На чем основан миф
На чем основан миф
Миф (др.-греч. μῦθος ) в литературе — сказание, передающее представления людей о мире, месте человека в нём, о происхождении всего сущего, о богах и героях.
Поскольку мифология осваивает действительность в формах образного повествования, она близка по своему смыслу художественной литературе; исторически она предвосхитила многие возможности литературы и оказала на её раннее развитие всестороннее влияние. Естественно, что литература не расстаётся с мифологическими основами и позднее, что относится не только к произведениям с мифологическими основами сюжета, но и к реалистическому и натуралистическому бытописательству XIX и XX веков (достаточно назвать «Приключения Оливера Твиста» Чарльза Диккенса, «Нана» Эмиля Золя, «Волшебную гору» Томаса Манна).
Содержание
Античная литература
Различные типы отношения поэта к мифам удобно прослеживать на материале античной литературы. Всем известно, что греческая мифология составляла не только арсенал греческого искусства, но и его «почву». Это можно отнести прежде всего к гомеровскому эпосу («Илиада», «Одиссея»), который отмечает собой грань между безличным общинно-родовым мифотворчеством и собственной литературой (ему подобны «Веды», «Махабхарата», «Рамаяна», «Пураны» в Индии, «Авеста» в Иране, «Эдда» в германо-скандинавском мире и другие).
Подход Гомера к действительности («эпическая объективность», т. е. почти полное отсутствие индивидуальной рефлексии и психологизма), его эстетика, ещё слабо выделенная из общежизненных запросов, — всё это насквозь проникнуто мифологическим стилем миропонимания. Известно, что действия и психическое состояния героев Гомера мотивируются вмешательством многочисленных богов: в рамках эпической картины мира боги более реальны, чем слишком субъективная сфера человеческой психики. Ввиду этого возникает соблазн утверждать, что «мифология и Гомер суть одно и то же…» (Фридрих Шеллинг, «Философия искусства»). Но уже в гомеровском эпосе каждый шаг в сторону сознательного эстетического творчества ведёт к переосмыслению мифов; мифологический материал подвергается отбору по критериям красоты, а подчас пародируется.
Позднее греческие поэты ранней античности отказываются от иронии по отношению к мифам, но зато подвергают их решительной переработке — приводят в систему по законам рассудка (Гесиод), облагораживают по законам морали (Пиндар). Влияние мифов сохраняется в период расцвета греческой трагедии, причём его не следует измерять обязательностью мифологических сюжетов; когда Эсхил создаёт трагедию «Персы» на сюжет из актуальной истории, он превращает саму историю в миф. Трагедия проходит через вскрытие смысловых глубин (Эсхил) и эстетическую гармонизацию мифов (Софокл), но в конце приходит к моральной и рассудочной критике его основ (Еврипид). Для поэтов эллинизма омертвевшая мифология становится объектом литературной игры и учёного коллекционирования (Каллимах из Кирены).
Новые типы отношения к мифам даёт римская поэзия. Вергилий связывает мифы с философским осмыслением истории, создавая новую структуру мифологического образа, который обогащается символическим смыслом и лирической проникновенностью, отчасти за счёт пластической конкретности. Овидий, напротив, отделяет мифологию от религиозного содержания; у него совершается до конца сознательная игра с «заданными» мотивами, превращёнными в унифицированную систему; по отношению к отдельному мотиву допустима любая степень иронии или фривольности, но система мифологии как целое наделяется «возвышенным» характером.
Средние века и Возрождение
Средневековая поэзия продолжала вергилиевское отношение к мифам, Возрождение — овидиевское.
Начиная с позднего Возрождения неантичные образы христианской религии и рыцарского романа переводятся в образную систему античной мифологии, понимаемой как универсальный язык («Освобождённый Иерусалим» Т. Тассо, идиллии Ф.Шпе, воспевающие Христа под именем Дафниса). Аллегоризм и культ условности достигают своего апогея к XVIII веку.
Однако к концу XVIII века выявляется противоположная тенденция; становление углублённого отношения к мифам происходит прежде всего в Германии, особенно в поэзии Гёте, Гёльдерлина и в теории Шеллинга, заострённой против классицистического аллегоризма (мифический образ не «означает» нечто, но «есть» это нечто или он есть содержательная форма, находящаяся в органическом единстве со своим содержанием). Для романтиков существует уже не единый тип мифологии (Античность), а различные по внутренним законам мифологии миры; они осваивают богатство германской, кельтской, славянской мифологии и мифов Востока.
