проще».

Специалисты Московского НИИ психиатрии в научной публикации 2016 года определяют психообразование как «обучение психически больных и их родных всему, что может быть полезным». И обращают внимание на то, что это — важная часть единого терапевтического и реабилитационного процесса.

Также могут потребоваться семейная психотерапия, сопровождение, помощь в выстраивании коммуникаций между членами семьи, но это уже будет зависеть от конкретной ситуации.

В то же время, отмечает Надежда Соловьева, «стандарт есть, а наличие ресурсов остается под большим вопросом». В результате, по ее словам, в большинстве регионов системная помощь близким по-прежнему недоступна и степень их поддержки зависит от энтузиазма и добросовестности конкретного врача.

«Психическое здоровье невозможно применительно к одному человеку»

Идеальными, в том числе и в случае наличия в семье заболевания, должны стать партнерские отношения с разделением зоны ответственности в тех или иных вопросах, отмечает Надежда Соловьева.

«И, конечно, ни одна семья, имеющая человека с психическим расстройством, не может быть гармоничной, если она варится в своем соку. Обязательно должен быть выход в социум, выход в сообщество. Вообще психическое здоровье невозможно применительно к одному человеку, потому что человек существо социальное — ему нужно общение со своими близкими, и с другими людьми», — обращает внимание она.

В первую очередь, по мнению составителей исследования, родственники пациентов, страдающих шизофренией, нуждаются в помощи, касающейся непосредственно лечения болезни, организации жизни пациента, методов самопомощи, а также преодоления чувства изоляции.

«Известиям» не удалось обнаружить в интернете информации о доступных программах помощи близким людей с психическими расстройствами — большая часть организаций уже перестали вести активную деятельность, по одному из телефонов изданию пояснили, что программа завершилась в 2015 году.

Источник