Новое время и Современность
В 40-70-x годах XIX века грандиозная попытка заставить мир мифов и мир цивилизации объяснять друг друга была предпринята в музыкальной драматургии Рихарда Вагнера; его подход создал большую традицию.
XX век выработал типы небывало рефлективного интеллектуалистического отношения к мифам; тетралогия Томаса Манна «Иосиф и его братья» явилась результатом серьёзного изучения научной теории мифологии. Пародийная мифологизация бессмысленной житейской прозы последовательно проводится в творчестве Франца Кафки и Джеймса Джойса, а также в «Кентавре» Джона Апдайка. Для современных писателей характерно не нарочитое и выспреннее преклонение перед мифами (как у поздних романтиков и символистов), а свободное, непатетическое отношение к ним, в котором интуитивное вникание дополняется иронией, пародией и анализом, а схемы мифов отыскиваются подчас в простых и обыденных предметах.
Мифологическое мировоззрение
В мифологическом мировоззрении мир понимается по аналогии с родовой общиной, которая сплачивает, организует совместное поведение сородичей посредством коллективных представлений, как образца поведения.
Миф по А. Ф. Лосеву
В своей монографии «Диалектика мифа» А. Ф. Лосев даёт следующее определение:
Миф есть для мифологического сознания наивысшая по своей конкретности, максимально интенсивная и в величайшей степени напряженная реальность. Это — совершенно необходимая категория мысли и жизни. Миф есть логическая, то есть прежде всего диалектическая, необходимая категория сознания и бытия вообще. Миф — не идеальное понятие, и также не идея и не понятие. Это есть сама жизнь. Таким образом, миф, по Лосеву, особая форма выражения сознания и чувств древнего человека. С другой стороны, миф, как праклетка, содержит ростки развившихся в будущем форм. В любом мифе можно выделить семантическое (смысловое) ядро, которое будет впоследствии востребовано.
Следует также принимать во внимание, что хотя термином «миф» иногда назывались Лосевым разные религиозные системы, но этот труд — «Диалектика мифа» был лишь альтернативой (иногда неудачной, в связи с преследованиями со стороны советских властей) «диалектическому материализму».
Миф по Ролану Барту
Ролан Барт рассматривает миф как семиологическую систему, обращаясь при этом к известной модели знака Соссюра, выделявшего в ней три основных элемента: означающее, означаемое и сам знак, выступающий как результат ассоциации первых двух элементов. Согласно Барту, в мифе мы обнаруживаем ту же трёхэлементную систему, однако, специфика его в том, что миф представляет собой вторичную семиологическую систему, надстроенную над первой языковой системой или языком-объектом. Эту вторичную семиологическую систему или собственно миф Барт называет «метаязыком» потому, что это вторичный язык, на котором говорят о первом. При исследовании семиологической структуры мифа Барт вводит свою нетрадиционную терминологию. Означающее, подчёркивает он, может рассматриваться с двух точек зрения: как результирущий элемент первой языковой системы и как исходный элемент мифологической системы. В качестве конечного элемента первой системы Барт называет означающее смыслом, в плане мифа — формой. Означаемое мифологической системы получает название концепта, а её третий элемент представляет значение. Это вызвано, по мнению Барта, тем, что выражение знак двусмысленно, так как означающее мифа уже образовано из знаков языка.
Согласно Барту, третий элемент семиологической системы — значение или собственно миф — создаётся за счёт деформации отношения между концептом и смыслом. Здесь Барт проводит аналогию со сложной семиологической системой психоанализа. Подобно тому как у Фрейда латентный смысл поведения деформирует его явный смысл, также и в мифе концепт искажает или точнее «отчуждает» смысл. Эта деформация, согласно Барту, возможна потому, что сама форма мифа образована языковым смыслом, подчинённым концепту. Значение мифа представляет постоянное чередование смысла означающего и его формы, языка-объекта и метаязыка. Именно эта двойственность, по Барту, определяет особенность значения в мифе. Хотя миф это сообщение, определяемое в большей степени своей интенцией, тем не менее буквальный смысл заслоняет эту интенцию.
Раскрывая коннотативные механизмы мифотворчества, Барт подчёркивает, что миф выполняет различные функции: он одновременно обозначает и оповещает, внушает и предписывает, носит побудительный характер. Обращаясь к своему «читателю», он навязывает ему свою собственную интенцию. Касаясь проблемы «чтения» и расшифровки мифа, Барт пытается ответить на вопрос как происходит его восприятие. Согласно Барту, миф не скрывает свои коннотативные значения, он «натурализует» их. Натурализация концепта является основной функцией мифа. Миф стремится выглядеть как нечто естественное, «само собой разумеющееся». Он воспринимается как безобидное сообщение не потому, что его интенции тщательно скрыты, иначе они утратили бы свою эффективность, а потому, что они «натурализованы». В результате мифологизации означающее и означаемое представляются «читателю» мифа связанными естественным образом. Любая семиологическая система есть система значимостей, но потребитель мифов принимает значение за систему фактов.
Миф по Ф. Х. Кессиди
Почему миф нельзя назвать чистым вымыслом? (2 фото)
Некоторые люди относятся к мифам как к вымыслам: мол, это истории, которые не имеют ничего общего с реальностью. С таким мнением не согласны философы, филологи и историки, утверждающие, что за каждым мифом скрывается своя доля правды.
Почему мифы нельзя считать чистым вымыслом
Проблема мифа намного сложнее, чем кажется на первый взгляд. Начнем хотя бы с того, что у ученых нет общепринятого определения данного явления. Некоторые открыто относят мифы к сказкам и преданиям, другие – считают их отображением исторических событий, поданных в столь завуалированной форме.
Как пишет профессор А.В.Семушкин, изначально под мифом понималась система сакральных и ценностно мировоззренческих истин, противостоящих истинам профанным. То есть миф считался отражением реальной жизни и правды, а к тому, во что в повседневной жизни верили обыватели, посвященные относились с усмешкой.
Как отмечают историки, миф потерял свое первоначальное значение примерно в V веке до н. э., когда его стали противопоставлять логосу – то есть разуму, способности мыслить. После этого мифы приобрели уничижительный оттенок и стали обозначать бесплодное и необоснованное утверждение, лишенное опоры на строгое доказательство или надёжное свидетельство. При этом исследователи задаются вопросом: почему до той поры мифы имели ключевое значение в жизни человека, а после – сдали свои позиции? Это был естественный ход истории и эволюции сознания либо это были чьи-то целенаправленные действия по дискредитации мифов в угоду некоей новой правды, находящейся в руках отдельных бенефициаров?
Этот вопрос весьма важен, поскольку миф на протяжении долгого времени был важным элементом человеческой культуры. Например, в первобытном обществе он представлял собой эквивалент науки и довольно цельную систему, в терминах которой воспринимался и описывался весь мир. Именно из мифологии, подчеркивают исследователи, берут свои корни искусство, литература, религия и даже политическая идеология. Зная об этом, разве можно утверждать, что миф – это чистая выдумка?
По мнению философов, даже если некоторые мифы являлись вымыслом, все равно их основой являлись наблюдения человеком за окружающим миром либо реальные события. Нередки случаи, когда людям было проще рассказать историю или донести важную мысль именно в форме мифа, поскольку он был популярен и легок для восприятия. Впоследствии это сыграло злую шутку: истина, облаченная в «одежды» мифа, была подвергнута сомнению и отброшена, как бесполезная вещь.
Таким образом, мы можем утверждать, что мифы соединяют в себе как рациональное, так и иррациональное, формируя тем самым наиболее полную картину миру. Пренебрежительное отношение к этому явлению часто связано с тем, что мифы воспринимают как выдумку, сказку или вовсе бред. Однако разве можно назвать бредовыми те чувства, которые вызывают эти истории? Разве не реальны удивление, гнев, смех или слезы, которые возникают под воздействием этих рассказов? Если бы мифы были полностью оторваны от жизни и являлись исключительно плодом фантазии, они не смогли бы вызывать эмоции.
Мифы и факты. Объясняем рационально древнегреческие мифы
Эллада не сразу стала блестящей классической цивилизацией ученых, философов и воинов, однако быстрее других прошла путь от магического сознания к рациональному мышлению. В Греции 2500 лет назад уже сосуществовали и мифы, и попытки их рационального объяснения. Как же древние греки преодолевали этот разрыв и как эволюционировали античные мифологические сюжеты в современной культуре?
Дедал и Икар: как важно быть умеренным
Сюжет мифа:
Миф гласит, что Дедал был выдающимся скульптором и зодчим древности. За преступление в родных Афинах его приговорили к смерти, и он бежал на Крит, к царю Миносу. Там Дедал создал множество произведений искусства и построил Лабиринт, в который заключили Минотавра.
В конце концов Дедал затосковал и захотел уехать с Крита, но Минос его не отпускал. Тогда умелец соорудил из перьев, скрепленных воском, большие крылья, которые можно было надеть на руки и полететь.
Дедал и его сын Икар надели крылья и улетели с Крита. Отец предупредил мальчика, что тот не должен подниматься слишком высоко, чтобы солнце не растопило воск. Но Икар, увлекшись полетом, забыл наставления отца, воск растопился, крылья разлетелись, мальчик упал в море и погиб.
Как объяснялся:
Дедал, родоначальник всех ремесел, для греков был реальной исторической фигурой, а вот полет на крыльях вызывал у них оправданные сомнения и считался неосуществимым чудом. В конце концов они пришли к выводу, что Дедал изобрел первый парус (кто-то ведь должен был его изобрести?), с помощью которого быстро и с комфортом убрался с острова.
Вот как античный географ и писатель Павсаний пытался объяснить этот миф в своем «Описании Эллады»:
«Когда он бежал из Крита, устроив себе и сыну своему Икару маленькие суда и приделав к ним, что до тех пор было неизвестно, паруса, то, пользуясь попутным ветром, он намного обогнал флот Миноса, шедший на веслах. Таким образом, сам Дедал спасся, а у Икара, который менее искусно управлял своим судном, оно у него, говорят, перевернулось. Икар утонул».
История о Дедале — прародитель всех современных историй о гениальном ученом, который не смог совладать со своими собственными изобретениями, о технологиях, вышедших из-под контроля (например, в «Терминаторе») и трагедии научного ума.
Миф об Икаре, который изначально был историей о том, что надо знать меру и не подниматься слишком высоко или опускаться слишком низко, в современной культуре стал романтической легендой о стремлении к невозможному (например, «Фауст» Гете или «Космическая одиссея» Кубрика).
Кадр из фильма «Космическая одиссея 2001 года»
Медея: берегись мести брошенной женщины
Сюжет мифа:
Медея была дочерью царя Колхиды и помогла Ясону добыть золотое руно. Ясон, покидая Колхиду, забрал полюбившую его Медею с собой. Долго прожили они вместе, но потом Ясон решил жениться на дочери коринфского царя. Медея в гневе, но притворяется, что смирилась, чтобы отомстить. Будучи могущественной колдуньей, она отправляет сопернице подарок: великолепное платье и головной убор. Не в силах устоять перед подарками, девушка их надевает. Внезапно наряд вспыхивает огнем, невеста гибнет, и отец ее вместе с ней.
Как объяснялся:
В античные времена люди уже были знакомы с нефтью и знали ее горючие свойства. Так появилось предположение, что Медея смазала свои подарки не таинственным колдовским зельем, а нефтью, и наряд царевны вспыхнул не сам по себе, а от попавшей на него искры. Ситуация правдоподобная, если помнить, что открытый огонь непрерывно окружал людей того времени, будь то алтарь, очаг, факел или треножник, освещавший жилище.
«Некоторые люди, стремясь примирить предание с истиной, весьма правдоподобно утверждают, что именно нефть была тем зельем, которым Медея смазала воспетые в трагедиях венок и пеплос», — пишет Плутарх, описывая путешествие Александра Македонского по Вавилонии и то, как местные жители поджигали нефть, чтобы развлечь царя.
Греки не испытывали к Медее сочувствия: чувства обманутой и страдающей от ревности женщины не трогали их, а, скорее, пугали, поскольку воспринимались как иррациональная, неуправляемая и разрушительная сила.
Причиной совершившихся бедствий древние видели не предательство Ясона, а дурной нрав колдуньи Медеи.
В современной культуре этот миф — прообраз всех историй о мести преданных женщин (вроде «Убить Билла» Тарантино или корейской трилогии о мести Пак Чхан-ука), где месть героини оправдана современной этикой взаимоотношения полов.
Кадр из фильма «Сочувствие госпоже Месть»
Троянская война: главный миф о войне
Сюжет мифа:
В классической версии мифа троянский царевич Парис при помощи благоволящей ему Афродиты похищает Елену Прекрасную, жену царя Менелая. Менелай и его старший брат, микенский царь Агамемнон, собирают со всей Греции войско, осаждают Трою и спустя 10 лет сжигают ее дотла. Парис и вся его семья убиты, Елена возвращается домой с мужем.
Как объяснялся:
В античной литературе существует множество интерпретаций этого мифа и не меньше попыток понять, что в сказаниях троянского цикла правда, а что — выдумка. Но самый, пожалуй, оригинальный взгляд на эту историю принадлежит оратору, философу и историку Диону Златоусту.
Дион последовательно и остроумно доказывал, что победа ахейцев — не более чем выдумка Гомера. Причем однажды сделал это в речи, произнесенной на месте исторической Трои (тогда уже это был небольшой городок).
Согласно Диону, родители Елены сами выдали ее за Париса, предпочтя богатого восточного царевича греческим женихам. Те обиделись и пошли на Трою войной. «Конечно, каждый был оскорблен за себя; за обиду одного лишь Менелая они бы и пальцем не шевельнули», — резонно замечает философ. Далее он доказывает, что войско ахейцев было немногочисленным, а война для них — абсолютно безуспешной.
Более того, от руки Гектора на самом деле гибнет главный ахейский герой Ахилл, а историю про то, что погиб якобы его друг Патрокл, надевший ахилловы доспехи, выдумал Гомер, чтобы грекам было не так обидно.
«Наконец, посмотрим, как вели себя греки и троянцы после войны. Греки отплывают из Трои наспех, в бурную пору года, не все вместе, а порознь: так бывает после поражений и раздоров. А что ждало их на родине? Агамемнон был убит, Диомед — изгнан, у Одиссея женихи разграбили все имущество, — так встречают не победителей, а побежденных.
Недаром Менелай на обратном пути столько мешкал в Египте, а Одиссей — по всем концам света: они просто боялись показаться дома после бесславного поражения.
А троянцы? Проходит совсем немного времени после мнимого падения Трои — и мы видим, что троянец Эней с друзьями завоевывает Италию, троянец Гелен — Эпир, троянец Антенор — Венетию (область на северо-востоке Италии, будущая Венеция. — Прим. авт.). Право же, они совсем не похожи на побежденных, а скорее на победителей», — заключает Дион Златоуст. Логично? Еще как!
Сюжеты, в которых военная верхушка и политики лгут о блестящих победах в то время, когда простые солдаты погибают ни за что, распространен в антивоенной литературе и кинематографе. Яркий пример — фильмы о вьетнамской войне, правда о бессмысленности которой и истинном количестве жертв открылась американцам только после Уотергейта.
Кадр из фильма «Апокалипсис сегодня»
Беллерофонт и Химера: покорение природы
Сюжет мифа:
Как объяснялся:
О том, как греки толковали историю Беллерофонта, мы узнаем у Плутарха: «Иные, пытаясь устранить сказочность этого предания, перетолковывают его так, что Беллерофонт не заклятием навел море на поля, а прорвал каменистую гряду, отделявшую море от низменной плодородной равнины… Говорят также, что так называемая Химера — это устремленный к солнцу утес, который летом вызывает вредоносное преломление солнечных лучей и тяжелые испарения, губящие посевы. Беллерофонт же понял причину бедствия и устранил его, обрубив гладкую поверхность утеса».
Миф о Беллерофонте не относится к числу популярных античных сюжетов, а имя этого героя ничего не скажет большинству современных людей. А вот слово «химера» стало нарицательным.
В Средние века химерами называли фантастических существ, объединявших в себе части тела разных животных; такие существа во множестве украшали стены храмов и страницы книг.
Современные биологи называют химерами организмы, состоящие из генетически разнородных тканей.
Минотавр
Сюжет мифа:
Еще один миф, связанный с Критом, гласит, что жена царя Миноса Пасифая воспылала страстью к быку и родила от него Минотавра — чудовище с телом человека и головой быка. Минос запер чудище в Лабиринте и раз в год скармливал ему семь юношей и семь девушек, которых критяне забирали из Афин в качестве дани.
Как объяснялся:
Историческое объяснение мифа относится к тому времени, когда минойский Крит был главной политической и культурной силой в Эгейском море. Поскольку неоперившиеся Афины (и, возможно, другие континентальные греческие города) были данниками Крита, можно предположить, что такая дань включала молодых мужчин и женщин, приносимых в жертву минойским богам. Эта церемония совершалась священником, замаскированным бычьей головой или маской, что объясняет образ Минотавра.
Убийство Минотавра афинянином Тесеем в этом случае указывает на освобождение Афин от колониальной зависимости.
Как только континентальная Греция стала свободна от господства Крита, миф о Минотавре нужен был, чтобы дистанцировать формирующееся религиозное сознание эллинов от древних минойских верований.
Образ минотавра особенно вдохновлял модернистов первой половины прошлого века, в частности Пабло Пикассо. Но они видели в нем отображение не древней истории, а мрачных фрейдистских фантазий о сексуальном влечении и смерти.
Попытки интерпретировать античные мифы продолжают и современные авторы, причем не только в научной, но и в художественной литературе. Хороший пример такой работы — произведения английской писательницы Мэри Рено. В романе «Царь должен умереть» (1958) она описывает молодость Тесея. Наследник афинского царя отправляется на Крит с группой своих ровесников — вот только предназначается эта «дань» не чудовищу с головой быка, а настоящему быку.
Юношей и девушек селят в царском дворце, огромном и со множеством ходов, в которых легко потеряться, как в Лабиринте. Там их тренируют для «танцев с быком». Это любимое развлечение критян: группа атлетов перепрыгивает через быка, а разъяренное животное пытается насадить прыгунов на рога.
Благодаря археологическим находкам, в частности фрескам из Кносского дворца, мы знаем, что традиция прыгать через быка действительно существовала, хотя и неясно, было ли это религиозным ритуалом или просто развлечением.
Родоначальник хорроров и слэшеров о чудовищах, миф о Минотавре можно при желании найти даже в Кубриковском «Сиянии» с его погонями по снежному лабиринту и коридорам отеля-дворца
«Амур — Финист и Марьюшка — Психея»
Миф о любви Эрота (Амура) и Психеи гласит, что Психея была младшей из трех дочерей царя и столь прекрасной, что люди поклонялись ей, как Афродите (Венере). Богиня, узнав об этом, разгневалась и решила наказать девицу: приказала своему сыну Амуру, насылающему любовь стрелами, сделать так, чтобы Психея влюбилась в самого убогого мужчину на свете. Однако Амур сам влюбился в Психею, похитил ее и поселил в роскошном дворце. Влюбленный бог являлся к девушке исключительно по ночам и предупредил ее, что, если она попытается посмотреть на него при свете, он ее навсегда покинет.
Между тем сестры Психеи, прознав о ее счастье, позавидовали и подговорили простодушную девушку подсмотреть, как выглядит ее муж. А тот, как и обещал, немедленно от нее сбежал. После этого Психея пускается в дальнюю дорогу и после многих испытаний все-таки находит Амура и возвращает себе его расположение.
Сюжет, в котором девушка из-за козней злых сестер лишается волшебного супруга и возвращает его, преодолев множество испытаний, повторяется в сказках самых разных народов: итальянских, испанских, норвежских, греческих, мексиканских. Есть такая сказка и в русском фольклоре — «Финист — Ясный сокол».
«Добрый молодец» является к Марьюшке в виде сокола (тоже крылатый!), который покидает ее из-за козней двух старших сестер. Как и Психея, Марьюшка отправляется в далекий путь, так же работает служанкой и побеждает могущественную соперницу (правда, в русской сказке это царица, влюбленная в Финиста, а в античном мифе — свекровь-богиня). Еще одна маленькая деталь: в обеих историях девушка случайно обжигает голое плечо своего возлюбленного; Психея маслом из лампы, а Марьюшка — горячей слезой.